Соленый осенний ветер хлестал Гроссмейстера Артура по лицу, принося с собой лишь запах крови, гари и страха.

"Хах. Великий мастер меча. Гроссмейстер. Ещё тонны титулов в мою честь," — с горькой усмешкой думал воин, достигший вершины совершенства. — "А на деле я уже дряхлый старик с телом, которое не дает в полной мере проявить своё мастерство."

Позади него, в полумраке, грохотали копыта и телеги — последние тысячи жителей столицы пересекали древний Асгардский Мост, единственную дорогу к спасению. Артур стоял на аванпосте, его двуручный меч, "Приговор", покоился на плече.

Впереди, через туманную равнину, несся Легион Безумия — армия безжалостных захватчиков, которые не оставляли живых. Артур знал: мост должен был рухнуть полчаса назад. Но подрывные руны, заложенные магами-инженерами, дали сбой. Время, которое он должен был выиграть, превратилось в время, которое он должен был заплатить.

"Долг и честь, Маршал. Вы последняя стена," — до сих пор звучал в ушах шепот его павшего офицера, прежде чем магия врага обратила того в пепел.

АРХХХХХАА! Это был не крик, а дикий, низкий рёв, звук чистой, неконтролируемой злобы, лишённый слов. Он кричал от бессилия. Он пытался — он правда пытался остановить тот огненный снаряд, как и сотни до этого, чтобы спасти своих солдат, своих братьев по оружию. Но время взяло своё, не позволив успеть спасти всех.

Артур опустил взгляд. Мост был шедевром инженерии. Его центральная опора была усилена древними, нестабильными алхимическими кристаллами. Попытка взорвать опору обычными средствами привела бы лишь к трещине.

Легион Безумия (или, как его называли на полях сражений, «Кровавый Поток») представлял собой не просто армию, а чудовищный эксперимент, навсегда изменивший правила войны в нашем мире. Их сила заключалась не в стратегии или чести, а в абсолютном отсутствии страха и боли. Солдаты Легиона были сверхчеловечески быстры, выносливы и способны на чудовищные, неистовые атаки, игнорируя раны, которые мгновенно убили бы обычного воина. Впервые Дисциплина и Мастерство столкнулись с силой, которая не подчинялась законам физики, а существовала на чистом химическом безумии.

Создателем этой ужасающей силы был Валадин — бывший высокопоставленный военный алхимик, чья одержимость эффективностью затмила любые моральные принципы. Валадин презирал рыцарские идеалы и считал, что истинная победа — это та, что достается любой ценой. Он нашел путь к власти не через годы тренировок с клинком, а через колдовство науки.

Он разработал и усовершенствовал Мутаген Крови — нестабильную алхимическую сыворотку, которая при введении в организм временно высвобождала скрытые резервы силы и скорости. Побочным эффектом была полная потеря рассудка, нечувствительность к боли и быстрое истощение жизненных сил. Он принял самую чистую, мощную дозу Мутагена, получив сверхчеловеческую реакцию и живучесть, недостижимую ни одному смертному. Однако цена была высока: его тело стало уродливо деформированным, покрытым алхимическими ожогами, а разум постоянно балансировал на грани безумия. Его боевой стиль стал бесчестным, звериным и абсолютно эффективным — он знал, что даже величайший мастер не сможет одолеть его в честном бою, ибо скорость Валадина превзошла скорость человеческой мысли. Он стал живым воплощением принципа, который он проповедовал: сила не нуждается в чести.

Начало войны было не битвой, а бойней. Первые вести о Легионе Безумия пришли от Часового Дозора на северо-восточных рубежах, где стояли закаленные, дисциплинированные солдаты Королевства.

Они были готовы к войне на маневрах, к дуэлям и почетным схваткам, но столкнулись с чем-то, что не поддавалось их кодексу. Легионеры не имели строя, не боялись ударов и смеялись, когда их пронзали. Это были не люди, а живые, окровавленные машины, чья ярость была усилена Мутагеном Крови Валадина.

Обычный удар, который должен был обездвижить, лишь заставлял берсерка рвануть вперед с удвоенной силой. Их отряды не бежали, они тонули в волнах безумного натиска, где единственным выходом была смерть.

Их доклады о "людях, которые не чувствуют стали" поначалу считали бредом, пока сам Артур, Гроссмейстер Клинка, не столкнулся с этой Болезнью Безумия на поле боя. Именно тогда он понял: эта война не будет выиграна мастерством. Ее можно только остановить, о выигрыше не было и речи.

