Жерло

Делай, что должно, и будь что будет

(Марк Аврелий)

Глава 1

В темном сыром и душном трюме было людно, но не слишком шумно. К оголенной щиколотке Старха, принюхиваясь, медленно подкрадывалась не очень большая, но уже осторожная крыса. Он смотрел прямо на нее, но не видел вообще ничего — мыслями юноша был где-то очень и очень далеко.

Из раздумий о своей нелегкой судьбе и о странностях этого несправедливого мира Старха вывели легкие, но настойчивые тычки острым локтем в бок.

— Простите? — по привычке вежливо откликнулся он, позабыв, где и с кем находится.

— Да не за что пока, вроде! — с невеселым смешком ответил сосед и сразу же взял быка за рога. — Ты, я вижу, из благородных, а вам даже после суда дозволяется с собой всякую мелочишку родовую на себе таскать. Осталось при себе хоть что-то ценное для простых людей, но не особо нужное самому? Нас сейчас заковывать будут, я кузнецу хочу на лапу дать, чтобы чересчур не усердствовал…

Старх с трудом понимал смысл доносившихся до него слов. Когда твоего рода нет, и ты тоже одной ногой стоишь в могиле, суета этого мира уже не кажется чем-то серьезным.

— Не знаю, — слабым голосом отозвался, наконец, он, — были перстни, были заколки — все отдал, чтобы тюремщики не били, чтобы в отдельной камере до суда держали…

— Вот дурень! — как от неожиданной зубной боли скривился сосед. — Отдал бы один средний перстень старшему стражнику, да один большой — его начальнику, ты ж до суда был благородным — он тебя наверняка навещал… А ты все обычным стражника раздал, испугавшись их россказней. Тебя бы и так в одиночку посадили! Эх, дурень ты, дурень…

Но долго горевать этот ловкий верткий и общительный субъект явно не умел.

Придя в себя от короткой беседы, Старх с легкой тенью интереса начал следить за тем, как живой мертвец продолжает бороться за крохи комфорта.

Они все здесь были отсроченно мертвы, но, как ни странно, мало кто уподоблялся Старху и хоронил себя прямо здесь и сейчас. Как правило, все они были крепкими или опасными на вид ребятами, с которыми Старху не хотелось бы повстречаться на тракте или в темном переулке.

И вот он будет путешествовать в их компании. Причем, заковывать будут его, а не этих даже издали пугающих типов. Его и двух соседей — трое из тридцати. Даже здесь, на нижней палубе судна, откуда просто некуда бежать.

— Здоровяк! Эй, здоровяк! — как-то по-змеиному обогнув Старха, звал третьего обреченного на кандалы мертвеца неспокойный сосед. — Твои ручища ведь точно отсохнут, если кузнеца не умаслить! Мы же в одной лодке — показывай, чем подкупать думаешь!

Если бы Старх собственными глазами не видел, как этот исполин входил в трюм, позволяя конвойным держать его цепи, то ни за что бы сейчас не поверил, что это живой человек. По его лицу ползали две мухи, а третья, деловито сидела прямо на его застывшем левом глазу, сноровисто потирая то переднюю, то заднюю пару лап. Ну, чисто статуя. Грубое гипертрофированное изваяние в форме человека.

Вроде бы ничего не изменилось во внешности человека-горы, но воздух вокруг него словно начал заблаговременно раздаваться, чтобы не мешать великану, когда тот начнет двигаться.

— Вспомнил! — не выдержал надвигающейся бури Старх. — Вот потайная заколка — древняя вещица работы одаренного ювелира. Если у тебя нет другого способа сделать мою, а заодно и твою жизнь проще, то можешь ее взять. Но берегись, если замыслил обман…

Рука юркого соседа уже преодолела полпути к вещи небывалой красоты, но после финальной фразы застыла на месте, будто уткнулась в прочную невидимую преграду. С вещами от одаренных мастеров всегда нужно быть крайне осторожным, тем более, если отдают их с конкретным, да еще и невыполнимым условием.

Как же в подобной ситуации и компании без обмана?!

