- Инка, вот ты где! Быстро домой! Мама велела!
Ина продолжала сидеть, обхватив колени и глядя на озёрную гладь, над которой кружили суетливые и резкие стрекозы.
- Инка! - настойчиво повторила младшая сестра, Женя. - Домой! Полоть грядки и ягоды собирать.
- Ты что выбрала из этого? Полоть или ягоды собирать, а, Жень? - лениво спросила Ина, не поворачиваясь к сестре.
Она понимала, что спор настолько же бесполезен, насколько бесконечен, но не хотелось молчать хотя бы с сестрой. Ина и так всегда молчала. Молчала и терпела. Её воспитали в уважении к старшим и полном послушании, и молчаливый протест выражался лишь редкими кратковременными побегами из дома к озеру или в лес.
Ине нравилось быть наедине с природой, только там её душа успокаивалась, обретала гармонию и равновесие. Дома Ине всегда было неуютно, она постоянно чувствовала своё несовершенство и внушаемое ей чувство вины.
- Ты же знаешь, мне ещё рано в огороде работать! Моя обязанность - ходить в магазин, - авторитетно заявила одиннадцатилетняя Женька.
Ина, которой недавно исполнилось шестнадцать, тихо хмыкнула. Её детство закончилось в тот момент, когда мама вернулась из роддома и принесла маленький свёрток. Ине сказали: «Это Женя, твоя младшая сестра. Ты теперь большая, ты старшая, ты помощница».
Ине тогда было пять лет, но за ней прочно закрепились некоторые обязанности. Она мыла посуду, вытирала пыль, подметала в доме и во дворе, занималась прополкой грядок. Лет с восьми за Иной закрепили также всю важную уборку в доме и более серьёзные работы в огороде. Лет в десять она таскала воду с колонки, потому что тогда ещё у них не было водопровода, даже летнего, а зимой приносила дрова.
К счастью, теперь есть и газ, и водопровод. Женя давно выросла, отчим нашел работу в ближайшем городе, а не уезжал на Север, как раньше, мама давным-давно оправилась от родов и высыпалась по ночам... А вся домашняя работа так и лежала на плечах Ины.
Женька любила ходить в магазин. Ей разрешали оставлять себе сдачу до определенной суммы, а ещё она постоянно выкраивала деньги на чипсы или мороженое. Ина, которая подрабатывала летом на почте, отдавала всю зарплату матери, и та уже сама покупала ей вещи, школьные принадлежности.
Ина обернулась и посмотрела на сестру. Женька стояла, сложив руки на груди и насупившись. Эта мечтательная великовозрастная дура давно бесила Женю. С тех пор, как бабушка, папина мама, рассказала, что Гиацинта (так по-настоящему зовут эту глупую Инку) - сестра Жене только по матери. А отец Инки непонятно, где. Женя уже сейчас ненавидела старшую сестру за высокий рост, стройную, лёгкую фигуру, ровную смуглую кожу, длинные и блестящие тёмные волосы и огромные серо-голубые глаза.
Инка непохожа даже на маму, и уж тем более, на отца, он же ей неродной. Вот Женька вся в отца и бабу Фаю: белёсая, веснушчатая, с прямыми тонкими волосами, светлыми бровями, плотной, приземистой фигурой. Не страшная, конечно, но с этой дурой не сравнить.
- Ладно, иди, Женя, я сейчас приду тоже, - кивнула Ина.
- Нет уж, тебя опять не дождёшься. Пойдём вместе! - упрямо сказала Женя.
Ина, вздохнув, поднялась, с сожалением глядя на озеро и стрекоз. Она ещё не успела как следует отдохнуть, всё утро ходила по посёлку и окрестным деревням с почтовой сумкой, а тут уже и новая работа подоспела.
«Не потопашь - не полопашь», - любимая поговорка бабушки, матери отчима. Интересно, почему «топать» всегда больше всех должна Ина? Неужели она так много ест?
Ина и Женя выходили с поляны на поселковую улицу, когда их обогнала вся гудящая от громкой музыки чёрная «девятка» с затонированными стёклами. Машина остановилась у одного из домов и из неё вышли трое парней. В одном из них Ина узнала соседа, Славку Сидорина, сына Галины Ивановны, начальницы поселкового почтового отделения. Года два назад он вернулся из армии и теперь жил в городе. Поговаривали, что жил не слишком честно, но у людей, как известно, языки без костей.
