Жизнь? Смерть?

Кюрэй стоит на крыше многоэтажки и смотрит вниз, - высота, навскидку, метров 50, если не больше. Если сейчас он спрыгнет, просто полетит вниз, что с ним будет на этот раз? Он наконец умрет? Выживет, переломав все кости и отшибив к чертям собачьим все органы? Упадет на проезжающую мимо машину и, скорее всего, убьет водителя? Встанет на ноги и пойдет дальше? Гравитация пошлет его и заставит просто зависнуть в воздухе? А может, он просто передумает и пойдет домой как ни в чем не бывало?

Что случится на этот раз?

(Разум) - Падение с высоты более пяти метров гарантирует ушиб конечностей, а в худшем случае – сильный удар по внутренним органам, которые повлекут за собой ужасные боли и белоснежную койку в одной из поликлиник этого замечательного города, где я буду лежать забинтованный в гипс, а в вену вонзят иглу, через которую будет поступать специальное вещество, зализывающее повреждения. Полежу так пару недель, и выйду как новенький, но в том случае, если спрыгну со второго или третьего этажа, но ни как с двадцатого.

Надо признать, что Радке выглядит слишком привлекательно: юноша, лет двадцати, облаченный в длинный плащ, который гармонично подчеркивает в меру худые, но острые плечи. Длинные черные волосы, перевязанные в хвост, добавляют его образу элегантности. На красные глаза посажены круглые очки, которые увеличивают его и без того большие глаза. На длинные ноги натянуты черные, идеально вычищенные джинсы, которые, за все время, где бы он ни был, всегда оставались чистыми (посмотри на его джинсы и увидишь собственное отражение). И как вишенка на торте – черные берцы, которые ставят жирную точку в его образе загадочного молодого человека, вечно засовывающего руки в карманы, и идущего с задранным подбородком. Видели б его все, а ни только Кюрэй, окружающее бы его люди тяжело задышали, причем, это касается не только женского пола. Парня с такой внешностью оторвали бы с руками и ногами, только бы его красота украшала журнал какой-нибудь модельной студии. Но, хорошо это, или плохо, что наслаждаться его красотой дозволено только Кюрэй?

(Азарт) - Да что случится то, в конце концов? Я был невидимкой в прошлый, позапрошлый, и позапозапрошлый раз, а тут, гляньте-ка, присоединяюсь к огоньку самый первый. Интересно, какие чувства будут на этот раз? Я успею хотя бы что-то понять?

Авраам являлся олицетворением слова «элегантность». Если Радке был одет в черное, то он, наоборот – в белое: классические брюки, зауженные на конце, белая рубашка, такого же цвета жилет, галстук, и, соответственно, фрак. Эдакий Инь-Янь. Еще его можно отнести к любителям перчаток, на его тонких кистях красовались белые перчатки, которые он то и дело поправлял и подыскивал ракурс, под которым его и без того красивые руки казались еще более привлекательными. Иронично, что собственный Разум облачен в черное, а Азарт – в белое. В теории, все должно быть наоборот, но не в этот раз. Иногда собственный разум и полный контроль над ситуацией не подвластен даже собственному демону, под именем Авраам.

(Разум) - В теории – нет. Высота слишком большая, к тому же внизу асфальт, если ты не заметил. Моргнуть не успеешь как мозги растекутся по нему подобно маслу на хлеб.

(Азарт) – Да какая разница, по чему они растекутся, пусть хоть попадут в окна первого этажа, плевать. Главное, понять, в конце концов, какого это – полететь вниз с огромной высоты, причем не в воду, а на что-то твердое. Тут все и так понятно, выход один – прыгать.

К этому способу Кюрэй прибегнул в самую последнюю очередь. Казалось бы, один из банальнейших способов себя убить – просто спрыгнуть вниз с большой высоты, он оставил на сладкое.

Перерезать себе горло, утонуть, умереть от голода (кстати, после этого он потерял внушительную массу тела. Сейчас же, в эту холодную ночь, все более менее пришло в норму), выпить большое количество таблеток, повеситься (при чем найти крепкую веревку и подходящее для этого место было не так просто, поскольку в его квартире просто не оказалось подходящего места, а веревка то и дело рвалась, хотя его и без того худое тело выдержала бы обычная нитка), лечь под поезд или прыгнуть под машину – через все это он уже проходил.

