Жертва

Мир глянца — это особая вселенная, пахнущая дорогим парфюмом, свежей типографской краской и пудрой. Это мир, где каждое движение, каждый вздох и каждый изгиб тела тщательно выверены и поставлены на поток. Журнал «Vérité» был не просто еще одним изданием на полках. Он был эталоном роскоши, порока и изысканного вкуса. Его страницы дышали эротикой, которая была не вульгарна, а искусна, как мазки старых мастеров на полотнах, посвященных Венерам и нимфам.

И я, Надя, была его главной богиней на протяжении последних пяти лет.

Мое тело знали миллионы. Оно было моим храмом и моим оружием. В тридцать лет я достигла того пика женственности, когда юная нежность уже уступает место зрелому, сочному плоду. Я — блондинка. Но не та, блеклая, какими изображают скандинавок. Мои волосы — цвет спелой пшеницы, густые, тяжелые, ниспадающие на плечи волной, отливающей золотом под софитами. Они были моей короной.

Мое лицо с высокими скулами, прямым носом и полными, будто специально созданными для поцелуя губами, смотрело с каждой обложки. Но главным были глаза. Глубокие, цвета морской волны, они могли выражать томную негу, дерзкий вызов или животную страсть — все, что требовал образ.

А мое тело… О нем слагали легенды. Оно не было худым. Оно было соблазнительным. Плечи, плавно переходящие в упругие, налитые груди, которые так и просились в ладони мужчины. Тонкая, гибкая талия, подчеркивающая щедрый изгиб бедер. Ягодицы — круглые, высокие, аппетитные. Длинные ноги, которые, казалось, не кончались никогда. Кожа — бархатистая, матовая, без единого изъяна, будто выточенная из мрамора теплого оттенка слоновой кости. Я была воплощением чувственности, которая не кричала, а маняше шептала, заставляя сердца биться чаще.

Я царила в «Vérité». Почти каждый месяц я была на обложке. Мои фотосессии, откровенные, но безупречно стильные, были визитной карточкой журнала. Я лежала в шелках на роскошных лежаках, застывала в полумраке будуаров, изображала русалку на фоне искусственных гротов и богиню на облаках из пара.

Я привыкла к обожанию, к тому, что главный редактор, Артем, смотрел на меня с нескрываемым желанием, которое я с легкостью дразнила, но никогда не удовлетворяла полностью. Я была недосягаемой королевой, и это мое положение было крепче гранита.

Пока в наш мир не ворвалась Кейт.

Ей было девятнадцать. Всего лишь. Щенок. Брюнетка. И с первого же дня стало ясно, что это не просто новая модель. Это — землетрясение.

Если я была зрелым, пьянящим вином, то Кейт была искристым шампанским, которое бьет в голову с первого глотка. Ее красота была не такой, как моя. Она была дикой, первозданной, почти опасной. Густые, сине-черные волосы, как смоль, падали на ее хрупкие плечи тяжелыми, живыми прядями. Лицо с идеальными, кукольными чертами: огромные глаза цвета горького шоколада, обрамленные густыми ресницами, маленький, упрямый рот с яркими алыми губами и тонкие, изящные брови.

А ее тело… О, ее тело было вызовом, брошенным лично мне. Оно было юным, идеально подтянутым, лишенным и намека на лишнюю грамму. Маленькая, упругая грудь, тончайшая талия, узкие бедра и ноги, длинные и стройные, как у лани. Ее кожа была бледной, почти фарфоровой, и на ее фоне темные соски и треугольник между ног казались шокирующе откровенными, даже когда она была полностью одета. В ней не было моей знойной, опытной сладости. В ней была дикая, необузданная энергия девственницы-воительницы, которая еще не знает своей силы, но уже использует ее.

Сначала ее ставили на второстепенные съемки. Потом — в развороты. А потом настал тот ужасный день, когда я пришла в студию и увидела, как фотограф, обычно молившийся на меня, снимает ее для обложки.

Это был удар ниже пояса. Я наблюдала, как она двигается перед камерой. Ее движения были неотшлифованными, немного угловатыми, но в этой неумелости была своя, сводящая с ума прелесть. Она не играла в страсть, как я. Она будто бы и была ею. Взгляд ее темных глаз был прямым, наивным и оттого еще более развратным. Она не пыталась соблазнить. Она просто была, и этого было достаточно, чтобы свести с ума всю мужскую половину съемочной группы, включая всегда невозмутимого Артема.