- Инка, ты что ли?! - восхищённо воскликнул он, во все глаза глядя на девушку. - Сколько зим, сколько лет! Совсем взрослая стала.
Ина и Женя молча шли к своему дому. Кто-то из парней достал сигареты и зажигалку, все трое закурили. Ещё когда подходила, Ина обратила внимание на одного из троих, высокого худощавого незнакомца. Глаза у него были неприятные, слишком светлые, почти прозрачные. И он смотрел на Ину пристальнее всех.
- Немая что ли? - спросил он у Славки негромким хрипловатым голосом.
- Неееет, не было такого.
- Хотел бы я от неё услышать кое-какие вздохи, - сказал светлоглазый и затянулся. Все трое парней дружно загоготали.
* * * * * * *
Сначала Ина прополола грядки с «мелочью», а потом начала собирать раннюю смородину. Раннюю смородину собирать приятнее, чем позднюю: ягоды крупнее, на грозди их меньше. Правда, есть риск раздавить ягоду, но Ина всегда всё делала аккуратно и осторожно. Мама сразу предупредила, что вечером они ещё будут протирать смородину через сито, чтобы сделать желе.
Вообще, если честно, работа в огороде Ине нравилась, потому что желающих помогать особо не наблюдалось, а значит, можно побыть наедине с собой, подумать и помечтать. Конечно, несправедливость всегда возмущала Ину, но в конце концов, погрузившись в методичный и однообразный рабочий процесс, девушка успокаивалась.
Семья Ины жила в посёлке городского типа. Рядом с их домом располагался дом бабы Фаи, матери отчима, Геннадия. Ина никогда не называла его папой, да он, надо признаться, и не настаивал ни на чём таком.
Когда-то давно, ещё в восьмидесятых годах прошлого столетия, в посёлке на стройке работали строители из Югославии. Один из них, голубоглазый и темноволосый Михайло, увлёкся русской девушкой Таней, матерью Ины. Парень оказался настойчивым и страстным, и они с Таней начали жить вместе очень быстро. Плодом любви стала дочка, появившаяся на свет в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Родной отец души в малышке не чаял. Он и назвал её странным именем Гиацинта.
Когда Ине было три года, на родине Михайло настали нелегкие времена, и он принял решение вернуться в Югославию. Обещал, что как только всё закончится, заберёт к себе жену и дочь. Михайло уехал, и больше Таня о нём ничего не слышала.
Родители Тани были людьми очень набожными, что было достаточно редким явлением для того периода времени, и строгих правил. Они не приняли Ину, считая её плодом греха. Таню с дочкой не пустили в родительский дом, объяснив это тем,что Таня опозорила семью. Таня, обладавшая достаточно сложным характером, родителей не простила. Сняла угол у одной из поселковых одиноких старушек, потому что платить за квартиру, в которой они раньше жили с Михайло, стало нечем. Баба Ганя была очень старенькая, но умудрялась помогать Тане с ребёнком, пока Таня работала по дому и шила на заказ. Даже сейчас, спустя годы, Таня не общалась с родителями.
Когда Ине было четыре года, Таня, устав от одиночества, дала согласие на брак давно влюблённому в неё соседу бабы Гани, Геннадию. Свекровь, Фаина Петровна, была не восторге от выбора сына, а его падчерицу откровенно ненавидела.
... В нынешнем году Ина окончила десять классов, а год назад ей впервые пришлось выдержать битву с семьёй за саму себя. Родители настаивали, чтобы она поступила в поселковое училище, выучилась на повара или маркетолога, получила профессию как можно скорее. Ина хотела окончить одиннадцать классов и поступить в университет. Она мечтала получить профессию ландшафтного дизайнера.
Родители были против, уговаривали Ину, чтобы поступала в училище, ведь там будет стипендия, но Ина так и не поддалась на уговоры. Впервые в жизни она проявила твёрдость характера.
В посёлке была достаточно сильная школа, и учителя прочили Ине хорошее будущее. Они были уверены, что девушка непременно осилит поступление в ВУЗ.