— Приханырь ее скорей! Алмаз, рубин, изумруд, топаз и несколько камней, которые я так сразу и не признаю… — проворчал живой мертвец, провожая глазами исчезающую в шевелюре Старха заколку. — Нет, она слишком дорогая для нашей затеи. Там, куда нас доставят, тоже живут люди, и там так же в ходу ценности. Так что, оказавшись на месте, мы с тобой продолжим нашу приятную беседу. Ты, благородный, держись меня, тогда не пропадешь!

После этого неуемный сосед стих и сосредоточился на том, что начал сосредоточенно ковырять ногтем длинного тонкого и весьма грязного пальца в удивительно ровных и белых зубах. В какое-то мгновение палец, казалось, провалился сквозь плотную белую преграду, но тут же вернулся назад.

— Фокус-покус, так-то! — улыбнулся сосед, украдкой, так что бы никто посторонний не увидел, демонстрируя Старху мелкую золотую монетку. — Видишь, все честно: ты мне свою заначку показал, я тебе — свою.

— Если это и одаренность, то совсем слабая, — слегка оживился бледный и тощий, как смерть, юноша, — ты сидишь близко, я бы почувствовал.

— Прапрабабка моя была слабеньким морфом, чтоб ей, — подмигнул плутоватый сосед, — в лисицу могла перекидываться. Только многовато времени и сил на это тратила старая и получалось у нее это лишь в полнолуние. Мне вот от ее щедрот, блинский-блин, досталось только умение зубы себе выбитые отращивать, да кожу на щеке наращивать. Вот в таком защечном мешке я заначечку на самый черный день и хранил! Меня, кстати, Лисом кличут! Но бабка тут не причем! Это я уже, типа, сам себе такую славу стяжал! А что за благородный хрен с горы?

Ответить Старх тогда не успел: решетку с люка над головами сдвинули и единственный источник света на несколько секунд перекрыла собой туша человека, которого Лис назвал кузнецом.

Конечно же, никто не собирался нести на судно походную кузницу. Все трое особо опасных преступника были закованы в цепи еще на берегу, а здесь их просто обычными навесными замками прикрепили к толстенной балке.

«Кузнец» же, просто запечатывал замки и заклепки, чтобы местная публика не могла их открыть или сломать, наложением рук. Какой может быть вред от его работы, Старху было непонятно, поэтому он еще больше оживился, наблюдая за действиями специалиста.

Обильно потеющий толстяк, постоял над нашей троицей, прижимая к носу платок, привыкая к особенностям местной атмосферы. Спустился он в трюм без охраны, потому что на человека, умеющего взглядом гнуть толстые гвозди, а воздух делать твердым, не нападают.

— У нас к тебе просьба уважаемый, — не лебезя и не пресмыкаясь, но действительно с нотками уважения в голосе, проговорил Лис, — сделай скидку на затопление судна…

Говоря это и видя, что привлек внимание «кузнеца», проныра как-то хитро подбросил золотую монетку так, что та аккуратно приземлилась между указательным и средним пальцами ладони, сжимающей пропитанный благовониями платок.

Одаренный поднял бровь, рассматривая подношение и, кажется, больше заинтересованный ловкостью подносителя, чем номиналом взятки.

— Повесели меня, — отводя от лица ладонь с платком и монетой, скучающим голосом велел толстяк, — я вижу, что она действительно твоя. Как ты смог ее пронести? Местную стражу знаю хорошо — они везде заглянули…

— К сожалению, это профессиональная, так сказать, тайна, уважаемый, ты ведь и сам как бы понимаешь, что желательно хранить секреты, которые тебя кормят, ну, и все такое.

— В месте назначения кормиться старыми методами у тебя вряд ли получится, ловкач, так что может быть со мной честен.

И тут Старх почувствовал волну энергии, нахлынувшую от одаренного к его соседу. А потом скорее угадал, чем увидел тонкий лучик обратной связи.

— Подношение принято, — усмехнулся толстяк, — но твоей истории не хватит на троих: слабых диких одаренных все еще немало даже в столице, а за ее пределами ими вообще никого не удивить.

— Троих не нужно! — улыбаясь, облегченно выдохнул ловкач. — Великан не с нами. Он сам по себе. Либо для противовеса нам, либо мы для него, если проголодается сверх меры.

