Гиперсфера

Доктор Владимир Ландарский устало потер переносицу, откладывая в сторону очередную стопку студенческих работ. За окном его кабинета в Московском физико-техническом институте моросил октябрьский дождь, и серое небо словно отражало его настроение. Сорок три года, половина жизни, отданная теоретической физике, а что в итоге? Несколько десятков публикаций в малоизвестных журналах, преподавание основ квантовой механики студентам, которые зевают на лекциях, и растущее ощущение, что все великие открытия уже сделаны.

— Да, да, Марина Петровна. Уже ухожу.

Ландарский собрал бумаги и направился к выходу. На улице дождь усилился, превратившись в настоящий ливень. Он поднял воротник пиджака и поспешил к метро, но внезапно остановился. В голове промелькнула мысль — а что, если просто уехать? Хотя бы на выходные. Подальше от города, от рутины, от этого бесконечного потока одинаковых дней.

Он вышел на маленькой станции и пешком добрался до турбазы, где снял скромный домик на берегу озера. Вечером дождь прекратился, но небо оставалось затянутым тяжелыми тучами. Ландарский развел костер и сидел, глядя на пляшущие языки пламени, размышляя о том, как давно он не позволял себе просто жить, не думая о работе.

И тут он ее увидел.

Это был шар — примерно метр в диаметре, но его границы словно размывались, растворялись в воздухе. Он переливался всеми цветами радуги, как мыльный пузырь под поляризованным светом, но при этом излучал собственное сияние. Вокруг него воздух дрожал, искажая очертания деревьев на заднем плане, словно шар был линзой, преломляющей не только свет, но и само пространство.

Когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров, Ландарский почувствовал странное покалывание в воздухе, словно перед грозой, но многократно усиленное. Волосы на руках встали дыбом, а в ушах появился едва слышный звон.

Ландарский протянул руку, не в силах сопротивляться любопытству. Шар внезапно и очень быстро скользнул в его сторону. Нет, его пальцы не коснулись переливающейся поверхности, но от самой близости шара мир взорвался болью.

Ожог был похож на солнечный, но был очень необычен. На коже четко проступал рисунок — пейзаж озера, леса, даже контуры домика турбазы. Но самое поразительное — это был не тот пейзаж, который находился за шаром в момент контакта. Это было изображение места, где он стоял, но снятое как будто с другой точки, в другое время.

Свет. Шар каким-то образом собирал свет — не просто отражал или преломлял, а аккумулировал его за время своего существования. Как линза, но работающая не в пространстве, а во времени. Ожог возник потому, что вся эта накопленная световая энергия высвободилась в момент контакта.

***

Выписавшись из больницы, Ландарский с головой ушел в исследования. Он изучал все доступные материалы о шаровых молниях, анализировал свои воспоминания, пытался понять физику происходившего. Ожог постепенно заживал, но призрачное пятно на коже оставалось постоянным напоминанием о той ночи.

Коллеги сначала слушали его с интересом, потом с недоумением, а затем и вовсе начали избегать. Ландарский понимал, что его теория звучит как бред, но он не мог остановиться. Он видел то, что видел. Он чувствовал то, что чувствовал. И он знал, что где-то в этом странном явлении скрыт ключ к пониманию фундаментальных законов Вселенной.

***

Его кабинет в институте превратился в настоящий музей странностей. Стены были увешаны схемами, формулами, фотографиями редких атмосферных явлений. На столе громоздились самодельные приборы, а в углу стояла установка для создания мощных электромагнитных полей.

— Анна, — Ландарский поднял на нее усталые глаза, — ты видела когда-нибудь что-то, что полностью переворачивало твое понимание мира?

— Нет, но...

— А я видел. И я знаю, что это не галлюцинация, не игра воображения. Это реальность, которую мы просто не умеем объяснить. Пока.

Он показал ей свою руку. Призрачное пятно ожога все еще было видно, хотя и стало совсем бледным.

— Это не просто ожог, Анна. Это отпечаток другого времени на моей коже. Доказательство того, что время — не река, текущая в одном направлении, а океан, в котором можно плавать.

Его теория постепенно обрастала математическими выкладками. Он показал, что при определенных условиях — сверхмощные электромагнитные поля, специфическая геометрия пространства, точно рассчитанная частота колебаний — можно создать замкнутую петлю пространства-времени. Объект, попавший в такую петлю, существовал бы в собственном временном потоке, отделенном от внешнего мира.