Вдали, через туманную равнину, несся не Легион, а красно-бурая волна — Легион Безумия. Они не маршировали, они рвались вперед, их тела были покрыты старыми, неправильно зажившими шрамами. Глаза горели диким, нечеловеческим огнем, и с их губ срывалась пена, а дикий, хриплый вой не был боевым кличем — это был звук мучительной, неукротимой ярости. Эти существа, искалеченные Алхимией Валадина, не знали ни страха, ни усталости.

В самом их центре, как острие копья, мчался Командор Валадин. Его доспехи были не рыцарскими — это была черная, утилитарная броня, покрытая шипами и скрытыми клинками. Он не бежал, а скользил над землей с неестественной скоростью, которая была не тренировкой, а чистым, синтетическим безумием.

На его лице, изуродованном первыми экспериментами с Мутагеном, играла хищная, уверенная улыбка. Он был не просто главой Легиона; он был его сознанием. Он знал, что его берсерки — просто мясо, но мясо, которое не боится стали, и которое гарантирует ему победу над любым Гроссмейстером.

Ветеp не нёс запаха дождя, только железо, кровь и страх. Под ногами Артура дрожал Асгардский Мост, по которому тянулся последний, исхудавший поток беженцев. Ему противостоял Командор Валадин — кровавая, хищная комета, чьи движения были не искусством, а сверхчеловеческой скоростью, подаренной Мутагеном Крови.

Клинок Валадина был быстр, как выстрел. Он наносил десятки ударов в секунду, его атаки были бесчестными, низкими, нацеленными на суставы. Артур отвечал широкими, сдерживающими дугами двуручника. Его стиль, "Геометрия Долга", превратился в массивную, оборонительную стену. Он не искал убийства, он искал Пространство и Время.

Валадин смеялся, и этот смех, пропитанный ядом Мутагена, был самым отвратительным звуком на мосту.

"Паритет, Гроссмейстер? Ты величайший, но ты медленный! Ты связан! Пока мы здесь танцуем, мои псы режут твоих овец!"

Валадин видел в глазах Артура лишь отчаяние. Он был уверен, что заманил в ловушку величайшего воина своей эпохи, заставив его расходовать драгоценную энергию на глупую оборону. Он наслаждался этим моментом: Герой, вынужденный тратить свою легендарную точность на сдерживание, пока настоящая победа доставалась Легиону Безумия, который волной накрывал оставшихся защитников моста.

Артур, напротив, видел лишь сотни голов солдат Валадина, которые уже топтали центральную опору моста. Он использовал массовые, широкие приемы, чтобы не убить Валадина, а сохранить каждую каплю силы для истинной цели. Он не сражался за победу в дуэли; он сражался за идеальный момент.

С каждым ударом Валадина, Артур чувствовал, как его доведенное до предела тело распадается. Но он не дрогнул. Его взгляд был прикован к алхимическому кристаллу в центре опоры моста, а не к врагу. Его ум, не затуманенный эмоциями, вёл сложнейшие математические расчеты, выискивая ту самую резонансную частоту.

Он видел, как бегут последние дети. Он слышал грохот, с которым Легион Безумия вступал на мост. Время вышло.

Артур резко прекратил свою оборону. Он отступил на полшага, его двуручный меч опустился в нейтральную позицию, как будто он сдался.

Валадин воспринял это как изнеможение. Его хищная улыбка превратилась в оскал торжества. Он бросился вперед, намереваясь пробить Артуру сердце.

"Ты проиграл, Артур! Тысячи невинных за твою глупую честь! Смотри, как мои берсерки скоро настигнут всех тех, за кого ты так отчаянно борешься!"

В этот критический миг, когда меч Валадина уже свистел в дюйме от его горла, Артур не двинулся на защиту. Его тело, наполненное остатками его силы и всей его волей, совершило движение, не предназначенное для боя с человеком.

Он проигнорировал атаку Валадина и нанес свой первый удар "Железного Танца Равновесия" по опоре моста. Это был не удар, а вибрация, направленная в сердце кристалла.

В этот момент Валадин всё понял.

Его оскал застыл. Он увидел не защиту, а жертву. Он осознал, что Артур не тратил силы на него, а копил их для этой единственной, самоубийственной цели. Артур не заботился о своей жизни, он заботился о долге.

"НЕТ! Твоя цель не я!" — проревел Валадин, но было уже слишком поздно.