При этих словах великан проявил первые за последнее время признаки жизни. Повернув голову к говорящему, он по-звериному быстро облизал тонкие бесцветные едва различимые на грубом лице губы. А потом стянул необычайно широкий ворот дерюги, в которую был одет, оголяя левое плечо и слегка наклоняя его к толстяку. При этом и ушлый сосед Старха как-то, не вставая, на краткий миг неимоверно высоко вытянул шею, и, испуганно икнув, закрыл глаза и спрятал голову так, что она стала вровень с его плечами.

— Даже та-а-а-ак… — протянул толстяк, делая пару весьма поспешных шагов назад и в сторону от гиганта. — Хорошо! Я доволен! Будет вам страховка на случай затопления корабля. А ты, бывший благородный, чем-нибудь меня порадуешь?

— Бывших благородных не бывает, — очень низким, каким-то даже гулким голосом проговорил великан.

— Вот ка-а-а-ак… — проговорил толстяк, у которого уже успело войти в привычку растягивать слова. — За немого благородного замолвил словечко Мастер вор и… впрочем, не стану я на этот счет распространяться. Но ситуация очень интересная. Очень! Может, вы даже не сразу там и умрете, кто знает…

Небрежный жест рукой. Поток энергии. Руки, ноги и шею Старха обдало холодом так, будто бы сковывающие их узы, покрылись морозным инеем.

— Все, — утирая выступившей на голове и шее пот и борясь с подступившей одышкой, пробормотал «кузнец», — соленая вода сделает путы обычным железом, с которым каждый из вас должен разобраться играючи.

Два легких кивка были ему ответом. Чуть помедлив, благодарно кивнул и Старх.

И вновь на какое-то время нижняя палуба погрузилась в полную темноту. Даже дышать стало трудно.

Почти сразу же после ухода «кузнеца» снаружи раздались громкие отрывистые команды, заскрипели снасти, где-то неподалеку послышалась отборная сочная брань. И было в ней что-то такое неподдельно радостное и естественно живое, что Старх испытал снежно-белую зависть и к тому, кто ругался и к объекту ругани.

Новость о том, что приближается шторм, Старх воспринял спокойно, тем более, что старый фибий, огласивший эту весть, сам же пошлепал желеобразными губами, посвистел сквозь жаберные щели и выдал вердикт: «Выплывем»! Раса фибий в таких вопросах никогда не ошибались.

Захватившая весь трюм гробовая тишина, если и отступила после этого вывода, то ненадолго: те, кого приговорили на жизнь у Жерла, считай уже и так мертвы.

Счастье жителя империи измеряется в расстоянии от его дома до Жерла. Самые счастливые люди, как и положено, живут в столице. Чуть менее счастливые — в соседнем городе-порте. Но даже от него до Жерла путь длится дольше, чем торг двух скупердяев на базарной площади в первый день ярмарочного месяца. Да и может ли быть иначе? Ведь только сумасшедшему придет в голову возводить города по соседству с местом, откуда в мир попадают демоны?

Самое быстроходное судно с лучшей на свете командой при попутном ветре и с трезвым корабельным магом преодолевало расстояние от главного имперского порта до Жерла не меньше, чем за три недели.

«Гроза морей» не соответствовала ни одному из этих критериев. Да еще и этот шторм, который ровным счетом ничего не предвещало…

Два долгих томительных дня судно бойко резало волны, подгоняемое попутным ветром. Наша троица особо опасных преступников была прикована в носу судна, наверное, еще и поэтому морская болезнь заявила о себе практически сразу.

Свою порцию еды Старх оставлял нетронутой, воду пил, но почти всегда лишь для того, чтобы в скором времени вывернуть ее обратно.

— Пейте маленькими глотками, — подсказал гигант, видя, как туго приходится двум его соседям.

После этого он взял их прелые галеты и, пару раз оглушительно ими хрустнув проглотил, словно бы помогая проталкивать куски движениями большого выпирающего кадыка.

Старху это было безразлично, а вот Лис недовольно блеснул глазами и следующую свою пайку быстро сграбастал и сразу же ловко заработал своими красивыми зубами, как жерновами.

Старха же от вида еды замутило еще сильнее. Его пайка вновь откочевала к гиганту.