Ландарский работал как одержимый. Он спал по три-четыре часа в сутки, питался бутербродами и кофе, забывал о существовании внешнего мира. Его единственной целью было доказать, что его теория верна.

Это произошло поздним вечером в пятницу. Ландарский в очередной раз настраивал свою установку, пытаясь создать стабильное электромагнитное поле нужной конфигурации. Он уже собирался сдаться на сегодня, когда вдруг все параметры сошлись.

Приборы зафиксировали аномалию. Локальное искривление пространства-времени. Крошечное, нестабильное, но реальное.

Следующие месяцы Ландарский провел в лихорадочных расчетах. Если он мог создать крошечную гиперсферу, то теоретически можно было создать и большую. Достаточно большую, чтобы поместить в нее космический корабль.

Но зачем? Какой смысл в создании замкнутой петли пространства-времени вокруг корабля?

Проблема межзвездных путешествий всегда заключалась в огромных расстояниях. Даже до ближайшей звезды лететь десятки тысяч лет. Но что если не лететь через пространство, а перемещаться через пространство-время?

Например, через несколько минут после Большого Взрыва, когда все вещество было сконцентрировано в крошечном объеме. В такой сверхплотной Вселенной расстояние в световые годы сжималось до метров. Сама временная петля защитит их от температуры в триллионы градусов и давления. Относительно них время не будет идти, а значит и воздействие невозможно.

Ландарский думал над этим месяцами, пока не нашел решение. Согласно его теории, такое возвращение в прошлое происходило не в нашу прошлую Вселенную, а в идентичную параллельную ветвь реальности. Своего рода "псевдопрошлое". Корабли из разных прыжков оказывались в разных, но идентичных вселенных. Их пути никогда не пересекались, и они не могли изменить свою исходную линию времени.

Ландарский написал статью. Потом переписал. Потом переписал еще раз. Название звучало амбициозно: "Гиперсферы как локальные замкнутые пространственно-временные континуумы и их потенциал для нелокальных перемещений".

Ответ пришел через два месяца. Отказ. Рецензент писал: "Автор предлагает создать машину времени из шаровой молнии. Это не наука, а фантастика."

Прошло двадцать лет после смерти Ландарского. Мир изменился. Новые открытия в области квантовой гравитации и космологии заставили ученых пересмотреть многие устоявшиеся представления.

Доктор Елена Морозова, молодой физик-теоретик из Объединенной Мировой Академии Наук, изучала архивы института, когда наткнулась на работы Ландарского. Сначала она отнеслась к ним скептически — слишком уж фантастично звучала идея путешествий во времени с помощью шаровой молнии.

— Это невероятно, — сказала она своему коллеге, доктору Чену Ли. — Посмотри на эти расчеты. Он предсказал существование замкнутых временных петель за тридцать лет до того, как мы их обнаружили в лабораторных условиях.

- Елена, если его теория верна, то мы стоим на пороге революции в космических путешествиях. Но как он додумался до этого? Откуда у него были экспериментальные данные?

— Он утверждал, что это след контакта с настоящей шаровой молнией. Смотри — это не обычный ожог. Это отпечаток света, собранного из разных моментов времени. Он верил, что шаровая молния это пространственно-временная аномалия.

Следующие месяцы команда Морозовой работала над проверкой теории Ландарского. Используя современное оборудование, они смогли воспроизвести его эксперименты с гораздо большей точностью.

Научный мир был потрясен. Работы Ландарского переиздали, его имя стало символом гениальности и научного предвидения. Но самое главное — его теория открыла путь к звездам.

***

Объединенная Мировая Академия Наук и Мировое Космическое Агентство объединили ресурсы для создания первого экспериментального корабля-гиперсферы. Проект получил название "Хронос" — в честь древнегреческого бога времени.

Строительство велось в глубоком космосе, на орбите Юпитера, вдали от Земли. Корабль был невелик — экипаж всего из пяти человек, но он был оснащен самыми передовыми технологиями. Его цель была скромной: прыжок к Сатурну и возврат домой.

