Женское доминирование

Майя

Майя – молодая женщина тридцати двух лет, сидела в глубоком кожаном кресле напротив массивного дубового стола. Её строгий, идеально сидящий брючный костюм тёмно-синего, почти чёрного цвета подчёркивал красивую фигуру. Ни грамма косметики на лице, ни разу не крашены химической краской русые волосы. Ничего искусственного, только отличный, неяркий маникюр на аккуратно сложенных руках.

Внешне она излучала полную собранность. Но внутри всё было иначе.

Ее длинные изящные пальцы , неосознанно переплетались и снова расплетались на сжатых коленях. Неглубокое дыхание чуть приподнимало строгий лацкан пиджака. Взгляд скользил по стенам, уставленным дипломами и книгами, по невероятно аккуратному столу босса, по тяжелым шторам на окне. Лишь бы не застывать взглядом на двери или часах… Не хватало выдержки, если честно, раз за разом светло-карие глаза возвращались к массивным дверям кабинета.

Сбежать. Устала дико сидеть здесь.

Каждая минута тянулась невыносимо долго. Она ловила обрывки звуков, доносившихся из-за приоткрытой двери. И чувствовала себя скованной, пленённой кобылкой, которой хотелось вырваться через преграды на свободу и скакать… скакать в полёте и силе своего тела.

Чтобы отвлечься, Майя мысленно перебирала пункты предстоящего разговора, репетировала фразы. Но босс заставлял ждать. Это такая форма абьюза.

Мать его.

Ожидание в этом кабинете, наполненном символами его власти, казалось особенно тягостным. Она чувствовала себя одновременно приглашённой и незваной гостьей на этой территории, где время текло по его правилам. И всё, что ей оставалось – это сидеть в этом удобном, но чужом кресле, сохраняя видимость полного контроля, в то время как внутри всё сжималось от нетерпения и тихой, но нарастающей нервозности.

Сам Кир Максимович, мужчина далеко за сорок, развалился в своём кресле-троне. На его лице, изрезанном морщинами усталости и раздражения, застыло выражение глубокой сосредоточенности. Вокруг него витал ореол не просто начальника, а хозяина, чьё слово – закон, а гнев страшен. Его боялись. Все. Даже его младший брат Виктор Максимович.

И этот страх почти осязаемо витал в воздухе кабинета.

Майя старалась дышать ровно. Она ждала. Уже больше двадцати минут.

Кир Максимович не просто игнорировал ее присутствие. Он был погружен в свой смартфон. Экран ярко светился в полумраке кабинета. На его лице, обычно хмуром и недовольном, мелькали странные тени – то ли усмешка, то ли заинтересованность, то ли усталое раздражение.

Ему было явно не до работницы.

В этот момент Майя была не просто не важна. Она была невидима. Пусть сидит. Пусть ждёт. Его мир сейчас в экране смартфона и таинственной переписке. Дела компании, проекты, люди – всё это было фоном, шумом, мешающим его личному, мутному и, судя по выражению его лица, не самому приятному общению.

Каждый его тихий хмык или вздох заставляли Майю внутренне вздрагивать. Её волнение начало окрашиваться в новые тона: унижение и горечь. Она пришла по делу, важному для отдела, для компании. А он... Он тратил время на… Кого-то.

Тогда она тоже обратила внимание на свой смартфон.

— «Майя, есть работа. Дорого», — пришло сообщение от давней знакомой.

— «Я подумаю», — быстро набрали пальцы.

— «До восьми вечера».

— «Поняла».

Она опять посмотрела на босса. Его усталость и злость, которые он вымещал на всех, теперь были направлены не на неё.

Кир Максимович смотрел пристально, и она быстро убрала телефон, выпрямилась.

Босс выглядел не просто уставшим – глубокие складки у рта, тёмные круги под глазами, жёсткий взгляд. Он выглядел измождённым и в то же время раздражённо зацикленным на этой переписке. Ему уже никто не отвечал, он перечитывал, что уже было в чате.

Майя поняла: ждать можно бесконечно. Ожидание стало не просто мучительным , оно стало унизительным.
Она набрала в лёгкие воздуха. Весь её безупречный вид, вся собранность пошли прахом под тяжестью несправедливости. Она больше не могла ждать.