Я стояла в тени, за кулисами, с чашкой остывшего кофе в руках. Я видела, как он смотрит на нее. Это был не просто профессиональный взгляд редактора, оценивающего товар. Это был голодный, животный взгляд самца, учуявшего новую, молодую самку. И в тот момент я почувствовала, как подо мной уходит земля.

Следующий номер вышел с Кейт на обложке. Она была одета лишь в струящийся черный тюль, ее темные волосы рассыпались по белоснежной шкуре полярного волка, а взгляд был полон холодной, неземной отрешенности. Это была сенсация.

Мои съемки стали реже. Мне предлагали все более странные, периферийные роли: роковая женщина в возрасте, вампирша, соблазняющая юношу. А Кейт тем временем летела наверх на всех парусах. Ее ставили на самые откровенные, самые желанные проекты. Ее лицо теперь продавало журнал. Мое — медленно превращалось в прошлый сезон.

Я пыталась бороться. Я выжимала из себя все свое мастерство, на съемках я была идеальна. Но я видела разницу. Моя красота была отточенным клинком, ее — острым, природным когтем. И в мире, жаждущем всего нового и свежего, коготь оказался предпочтительнее.

Однажды я подошла к своему агенту.
— Что происходит? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Это ведь моя рубрика должна быть.
Он избегал моего взгляда.
— Надь, дорогая, ты прекрасна. Но тренды меняются. Сейчас в тренде вот такая, — он кивнул в сторону монитора, где застыла Кейт в образе нимфеты-соблазнительницы. — Свежо, дерзко. Артем в восторге.

Имя Артема прозвучало как приговор. Он был богом в нашем маленьком мире. Его слово было законом. Его желание — истиной. И он явно желал Кейт.

В ту ночь я не спала. Я стояла перед своим огромным зеркалом в спальне, изучая каждую черту, каждую клеточку своего тела. Я все так же была прекрасна. Моя кожа сияла, грудь была упругой, бедра — соблазнительными. Я была женщиной, которую хотели миллионы. Но я чувствовала приближающуюся тень. Тень юности, тень новой, незнакомой красоты, которая угрожала стереть меня в порошок.

Мысль о том, чтобы остаться не у дел, быть выброшенной на свалку истории журнала, была невыносима. «Vérité» был не просто работой. Это была моя жизнь, моя идентичность. Без него я была бы просто красивой женщиной за тридцать, чья слава быстро угаснет.

И тогда, глядя на свое отражение, на глаза, в которых плескались страх и ярость, я приняла решение. Отчаянное, унизительное, но единственное, что, как мне казалось, могло меня спасти.

Если Артем желал плоти, он ее получит. Но не юную, неопытную Кейт. Он получит меня. Во всем моем зрелом, опытном великолепии. Я знала, что он хотел меня все эти годы. Я дразнила его, позволяла немного, но никогда не переходила последнюю черту, сохраняя свою власть. Теперь же мне предстояло добровольно отдать эту власть, чтобы купить себе место под софитами.

Я подошла к телефону. Мои пальцы дрожали. Я нашла его телефонный номер, тот, что он дал мне много лет назад с многозначительной улыбкой. Я набрала сообщение, каждое слово давалось мне с трудом, каплями самоуважения, которые я сама же и стирала.

«Артем. Мне нужно тебя увидеть. Не как редактора. Как мужчину. Сегодня. У меня дома».

Я нажала «отправить» прежде, чем передумала. Сердце бешено колотилось в груди. Я опустилась на кровать, сжав руки в кулаки. Ужас и отвращение к самой себе смешивались с лихорадочной надеждой. Я продавала себя. Но я делала это ради того, чтобы остаться королевой. Ради того, чтобы та юная выскочка никогда не заняла моего места.

И теперь оставалось только ждать. Ждать его ответа и гадать, достаточно ли того, что я готова была ему предложить, чтобы вернуть себе трон.

Сообщение ушло, и наступила тишина, более громкая, чем любой шум. Я сидела на краю кровати, вцепившись пальцами в шелковое покрывало, и слушала, как стучит мое сердце. Каждая секунда молчания была пыткой. Я уже начала представлять, как он смеется над моей отчаянной попыткой, как показывает мое сообщение Кейт, как они вдвоем потешаются над старой, отжившей свое моделью.