Капитаном "Хроноса-1" назначили Александра Волкова — того самого сына Анны Волковой, которая когда-то была аспиранткой Ландарского. Судьба любит такие совпадения.

***

— Все системы в норме, — доложил бортинженер Михаил Петров, проверяя показания приборов. — Гиперсферный генератор готов к активации.

— Центр, это "Хронос-1", — сказал он в микрофон. — Все готово к активации гиперсферы. Запрашиваю разрешение на прыжок.

Волков кивнул членам экипажа. Кроме него и Петрова на борту находились: доктор Мария Соколова — специалист по квантовой физике, Джон Смит — пилот и навигатор, и Юки Танака — инженер по системам жизнеобеспечения.

Волков крепко сжал подлокотники кресла. Даже для прыжка в пределах Солнечной системы никто не знал, каково это — путешествовать сквозь время.

Мир взорвался светом и цветом. За иллюминаторами звезды превратились в радужные полосы, пространство искривилось, словно отражение в кривом зеркале. Волков почувствовал, как его тело становится невесомым, а время замедляется.

Сквозь искаженное пространство они видели молодую Вселенную — плотную, горячую, пульсирующую энергией. Мощнейшие щиты корабля защищали их от невероятных температур и давления, создавая безопасный пузырь в этом аду первозданной материи. Время снаружи пузыря не шло.

Корабль сдвинулся на несколько метров, что в масштабах сжатой Вселенной означало путешествие от орбиты Юпитера к орбите Сатурна. Все происходило именно так, как предсказывал Ландарский.

Мир снова взорвался светом, но теперь цвета текли в обратном направлении. Ощущение падения сменилось ощущением взлета. Время ускорилось, пространство расширилось.

— Прыжок завершен, — объявил Петров. — Мы на орбите Сатурна.

— Центр, это "Хронос-1", — радостно сообщил Волков. — Прыжок завершен успешно. Мы на целевой орбите. Сатурн прямо по курсу.

Следующие два часа прошли в рутинной работе. Экипаж проводил измерения, фотографировал Сатурн и его спутники, проверял системы корабля. Все работало идеально.

— Добро пожаловать домой, герои! — приветствовал их Центр управления. — Как самочувствие?

Никто не заметил ничего необычного. Земля выглядела как обычно, Луна была на месте, все системы работали нормально. Экипаж был в приподнятом настроении — они совершили прорыв в истории космонавтики.

**”

Прошла неделя после возвращения. Экипаж "Хроноса-1" проходил медицинские обследования и давал интервью журналистам. Мир праздновал успех первого путешествия с помощью гиперсферы.

Это была ясная октябрьская ночь. Волков поднял голову к небу и улыбнулся — как же хорошо было снова дома, под знакомыми звездами.

Волков нахмурился. Орион в октябре? Это зимнее созвездие. Он внимательнее всмотрелся в небо.

Он зашел в квартиру, открыл астрономическую программу по наблюдению за небом. Теперь он методично изучал небо, переходя от одного участка к другому.

Сердце екнуло. Там, где должен был находиться Южный Крест, светили совершенно незнакомые звезды. Созвездие Стрельца выглядело иначе — некоторые звезды были ярче, другие тусклее, а одна, которую он помнил с детства, вообще отсутствовала.

Дрожащими руками он набрал номер доктора Соколовой.

— Мария, это Саша. Ты сейчас можешь посмотреть на небо?

— Саша? Сейчас почти полночь. Что случилось?— Просто посмотри на южную часть неба. Внимательно. И скажи, все ли там нормально.

Долгая пауза.

— Я на даче, небо чистое... Саша, а что должно быть не так?

— Созвездие Стрельца. Ты его помнишь?

— Боже мой, — прошептала Соколова. — Саша, там... там не хватает звезд. И есть лишние. Это невозможно.

— Собирай остальных, — сказал Волков. — Встречаемся завтра в Центре. Никому ни слова.

На следующий день экипаж "Хроноса-1" собрался в секретном кабинете Центра управления. Доктор Соколова принесла с собой подробные звездные карты.

— Я всю ночь сравнивала, — сказала она бледным голосом. — Северная часть неба практически не изменилась. Но чем дальше к югу, тем больше различий. Южное полушарие... это совершенно другое небо.

— Но как это возможно? — спросил Петров. — Мы же летали только к Сатурну.