— Кир Максимович, — её голос прозвучал чуть громче, чем она планировала, но чётко, — я хотела доложить о ситуации с проектом аквапарка. Моя концепция... её присвоил Игорь Семенович. Сосед по столу. Он скопировал мои чертежи и расчёты, пока я была в командировке. А потом целый проект слил с моего компа…

В кабинете повисла густая, звенящая тишина. Кир Максимович медленно, словно сквозь сон, поднял глаза от экрана смартфона. В них не было ни удивления, ни интереса, только тяжёлая, усталая скука и раздражение от того, что его отвлекли от переписки.

— Доказательства? — проскрипел он односложно. Его голос был низким и хриплым, как звук удара камня о гравий.

Майя внутренне сжалась.

— Черновики у меня дома, записи в рабочем блокноте, пометки в электронном документе от моего пользователя... Я могу предоставить!

Кир Максимович махнул рукой – коротким, резким движением, словно отгоняя назойливую муху.

— Нет доказательств. В вашем отделе камера только на входе, — безапелляционно отрезал он. — Слово против слова. И Семенович уже подал проект как свой. Что я могу сделать?

Майя замерла. В её голове пронеслись все аргументы, все несправедливости... Но она видела: его это не волновало. Абсолютно. Его мир был там, в телефоне.

— Но... Кир Максимович... Это же... — начала она, чувствуя, как к горлу подступает комок.

— Всё, — перебил он её, не глядя. Тон был ровным, окончательным. — Идите. У меня дела.

Он даже не взглянул на неё. Всё его внимание было сосредоточено на наборе очередного сообщения. Майя встала, машинально поправляя пиджак. Ноги подкашивались.

— И помолчите об этом, — бросил он ей вслед, не отрываясь от экрана. А то Виктор Максимович давно просит оптимизировать штат. Вы должны быть благодарны за то, что я не увольняю вас за пустые обвинения в адрес коллег. Идите.

Слова «должны быть благодарны» повисли в воздухе, жгучие и унизительные. Они означали: «Ты никто. Твои проблемы – это твои проблемы. Молчи и радуйся, что я терплю твоё присутствие здесь».

Майя повернулась и пошла к двери. Внутри нее горели унижение и бессильная ярость. Она вышла в коридор, плотно прикрыв за собой тяжелую дверь. Секунду постояла, прислонившись спиной к холодной стене, чувствуя, как под безупречным синим костюмом по всему телу пробегает холодная дрожь.

— Благодарна, — прошептала она для себя с горькой усмешкой.

За что? За то, что её ограбили, а грабителя покрыли? За то, что её выгнали, как назойливую собаку? В глазах стояли предательские слёзы гнева и обиды, но она их сдерживала. Слёзы были непозволительной роскошью в мире Кира Максимовича.

— «Я согласна», — отправила она своей знакомой.

****

Ключ скрипнул в замке, и Майя вошла не в дом, а в крепость. Небольшая квартирка, доставшаяся ей после смерти матери, дышала бедностью, но в ней было тепло. Стены с дешевыми обоями, выбрали именно светлые, потолок в уродской полистирольной плитке. Мебель частично ещё бабушкина.

Но здесь царил порядок, почти навязчивая чистота – барьер против мрака и хаоса внешнего мира.

В узком проходе между кухней и комнатой стояла инвалидная коляска. В ней сидела Катя, сводная сестра Майи. Хрупкая, как птичка, с большими, слишком взрослыми глазами на бледном лице. Ей было двадцать, но тяжёлый сколиоз, сковывающий тело и требующий постоянной помощи, сделал её в глазах окружающих вечным ребёнком.

Сестра улыбнулась, и эта улыбка осветила убогую жизнь самой Майи ярче любой люстры.

Майя родилась у родителей, которым было по четырнадцать лет. Она их и не знала. Как ненужное домашнее животное прожила долгое время. Такой долго и являлась, пока бабушка не запаниковала. Мама развелась с отцом, занялась образованием и работала. Бабушка вывела на должный уровень к восьми годам внучку, и Майя пошла в школу с большим опозданием.

Катя – сводная сестра от второго брака холодной матери. Но отчим для Майи, и мачеха для Кати оформили документы, удочерив девочек. Они мечтали ещё о совместном ребенке, но рано ушли.

Туда и дорога!

