Глас вещей

Глава 1. Субботний рынок

Субботнее утро в Тарнфилде всегда начиналось одинаково: пар от хлебных печей медленно поднимался над крышей, петухи перекликались через улицы, а первый колокол звенел так лениво, будто ему, как и людям, хотелось поспать ещё немного.

По булыжной мостовой, чуть влажной после ночного дождя, уже катили телеги — с овощами, пчелиными сотами, охапками шерсти и корзинами яблок.

Запахи хлеба, навоза и мокрой травы сплетались в ту особую смесь, что называется деревенским утром.

Мистер Силберн вышел из дома в половине девятого, как делал всегда. Серый костюм, трость, перчатки, безупречно завязанный шарф. На крыльце сидел дог Артур — громадина цвета старого камня. Он встал, встряхнул ушами и пошёл рядом, не глядя на хозяина, будто они знали этот путь наизусть.

По дороге из имения в деревню росли вяз и старый ясень, у подножья которого дети ставили каменные фигурки. Силберн слегка поклонился, проходя мимо — жест почти незаметный, но Артур тихо фыркнул, будто одобрил.

В воздухе пахло дымом и мёдом. На дальних лугах уже виднелись двое — садовник Вэрин, в тёмных перчатках, и высокий дворецкий Эйлтар, проверяющий ворота: утро в доме начиналось всегда одинаково — с порядка.

Рынок располагался на центральной площади — между трактиром «Коронная Роза» и лавкой мистера Пайка, что торговал посудой и всевозможным хламом. Женщины раскладывали буханки на белых скатертях, мужчины спорили о цене на овёс. Никто не замечал, что каждый спор завершался одинаково: слова постепенно смягчались, и оба собеседника словно вдруг вспоминали, что знакомы слишком давно, чтобы сердиться.

Мистер Силберн купил буханку чёрного хлеба, поклонился булочнице и получил ответный поклон.

— Доброе утро, сэр, — сказала она. — Пусть хлеб поднимется, как солнце.

— И пусть солнце ваше будет добрым, мисс Элдер. — Он чуть улыбнулся.

Слова, обронённые почти машинально, всё-таки тронули воздух: лёгкое тепло пробежало между ними, и пар от булок стал плотнее, будто благодарил за внимание.

У церкви стояла учительница — мисс Грейвс, худощавая женщина в тёмном платье и плаще цвета сливы. Она несла тетради, но каждое движение было таким точным, что казалось — она пишет в воздухе, даже не открывая страницы. Дети здороваются с ней поклоном, женщины снимают шляпки. Никто не знает, что в мгновения, когда она поднимает взгляд к колокольне, мелкие искажения Покрова гаснут — она стирает их, как пылинки.

В трактире уже шумело. У стойки стоял фермер Дэвис — широкоплечий, медлительный человек с вечной задумчивостью в глазах.

— Мистер Силберн! — воскликнул он. — Слыхали, дорогу к Скрамбл-Бриджу опять размыло!

— Эта дорога существует лишь для того, чтобы размокать, — сухо ответил Силберн и заказал бренди.

У окна сидел Эйран, топограф и любитель карт, человек в сером сюртуке и сапогах, покрытых дорожной пылью.

— Нашёл старую отметку у реки, — сказал он. — На бумаге есть мост, а на месте — только трава.

— Значит, мост решил стать полем, — ответил Силберн. — Иногда это тоже переход.

Они выпили молча, как старые знакомцы, у которых разговор не требует слов.

На площади появился музыкант из Рипона — играл на скрипке весело, с живостью, будто ветер гнался за солнцем по холмам.

Дети хлопали, женщины смеялись; даже Вэрин, проходя мимо с мешком муки на плече, задержался на мгновение.

Лунет стояла у лавки с цветами — словно простая покупательница, но лепестки, которых она касалась, не вяли даже к вечеру.

Тирн мелькал среди толпы — юноша-лакей, не заметный, вежливый, готовый помочь каждому; к вечеру никто уже не мог вспомнить, в каком порядке он появлялся у прилавков.

К закату площадь опустела. Солнце клонится к западу, дым поднимается над домами.

Артур идёт впереди, осторожно ступая по мостовой.

Силберн поднимается по холму, оглядывается на деревню — в окнах мерцают огни, за церковью мисс Грейвс гасит фонарь, дети тянут за руки матерей, таща домой остатки ярмарки.

Всё тихо, как должно быть.

На пороге особняка Силберн задержался, постоял.

Ветер принёс запах хлеба и мёда.

— Пусть этот день будет сохранён, — сказал он негромко.

Артур тявкнул в ответ. Дом зажёг окна.

И в этот миг казалось, что сама реальность, хоть на мгновение, вспомнила, как разговаривать сам с собой.