Самым неприятным способом с точки зрения «здесь и сейчас» была голодовка: слабость, пустота в животе, головокружение и много других неприятных вещей. Например, спустя неделю после полного отказа от пищи, он мог идти по улице и ни с того ни с сего упасть в обморок.

Шел – и упал.

Спустя еще какое-то время, когда немногочисленные запасы жира в организме сожглись, в дело пошли мышцы. Мышцы горели не так быстро, как жир, но Кюрэй умел ждать. С каждым новым днем его кожа все плотнее и плотнее обтягивала кости, под глазами на этой самой коже появились темные круги, а когда он проходил мимо зеркала, он отчетливо видел свои ребра, даже не прибегая к вакууму. Он заметил, как больно стало просто сидеть (из-за отсутствия жировой прослойки в области ягодиц его кости уперались в мышцы, от чего длительное сидение вызывало мурашки от тонкой колющей боли). А самое неприятное – начавшееся выпадение волос.

Его голову пронзила мысль, что если даже он и умрет от голода, то когда он откатиться, он останется в таком же жалком положении – выпадение волос, слабость, торчащие кости и отсутствие силы. Он, конечно, откатиться назад и продолжит жить, но стоит ли этот способ того, чтобы просто прочувствовать на себе голодную смерть. Он бы и ответил да, но если можно было бы откатиться на 3 недели назад, а ни на 2 минуты.

Осознав всю глупость и абсурдность ситуации, он наскоро натянул штаны на худые штаны и выбежал из квартиры. Купив в магазине пару булок разной степени вкусности и выйдя на улицу. Он налетел на них так, как будто не ел пару недель. Хотя, стоп…

Какой же сладкой ему показалась первая булка! Он ощущал каждый слой теста, каждую песчинку сахара, текстуру сахарной пудры, непередаваемый вкус творога и просто чувство кайфа. Каждый проглоченный кусочек, падая в его живот, ощущался так, будто в желудок упал не мягкий и приятный кусочек теста, а как будто в него запустили пушечное ядро, которое успело набрать достаточно скорости и попасть прямо в желудок. Это не было больно, нет, скорее, неприятно. Но этот дискомфорт нивелировался вкусом.

Когда Кюрэй сточил первую булку и выкинул остатки бумажных салфеток куда-то в сторону и принялся за вторую, произошел новый удар – его начали пилить бензопилой. Натурально, он почувствовал, как его начинает разрезать пополам. Он еще подумал, что за ним явился сам Бубба Сойер.

Приятные вкусовые ощущение испарились по щелчку пальцев (точнее, по звуку бензопилы), и на замену им пришла боль, которую он не испытывал никогда. Следующий удар – в него выстрелили из дробовика. Не в силах устоять на ногах, он уселся у ближайшего дома, скручиваясь и держась за живот.

Наконец, боль усилилась настолько, что он и вовсе потерял сознание, прямо под домом. Перед тем, как отключиться, он впервые за столь долгое время почувствовал, как сильно колотиться его сердце, и как усердно начал работать его желудок. Организм не был к такому резкому повороту сюжета, как переваривание пищи, причем, спустя столь долгое время. Как итог – перегрузка организма и остановка сердца. Хотел умереть от голода, а умер от еды. Иронично.

(Разум) – А вдруг, что-то случится на этот раз?

(Азарт) – О чем ты?

(Разум) – Сколько раз я пытался себя убить? Десять? Двадцать? Я уже сбился со счету, честно говоря. Я готов продолжать это снова и снова, пока не встречусь со Смертью, но что-то мне подсказывает, что, когда я с ней встречусь, ничего хорошего из этого не выйдет. Я больше не смогу продолжать свой увеселительный аттракцион под названием «Убейте себя самым извращенным способом», и как следствие – после встречи с ней наступит пустота, после которой следует еще одна, а за ней еще и еще.