Две девушки, не связанные кровными узами, но брошенные в один котёл родительского равнодушия и вечной нехватки денег, нашли друг друга. В пустоте квартиры, где никто не замечал их слёз или радостей, они стали сёстрами не по документам, а по духу. Майя, которая была старше Кати, стала для неё всем: матерью, сестрой, защитницей.

— Как дела, Май? — спросила Катя тихим, но звонким голосом. — С боссом... поговорила? Я приготовила макароны классные! Мне же гуманитарную принесли.

Майя сбросила туфли, словно сбрасывая оковы. Безупречный деловой костюм теперь казался чужим, нелепым в этой обстановке. Она переоделась в своей маленькой комнате, надела старый мягкий халат.

Она не стала врать Кате. Никогда не врала. Рассказала все: украденный проект, босс, погруженный в переписку с кем-то, его равнодушие, слова «нет доказательств» и горькая «благодарность» за то, что ее не уволили. Говорила, глядя в стену, боясь увидеть боль в глазах сестры.

Катя молчала. Потом протянула тонкую руку. Майя подошла и опустилась на корточки рядом с коляской. Нежные пальцы Кати коснулись её волос и погладили их. Это был жест бесконечной нежности и поддержки, которому Катя научилась у Майи много лет назад.

— Сволочь, — тихо, но твёрдо сказала Катя.

И про босса, и про соседа.

В её глазах горел огонёк праведного гнева, редкий и сильный.

Ну, да. И так всю жизнь. Вся проклятая жизнь сочеталась из этих уродливых кусков, где её унижали и втаптывали в грязь.

Но Майя разговаривала с сестрой легко и даже улыбалась, ела чудесные макароны, думала о боссе. О его усталом, злом лице, о свете смартфона в его руках, важнее которого ничего не было.

Столько работала... Это же несправедливо!

Катя продолжала гладить её по волосам:

— Знаю, Май. Знаю. Ты сильная. Сильнее его. Сильнее их всех!

Нахлынули воспоминания: холодные взгляды матери, равнодушие отчима, пустые комнаты, где девочки часами сидели, прижавшись друг к другу. Единственные островки тепла в ледяном море семьи. Они выжили. Выжили вместе. Никогда не жалела, что мать умерла и отчим следом за ней. Ненавидела вначале, но стала глубоко равнодушной к концу жизни этих чужих людей.

Единственное, за что и была благодарна – за Катю.

Они были друг для друга всем: семьёй, домом, смыслом.

Майя вытерла слезы тыльной стороной ладони. Унижение на работе никуда не делось. Гнев тоже. Но здесь, глядя в ясные, любящие глаза сестры, чувствуя ее тонкую руку в своих волосах, ярость понемногу уступала место другому чувству – ответственности.

Майя не могла сломаться. Не могла!

Обязанность выстоять. Ради них обеих. Их союз, зародившийся в пустоте холодной семьи, был её единственной и самой прочной опорой. И никто, никакой босс, не мог отнять у неё эту опору. Она сжала кулаки под столом, глядя на таблетки Кати, а потом разжала их и взялась за чашку.

Операция... Это слово висело между ними месяцами. Сложная коррекция позвоночника, шанс на немного больше свободы, меньше боли. Шанс, на который они копили, и так надеялись на премию.

— Премии не будет, — повторила Майя, глядя не на сестру, а на трещину в кафельной плитке над плитой. Голос был ровным, слишком ровным, словно вырезанным изо льда. — Я найду деньги в другом месте. Увы.

— Май, нет!

— Да. И я хочу. Сама.

Катя знала, сколько сил Майя вложила в этот проклятый проект. А всё было напрасно. И она знала, чего время от времени хотела сестра. И хихикала и грустно вздыхала.

Майя встала. Движения её были резкими, отрывистыми. Она подошла к маленькому зеркалу в прихожей, криво висевшему над тумбой. В отражении она увидела лицо, на котором застыла смесь ярости, отчаяния и какой-то железной решимости. Она достала из сумки кошелёк, открыла его. Там лежало несколько купюр – явно недостаточно для чего-то серьёзного, да и на карточке голяк. И... одна странная визитка. Гладкий чёрный картон без имени, только адрес: «Клуб «Пантера».

— Это опасно! Не ходи! Мы как-нибудь... подождём! Я не хочу, чтобы ты...

Майя обернулась. Теперь в её глазах не было отчаяния. В них горел холодный, каменный огонь. Тот самый, что помогал ей выживать в родительском доме, терпеть унижения и бороться за каждую крошку для себя и Кати.

