Жрица. Путь Обретения

Яркий свет режет глаза, заставляя щуриться. В голове каждый звук взрывается оглушительным фейерверком, а во рту сухо, как после знатной студенческой попойки. Я пытаюсь поднести руку, чтобы прикрыть начавшие слезиться глаза, но еле могу шевельнуть пальцами. Моментально накатывает паника, а противное пищание над ухом превращается в истошный визг. Я морщусь, и одновременно с этим меня вновь спешно берут за руку и начинают поглаживать по голове.

- Анечка, дочка, ты меня слышишь? Что случилось? Тебе больно? Скажи мне! Позовите, наконец, врача!

В голосе мамы столько паники, что я поспешно выдавливаю из себя чужим, хриплым голосом:

- Нет, - качнуть головой получается, но слабо, - все в порядке.

Глаза перестали слезиться, и я медленно обвожу глазами помещение, в котором нахожусь. Больничную палату узнаю сразу же, ее сложно с чем-то перепутать. Крашеные светло-голубые стены с облупившейся кое-где краской, еще одна кровать напротив, белые тумбочки около них. На моей сейчас стоял прибор, на котором непрерывно отображались какие-то цифры и линии, издавая такие раздражающие меня звуки.

- Где я? – кашель получился знатный, матерые курильщики бы оценили. Зато голос стал чище и приятнее.

- В больнице, - чуть замешкавшись ответила мама, чуть отодвигаясь от меня, чтобы было удобнее разговаривать.

- Я поняла, - чуть улыбнулась в ответ, но напряжение внутри только возрастало, - как я здесь оказалась?

- Ты разве ничего не помнишь? – она растерянно гладила мою руку, вглядываясь в мое лицо, а я задумалась.

И мысли мои мне все больше не нравились. Воспоминания хаотичные, смазанные, и какие-то отчужденные, будто я видела свою жизнь со стороны. Я помнила маму, свое детство, квартиру. Отца, который часто был нетрезв и отрывался на нас с мамой своими придирками и воспитательными беседами. Помнила, как он погиб, свалившись неудачно после очередной попойки с лестницы и сломав себе шею, когда я была в десятом классе. К своему стыду, тогда я испытала облегчение, да и по лицу мамы видела, что и она тоже. Помнила отдельные моменты, как училась в школе, выпускной…Аграрный вуз, диплом ветеринара…Все это мелькало отрывками, мешая сосредоточиться на чем-то одном.

- Мне сказали, у вас тут хорошие новости? – дверь распахнулась, ударившись ручкой о стену, от чего мы с мамой непроизвольно вздрогнули.

В палату широким быстрым шагом ворвался мужчина в белом халате и голубом хирургическом костюме под ним, сияя улыбкой на добром лице. Среднего роста, лет под пятьдесят, он чем-то напомнил мне Деда Мороза из сказок. Чуть выпирающее пузико, аккуратная недлинная борода с усами и волосы, заметно тронутые сединой и разметавшиеся в беспорядке, навевали мне именно этот образ. Доктор был мне симпатичен и смутно знаком.

- Просто отличные, - с широкой улыбкой повернулась к нему мама, продолжая сжимать мою ладонь в своей. Будто боялась, что я куда-то денусь.

- Вижу, вижу, - мужчина ненавязчиво оттеснил ее от меня, плюхнувшись на стул, на котором до этого сидела мама. Он достал небольшой фонарик и посвятил поочередно мне в глаза, вызвав протестующий стон.

- Как ты себя чувствуешь, Анют? – его прикосновения не вызывали отторжения, и я расслабилась, пока мои руки и ноги деловито ощупывали и постукивали.

- Неплохо, только голова побаливает и слабость, - пришлось еще раз кашлянуть, прогоняя вернувшуюся хрипоту.

- Немудрено, столько проваляться без движения, - весело хмыкнул доктор и тут же скомандовал, - язык покажи!

После секундного замешательства все-таки продемонстрировала запрашиваемую деталь организма, предварительно пройдясь им же по зубам. Вдруг захочет в рот заглянуть, а там комплект неполный? Неудобно получится, а я все-таки девушка.

Но зубов, как показал краткий анализ, оказалось вполне достаточно, а я успела удивиться, какая чушь мне лезет в голову.

- Кулак сжать можешь? А руку поднять? А ногой пошевелить? Какой? Да любой!