Артур нанес второй, третий, четвертый удар. Его тело рвало на части, кровь хлынула из его рта, но его клинок был безупречен.

Семнадцатый удар. Идеальная геометрия. Кристаллы взорвались, не выдержав напряжения.

Мост рухнул с громовым стоном, увлекая за собой Легион Безумия. Валадин видел, как Артур, со сломанным телом, но с абсолютным покоем в глазах, исчезает в пропасти.

Тысячи жизней были спасены. Цена была лишь одна.

Это была победа не мастерства, а Чести. И именно этот последний, разрушающий принцип, Артур принес с собой в новый мир. Артур не почувствовал боли от взрыва. Он почувствовал только удовлетворение от идеально выполненного долга и абсолютную пустоту в теле, которое было доведено до предела его же собственным искусством.

"Честь не в том, чтобы жить. Честь в том, чтобы сделать то, что должно," — подумал он, и свет угас.

Десятки тысяч жителей Королевства, втиснутые в огромный, рунический отсек Ковчега Вечности — последнего убежища их цивилизации. Это была последняя соломинка, древняя магическая разработка, способная сохранить жизнь и ресурсы в стазисе на сто лет.

Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели на огромное обзорное окно, в котором еще висели клубы дыма над тем местом, где только что был мост. В их глазах отражалось пламя взрыва, но еще острее — понимание. Они видели последнее движение их Гроссмейстера Клинка, его самоотверженный, самоубийственный танец.

Среди толпы стояла Королева, и ее беззвучные рыдания были громче любого крика. Она потеряла героя.

Спасенные не кричали от ужаса — они рыдали от скорби. Это был тихий, сокрушающий вой, звук тысячи сердец, разбитых о честь. Они видели не смерть, а высшую форму долга, и эта жертва была столь велика, что ломала их души. Они падали на колени перед последним мерцанием дыма, зная, что их жизни куплены ценой того, кого они любили.

"Он умер, чтобы мы жили..." — прошептал кто-то, и эта фраза стала бременем и долгом перед героем, которые они пронесут через сто лет.

Последним в Ковчег Вечности вошел Король Леонард — старший брат Артура. Его лицо было бледным от горя, но спина пряма, как клинок.

Он повернулся к своему народу, поднял руку, и в его голосе, усиленном магией Ковчега, не было ни капли скорби, только стальная решимость:

"Мы не бежали! Мы — временно отступаем! В этих стенах, в Сердце Империи (так он назвал Ковчег), хватит воздуха и ресурсов на сто лет. Клянусь кровью моего брата, Гроссмейстера Артура! Я взращу здесь, в этом безвременье, новую армию! Новое поколение воинов, чья честь будет непоколебима, а сталь — абсолютна! Мы вернемся не как беженцы, а как Карающий Приговор! За нами наше королевство! За нами честь Артура!"

Воины ответили ему громовым, последним кличем. Древние руны Ковчега вспыхнули ярким, спасительным светом, и массивная дверь закрылась.

Внутреннее отчаяние Короля:

Король Леонард, упав на колени, почувствовал, как мир вокруг него стал холодным, безмолвным гробом. Его стальная маска рухнула.

«Сто лет… сто лет я буду лгать им. Наш шанс — ничтожный. Валадин не сидит сложа руки. Он укрепится, его Мутаген станет ссовершенством.Он научится управлять миром. Но я должен верить. Я должен лгать. Я должен сохранить это королевство, Артур. Я позабочусь обо всем...» — его мысли утонули в наступающей, спасительной тьме.

У подножия рухнувшего Асгардского Моста из грязной воды и обломков выбрался Валадин. Его тело было чудовищно деформировано: его Мутаген Крови спас ему жизнь, но Железный Танец Артура оставил на нем страшные ожоги и рваные раны. Его глаза светились безумной, красной злобой.

Он увидел, как исчезает последнее мерцание света от запечатывающего рунного замка. Он понял: они сбежали.

"Ковчег Вечности... Значит, сто лет, трусы?" — его голос был хриплым, наполненным металлом и кровью.

Валадин поднял окровавленную руку к небу, и его клятва пронзила тишину.

"Я буду ждать. Я не трону их, пока не истечет ваш срок! Но когда руна откроется, я не просто уничтожу их Королевство. Я охотно приму смерть... но только после того, как превращу их жизнь в сто лет ада. Я буду пытать их всех — каждую спасенную тобой душу, Артур! Тысячу лет боли за сто лет мирной жизни"

Загрузка...