— Операция нужна сейчас, Кать, — сказала она тихо, но так, что эти слова прозвучали как приговор. — Ты слишком долго терпела. Я не позволю, чтобы это продолжалось. Итак дерьмо день, включи музыку, только негромко, чтобы соседи не слышали.

Заиграла приятная для них музыка. Катя включила гирлянду. Так было веселее.

— Торт куплю.

— Со сливками, Май!

— С голубикой тебе понравился?

— Да, вообще объеденье!

Майя прошла в свою крошечную комнату, отделённую шифоньером от основного помещения, а вышла через несколько минут. На ней было единственное её вечернее платье – простое, чёрное, без изысков, но сидевшее безупречно. Туфли на каблуках, которые она надевала раз в год, если повезёт. Лицо было бледным, но бесстрастным. Губы сжаты в тонкую линию.

Волосы решила убрать в строгий хвост. Подмышки идеальные, а вот ножки и между ними не то чтобы запущены, скорее с пушком приятным. Это её право. В таком образе Майя делала, что хотела.

Она подошла к Кате, наклонилась и нежно, вопреки всей суровости своего вида, поцеловала её в лоб.

— Не жди меня поздно. Ложись спать. Прими таблетки, — сказала она ровным тоном, как будто просто уходила в магазин. — И не бойся. Я всегда возвращаюсь.

Она взяла старую кожаную куртку. Ни грамма косметики. И пусть хоть кто-то попрекнёт!

Госпоже никто не вправе указывать.

А она идеальная Госпожа. Не за деньги, идейная. Это внутри. Врач говорил: не стоило злоупотреблять. Ну, так она и не злоупотребляла. Сейчас быстро на операцию накопит и обратно к проектам.

Кир

Тяжёлая, глухая усталость сдавливала виски Кира Максимовича. Он сидел в своём кабинете, погружённый в искусственный полумрак, но расслабиться было невозможно. Мысли метались, как осы в стеклянной банке: отчёты, проблемы, Семенович с украденным проектом (его это раздражало своей мелочностью, а не несправедливостью) и вездесущая, гнетущая пустота. Даже власть, даже страх, который он читал в глазах подчинённых, не придавали уверенности, ни к чему не мотивировали и не заполняли эту внутреннюю пропасть.

Он был похож на высокий, тощий, измождённый маяк, посылающий в ночь лишь сигналы гнева и холода, а сам остающийся пустым и тёмным внутри.

Рюмка коньяка стояла на столе нетронутой. Алкоголь не помогал. Спорт казался бессмысленной тратой и без того иссякающих сил. Женщины... Три брака и куча любовниц оставили после себя пепел и разочарование.

Именно в этот момент написала ему уже не Администратор, а его Госпожа….

Высокий худощавый, но не тощий. В молодости, видимо, был очень статным, даже атлетом. Сейчас худоба скорее аскетичная, подчеркнутая. Кир держался прямо, с остатками былой выправки, но в движениях чувствовалась тяжелая усталость, будто кости налиты свинцом.

Узкое, с резкими чертами аристократичное лицо. Серые, холодные, как лёд на болоте глаза, а взгляд пронзительный, оценивающий, пугающий подчинённых. Но если присмотреться, в глубине – пустота и усталость, граничащие с апатией. Тёмные круги под глазами от бессонницы и переутомления. Волосы седеющие, но густые, коротко стриженные, часто небрежно взъерошенные, как будто он в ярости провёл по ним рукой.

И всегда! Всегда дорогая, безупречно сшитая одежда. Костюмы-тройки, белые рубашки с золотыми запонками. Это его фирма и его партнёры.

Злоба его не вспыльчивая, а хроническая. Злоба как фон, как защитный панцирь. Резкие замечания, ледяные взгляды, среди близких – сарказм. Подчинённые боялись не его крика хотя и он бывал, а этой леденящей, разъедающей злобы, которая казалась бесконечной.

Три брака не просто неудачные — разрушительные. Каждый оставил шрам. Первый, наверное, был молодым и страстным и закончился изменой, Кир чувствовал себя преданным. Второй брак по расчёту, выхолощенный и холодный, в котором оба быстро поняли, что ошиблись. Третий – попытка начать всё заново, может быть, даже с надеждой, но он рухнул под тяжестью его характера, его работы, его неумения быть близким.