Врач деловито отдавал команды, с удовлетворенным причмокиванием реагируя на все мои попытки их выполнить. К концу осмотра я тяжело дышала, а ощущения были такие, будто в одиночку всю ночь разгружала двадцатитонную фуру с алкоголем, хотя прошло от силы минут десять. Но мы выяснили, что руки и ноги у меня шевелятся, и даже чувствительность вполне сохранилась.

- Ну, что я могу сказать, - подвел итог мужчина, вставая на ноги, - все очень даже неплохо. Немного гимнастики и массажа, и через пару недель будешь как новенькая. Если будешь стараться, конечно. Будешь?

- Буду, - кивнула я, заражаясь его позитивом, - а можно узнать, как вас зовут?

Улыбка медленно сошла с лица доктора, а в палате повисло ощутимое напряжение, заставив меня заволноваться.

- Я что-то не то спросила? – почти прошептала, заметив, как мама прижала ладони ко рту, испуганно распахнув глаза.

- Да, в общем-то, нет, - спокойно, но очень серьезно ответил доктор, вновь присаживаясь, - скажи мне, Аня, а что ты помнишь?

Аня…почему-то звук собственного имени был чужим, отталкивающим. А внутри возникал диссонанс – я знала, что это мое имя, и в то же время ощущала его как что-то неестественное, неправильное. Как закравшуюся ошибку в привычное слово. И это сильно напрягало.

- Из чего? – не поняла я вопроса. Не с самого рождения же мне свою жизнь рассказывать?

- Кто это? – он указал на маму, а я удивленно приподняла брови.

- Мама моя, кто же еще, - тихо ответила, все больше недоумевая.

- А меня ты не помнишь?

- А мы уже встречались? – стало не по себе, - мне лицо ваше кажется знакомым, но смутно.

- Ясно, - протянул врач и продолжил, - а как ты сюда попала, помнишь?

Я открыла рот и сразу его захлопнула. Калейдоскоп воспоминаний стал совсем хаотичным, подбрасывая множество ненужных картинок, но никак не позволяя нащупать самую нужную. Лица, множество лиц, знакомых и не очень, кружились в беспорядке, вызывая лишь головную боль. Животные, птицы, мой рабочий кабинет…квартира, в которой я живу…кружка с изображением кучи божьих коровок, от которых рябило в глазах…

Это все, что выдавала моя память, являлось несомненно важным и нужным, но…как я сюда попала, информации было ноль.

- Я не помню… - удушливый страх сжал горло, мешая протолкнуть желанный и такой нужный сейчас воздух. Большими испуганными глазами я смотрела на врача, ощущая, как стремительно холодеют конечности, а мир сузился до размера конкретной больничной палаты.

- Не волнуйся, - большая ладонь накрыла мою руку, не позволяя основательно скатиться в болото надвигающейся паники, ободряя и обнадеживая, - такое часто случается. Это все временно, тем более, учитывая, сколько ты провела здесь времени…

Сколько? Этот вопрос даже не возник у меня, а должен был, учитывая реакцию мамы, стоило мне открыть глаза. Что произошло?

- Кто вы? Что со мной случилось? Что я здесь делаю? – вопросы посыпались из меня, а рука клещами сжала пальцы доктора.

- Успокойся, Аня, - опять это имя! Но уверенный голос обволакивал, заставляя дышать глубже и медленнее, - будешь нервничать, сделаешь только хуже. Поверь мне, такое часто случается. Пройдет немного времени и ты все-все вспомнишь.

Мне удалось взять себя в руки, но вопросы никуда не делись.

- Что со мной случилось? – повторила я вопрос, стараясь, чтобы голос не звенел отчаянием и страхом. Судя по жалости, мелькнувшей во взгляде врача, удалось не очень.

- Ты потеряла сознание и упала после тяжелого ночного дежурства. Ударилась головой о журнальный столик и впала в кому, после чего тебя привезли к нам.

Точно, я вспомнила то дежурство. К нам тогда после полуночи привезли собаку в родах. Щенки были довольно крупными, а схватки безуспешно шли уже несколько часов, измотав их маму. Пришлось тогда повозиться, но, слава Богу, удалось спасти всех. Я даже улыбнулась, вспомнив свое облегчение и счастливый взгляд хозяйки. Вот только что потом произошло? Я вернулась домой, намереваясь отоспаться…а дальше обрыв. Ничего.