... Уже начинались июльские сумерки, а Ина и Татьяна всё сидели в кухне и протирали через сито смородину. Татьяна достала большую кастрюлю, когда вдруг выяснилось, что сахара у них недостаточно. Гена всегда ложился рано и давно уже спал, Женя тоже, потому Татьяна обратилась к Ине:
- Сбегай до круглосуточного, купи килограмма три сахара.
- Хорошо, - Ина так и пошла в сарафане, в котором ходила по дому. Кто там её увидит, в темноте? А продавцов в круглосуточном домашним сарафаном не удивишь. По ночам покупатели и не в таком виде являются.
Она уже возвращалась домой, когда перед ней неожиданно выросли три знакомые фигуры.
- Ну вот и свиделись, красота, - протяжно сказал светлоглазый и первый шагнул к Ине.
Она хотела закричать, но ей кто-то зажимал рот и держал её руки за спиной. Пакет с сахаром упал на землю. Извиваясь и пытаясь кусаться, Ина не сдавалась, но силы были слишком неравны. Ину куда-то тащили, и вскоре она поняла, что находится в рощице на окраине посёлка.
Двое парней держали её, а светлоглазый резким движением разорвал домашний сарафан Ины. Когда она почувствовала руки светлоглазого на своей коже, решила, что лучше умереть, дёрнулась из последних сил, укусила кого-то за ладонь и крикнула. Просто завопила, без всяких слов. А ещё ей показалось, что она увидела какую-то тень и услышала приближающиеся торопливые шаги.
- Что это вы удумали, изверги?!
Ина узнала соседа, дядю Толю. Он, видимо, возвращался с работы или из гостей в такой поздний час. Завязалась потасовка, и про Ину на время забыли. Она отбежала на несколько метров, силясь найти в сгустившейся темноте какую-нибудь палку, чтобы помочь дяде Толе, но, как назло, ничего подходящего не попадалось. Вскоре Ина увидела, как в чьей-то руке блеснул нож, и три фигуры, сорвавшись с места, метнулись к посёлку.
- Девка где? - это голос светлоглазого, Ина узнала бы его из миллиона голосов.
- Некогда искать, Гриня, сейчас сюда народ сбежится, - глухо ответил Славка Сидорин. - Не бойся, она не вякнет. Понимает, что к чему.
Вскоре фигуры окончательно провалились в темноту, и Ина, словно в противовес надеждам негодяев, заорала во всё горло, умоляя кого-нибудь вызвать скорую. Тогда телефоны ещё были не у всех, и в их семье телефон был только у отчима, у Ины не было. Кто-то бежал от посёлка к роще, значит, помощь на подходе. Боясь подойти к лежащему на траве дяде Толе и увидеть непоправимое и страшное, Ина села прямо на землю и запахнула остатки сарафана на груди.
Всё, что происходило потом, Ина помнила, как сон, страшный и бесконечный. Прибежали какие-то люди, она не могла их узнать, хоть к ней обращались по имени. Кто-то заботливо накинул на девушку куртку. Приехала скорая, и фельдшер приказал не расходиться, ожидать, когда придёт участковый.
Дядя Толя оказался жив, но потерял много крови, и его поспешно увезли прямо в город, минуя районную больницу, расположенную в соседнем селе.
Потом пришёл участковый, и почти тут же приехали из райцентра оперативники. Никто, кроме Ины, не видел нападавших, и девушка это подтвердила. Опросив тех, кто пришёл на помощь и вызвал скорую, их отпустили, а с Иной отправились к ней домой. Татьяна была уже в курсе дела, кто-то сообщил. Она растолкала спящего Геннадия, и Ина подробно рассказала всю правду родителям и сотрудникам милиции. Конечно, Славки Сидорина с друзьями в посёлке уже не было. Они уехали сразу.
Ину и её родителей предупредили, что девушку ещё не раз вызовут для разговора по существу, и она, как несовершеннолетняя, должна являться в сопровождении родителей или законных представителей.
Утром Ина отправилась с почтой по адресам, а когда вернулась в почтовое отделение, её пригласила к себе заведующая, Галина Ивановна Сидорина. Стараясь не смотреть в глаза девушке, она сообщила, что поступил приказ расторгнуть трудовые договоры со всеми несовершеннолетними сотрудниками, и что расчёт Ины она отдала родителям.