(Азарт) – Дружище, а чего это ты в философию подался? Не все равно ли, что будет до, уж тем более и после смерти? Главное – сделать то, зачем мы сюда пришли – прыгнуть. Давай, все-таки, продолжим наш аттракцион?

(Разум) – Не знаю. Первые раз десять это, может, и было весело, но, когда я в очередной раз пытаюсь себя убить в надежде на встречу с ней, мне с каждым разом становится все меньше и меньше нравится эта идея. Может, нужно продолжить просто жить дальше?

(Азарт) – Да, дружище, что-то тебя сегодня понесло совсем в другое русло. В твоем случае, как ты выразился, жить, у тебя, к сожалению, не получится, и ты прекрасно меня понимаешь. Остается только одно развлечение, на которое мы способны – вот на это. – палец в белой перчатке вальяжно и аристократично указал вниз – прямо на асфальт.

(Разум) – То есть, ты просто предлагаешь дальше пытаться себя убить?

(Азарт) – Ну конечно! Дружище, я очень рад, что ты меня не забываешь! Поэтому, давай просто спокойно выдохнем и сделаем шаг вперед, я же знаю, что тебе тоже интересно, что из этого выйдет в итоге. Не обманывай себя, а уж тем более, и меня.

(Разум) – Сука, ну вот опять! Хорошо, может, в этот раз ты и выиграл, но в следующий раз я себя не «убью». Хватит! Это – в последний раз, слышишь?

(Азарт) – Конечно-конечно, будь по-твоему. Но не забывай, что меня может поманить к чему-то другому. Вдруг, через неделю я попробую какую-нибудь новую шоколадку, и потом все, пиздец, как ты любишь говорить – стану коллекционером шоколада! Как тебе?

(Разум) – Ах, сегодня ты необычайно невыносим.

Нельзя сказать, что Авраам любит съехидничать или сказать что-то провокационное. Ну понравилось Кюрэй убивать себя после того, как его сбила машина, и что? Обычный человек уже давно бы умер от таких травм, но этот как-то выжил. И не просто выжил, а откатился на несколько минут назад. Казалось бы, все – вот он, лежит на мокрой дороге, весь в грязи, в крови, его сердце отсчитывает последние удары, а кости любезно ломаются под ударом огромного грузовика, груженого древесиной. Его сердце наконец останавливается, и внезапно – яркая вспышка. Подобно пленке, отматывающей назад, его сердце вновь наливается кровью, кости вправляются, раны затягиваются, он, под какими-то силами, поднимается в воздух и делает несколько шагов назад, пока грузовик сдает назад.

«Что это, блять, сейчас было?»

Что первое приходит человеку в голову, который натурально умер, а потом внезапно воскрес? Кюрэй не знал, какой конкретно вопрос врезался ему в голову, он банально не успел ни о чем подумать, вместо этого он начал судорожно ощупывать себя где только можно: прижал руку к груди и (внезапно) почувствовал на своей теплой ладони пульсирующий таймер. Далее его рука легла на шею и пальцы начали нервно ощупывать позвонки – все на своих местах. Удивительно, но мгновение назад его шея развернулась на сто восемьдесят градусов, когда грузовик своим тяжелым бампером въехал ему в челюсть, от чего импульс, прошедший через его голову, вывернул ее назад. Кажется, он даже не успел ничего почувствовать, его спиной мозг, буквально, превратился в соплю.

Судорожно поморгав несколько раз и только сейчас осознав, что со зрением все в порядке, он вгляделся в самую дальнюю часть улицы, на вывеску с надписью «Таба&н&я Ла&вк&». Очевидно, там продавали сигареты и все вытекающее. Раз он смог уловить несколько букв, значит с глазами, как минимум, все хорошо, они хотя бы видят.