- Сколько я уже тут? – я сглотнула, отвлекаясь от истязания собственной памяти. Надо потерпеть. Просто потерпеть.

- Почти три месяца…

- Сколько? – пораженно ахнула я, не сдержавшись.

Три месяца…неудивительно, что я руки поднять не могу. А вот язык работает исправно…я хихикнула от неуместной мысли, тут же напоровшись на нахмуренные брови врача. Зря он так, не собираюсь я впадать в истерику. Вроде.

- Постарайся все же не нервничать, - еще раз постарался достучаться до меня врач, - и не надо стараться вспоминать через силу. Все придет, обязательно, вот увидишь.

- Арина, - обернулся он к маме, - проследи, чтобы она сейчас отдохнула. С завтрашнего дня начнем занятия и прочее, а сегодня отдыхать! И только положительные эмоции! Они помогут лучше всего.

Мужчина упруго поднялся и, пообещав зайти завтра, удалился, отставив открытой дверь. А я устало прикрыла глаза. Как бы не хотелось мне прямо сейчас продолжить разговор с мамой, расспросив ее о каждой мелочи своей жизни, но силы стремительно заканчивались. Заметив мое состояние, мама понимающе улыбнулась.

- Поспи немного, - мягко проговорила она, подтыкая одеяло, как в детстве. На душе тут же потеплело, а тревога стремительно пошла на спад, - я тебе обязательно все расскажу. Теперь у нас впереди целая жизнь…

И я вновь провалилась в густую темноту.

Проспала я до самого утра, крепким сном здорового человека, совершенно без сновидений. Будто робот, которого выключили, а затем опять подключили к блоку питания. И вновь первое, что я увидела, приоткрыв глаза, было улыбающееся лицо мамы, неизменно сидящей около моей кровати. Не улыбнуться ей в ответ было просто невозможно.

- Привет, - почему-то шепотом поприветствовала ее, попытавшись потереть глаза, чтобы согнать остатки сна. Но рука, чуть дернувшись вверх, рухнула на постель, а я разочарованно застонала. Как же тяжело быть беспомощной!

Но мама не дала мне захандрить, и мигом засуетилась вокруг меня, заставив сначала умыться, затем переодеться, а потом и позавтракать. Естественно, практически все делала она сама, но я изо всех сил старалась облегчить ей задачу. А попробовав кусочек божественно вкусного блинчика со сгущенкой, я не сдержалась и, прикрыв от удовольствия глаза, блаженно замычала, воздавая заслуженное повару.

- Вкусно?

- Угу, - более разборчиво не получалось, но мама только усмехнулась.

- Значит, не зря торопилась, - на мои вопросительно приподнятые брови пояснила, - отлучилась с утра, забежала домой принять душ, да переодеться. Заодно решила тебе вкусненького приготовить, а то овсяная каша из больничной столовой тебя быстрее добьет, чем на ноги поставит.

Мой полный ужаса взгляд вызвал приступ смеха у родительницы. В целом, я была практически всеядна, не доставляя хлопот ни маме в детстве, ни воспитателям в детском саду, ни кому-либо еще. Кроме одного. И как вы догадываетесь, этим одним и являлась пресловутая овсянка. Я ее не переносила ни в каком виде, хотя мама и пыталась делать ее на молоке, с маслом и сахаром, с вареньем и сухофруктами, с угрозами и щедрыми посулами, но все было тщетно. Упрямо закрытый рот и голодание до следующего приема пищи были единственной реакцией, которой смогли добиться совместными усилиями все заинтересованные лица. И поэтому смирились, оградив меня от этой, несомненно полезной, но жутко невкусной лично для меня крупы.

- Мам, - неуверенно позвала я, когда она зашла в маленький санузел, расположенный прям в самой палате, около входа. Дверь осталась открытой и оттуда доносились звуки негромко брякающей посуды, которую мама споласкивала, накормив меня.

- Да, Анют? Тебе что-то нужно? Сейчас подойду, - обеспокоенно откликнулась она, и, судя по усилившемуся грохоту, заторопилась.

- Нет, нет, - поспешно ответила, стараясь сделать голос погромче, - просто хотела спросить…

- Да? – она появилась в проходе с мокрой посудой и, поставив ее на тумбочку, которая была сегодня освобождена от пикающего над ухом прибора, принялась вытирать небольшим полотенцем.