В бурю пришлось совсем тяжко. Зарешеченный люк с нижней палубы на верхнюю плотно закрыли, не только лишив перевозимых заключенных света, но и заблокировав и без того никудышную циркуляцию воздуха. Это притом, что тошнило в трюме не только двоих закованных в кандалы…

В общем первые две суток заключенные нормально не питались из-за вызванной качкой морской болезни, потом команда боролась с бурей и ей было не до заключенных. Изредка буря ненадолго стихала, люк открывали, и люди, давя друг друга, стремились к нему, чтобы глотнуть хотя бы немного свежего, чуть ли не наполовину состоящего из соленых брызг воздуха. Но буря внезапно возвращалась, и в люк потоками лилась вода. Тогда его задраивали, стоило только возникнуть такой возможности.

А когда буря окончательно пошла на спад, к заключенным заявился сам капитан, едва стоящий на ногах от усталости и потребовал от фибии подняться наверх и помочь ему с одним делом…

Вместе с относительно свежим воздухом в трюм вернулись жажда и голод. И если дождевой водой команда сумела разжиться, когда буря понемногу стала утихать, позволив развернуть парус, то с едой все было плохо. Это рассказал Старху Лис, ссылаясь на слова одного из заключенных.

— Король — мать его — шантажа! — отрекомендовал преступника сосед, указывая на него глазами. — Одаренный, блин, слухач! Если настроится, то в центре столицы может услышать, как мыши в полях за колосок схлестнулись и по щам друг другу лупят! Так вот, он подслушал разговор капитана с рептилоидом-фибией: еды не осталось даже для команды: то ли олухи бочки плохо закрепили, то ли канаты плохо просмолили и те порвались от соли и времени, — но большую часть запасов провианта смыло за борт, как корова языком слизнула. Через день, другой можно будет наловить рыбы, но не раньше. Да и рептилоид не гарантирует правильного улова. Что-то тут с местной рыбой не то. Вроде бы она питается какой-то нездоровой дрянью, которая ест ядовитые водоросли. От этого и человек может скопытиться.

— А фибий? — уточнил оживившийся от потока интересной информации Старх. — Фибий выживет?!

— Да что ж этой подводной ящерице позорной сделается? Конечно, выживет! Да и для команды этот шнырь, расстарается, что б его, а вот нам вряд ли что перепадет еще дней пять точно: к гадалке не ходи.

— Меня в тюрьме почти не кормили, — тихо признался соседу Старх.

— Базаришь! — грустно хмыкнул Лис. — Это еще хорошо, что наш сосед хавал лучше нас, а то — сдается мне — ему не западло и нами закусить…

К слову о гиганте. Он всю бурю проспал. Просто в какой-то момент лег и закрыл глаза. Когда дно трюма покрывала вода, великан, лежа на спине, просто подкладывал кулак под затылок, чтобы не захлебнуться, и спал себе дальше.

Услышав разговоры о еде, окончившиеся упоминанием его персоны, здоровяк приоткрыл один глаз, покосился на насторожившихся соседей, улыбнулся краешком рта и вновь заснул.

— Правильно, кстати делает, — кивнул на него Старх, — когда спишь, меньше нуждаешься в еде.

— Да как же тут, блин, заснешь, когда брюхо от голода сводит? — пробормотал Лис, стараясь поудобнее устроиться на мокром полу, но принимая при этом позу, не способствующую засыпанию.

— Что ты задумал? — еще больше расшевелился Старх, которому голод и жажда, кажется, вернули вкус к жизни и желание за нее хоть как-то бороться.

В ответ Лис хитро улыбнулся, гордо сверкнув зубами, а потом приложил указательный палец к губам, призывая к молчанию.

— Шантажист! — практически прокричал про себя догадку окончательно оживший и полностью пришедший в себя юноша. — Лис боится, что тот нас услышит!

И тогда Старх, послал соседу такую же волну, которой того окатывал «кузнец». Только сделал он это не так щедро и показательно, а тихонько, узконаправленно, скупо.

Глаза Мастера вора на миг удивленно округлились, но, спохватившись, он смог ввинтить ответ в поток отступающей от него энергии.

Получив его, уже благородный юноша вынужден был поднять брови и даже слегка приоткрыть рот.

Да, такого Старх точно не ожидал…