Но телефон завибрировал. Один короткий, сухой сигнал.
«Час. Будь готова.»

От этих двух слов по коже побежали мурашки — не от возбуждения, а от леденящего ужаса и странного, извращенного предвкушения. Игры кончились. Теперь это была чистая, неприкрытая сделка.

Я заставила себя встать и подошла к гардеробной. Мои движения были механическими. Я выбрала не просто соблазнительный наряд, я выбрала оружие. Короткий черный халатик из самого тонкого китайского шелка, который скорее намекал на то, что было под ним, чем скрывал. Пояс едва сходился на моей талии, подчеркивая ее, а разрезы по бокам открывали длинные, загорелые ноги. Под ним — сексуальный комплект белья. Мой последний и главный аргумент.

Ровно через час в дверь постучали. Три четких, властных удара. Не звонок, а стук. Как будто он уже был здесь хозяином.

Я глубоко вдохнула, расправила плечи и открыла. Артем стоял на пороге. Он был не в своем привычном редакторском костюме, а в черных брюках и простой темной рубашке с расстегнутым воротником. Его взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по мне с головы до ног, и на его губах появилась улычка, в которой не было ни тепла, ни восхищения. Это была улычка хищника, видящего добычу, добровольно легшую под нож.

— Заходи, — прошептала я, отступая вглубь прихожей.

Он вошел, не снимая обуви, окинул взглядом мою просторную гостиную и медленно повернулся ко мне.
— Ну что ж, Надя. Говори, что ты хочешь, и что ты готова за это предложить. Давай без лишних слов.

Его прямота ударила меня, как пощечина. Я ожидала хотя бы минимальных ухаживаний, игривого флирта. Но не этого. Это был не свидание. Это был переговорный процесс.

— Я хочу вернуть себе обложку, — выдохнула я, глядя ему прямо в глаза, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. — И главные съемки. Хочу, чтобы все было, как раньше. До нее.

— Кейт, — произнес он ее имя с наслаждением, растягивая звук, и мне захотелось вцепиться ему в лицо. — И что ты предлагаешь взамен? Твои профессиональные качества меня больше не впечатляют.

Я распустила пояс халата. Шелк соскользнул с моих плеч и упал на пол, образуя у моих ног темную лужу. Я осталась стоять перед ним почти обнаженной, подставив себя под его холодный, лишенный всякого трепета взгляд.

— Себя, — сказала я просто. — На одну ночь. Делай со мной все, что захочешь.

Он медленно приблизился. Его пальцы, холодные и твердые, коснулись моей ключицы, повели по линии плеча, затем обхватили грудь, сжав ее с такой силой, что я едва сдержала стон. Это была не ласка. Это была проверка товара.

— Великолепно, — прошептал он, и в его голосе прозвучала неприкрытая пошлость. — Но, милая Надя, сделка будет на моих условиях. Я всегда ставлю свои условия. И я… я обожаю тесные места. Очень тесные. Ты понимаешь?

Ледяная волна прокатилась по моему позвоночнику. Я поняла. Поняла все. Это была не просто ночь страсти. Это должно было быть унижение, оплата за мое тщеславие и страх. Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Прекрасно, — его улыбка стала шире. — Тогда на колени, сучка. Покажи, на что ты действительно годишься.

Приказ прозвучал так грубо, что внутри все сжалось. Но я опустилась на колени на холодный паркет. Он расстегнул ширинку, и его уже возбужденный член уперся мне в лицо. Он был большим, твердым и пахнул дорогим мылом и властью.

— Открой рот, шлюха, — прорычал он. — И смотри на меня.

Я повиновалась. Он грубо ввел его мне в рот, глубоко, до самого горла. Я задохнулась, слезы выступили на глазах. Он не давал мне времени привыкнуть, начав двигать бедрами, вгоняя его в мое горло с жестокой, методичной силой. Он обвил моё горло своим галстуком и тянул на себя, от чего я начала задыхаться чаще.

— Глотай, старая потаскуха! — он хрипло дышал, глядя сверху вниз на мое искривленное гримасой лицо. — Ты же хотела работать? Работай ртом!