Волков глубоко вздохнул.

— Мария, посчитай вероятность. Какова вероятность того, что мы случайно попали именно в прошлое нашей Вселенной, а не в одну из бесконечного множества параллельных?

Соколова быстро набросала формулы на доске.

— Один к... — она остановилась, глядя на результат. — Саша, это число настолько мало, что его даже бессмысленно произносить. Это практически невозможно.

— Именно. Значит, мы сделали что-то, что гарантировало попадание именно в наше прошлое. Что-то в наших расчетах было неправильно.

— Нужно связаться с Центром, — сказал Петров. — Немедленно.

Через час в кабинете собралась вся команда разработчиков гиперсферного двигателя во главе с главным конструктором Дмитрием Орловым.

— Вы уверены в том, что говорите? — спросил Орлов, изучая фотографии звездного неба.

— Абсолютно, — ответил Волков. — Мы изменили нашу собственную Вселенную.

— Но согласно теории Ландарского, это невозможно. Гиперсфера должна была перенести вас в параллельную ветвь реальности.

— Тогда в теории или в расчетах есть ошибка, — сказала Соколова. — Нужно все пересчитать.

Следующие три дня команда математиков и физиков работала круглосуточно, проверяя каждую формулу, каждый параметр гиперсферного двигателя.

Ошибку нашли на третий день.

— Вот она, — сказал молодой физик Андрей Кузнецов, указывая на экран компьютера. — В уравнениях квантовой синхронизации. Мы неправильно учли эффект наблюдателя.

Орлов внимательно изучил расчеты.

— Объясни простыми словами.

— Согласно теории Ландарского, гиперсфера должна была создать изолированную временную петлю, которая автоматически синхронизировалась бы с параллельной ветвью реальности. Но мы не учли, что сам факт наблюдения квантовых процессов в прошлом создает квантовую связь с исходной временной линией.

— То есть?

— То есть наблюдая вселенную, мы создавали в ней коллапс волновой функции, притягивающий нас именно к нашей временной линии. Мы не могли попасть в параллельную вселенную, потому что связаны с этой.

— И что это означает? — спросил Волков.

— Это означает, что каждый прыжок в прошлое неизбежно изменяет нашу собственную Вселенную, — ответил Кузнецов. — Мы не путешествуем между параллельными мирами. Мы переписываем историю нашего собственного мира.

В кабинете повисла гробовая тишина.

— Но если мы были изолированы от внешней среды, — наконец сказал Петров, — как мы могли что-то изменить? Наши щиты защищали нас от температуры и давления прошлого.

— магнитный импульс, — ответила Соколова. — Для перемещения там мы использовали магнитный импульс. Они создали флуктуации, которые повлияли на распределение материи. Плюс квантовые эффекты — само наше наблюдение за процессами в прошлом изменило их.

— Значит, каждый новый прыжок будет менять реальность все больше? — спросил Орлов.

— Да, — кивнула Соколова. — И мы не можем это остановить. Гиперсферная технология по своей природе изменяет прошлое.

— Что мы делаем? — спросил Волков.

Орлов долго молчал, глядя на звездные карты.

— Пока ничего, — наконец сказал он. — Нужно время, чтобы понять масштаб изменений. Возможно, они минимальны. Возможно, мы сможем найти способ их контролировать.

— А если нет?

— Тогда нам придется решать: остановить программу или продолжить, зная, что каждый прыжок уносит нас все дальше от той реальности, в которой мы родились.

Экипаж "Хроноса-1" сидел в тишине, осознавая, что они стали не героями, а могильщиками собственной Вселенной.

***

Прошел год. Программа "Хронос" была временно приостановлена. Ученые работали над способами минимизации воздействия на прошлое, но пока безуспешно.

Капитан Волков часто стоял на балконе по ночам, глядя на чужие созвездия неба. Он думал о том, что где-то в несбывшемся будущем, в той Вселенной, которую они покинули навсегда, под правильными звездами живут правильные люди. И возможно тем полетом они убили миллиарды цивилизаций.

А они остались здесь, в мире, который создали своими руками, не зная, приведет ли следующий прыжок к новым открытиям или к окончательному разрушению ткани реальности.

Время действительно было океаном. Но они научились в нем не плавать, а тонуть, увлекая за собой всю Вселенную.

От автора