жизнь после Босха

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ БОСХА

– Катюша, мой муж сказал, что центр космоса находится не внизу и не вверху, а в центре.

– И где же он?

– Кто, муж?

– Да нет, этот самый твой центр.

– Я раньше думала, что где-то во вселенной…

– И что теперь? Как нам жить дальше?

– Надо спросить у мужа.

– Но ведь точка – мнимость, исчезающе малая величина.

– Э-э!

– А ты не знала? Для центра нет окружности, как для окружности – центра.

– Надо запомнить.

– Что ни говори, провинциалками были, провинциалками и останемся, – сказала Катя и положила мазок. Краска потекла.

– С водой переборщила, голубушка, – сделала замечание педагог, вставшая за спиной. – Промокните.

– А когда мы будем писать маслом? – спросила Катя. – Я не чувствую гуашь.

– Я тоже не чувствую гуашь, – подхватила Полина – Мне бы… эх! И чтобы не думать, что цвет изменится, когда высохнет.

– А вы не думайте, девочки. Мы занимаемся отношениями цветных плоскостей. Светлее или темнее значения не имеет. Разрешу я вам писать маслом, так вы в рукоделье уйдете, и будете выписывать детальки, проходили. Мазюкайте, мазюкайте! Уверяю, пойдет на пользу. Потом поймете. Вы же у меня девочки щедрые, а потому надо поменьше думать, а поступать сообразно глазу, а не финтифлюшкам из головы.

Педагог отошла к другому ученику, седовласому пенсионеру.

– А ты бы смогла стать натурщицей? – спросила подругу Полина.

– Нет. Какая я натурщица, не смеши.

– А я бы смогла. Жизнь одна. – Она заглянула в работу Кати. – У тебя лучше получается. И подтеки классные.

Третий месяц подруги брали уроки на курсах живописи и рисунка для начинающих. Для саморазвития, для себя любимых, для того, чтобы остаться лидерами в семье. В планах подруг были курсы актерского мастерства. А пока они писали натюрморт с самоваром на фоне серой и красной тряпок.

У того, что видела Катя, не было начала, как будто она застала жизнь за окном врасплох. Она разглядывала в альбоме правую часть триптиха «Сад наслаждений». Сцена массового характера напоминала унылый карнавал. Катя поймала себя на мысли, что если убрать людей, живое, то останутся предметы: лестницы, горящий город, нож, огонь… Яйцо в центре картины навеяло детские воспоминания о деревне. И пусть на картине нет коровы, но слышится ее «му».

Гусиные яйца варили в самоваре, под крышкой… Такого пожара в городе она никогда не видела, только на картинках.

Она вспомнила Федора Федоровича, учителя физкультуры, который был и профессиональным художником. Спортзал служил ему мастерской в свободное от работы время, по вечерам. Школьницей Катя подглядела за ним в окно с улицы. Федор Федорович, пьяненький, в очередной раз переписывал пожар на улицах Праги. На первом плане картины – танк и танкисты. Город освобожден от немцев. Над городом зарево пожаров…

Похожий нож есть у нее на даче. Отличный нож. А количество лестниц, по которым она в детстве куда-то поднималась, лезла – не пересчитать.

Провинившихся в чем-то людей наказывали какие-то фантастические существа, полулюди-полуптицы-полузвери. Провинившиеся унылы и покорны, им безразлично, что происходит вокруг. Катя не согласилась, что ее мама могла бы пройти через это. Она начала понимать, что это особенные грешники, которые не попадут в рай.

И взгляд остановился, не видя картины.

А ты из них?

Зачем Бог создал человека, поместив его между природой и Собой? Зачем Он сделал так, что мы разгадываем Его замысел и на этом пути понимаем, что все уже предопределено, жизнь запрограммирована?

Вдруг Катя улыбнулась.

Оказывается, в аду есть кислород! Город на картине горит. А ведь химеры – те же люди, только переодетые. Думают ли они? Нет, они механически выполняют работу церберов.

– Я сделаю копию без фигур.

Катя собралась и поехала покупать холст и масляные краски. Она шла по улице и поймала себя на мысли, что изо дня в день позирует перед всевидящим оком.

Знал бы Он, чем забита ее головушка. Что приготовить мужу на ужин, боженька?