- А как зовут врача? Того, который вчера приходил? Я его знаю? – признаваться в собственных проблемах с памятью было тяжело. Мама и так меня, мадам великовозрастную, почти на руках таскает, а тут, оказывается, еще и с головой проблемы. Ощущать себя неполноценной было страшно.

- Это Дмитрий Александрович, - откликнулась она, даже не удивившись, - помнишь, я тебе о нем рассказывала? Наш заведующий, очень грамотный и ответственный человек. Меня после дежурств даже пару раз до дому подкидывал…

В какой-то момент в голове будто щелкнуло, переключая невидимый тумблер, и я отчетливо вспомнила взволнованный мамин голос в телефонной трубке, рассказывающий мне о начальнике.

Мама была по образованию медсестрой, и много лет проработала в детской больнице, с удовольствием помогая маленьким пациентам. Но три года назад там сменилось руководство, которое с первых дней решило показать свою кипучую деятельность. Но вместо того, чтобы сделать ремонт, закупить оборудование или увеличить снабжение, на что требовались немалые средства, которые было взять неоткуда, решили вмешаться в годами отлаженные процессы обследования и лечения пациентов и ввели придурочные штрафы. В итоге, за полгода зарплаты рухнули почти на треть, а медперсонал в спешном порядке начал подыскивать себе новые места для дальнейшей работы, особый акцент делая при этом на адекватность руководства.

В числе «сбежавших» оказалась и мама, устроившаяся в неврологическое отделение одной из больниц. Коллектив принял ее прекрасно, а заведующий заставил мою всегда сдержанную и скромную маму, впервые на моей памяти, восторженно щебетать в телефон, описывая всевозможные плюсы этого необыкновенного человека. На третий заход о том, какой он умный, чуткий, внимательный, ответственный и заботливый одновременно, я поняла нехитрую истину. Пуленепробиваемая броня Арины Витальевны, которой она окружила себя со дня гибели супруга, наконец-то дала трещину.

Я искренне порадовалась за маму, вот только радость эта оказалась весьма преждевременной. Мама наотрез отказалась поддержать мое предложение и начать налаживать свою личную жизнь. Она почему-то считала, что ей нечего предложить такому мужчине. Ее возраст, неудачный брак в прошлом и взрослая незамужняя дочь были, по ее мнению, более чем достаточными причинами для отказа. А Дмитрий Александрович по-прежнему оказывал ей ненавязчивые знаки внимания, но не настаивал. Да и как тут настаивать, если мама от него начала практически шарахаться?

Вот и я говорю, дура. Про себя говорю, естественно.

Радость от того, что воспоминания начали возвращаться, обеспечила мне прекрасное настроение на весь день. Я терпеливо вынесла все процедуры, даже не пикнула под сильными руками массажистки, и изо всех сил старалась на занятиях лечебной физкультурой. В результате чего вымоталась до изнеможения, но смогла приподнять руки и ноги, и даже дотянуться один раз рукой до лица, ударив себя по носу. И это было замечательно.

Дмитрий Александрович, заглянувший ко мне ближе к вечеру, очень искренне порадовался моим успехам. А когда я попыталась неловко извиниться за то, что не узнала его сразу, только отмахнулся, сказав, что рад пережить это еще трижды, если каждый раз будет видеть столько счастья на моем лице, лишь от одних воспоминаний. А я вновь убедилась, что он стал бы хорошей парой для мамы, если бы она позволила. До этого я видела его пару раз, когда встречала маму с работы, и впечатление было тем же. А сейчас я была ему еще и безумно благодарна за то, что вопреки всем существующим правилам и запретам, он терпел мое нахождение в своем отделении. Не имея никакой уверенности в том, что я вообще очнусь. Позволяя маме совмещать работу и уход за мной, не тратясь на сиделку. Золотой человек.

Следующий день пролетел так же плодотворно. Разговоры с мамой позволили заполнить некоторые пробелы за школьные годы, а занятия – поверить в то, что выписка действительно может состояться всего через две недели. Во мне крепла уверенность вместе с оптимизмом. Казалось, что еще немного и я вспомню абсолютно все, и жизнь продолжится, будто и не было этого перерыва в три месяца.

Вот только события следующего утра ввергли меня в такой шок, что все предыдущие достижения свелись на нет.