Я чувствовала, как он бьется о мою глотку, меня рвало, но я сжимала зубы и старалась дышать носом. Он одной рукой схватил меня за волосы, сжимая в кулаке мои золотые пряди, и повел себя еще жестче, еще глубже. Это был не минет, это было насилие, подавление. Он доказывал свое превосходство.

Потом он резко вынул его из моего рта, оставив меня задыхаться в луже собственной слюны.

— Встань. Повернись. Обопрись о стену.

Я выполнила и его приказ. Он грубо раздвинул мои ноги, провел рукой между моих ягодиц, и я зажмурилась, готовясь к худшему. Но сначала он вошел в меня через влагалище. Резко, без прелюдий, без ласк. Его член, мокрый от моей слюны, ворвался в мою вагину с одной целью — взять то, что ему причиталось.

Он трахал меня с жестокостью, о которой я бы никогда не могла подумать. Его пальцы впивались в мои бедра, оставляя синяки. Он шлепал меня по ягодицам, и каждый удар отзывался жгучей болью и жгучим стыдом.

— Да, вот так! — его голос был хриплым шепотом прямо у моего уха. — Ты же этого хотела, ведь правда? Хотела, чтобы Артем трахнул тебя, как последнюю шлюху? Чтобы твоя дугая дырочка запомнила, кто здесь главный?

Я не отвечала, стиснув зубы. Он вынул член и плюнул мне между ног.

— Для смазки пойдёт, — прошипел он. — Теперь твой прекрасный, тугой зад. Тот самый, что смотрел с обложек. Посмотрим, как хорошо он работает.

Он приставил головку члена к моему анусу. Я закричала от боли, когда он начал входить. Это было невыносимо тесно, сухо и больно. Он не останавливался, вгоняя себя в меня с упрямой, садистской решимостью. Кажется, я порвалась. Я чувствовала жгучую боль, смешанную с невероятным, извращенным чувством заполненности.

Он имел меня в зад, одной рукой держа за шею, прижимая мое лицо к холодной стене, а другой продолжая шлепать. Он называл меня старым, никому не нужным куском мяса, выброшенной вещью, которая вынуждена отдаваться за возможность снова появиться на страницах.

— Кейт моложе, — рычал он, вгоняя в меня каждое слово вместе с своим членом. — Кейт свежее. Ее задница туже. Но ты… ты более отчаянная шлюха. Ты готова на все. И мне это нравится!

Я плакала. Слезы текли по моему лицу и падали на стену. Но я не просила его остановиться. Я сама выбрала этот ад. Я приняла его условия.

Он кончил внезапно, с глубоким стоном, изливаясь в мои глубокие отделы кишечника, наполняя меня горячей, липкой жидкостью. Он замер на несколько секунд, потом резко вышел из меня. Я чуть не рухнула на пол, но он удержал меня.

— Перевернись. Открой рот.

Я, обессиленная, уничтоженная, повиновалась. Он направил свой еще пульсирующий, покрытый смесью его спермы и капельками моей крови член ко моему рту.

— Открывай, — скомандовал он. — Открывай рот. Шире.

Он начал доканчивать мне в рот. Горькая, теплая струя ударила по языку, заполнила рот. Я закашлялась, пыталась выплюнуть, но он сжал мои челюсти.

— Глотай, шлюха! — приказал он. — Это твоя плата. Выпей все до капли.

И я глотала. Глотала его сперму, свои слезы и свое унижение. Это было хуже, чем боль, хуже, чем любой удар. Это был акт полного порабощения.

Когда он закончил, он отступил на шаг, спокойно застегивая ширинку. Он смотрел на меня, на мое окровавленное, залитое его выделениями тело, на мое опустошенное лицо.

— Завтра в десять утра. Студия семь. Новая обложка. Тема — «Павшая богиня». Будь готова.

Он развернулся и вышел, не оглянувшись, хлопнув дверью.

Я лежала на полу, в луже позора, вся дрожа, чувствуя, как из меня вытекает его сперма. Я получила то, что хотела. Обложку. Съемки. Свое место под солнцем.

Но цена… Цена была моим достоинством. И я с ужасом понимала, что это была только первая плата. И что Артем никогда не остановится. Теперь я была его вещью. Его старой, отчаявшейся шлюхой. И этот договор был скреплен не подписями, а болью, спермой и горьким вкусом унижения, который я буду чувствовать на своих губах еще очень долго.