Теперь он считал брак атавизмом, ловушкой для дураков. Сын давно не жил в стране, уехал к матери. Ребёнок от первого брака… Далёкий.

Его одиночество – это не отсутствие людей вокруг: секретаря, подчинённых, деловых партнёров, таинственной Госпожи в телефоне. Это внутренняя пустыня. Он окружён людьми, но абсолютно одинок. Никто не знал его настоящего, не видел усталости за маской злого босса. Его страх и боль давно превратились в цинизм и агрессию.

Госпожа в телефоне – возможно, единственный луч света в этом мраке, даже если это обман или опасная связь. Это хоть какая-то иллюзия близости, внимания, значимости его как человека, а не как должности. Он цеплялся за это… Там он будет подчинённым, отключит мозг, он будет просто повиноваться и почувствует пусть на время, но беспечность.
Его легко бояться. Пожалеть сложно.

Понять почти невозможно!

Он сам загнал себя в ловушку, где единственной реальностью остались работа и власть… А так хотелось…

Несмотря на всё своё влияние и жёсткость, не мог расслабиться. И неспособность расслабиться вкупе с одиночеством толкнуло его на рискованные поступки.

Витя – младший брат. Работал на него. Вдруг небрежно, как бы, между прочим, бросил:

— Кир, тебе нужно расслабиться. Найди себе какое-нибудь развлечение. Знаешь, есть места, где понимают таких, как мы. Усталых волков. Вот, держи адрес одного клуба. "Пантера". Не реклама, просто попробуй. Там умеют снимать напряжение. Пикантно.

Брат усмехнулся, и Киру стало противно. Но адрес он записал. Автоматически. Привычка.

Позже, в тишине кабинета, когда пустота снова начала давить на него, он дико стеснялся, чувствуя себя мальчишкой лет двадцати, когда переписывался с будущей любовницей.

Он дал согласие, и Администрация вывела его ближе к вечеру на переписку с его личной Госпожой.

Специалист. Госпожа работала со сложными случаями, с теми, кому трудно отпустить контроль. Она может помочь. Но ее сеансы требуют абсолютной готовности клиента.

Ни капли спиртного! Полный отчёт своим действиям.

Киру стало неловко и в то же время... что-то защемило у него внутри. Он чувствовал себя обнажённым. Но пустота кричала громче стыда.

«Да», — написал он Госпоже. — «Я заинтересован. Сегодня. Буду.

Не прерывал переписку с ней даже в машине.

Общение было странным. Она не спрашивала о работе, деньгах, статусе. Она задавала вопросы о его состоянии. О том, что он чувствует прямо сейчас. О том, что мешает ему дышать полной грудью. Ее сообщения были лаконичными, иногда резкими, но в них не было лести или подобострастия. Была... власть. Другая. Не та, к которой он привык. Власть, которая обещала не подчинение, а... Освобождение! Или, наоборот, полное погружение во тьму, чтобы потом вынырнуть и вдохнуть воздух полной грудью.

О-о! Да! Он хотел этого!

Кир читал её слова, и его ледяное сердце сжималось от страха и странного, запретного возбуждения. Он представлял её: не красавицу, а женщину с невидимым стальным стержнем внутри, со взглядом, который видит насквозь. Которая не боится его гнева, его положения, его прошлого. Которая требует от него не денег, а отдачи. Полной и безоговорочной.

Он хотел этой сессии!

Жаждал её с отчаянием утопающего. Это была не похоть. Это была попытка вырваться из собственного ада. Шанс, пусть иллюзорный, перестать быть Киром Максимовичем хотя бы на час. Стать просто человеком, которого ведут в неизвестность, снимая с него груз решений, ответственности, разочарований и злости. Отдаться во власть той, кто, возможно, знает выход из лабиринта его одиночества.

Страх смешивался с навязчивым желанием расслабиться. Хотя бы раз. Просто... исчезнуть.

Тайный вход, никаких столкновений с другими клиентами. Мрак, ресепшен… Как туман. Он отсчитывал время до возможного освобождения. Или до новой пропасти. Он не знал. И в этой неизвестности, впервые за долгие годы, было что-то помимо тяжёлой, мёртвой усталости.

Была дрожь!

Ого… А казалось, его ничем не удивить.

