Глава 1
Броня у Мирона Карасёва даже не прошлой модификации, а позапрошлой. Лет семь или восемь назад такая была. Аким сейчас и не вспомнит, когда у него была такая же. Шлем у урядника, даже на первый взгляд, большой, угловатый какой-то, фронтальные камеры не загнаны заподлицо, камера задней полусферы вообще торчит почти на макушке, воздушные фильтры на маске выведены в стороны от «бороды», а не вниз, как на новых. Затылочный кабель, что ведёт от батарей к шлему, толстый какой-то, негибкий.
«Камеры-то у него старые… Случись что – наши ему не подойдут. Даже по форме гнезда и разъёму».
Впрочем, прапорщик не сомневается, что у такого опытного бойца, как Карасёв, несколько запасных камер непременно припасено. Саблин бросает взгляд на Калмыкова. У того новый, отличный шлем, маленький, без углов, что называется, «зализанный», аккуратный, по сравнению со шлемом урядника.
Радист примостился у станции на второй банке, сидит и сидит, ничего не говорит, копается в настройках. «Конвой-4» – станция сложная, там тонкостей куча, настроек всяких много. Долго так сидит, Аким уже начинает думать, что старый казак… может быть, не всё понимает в новой и сложной технике. И мысль эта была неприятной. И тогда прапорщик, чтобы как-то завести разговор, и говорит новому знакомцу:
- Мирон, ты РЭБ сразу на приём выставляй. Поглядеть хочу – есть тут кто вокруг?
- Так я сразу всё и выставил. И РЭБ, и рацию, – откликается урядник, не отрываясь от своего занятия. - Лодка тут недалеко одна, в двух тысячах метров от нас тарахтит… на севере, на течении… кто-то из наших за щукой, видно, пошёл. А ещё дрон висит почти в семи тысячах метров на северо-восток от нас. Сигнал устойчивый… Две тысячи двести метров высота.
- Дрон?– сразу встрепенулся сидевший на руле Калмыков.
- Да вот и я удивляюсь! – отвечает ему Карасёв. – Откель тут, в нашей тишине, дроны? Тут такого отродясь не бывало. Кто тут что искать-то будет?
И в его голосе, даже через систему связи, через микрофоны и наушники, слышится что-то вроде упрёка: чего-то вы мне, браты-казаки, не сказали сразу, когда в рейд звали.
«… отродясь не бывало…».Можно подумать, ты, дорогой друг, когда-нибудь по своим дебрям болотным со включённой аппаратурой ходил.
Да… Может, и не ходил урядник Карасёв по округе с РЭБом, но всё равно этот дрон кружит за кормой неспроста. И Аким спрашивает:
- И что он там?
- Болтается из стороны в сторону, - отвечает радист. – Прочёсывает болото на север от хутора, – он замолкает, что-то опять трогает на панели управления станцией, а потом и спрашивает: – Нас, что ли, ищет?
- Может и нас, - отвечает Саблин, притом так, чтобы звучало это как безделица: а, ищут и пусть ищут. – А рация что?
- Тишина, - отвечает урядник. – Приёма нет. Только дрон болтается туда-сюда в небе – и всё.
- А мотор всего один в округе? – уточняет прапорщик.
- Да, и уходит на север.
Всё равно это не нравится Акиму, и он говорит:
- Денис, прибавь-ка…
- Угу, - отзывается тот. – Есть прибавить.
И прибавляет оборотов. Моторы, ворковавшие в режиме экономии, зарычали, а лодка чуть задрала нос и пошла заметно быстрее.
- Э-э… Казаки! – Мирон даже обернулся назад. – Денис, ты железку-то прикрути… Сильно не гони. Тут всё в корягах на километры вокруг. Сплошь коряги. Глубины вроде и нормальные, но после каждого сезона дождей течение коряги с места на место перекидывает… Тут вода бурная бывает… Бог её знает, какая куда легла. Тут гонять не надо, поломаем валы… Таких валов, как ваши, мы потом у наших механиков не найдём… Точить придётся… Туда-сюда… Время…
И Калмыков, без приказа Акима, снижает обороты моторов: налететь на корягу, поломать вал или потерять винт…
И опять нехорошие мысли посещают прапорщика. Это всегда неприятно – думать о человеке, что он… что он оказался не таким, каким ты его считал до этого. И вот сейчас как раз Саблин вспомнил про Милевича. Если поначалу он ещё сомневался в словах Калмыкова, утверждавшего, что молодой радист отправлял кому-то радиограммы, – ну мало ли, может, Денис ошибся, всякий может ошибиться, – то теперь, после появления дрона, эти сомнения начали таять.
«Неужели и вправду радировал кому-то?».