Пока в его груди пробегала огромная стая муравьев, из-за угла выехал тот самый грузовик, Кюрэй сразу его узнал (ну конечно, как можно забыть то, от чего ты только что умер). В этот раз он не рискнул переходить дорогу, и правильно сделал – когда он проезжал перекресток, водитель кричал в открытое окно что-то наподобие: «Тормоза отказали! С дороги! Спасайтесь, блядь!». Из-за сильного дождя и других проезжающих мимо автомобилей было очень плохо слышно, что кричит водитель. И как назло, когда он первый раз переходил дорогу, в его ушах играла музыка, а сейчас он пусть и не сильно, но слышит, что кричит водитель. Вот еще одно наглядное пособие, что иногда стоит следовать банальным правилам для сохранения собственной жизни, особенно, когда ощутил на себе удар железного монстра, при этом склеив ласты.

Грузовик еще ехал какое-то время, пока не врезался в ближайший светофор. Хорошо, что скорость была небольшая, и подушка безопасности наверняка подарила водителю мягкое столкновение с препятствием.

(Азарт) – Дружище, ты, опять где-то там, где тебя не должно быть. – Он задумался, пригладив белоснежные волосы и подставив большой палец к острому подбородку. – Так, а, собственно, причем здесь случай двухмесячной давности? Жалко, я отсутствовал в тот момент, зрелище наверняка было еще то!

(Разум) – Ты невыносим! Даже подумать спокойно не даешь, изъебываешься как можешь.

(Азарт) – Так, а я-то здесь причем? Не забывай, что именно благодаря тебе я могу присутствовать на таких увлекательных мероприятиях и смотреть на все это великолепие с первых рядов. – Ехидная улыбка оголила его острые зубы.

(Разум) – Знаешь, иногда я очень жалею, что не могу тебе врезать! – Попытка не увенчалась успехом. В очередной раз. - Если бы я тогда не воскрес, или… как это правильно назвать, сам не понимаю. В общем, если бы я тогда реально умер и не попал в гребаное прошлое, сейчас бы не было всего этого! – Он вскинул руку и показал сначала на город, а потом под себя. – Если уж мне отвели 19 лет, значит я и должен был умереть в девятнадцать, но, видимо, у них, там, наверху, что-то сломалось, и время решило откатиться на пару минут назад, позволив мне существовать дальше. Как это, сука, называется?

(Азарт) – Если бы я был каким-нибудь философом, или, скажем, мыслителем, я бы назвал это вторым шансом. Представь, ты умираешь, по-настоящему, а в следующий момент уже целый и невредимый идёшь в магазин. Как по мне, тебе повезло.

(Разум) – Поговорил бы я с тобой, да только не могу – сегодня ты откровенно меня заебал. С самого утра ходишь вокруг меня и насвистываешь свою тираду про смерть и способы ее достижения.

И правда. С тех пор, как «повелитель времени» слег под грузовик, Авраам показался не сразу. Он мельком видел его уходящего за угол, или выходящего из автобуса, и не придавал этому никакого значения. Однако, когда Кюрэй стало интересно проверить свою теорию насчет отката времени и смерти, Авраам активно начал подавать знаки внимания: помашет рукой, кивнет, пройдет мимо, улыбнувшись до зубов, или подсядет рядом. После третьей смерти он как с цепи сорвался – как только Радке подумает про очередное самоубийство, Авраам магическим образом появляется за его спиной и начинает свою классическую речь, от которой его откровенно уже потряхивает. С каждым разом он придумывает что-то новое, что-то такое, что вроде бы должно быть и интересно, первые раз пять так точно, но с другой стороны – блядь, серьезно? Думать над тем, каким еще более изощренным способом выпилиться, приправляя это своими теориями и догадками, которые, очевидно, не сбудутся (за все смерти ни одна его догадка не подтвердилась.)

(Разум) – Ладно, пора. – он сделал маленький шаг вперед, теперь его носки свисали вниз, а пятки напряглись. – Но это в последний раз, слышишь? В. Последний. Раз.

(Азарт) – Конечно, дружище, последний раз. – наверное, он единственный, улыбки которого Радке выучил наизусть. Сейчас его улыбка говорила: «Мы оба знаем, что на самом деле это не правда.» - А сейчас, давай, представь себя птицей и вспорхни в небо.

Ему хотелось сказать ему то, что он думал о нем в этот момент, но передумал. Что-то сегодня он очень долго оттягивает этот момент. Боится, что на самом деле умрет? Исполняет очередную прихоть Авраама? Уже не так весело, как было раньше? Или же это просто Азарт промыл ему мозги?