Ина остро чувствовала неприязнь, исходившую от Галины Ивановны. Интересно, за что она так ненавидит Ину? За то, что великовозрастный сынок заведующей пытался сделать с беззащитной несовершеннолетней девушкой?
Не сказав ни слова, Ина ушла домой, и прямо у ворот столкнулась с темноволосым мужчиной лет тридцати в очках, светлой рубашке, джинсах, кроссовках и с плоской кожаной папкой под мышкой. Мужчина вышел из белой «Нивы», припаркованной у дома родителей Ины.
- Добрый день! Вы здесь живёте? - обратился он к Ине.
- Да.
- Мне нужна...- мужчина открыл папку и зачитал: - Литвиновская Гиацинта Михайловна.
- Это я, - Гиацинта носила девичью фамилию матери и отчество по имени родного отца. Геннадий не удочерил падчерицу официально.
- Меня зовут Соколов Павел Васильевич, я следователь Управления внутренних дел по городу и району. Занимаюсь вашим делом. Мне нужно побеседовать с вами в присутствии родителей.
- Входите, пожалуйста, - внимательно взглянув на удостоверение, сказала Ина. - Мама всегда дома, она шьёт на заказ.
... - Значит, вы утверждаете, что один из напавших на вас мужчин - Сидорин Вячеслав Викторович? - в который раз спросил следователь.
- Да, - терпеливо и твёрдо отвечала Ина. - Я видела его и двоих его друзей днём, они приехали к дому Сидориных на «девятке», а вечером они же напали на меня и ранили дядю Толю.
- Гиацинта Михайловна, хочу напомнить вам об ответственности, предусмотренной за дачу заведомо ложных показаний. А вы уже достигли возраста уголовной ответственности.
- Я знаю. Но я говорю правду.
- А вот Сидорин Вячеслав Викторович утверждает, что не приезжал вчера в посёлок. Его родители и соседи это подтверждают. Более того, в городе, где проживает Вячеслав Викторович, есть люди, готовые подтвердить, что он никуда не отлучался.
- Этого не может быть! - даже обычно спокойная и сдержанная Ина не вытерпела, вскочила со стула. - Я не сумасшедшая, и я не вру!
- Видите ли, Гиацинта Михайловна, о нападении на вас нам известно только с ваших слов, которые никто не может подтвердить, увы! И о нападении на Анатолия Симовских мы тоже знаем только с ваших слов. Орудие преступления на месте не обнаружено.
- Я не обманываю, - упрямо повторила Ина. - Дядя Толя всё подтвердит.
- К сожалению, Симовских пока находится в искусственной коме, мы не имеем возможности с ним побеседовать.
Следователь лгал Ине. Анатолий Симовских пришёл в сознание ещё утром, и с ним уже поговорили. Он не успел разглядеть нападавших, но в остальном слово в слово подтверждал показания девушки.
То, что Симовских никого не узнал, было просто подарком следствию. Дело в том, что у одного из троих молодчиков оказался родственник в областном Управлении. Вот так бывает иногда, что в нормальной, благополучной семье вырастает конченый мерзавец. Однако родственники полны решимости отстоять чадушко. Очень уж неприятные для молодчиков статьи им светили. Не повезло девчонке, правды и справедливости ей не добиться. Сверху уже поступил негласный недвусмысленный приказ перевести дело в стадию глубокого и беспросветного «глухаря», а далее оно будет постепенно спущено на тормозах. Нападавшие неизвестны. И не будут найдены.
- Я знаю, кто может подтвердить мои слова! Сестра Женя, она видела Сидорина днём. Видела, как он с двумя друзьями приехал в посёлок на машине.
- Хорошо. Оставлю вам повестки на послезавтра. Необходимо будет явиться в город, в Управление, для продолжения беседы. Жду вас и сестру, в сопровождении родителей, разумеется.
... Следователь уехал, а Татьяна, закрыв за ним ворота и вернувшись в дом, задумчиво посмотрела на дочь.
- Ина, - тихо и вкрадчиво заговорила она. - Подумай, зачем тебе оно надо? Правдорубство это?