На следующее утро я проснулась от того, что все мое тело кричало от боли. Каждый мускул ныл, а между ног и в глубине зада пылал настоящий огонь. Я еле добралась до ванной, глотая обезболивающее, и долго стояла под душем, пытаясь смыть с себя ощущение вчерашнего вечера. Запах его кожи, его спермы, его унижений, казалось, въелся в меня навсегда.

Но у меня была обложка. Это был единственный якорь, за который я цеплялась. Я надела самый строгий, максимально закрывающий костюм, нанесла тонны тонального крема, чтобы скрыть следы усталости под глазами, и отправилась в студию. Каждый шаг отзывался резкой болью, заставляя меня идти медленно, скованно, как очень старая женщина.

В студии уже царило привычное оживление, но на сей раз его центром была она. Кейт, в роскошном кружевном белье, смеялась с визажистом, легко и звонко. Ее кожа сияла, глаза блестели. На ней не было ни единого синяка, ни капли стыда. Она выглядела так, будто всю ночь крепко спала в своей невинной постельке, а не… Я отогнала от себя мысль.

Артем стоял рядом с фотографом, изучая план съемки. Он увидел меня и медленно, с преувеличенной небрежностью, подошел.

— Ну вот и наша звезда, — произнес он так, что только я могла услышать ледяную насмешку в его голосе. — Как твой… зад? Готов к работе?

Я промолчала, сжимая зубы.

— Не молчи, я же свою часть сделки выполнил, — он ухмыльнулся. — Только что от директора. Он не очень был рад, но я настоял. Сегодня на обложке будешь ты. «Павшая богиня». Очень подходящее название, не находишь?

Облегчение, горькое и ядовитое, волной накатило на меня. Он сделал это. Значит, все это было не зря. Все эти муки и унижения.

— Спасибо, — прошептала я, глядя в пол.

— Не за что, — он огляделся по сторонам, убедился, что никто не смотрит в нашу сторону, и резким, точным движением сунул руку мне под юбку. Его пальцы, холодные и сухие, грубо впились в мою плоть, вновь пробудив вчерашнюю боль. Я ахнула и попыталась отстраниться, но он держал меня.
— Но если хочешь и дальше тут появляться, а не прозябать в дешевых каталогах, тебе придется лучше работать. По вечерам. Понимаешь?

Он без всякой смазки, на сухую, вогнал мне в киску два пальца. Боль была такой острой и жгучей, что у меня потемнело в глазах, и я вскрикнула. Он поводил ими внутри, с наслаждением наблюдая, как я корчусь от боли, потом резко вынул.

И поднес мои же, покрытые каплями смазки и его слюной, пальцы к моему рту.
— Оближи. Быстро.

В горле встал ком. Я смотрела на него с ужасом. Но где-то глубоко внутри сработал инстинкт выживания. Я закрыла глаза и провела языком по его пальцам, слизывая собственный позор. Соленый, металлический вкус заполнил рот.

— Хорошая девочка, — он похлопал меня по щеке, как собачонку, и убрал руку. — Теперь иди к Сергею Петровичу, директору. Пусть лично подтвердит тебе съемку. Я не хочу потом никаких недопониманий.

Он развернулся и ушел к компьютеру, на котором редактироват фотографии сучки Кейт. Она сияла своей проклятой, молодой красотой.

Мне нужно было уйти. Убежать. Но я должна была услышать подтверждение из уст самого директора. Без этого я бы не поверила. Я пошла по длинному коридору к его кабинету, чувствуя, как по моим ногам течет кровь, а внутри все сжато в один тугой, болезненный комок.

Дверь в его кабинет была приоткрыта. Я уже собралась постучать, но замерла, услышав оттуда странные звуки. Не речь. Приглушенные стоны, хрипы, резкие, ритмичные удары и низкий, хриплый мужской смех.

Я тихо, как воришка, приоткрыла дверь еще чуть-чуть. И застыла.

Сергей Петрович, наш седой, импозантный, всегда безупречно одетый директор, стоял спиной ко мне. Его брюки были спущены до колен. А перед ним, нагнувшись над его массивным дубовым столом, лежала Кейт. Ее лицо было искажено гримасой, но не боли, а какого-то дикого, животного экстаза. Ее рот был затянут кляпом из черного шелка, руки связаны за спиной тем же шелком. Он держал ее за бедра и грубо, с жестоким упоением, вгонял в нее свой член. И не спереди. Он трахал ее в задницу. Так же жестко, как вчера Артем меня.