Уже неважно.

Ничего не чувствуя внутри себя, Кюрэй закрыл глаза и подался вперед. Ветер ласково подхватил его и укутал в свои громкие крылья, но вот только эти крылья вовсе не желали поднять его к небу, показав чудесный вид на ночной город, а наоборот – устремили его вниз. Если бы гравитация и ветер дружили между собой, то он, возможно, научился бы летать. Но тогда бы к разгадке отката времени и воскрешению добавилось бы еще загадка про полеты человека. Сто процентов, что не обошлось бы без людских жертв, но это же Кюрэй – он не может умереть, у него банально это не получается. Тогда, он мог бы часами напролет стоять на крыше этой сырой многоэтажки и до посинения учиться летать. Но вдруг, в этот раз он действительно умрет?

И, наконец, так и произошло. После страстного и мокрого поцелуя с асфальтом, который после того, как Кюрэй сделал шаг в прямом смысле в неизвестность начал подниматься все выше, его голова раскололась как спелый арбуз, а кости переломались подобно сырым макаронам.

Что-то произошло.

Произошло что-то такое, чего он не ожидал и к чему не привык в эти моменты.

Кюрэй не ощутил, как таковой удар об асфальт – в момент, когда до земли оставалось пару сантиметров, все, до чего добиралось его боковое зрение, окрасилось под цвет асфальта, даже небо походило на мокрый асфальт, который обильно увлажнил недавно прошедший дождь.

Вокруг была одна темнота. Он чувствовал, что все еще куда-то падает, но непонятно, куда. Он позволил себе пошевелиться – начал бросать руки в разные стороны, изворачиваться, даже пытался ускорить падение, вытянувшись в струнку, но ничего не помогло, он все также летел… куда-то.

Сколько прошло времени? 5 минут? 10? Час? Или вечность? Он не понимал. После первых минут он успокоился, подумав, что если он и упадет, то все равно воскреснет и окажется на крыше. Или нет? Стоп, он же возвращается на 2 минуты назад после «смерти», а прошло явно больше времени. И что тогда? Он будет вечно крутиться в ебаном ничто?

В его голове был поединок между страхом и надеждой. А если говорить о более тонких чувствах, то эта настоящая война – боязнь, апатия, смысл, конец, паника. Слишком много переменных.

Прошло достаточно времени. Слишком. Он успел придумать в своей голове новую вселенную, вспомнить вкус тех самых булочек, изучить каждое серое пятно вокруг себя, придумать музыку из громкого ветра, режущего уши, и даже снять кроссовки и надеть их. Но вдруг он начал замечать очертания чего-то серого вдалеке – по цвету такое же, как пятна вокруг него, но более светлое. Доставший до глубины души в глубине души ветер, кромсающий его уже, наверное, бледно мертвые уши, начал постепенно выкручивать громкость, стремясь к полному нулю.

Когда что-то белое приблизилось еще немного, его зрение уловило очертание кресел, какое-то подобие стола, и что-то красное.

Оно стало еще ближе.

Лампа. Красная лампа, висящая… Что? Висящая? Наверное, после столь долгого падения голова перестала соображать.

Скорость снизилась до минимума, и он наконец почувствовал твердость под ногами. Его как будто кто-то придерживал, не позволяя быстро упасть. Сначала на твердое пространство опустились носки, затем и вся стопа. Как только его пятки полностью соприкоснулись с «полом», он рухнул на землю, не в силах стоять на ногах. Мышцы натурально превратились в пюре, не позволяя встать.

- Ну ты долго будешь там валяться? – воззвал к нему голос откуда-то из пустоты. – Иди сюда.

Этот голос был таким спокойным и убаюкивающим, что подняться в вертикальное положение стало еще труднее. Но, не смотря на это, точнее, не слушая, он нашел в себе невесть откуда взявшиеся силы и медленно поднялся на ватные ноги. Что ж, осталось следовать туда, откуда раздался голос. Женский голос.