- Что ты хочешь сказать, мама? Что они нормально себя вели?
- Ина, послушай...что же мне делать? Ведь мы загубим три молодые жизни. Ты понимаешь, что парней ждёт там?
- А моя жизнь, мама? Ведь и ты прекрасно понимаешь, что было бы, не появись дядя Толя! И я понимаю.
- Доченька... а ты не могла обознаться? Может, это и не Славик был вовсе?
- Мама, я в своём уме!
Они спорили до позднего вечера.
Ина привыкла к тому, что родители недовольны ею, словно тяготятся, что баба Фая, мягко говоря, очень недолюбливает её, Женя относится со смесью снисходительности и неприязни. Ина ждала того момента, когда окончит школу. Она готова была жизнь положить на то, чтобы поступить в университет. Вот тогда точно всё будет совсем по-другому, судьба её повернёт в лучшую сторону.
Однако то, что говорила сейчас мать, заставляло шевелиться волосы на голове Ины. Татьяна сетовала на то, что им жить и работать в этом посёлке. На то, что соседи станут косо смотреть на них, а у неё резко снизится количество заказчиков. На то, что ссориться с такими влиятельными людьми, как Галина Ивановна Сидорина, чревато...
Также говорила о том, что Славка со товарищи загремит далеко и надолго, и это ещё далеко не все «бонусы», которые ждут парней в местах не столь отдалённых при таких-то статьях...
Ни слова о том, что пришлось пережить Ине, о её душевном состоянии. О том, что негодяи на свободе, а это опасно для окружающих людей. О том, что дядя Толя серьёзно ранен.
На следующий день Ина долго работала в огороде, а когда вернулась во двор, увидела, как Геннадий провожает кого-то у ворот. Одним из визитёров оказался незнакомый мужчина, а второй, как показалось Ине, была Галина Ивановна Сидорина. Но разглядеть как следует Ина не успела. Геннадий закрыл ворота, и вскоре с улицы раздался шум мотора.
На следующий день Геннадий повёз Ину, Женю и Татьяну в город. В здании, которое раньше принадлежало одной из сырьевых компаний, теперь располагались сразу городское и районное Управления внутренних дел.
Следователь Павел Васильевич уже ждал их. Ина и Женя были приглашены к столу, а Татьяна и Геннадий расположились чуть поодаль, у стены. Сначала Павел Васильевич попросил Ину вновь рассказать обо всем, что случилось в ночь с понедельника на вторник. Ина повторила всё сказанное ранее слово в слово.
Затем двери открылись, и в кабинет вошли двое. Увидев Славку Сидорина, Ина вздрогнула всем телом и оглянулась на родителей, словно в поисках поддержки, но мать и отчим даже не смотрели на неё. Славка тоже не смотрел на Ину. Он сел на один из стульев, стоявших вдоль стены. Спутник Славки, мужчина средних лет, опустился на стул рядом с ним.
Павел Васильевич зачитал вслух всё, что было записано со слов Ины, и спросил Славку о том, как тот может прокомментировать услышанное. Славка спокойно и уверенно сообщил: в посёлок в этот понедельник он не приезжал, весь день и всю ночь провёл в городе; это могут подтвердить его родственники, проживающие в посёлке, и соседи по квартире здесь,в городе.
- Он врёт, - безапелляционно заявила Ина, тщетно пытаясь поймать взгляд Славки. - Моя сестра Женя может подтвердить мои слова. Мы вместе встретили на улице Сидорина, когда возвращались с озера. Вячеслав приехал с двумя друзьями. Они обогнали нас, когда мы шли по улице к дому. Они были на «девятке» цвета «мокрый асфальт» с затонированными стёклами.
- Что ты чешешь тут? Не был я в понедельник в посёлке! У тебя, похоже, галлюцинации! - огрызнулся Сидорин, но спутник предупреждающе тронул его за рукав.
- Евгения, - обратился Павел Васильевич к Женьке. - Ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов.
- Хорошо, - деловито кивнула Женька.
- Были ли вы с Гиацинтой Михайловной на озере в понедельник днём?