У меня перехватило дыхание. Меня охватила паника. Ее насилуют. Прямо здесь, в кабинете! Без сознания, я сделала шаг вперед, чтобы закричать, чтобы остановить это.

И в этот момент Кейт повернула голову. Ее глаза, темные и огромные, встретились с моими. И в них не было ни страха, ни мольбы. В них было чистое, незамутненное злорадство. Она что-то хрипло просипела сквозь кляп.

Сергей Петрович, заметив мой ужасный взгляд, обернулся. Он не остановился. Наоборот, его движения стали еще яростнее. Он ухмыльнулся, снимая с ее рта кляп.

— Убирайся к черту, Надя! — выдохнула Кейт, ее голос был хриплым от напряжения, но в нем звенела ненависть и торжество. — Твое время прошло! Ты думаешь, он поставит тебя на обложку? Он просто поиграл с тобой, старая шлюха! Обложки будут только мои! Все будет только мое!

Мир рухнул. Все встало на свои места. Это не было насилием. Это была их игра. Их общая, извращенная игра. И она была в ней не жертвой, а главной актрисой. И она знала. Знала о моей сделке. Знала о моем унижении. И наслаждалась этим.

Сергей Петрович, не прекращая двигаться, смотрел на меня с плотоядной ухмылкой.
— А, Надя! — прохрипел он. — Как раз вовремя. Решаем рабочие вопросы. Хочешь присоединиться? Если хорошо отработаешь, может быть, в этом выпуске местечко тебе найдем. Рядом с Кейт. Две сучки на одной обложке. Символично, да?

Его слова добили меня. Это был полный, абсолютный крах. Моя жертва была напрасна. Мои страдания — всего лишь шоу для их удовольствия. Я была не соперницей, а всего лишь шуткой, старой, глупой шлюхой, которую использовали и выбросили.

Я не помню, как я выбежала из кабинета. Я бежала по коридору, не видя ничего перед собой, слыша за спиной их смех — ее, молодой и злой, и его, старческого и похотливого. Слезы текли по моему лицу ручьями, смешиваясь с дорогой пудрой и тушью. Я была уничтожена. Окончательно и бесповоротно.

Эпилог

Прошло две недели. В студии «Vérité» царила привычная творческая суета. В своем просторном кабинете Сергей Петрович, откинувшись в кресле, наблюдал за тем, как Кейт, стоя на коленях перед ним, старательно и с явным удовольствием работает ртом. На огромном плазменном телевизоре, висевшем на стене, тихо работал новостной канал.

Внезапно на экране появилась знакомая картинка — здание их собственного медиахолдинга. Диктор говорил что-то со строгим, сочувственным лицом.

«…обнаружено сегодня утром службой безопасности. По предварительным данным, молодая женщина, личность которой устанавливается, свела счеты с жизнью, спрыгнув с крыши офисного здания. По описанию, это была блондинка лет тридцати…»

Кейт замерла, на мгновение оторвавшись от своего занятия. Ее глаза, полные любопытства, уставились на экран, где показывали скорую и кусок тротуара, огороженный полицейской лентой.

Сергей Петрович лениво потянулся за пультом и прибавил громкость.

«…На месте работают правоохранительные органы. Выясняются все обстоятельства произошедшего…»

На лице Кейт промелькнула быстрая, едва уловимая тень. Что-то похожее на легкое сожаление, которое тут же сменилось холодным, практичным пониманием. Она медленно повернулась к директору, ее алые губы растянулись в сладострастной улыбке.

— Ну что, — прошептала она, возвращаясь к прерванному занятию. — Значит, теперь обложки точно только мои.

Сергей Петрович хрипло рассмеялся, положил руку на ее затылок и снова нажал на пульте, переключив канал на фэшн-телевидение. Произошедшее внизу было уже не интересно. Оно было просто еще одной мелкой деталью в большом и безупречном мире красоты и порока. Мире, в котором не было места для сломленных игрушек.

Пока Кейт активно вылизовала его яйца, Сергей Петрович внимательно разглядывал досье новых девушек-моделей. Все они были ультра-сексуальными и желанными. В этот момент Сергей Петрович понял, что Кейт здесь надолго не задрежится.