Приближаясь все ближе и ближе к этому красному огоньку, в нем начали вырисовываться очертания белого прямоугольного стола с двумя красными креслами, а освещало все это темно-красная лампочка, висевшая непонятно на чем, и берущая энергию неведомо откуда. Подойдя в плотную к столу, он не решался сесть за кресло, боясь сделать что-то не так (он уже это сделал, пытаясь в очередной раз убить себя), а спокойствие в голове вновь сменилось легкой тревогой.

- Ты присаживайся, я скоро подойду.

Вновь этот голос. Теперь он звучал ни просто громко, а отражался от стенок черепа прямо в его голове. Обойдя стол несколько раз и повертев головой во всевозможных направлениях, он занял одно из кресел, скрестив руки на груди.

Боже, даже он так и не понял, что хуже – чтобы в голове был слишком большой поток из мыслей, которые, когда пытаешься их обдумать, складываются в какой-то пиздец помноженный на еще один пиздец, или просто страх, когда ты просто не успеваешь думать. Кажется, сейчас в его уставшей голове было и то и другое.

- Здравствуй, Кюрэй, прошу прощения за ожидание. Наверное, сейчас у тебя много вопросов, но на один я отвечу прямо сейчас – ты нашел, что так долго искал.

В белой рубашке, заправленной в узкие черные брюки, с черным галстуком, аккуратно делающий полумесяц в районе груди, с красными волосами, пряди которых падают на большие глаза, и чертовски красивое лицо. И… это его смерть. Кюрэй так и запрыгал глазами по этой девушке, не понимая, на чем сфокусировать взгляд.

- Ты… моя смерть?

- Вывод напрашивается сам собой, учитывая, где ты на находишься и с кем говоришь. – Она звонко засмеялась, на щеках появились красные полосы, а она, так и не сев за кресло, прижалась большой грудью к его спинке. – Да, я твоя смерть.

- А почему ты, то есть вы, выглядите как персонаж из аниме, которого натурально врезали в натуральный мир?

- В натуральный мир, говоришь? Скажи пожалуйста, а где ты сейчас находишься? Если сможешь ответить на этот вопрос, я тебе скажу.

- Как минимум, мы где-то глубоко, потому что падал я очень и очень долго. И если продолжать думать в этом направлении, то, логичнее всего предположить, что я нахожусь в аду. Хотя для преисподней здесь достаточно прохладно.

- Холодно? – девушка приподняла руку и щелкнуло длинными пальцами. Стало потеплее, как будто на кондиционере прибавили пару… кондиционере? В этом месте? – Так лучше?

- Пожалуй. – мурашки спрятались, и Кюрэй разместил руки на подлокотниках. – На счет вашего вопроса…

- Ах да. К сожалению, а может, и к счастью, ты ответил неправильно. Это ни ад и ни преисподняя. Ты, скажем так, находишься в его кладовой. Как видишь, здесь пока ничего нет, но, можешь поверить мне на слово, скоро в этом месте будет что- нибудь интересное, я постараюсь сотворить что-то красивое.

- Красивое в ее понимании? Она же смерть.

- У-у-у, мой хороший, я умею делать красивые вещи.

Стоп. А почему то, о чем он подумал, он сказал вслух? Слова сами вырвались из его рта, он даже не успел ничего осознать.

- Почему я…

- Потому что в этом месте от меня ничего не скроешь. Это моя мера предосторожности. Хотя, по правде говоря, мне очень нравится слышать людские мысли. Это очень-очень увлекательно. – она опять засмеялась, и наконец села в кресло, положив одну ногу на другую. – Кстати, когда ты выйдешь отсюда, передай Радке привет, а лучше дай ему мой номер. Он такой красавчик. – она провела рукой по груди, глубоко вздыхая. – Признаюсь, твоя фантазия мне нравится.

- Вы же сейчас просто смеетесь надо мной, да? Какой Радке? Какой номер? Вы же – смерть.

- Чумба, ты совсем ебнулся? Ну, естественно.