Клуб

Воздух густой, пропитанный ароматом кожи, масел и пота. Стены – сплошные зеркала, множащие отражения до бесконечности, растворяя границы реальности. В центре комнаты, на коленях на жестком ковре цвета запекшейся крови – Кир Максимович.

Но это не босс строительной империи. Это Раб.

Он в черных шёлковых шортах, подчёркивающих его худощавость, почти хрупкость. Руки заведены за спину, скованы мягкими, но невыносимо унизительными кожаными манжетами. Шелковая повязка не скрывала его глаза.

Ей ли не знать, насколько мужчине важна визуализация происходящего.

Маска на ней.

Его мощная шея напряжена, по ключицам стекали капли пота. Дыхание прерывистое, глухое. Происходящее: власть, контроль, подавление сводились к этому – ожидание.

Ожидание прикосновения, приказа, боли. Жажда освобождения через подчинение.

Она прекрасна!

От идеальной фигуры, от чувственных губ, до завитков на лобке. Эти мужчины не видели волос между ног женщины много лет. И мало кто знал, что это заводило не меньше, чем нагота.

Гибкий хлыст, очередной стон. Твёрдой палкой она помогла Рабу снять шорты. Сейчас будет самое сладкое. Он согласился на обмотку члена. Видимо не слышал или подозревал только. Госпожа обещала полный контроль и опыт.

Дёрнула за ошейник и потащила Раба к мягкой части стены между зеркалами, чтобы приковать. Можно было заставить его двигаться с привязанным к ноге органом, или примотать вибратор, но она от этой сессии возбудилась. Это было слишком остро, а так как она не то, чтобы зарабатывала, а сама расслаблялась, то желание Раба имело место быть, но могло в её случае пойти не по плану. За это её и ценили, за это просили ещё и ещё. Правда… Давно уже не хотелось секса.

Обвязала член в эрекции специальными кольцами. В этот момент мужчина обалдевал от скованности и напряжения. И космический его ждал оргазм. Он такое никогда не забудет. Единственное – были риски.

На пережатый член она насела и блаженно простонала, прижав к оголённой груди его влажный, открытый рот.

— Соси! — приказала Госпожа, и Раб нежно посасывая сосок, умудрялся стонать хрипло.

А потом он просто зарыдал. Потому что никогда такого не испытывал. Замедлен кровоток, усилилась эрекция, прикосновения влагалища казались более яркими и мощными. И кульминация наступила с такой интенсивностью, что от удовольствия Раб перестал дышать, он в этот момент взрывался от кайфа, и кричал, освобождаясь. Госпожа знала, от чего он освобождался.

Смесь возбуждения, эмоционального подъёма. Она кончила вместе с ним, простонав в его ухо.

Давно такого не было…

Отлично, справились вовремя. Это её ответственность, её подчинённый. Техника считалась опасной, желания навредить Рабу не было, мстить тем более. И не потому что боялась наказания. А потому что ей было хорошо.

Она быстро освободила член от колец. Неопытно если подойти к вопросу, можно оставить раба без причиндала, но всё хорошо прошло.

Кир не мог отдышаться, ловил ртом воздух и в его глазах, зрачок чёрный стал большим, будто Раб был под наркотиком. Но это действительно гормон удовольствия так повлиял.

— Заплачу тебе, сколько скажешь.

Это он на радостях, потому что боялся потерять. Он платил Администратору. Клуб хорош тем, что клиент может оставить чаевые своей Госпоже или Рабыне.

— Клянись, — прошептала она.

Он устало усмехнулся, блаженно выдохнул, поникнув седой макушкой. А потом вскинул взгляд, облизнул губы.

Сейчас он выглядел лет на сорок не больше.

Она стояла над ним, изящно склонилась, выставляя попу, показывая нежные изгибы своего тела. Клиент видел её отражение в зеркалах, вид сзади был не менее шикарным, чем спереди.

— Клянусь, — усмехнулся он, продолжая быть скованным.

— Сессия окончена, — Госпожа погладила его и расстегнула наручники.

Не задерживаясь, Госпожа сняла с лица маску.

Его закаменевшее лицо почти ничего не выражало. Его глаза , и так округлённые от происходящего, вдруг начали светлеть.

— Две премии, — прошептала Майя. — Эту сумму хочу.