- Да, - Женя вновь кивнула и приосанилась, чувствуя, что наконец-то заслуженно находится в центре внимания она, а не эта дура Инка. Осознание собственной значимости так и пёрло из девочки. - Я пришла за Инкой по просьбе мамы. Нужно было срочно работать в огороде, а Инка сбежала на озеро. Она всегда ленится.
- Я отдыхала после того, как отработала смену почтальоном, - пояснила Ина, глядя в усталые глаза Павла Васильевича, спрятавшиеся за стёклами не очень дорогих, но модных очков.
Почему-то Ине казалось, что следователь верит именно ей. И вообще, он на её стороне. Ведь должен же кто-то быть на стороне справедливости.
- Хорошо, Евгения, спасибо, - улыбнулся Павел Васильевич. - Расскажи теперь, обгоняла ли вас по пути домой машина?
- Да, обгоняла. Белые «Жигули».
Ина удивлённо посмотрела на сестру. Она уже открыла рот, но следователь опередил её.
- Точно белая машина, Евгения? Не тёмная?
- Точно.
- Может, ты номер запомнила? Хотя бы частично?
- Нет, я не посмотрела на номер.
- Что было дальше?
- Машина остановилась на въезде на нашу улицу, и из неё вышли трое незнакомых парней. Они закурили.
- Разговаривали ли эти мужчины с тобой или с Гиацинтой?
- Нет, они даже не заметили нас. Мы просто прошли мимо.
- Женя! - воскликнула Ина. - Что ты говоришь? Ты же врёшь следователю!
- Гиацинта Михайловна, призываю вас к порядку. Как говорится, вопросы тут я задаю. Вы поговорите с сестрой позже, вне стен этого кабинета, - строго одёрнул Ину Павел Васильевич и вновь повернулся к Женьке: - Евгения, скажите, а вы знаете вот этого молодого человека?
Следователь указал на Славку.
- Да, - согласно закивала Женя. - Это Слава, сын начальницы с почты, тёти Гали. Он раньше жил в нашем посёлке, потом ушёл в армию, я ещё маленькая была, но помню. А потом вернулся и уехал из посёлка в город.
- Был ли Вячеслав Викторович среди тех троих мужчин, которые приехали в посёлок на белой машине и курили?
- Нет, - Женя отрицательно потрясла головой.
- Точно? Я записываю всё, что ты говоришь, и твои родители отвечают за всё, тобой сказанное.
- Точно не было, - отрезала Женька. - Я вообще давно не видела Славу.
Ина сидела, опустив голову. В лице её, казалось, не было ни одной кровинки. Ей много несправедливости довелось в жизни хлебнуть, но такое предательство перенести было просто невозможно. Ина понимала, что к беседе со следователем Женю подготовили родители. А ещё поняла, что вчера ей не показалось: Галина Ивановна приходила к родителям. И кажется, не с пустыми руками.
... Родители поставили подписи под всем, что записал со слов Ины и Жени следователь, и постепенно посетители начали покидать кабинет Павла Васильевича. Ина сидела молча, ни на кого не глядя. Она не хотела выходить вместе с родителями и Женей. Мать, поняв всё, кивнула на выход Геннадию и младшей дочери. Только когда их шаги стихли в коридоре, Ина встала.
- До свидания, - бесцветным голосом сказала она и пошла к двери.
- Подожди, - ловко вскочив, Павел Васильевич закрыл двери в кабинет и встал перед Иной. Почему-то он не мог вот так отпустить её, в таком состоянии. Хотя утешить девушку ему было нечем.
- Дядя Толя пришёл в себя? - равнодушно спросила Ина, послушно остановившись.
- Да. Он уже ответил на вопросы. Нападавших было трое, но он не успел их разглядеть. Совсем.
- Понятно, - усмехнулась Ина.
- Гиацинта, я понимаю тебя. Но и ты пойми. Не всегда в жизни бывает всё по справедливости. Далеко не всегда.
- О, это я знаю. Не переживайте. Вы человек подневольный.
- Я не должен тебе говорить подобные вещи, но вижу, ты не из стукачей. У меня семья и двое маленьких детей, Гиацинта. А я не Дон Кихот, и на мельницы не бросаюсь с разбегу. Я просто работаю.
- Не переживайте. Мне всё равно. Что мне до вас, когда от меня родная мать отвернулась?