А вот этого он совсем не ожидал. Теперь, вместо привлекательной и грудастой дамы на кресле, закинув обе ноги на стол и просунув руки под голову сидел длинноволосый мужчина, в красных авиаторах, кожаных штанах и легком бронежилете. А вместо левой руки был серебряный протез.

- Да ладно тебе, чего ты так испугался?

- Знаете, когда вместо Макимы появляется Сильверхенд, как минимум невольно вздрагиваешь.

- Видимо, до тебя так и не дошло. – Смерть неведомо откуда достал сигарету и прикурил ее. Выпустил большое облако белого дыма и продолжил, положив серебряную руку на стол. – Человек видит свою смерть такой, какой хочет ее видеть.

- А если я хочу видеть ее обнаженной, трехметровой, ходящей на руках и говорящей на офирском?

- Не хочешь. – Затяжка. – Уж я-то знаю.

Повисла пауза. Смерть неспешно докуривал сигарету, а Кюрэй никак не мог понять, что вообще здесь происходит. Естественно, думал он вслух, и собеседник то улыбался то посмеивался каждый раз, когда он открывал рот. Смерти это нравилось, но не нравилось Кюрэй. Ни такой встречи он ожидал.

- Ладно. – Сильверхенд выкинул бычок, испарившийся в воздухе. – Скажи, вот что мне с тобой делать, а? Я поспорил с бородатым, что, наделив я человека такой силой, смогу перевернуть с ног на голову человечество и их понимания слова «смерть». Как я уже говорил, ты видишь меня таким, потому что хочешь, и у каждого смерть будет выглядеть совершенно по-разному. Ты можешь считать себя счастливчиком, потому что сейчас ты используешь блядский абонемент, и когда он сгорит, ты отправишься в свой мир как ни в чем не бывало. Но вот оставлю ли я тебя наделенного такой силой или нет – зависит от тебя.

- Слава Богу, я хотя бы отправлюсь домой. – мысли превратились в слова. Опять.

- Здесь бога нет. Сейчас ты на моей территории. Так, о чем я? – Смерть вытащил очередную сигарету. – Что мне с тобой делать? Отправить назад, как ни в чем не бывало, или устроить тебе экскурсию, чтобы ты понял, куда мог попасть 37 раз? Знаешь, тебе бы обзавидовались все присутствующие. После смерти ни с того, ни с сука-блять сего, взял и воскрес. Даже бородатый в шоке от твоих похождений.

- Это вы мне скажите, какова моя судьба? Сейчас я в вашей власти, и готов к любому исходу. Мир жесток, это правда, но, мне кажется, наверху лучше, чем внизу. Точнее, посередине, сверху рай, как никак.

- А не ты ли говорил, что «Слава богу, что вернешься домой»?

- Поспешные выводы. – парировал Кюрэй. – Жизнь прекрасна, и нет ничего хуже смерти. Хотя, если бы вы все время выглядели как Макима, я бы еще пару раз спрыгнул с крыши. Но нельзя долго играть с огнем, если вы понимаете, о чем я.

- Понимаю.

- Раньше я боялся смерти. Но после того, как меня сбил грузовик, и я осознал, как работает сила, которой вы меня наделили, я кое-что понял. – Ноги устали, и он решил их размять. Вертикальное положение – принять. – Смерть страшна, когда ты не осознаешь, что когда-нибудь умрешь, но если просто принять тот факт, что рано или поздно ты присоединишься к большинству, на душе становится спокойно, что-ли. Я гонял в голове эти мысли каждый раз, когда ложился под поезд или прыгал с крыши, и если есть тот, кто дал жизнь, значит, есть и тот, кто заберет ее. Теперь я, кажется, понимаю, почему вы спорите, не в силах определиться, как настроить эту систему. Ты можешь забрать новорожденного младенца, а он может долго не отдавать старика, которому за сотню лет. Но, пожалуй, с этим вы разбирайтесь сами. А сейчас, - Кюрэй подошел почти вплотную к Смерти, - скажи мне, наконец, что со мной будет? Он отвел мне 19 лет, но, видимо, у тебя на меня были другие планы. Но, прежде, чем ты мне ответишь, я еще раз хочу задать себе вопрос, естественно, вслух – что будет после смерти?