Она подняла свою плётку, и с кольцами для оплетания члена, на своих длинных пальцах, пошла в комнату Госпожи, виляя сочной попкой.

— Майя! — на весь зал, и казалось зеркала затряслись, настолько сильный у него голос.

Удивительно, что он знал её имя. А ведь она считала, что всего лишь безликая тень в списке его подчинённых – ни имени, ни фамилии, ни значимости.

Майя не ответила, но остановилась, глядя на него в отражение зеркала, у двери, что вела в гардеробную для сотрудниц скрытого заведения.

— Поужинай со мной. Приглашаю в кафе, — прикрывая член, выдавил Кир.

— Всё происходящее здесь, останется в тайне. Это важное условие договора! Вы можете не волноваться. Я так же, как и вы, немного поражена встрече. Условия мне ставить не стоит.

— Я не для этого.

— Ну, тогда я подумаю, — с едкой издёвкой кинула она, как только что хлыстом стегала, оставляя на его бледной коже красные следы.

И скрылась за дверью.

Саму трясло.

Через десять минут, когда она вышла из душевой, среди столиков, занятых другими девушками, обычно намного младше её самой, она замерла, глядя на сообщение, что прислал Кир. Он ждал на выходе, обещал ужин и ненапряжённый разговор.

Есть хотелось страшно. А если он собирался навредить ей, то уж точно от такого не скрыться, тем более с Катей в коляске.

Привет, реальность. В ней Майя опять нижняя и сабмиссив.

Кафе

Встреча после клуба и сессии была натянутой, как струна перед разрывом. Поздно вечером они сидели в дорогом, почти пустом кафе, куда Кир привёз её почти машинально, избегая своих обычных мест посещения. Ещё в машине между ними повисло не просто молчание, а целая вселенная невысказанного шока, стыда и абсурда.

Его лицо было пепельно-серым, в глазах не страх, а глубокая растерянность и остатки какой-то смиренной благодарности, смешанной с ужасом от того, кем оказалась его Госпожа. Он молча помешивал эспрессо, не глядя на Майю. Его пальцы слегка дрожали.
А она сидела с неестественно прямой спиной, как и в его кабинете, но теперь в скромном чёрном платье, а не в костюме. На её лице застыло спокойствие, но в глазах бушевал ураган: шок от встречи с ним в таком месте.

Майя держала чашку капучино обеими руками, словно пытаясь согреться. Кофе остывал.

Молчание стало невыносимым. Оно кричало громче слов. Кир откашлялся, не отрывая взгляда от чашки.

— Кофе... холодный, — пробормотал он. Голос был лишён привычной хрипловатой твёрдости, звучал глухо и неуверенно. — Может... поужинаем? Здесь... или в другом месте?

Это было не предложение начальника подчинённой. Это была попытка протянуть нить человеческого контакта в условиях полного краха их прежних ролей. Почти извинение. Почти мольба о нормальной жизни.

Майя медленно подняла глаза. Она увидела не того тирана, который выгнал её из кабинета, а сломленного, уставшего мужчину, который только что добровольно отказался от всякой власти у её ног. И в этом был страшный дисбаланс. Она кивнула. Кратко, без улыбки.

— Да. Здесь. Я с удовольствием поужинаю.

Её голос был ровным, но чужим. Не Госпожи, не робкой подчинённой. Какой-то новой, уязвимой и сильной одновременно.

Кир даже обрадовался этому и взял меню.

Они сделали заказ на хороший, плотный ужин. Еда была роскошной.

Он смотрел на Майю. Взгляд был прямым, без привычной ледяной маски, но и без тепла. Просто констатация факта, который он принял.

— Проект... аквапарк. — Он произнёс это слово как проклятие. — Вернуть его тебе нельзя. Сметы, договоры... всё уже оформлено на Семеновича. Юридически теперь это его проект.

Кир сделал паузу, ожидая взрыва. Его пальцы под столом сжались в кулак.

Майя поджала губы. Молча кивнула, готовая встать и уйти.

— Но, — быстро продолжил Кир, заметив её движение. — Есть другая должность. Направление «Экстрим-туризм». Новое. Отдельное. Зарплата... — он назвал сумму, которая удивила бы даже его заместителей, — ...хорошая. Очень. И премии... будут. Реальные.

Кир замолчал. Это было больше, чем просто компенсация. Это было признание несправедливости, её силы, как профессионала и как... той, кем она была в клубе. Он не мог вернуть украденное, но мог дать шанс на что-то новое, большее.

— Я хочу, чтобы ты была рядом.

— Почему? — тихо спросила Майя.

Он отвёл взгляд и снова посмотрел на остывший кофе. Мышцы на лице напряглись.
Он не сказал: «чтобы ты молчала», но это повисло в воздухе. Наряду с другим, более сложным чувством возможно, зарождающимся.

Майя смотрела на него: на его седеющие виски, на усталые морщины вокруг глаз, на сжатые кулаки. Она вспомнила его в клубе: не босса, а сломленного человека, ищущего хоть какого-то освобождения.

Теперь он предлагал не подачку, а возможность подняться. Ради Кати, ради себя... Могла ли она отказаться?

В её глазах всё ещё бушевала буря, но решение было принято.

Она воспользовалась этим шансом. Дверь в новую реальность, как ни абсурдно, открылась не в его кабинете, а в пикантном клубе и в этом тихом кафе после него. Правила игры изменились. Теперь они слишком хорошо знали друг друга, чтобы играть прежние роли. Что будет дальше неизвестно, но ужин продолжался.

Молчание сменилось тихим, осторожным разговором о возможностях, рисках и бюджетах. Как ни странно, но о клубе не вспоминали. Говорили о детстве, о пристрастиях. Говорили, говорили…

Он взял отпуск, чтобы говорить с ней. Много! Он не мог ею насытиться. А она позволяла ему быть рядом.

Продолжение…

Дождь стучал по подоконнику маленькой, но теперь светлой комнаты. Не того подоконника, что был в старой квартире с жёлтыми потолками. Здесь пахло свежей краской и лекарственными травами. Катя лежала на новой ортопедической кровати, а не в коляске.

— Смотри, Май, — Катя осторожно подняла руку, указывая на проектор звёздного неба, светивший на потолок. — Как будто мы в горах! Там, куда ходят твои туристы!

— Мои, — посмеялась Майя.

Операция осталась позади. Реабилитация давалась тяжело, но её Катя-птичка, боролась с упорством. И свет в её глазах горел ярче любой звезды на потолке.

«Экстрим-туризм» из наброска на салфетке в том кафе превратился в реальный, динамично развивающийся отдел.

Майя не просила – руководила. Её команда (отобранная лично, без Семеновичей) боготворила её за чёткость, справедливость.

Зарплата позволяла жить свободно – покупать Кате не только лекарства, но и книги, новый ноутбук для дистанционного обучения.

Новая квартира, золотое кольцо у Майи на безымянном пальце. Свадьбу не играли, расписались очень тихо. Витя – брат Кира был категорически против. Он даже угрожал Майе. Возможно, стоило рассказать это Киру, но она берегла его. Потому что сильно любила.

Виктор стал её тенью. Он видел в Майе угрозу – не мать будущего наследника, а проститутку, укравшую брата у «семьи».

Его звонки стали настоящим кошмаром. Голос шипел в трубке, как ядовитая змея:

«Рекомендую быть осторожной. Очень осторожной».

Угрозы были непрямыми, но предельно ясными.

— Киру скажи, что этот Витька тебе угрожает.

— Ладно.

— Нет, скажи! Он опасный, он и убить может.

— Уже ничего не сделает, — Майя улыбнулась. — Я беременна.

Катя смеялась и кричала от радости. Майя смотрела в окно. Дождь стихал.

Тихая, спокойная, позволяющая боссу собой управлять на работе, доминант в постели. Они не злоупотребляли откровенным садомазохизмом. Но раз в год снимали в клубе «Пантера» зал для своей сессии.
Когда Кир узнал о беременности, всё изменилось. Этот мужчина для своей Госпожи мог свернуть горы и обеспечить ей защиту. Ей и их сыну. И даже Кате, она же близкая и такая дорогая.

— Скоро ты сама сможешь поехать в горы, — тихо сказала Майя, беря сестру за руку. Рука была по-прежнему тонкой, но уже не такой хрупкой. — Я организую самый безопасный и красивый маршрут. Только для тебя.

Катя крепко сжала её пальцы. Никаких слов благодарности. Они были лишними между ними. Они были просто сёстрами.

О героине можно прочитать в большом романе "Форма защиты" https://author.today/work/479606