И от этих дурных, расстраивающих Акима мыслей отвлёк его урядник:
- Денис… Ты сейчас ровно на восток держи.
- Ровно на восток? - сомневается Саблин.
- Ну да… Прямо вдоль берега и пойдём, - продолжает Карасёв. – Километров через десять выйдем на старое русло Таза, там уже и врубай свои моторы и гони, там вода хорошая, глубины приличные, ни мелей, ни коряг. Двадцать часов спокойного хода. А с вашими моторами – так и пятнадцать.
Саблин открывает карту на планшете. Но на ней разве найдёшь старые русла рек? Так что нужно слушать того, кто тут живёт. Может быть, даже и неплохо, что взяли с собой этого старого ворчуна. И поэтому он спрашивает:
- И так по Тазу мы до самого Енисея дойдём?
- Если бы… Нет, по Тазу до Енисея не дойдем… - отвечает Карасёв. - Как до плёсов и сопок доедем, русло на северо-запад повернёт, а нам так и придётся на восток идти. Места там глухие, рогоз густой, проток хороших мало, но коряг там уже нет, так что хорошую скорость можно держать. А там уже полсуток хода, и мы на Большой Реке.
- Эдак мы часов за тридцать дойти до Реки сможем? – интересуется Денис.
- Ну, поглядим, как пойдёт, - не уверен урядник.
Аким всё не отрывается от карты:
- А выйдем мы… ниже Девятнадцатой заставы…
- Конечно, ниже. Вёрст на триста ниже, – уверяет его Карасёв. А потом и спрашивает: – А нам, что, ещё ниже надо будет?
- Да, - отвечает Аким, - по Енисею ещё спуститься надо будет.
- До Туруханска, что ли? – не отстаёт от него радист. Ему всё-таки нужно знать, куда они идут. И радист настроен теперь выяснить это. Хоть и не хочется Саблину сейчас ему о том говорить, но делать-то нечего:
- Нет, до Туруханска не дойдём, уйдём на правый берег.
- Не доходя до Туруханска и на правый берег пойдём? – теперь Карасёв поворачивает шлем к прапорщику, и тот, смешно сказать, даже через камеры почувствовал его непонимающий взгляд. И поэтому он начинает объяснять:
- Там должна быть армейская застава.
- Ну, «Тридцатая», - сразу откликается Карасёв, - но если от неё пойти на восток, так там нет ничего, дикость одна… Пустыня. Куда мы идём-то, господа казаки? Там река Тунгуска, на ней люди не живут. На ней никто не живёт. Может, дарги какие болотные если…
- На Тунгуску мы не пойдём, - успокаивает его Саблин, а потом как бы подводит черту под разговором: - Нам нужно на реку Талую.
- Ну, то немного поприятнее будет… Но тоже… - ворчит Карасёв. А Аким ждёт, что сейчас Мирон скажет, что знай бы он о таком рейде заранее, так и не пошёл бы. Или что-то типа этого. Но старый казак ничего такого не говорит. Снова оборачивается к станции. Видно, будет думать. Саблин же решает ещё раз просмотреть маршрут, но тут радист докладывает:
- Рация. Единичный кодированный импульс. Пять тысяч шестьсот метров – ровно запад.
Ровно запад – это как раз у них за кормой. Ну и кто тут в этих дебрях будет работать с рацией? Тем более кодированным импульсом. Всем в лодке понятно, что просто так кодированные сигналы по болоту не разбрасывают. Есть передатчик, а есть и приёмник, которому сигнал и передавался. И закодировали, так как с импульсом намного тяжелее и его обнаружить, и выяснить место передатчика. Никому в лодке этого объяснять было не нужно. И посему Аким лишь произносит лаконичное:
- Принял.
А тут Калмыков в свою очередь интересуется:
- А с дроном-то что?
- За нами тащится, но всё время меняет курс…
- Меняет курс? – не понимает Денис.
- Знают, что мы здесь где-то, а нас найти не могут, вот он и шаландается из стороны в сторону.
- Далеко? – не отстаёт Калмыков.
- Три восемьсот, – отвечает Карасёв, и, кажется, после этого Денис добавляет оборотов.
«Приблизился».
А Карасёв опять всё хочет знать:
- Слушайте, казаки, а что же это такое? У нас тут сроду лодок с рациями на было, а дронов так тем более… Ну, только когда на поиски выходим, если кто в болоте пропал, тогда да, а вот чтобы так… Кто это тут по нашему болоту ходит?
Вот что ему сказать? Что ответить, если Аким и сам толком не знает?
Контрразведка? Возможно… А может, Лена Мурашкина кого снарядила? Могла же? Могла… А может… охрани Господь… переделанные? И эти могут быть… И посему Аким отвечает:
- Да я и сам толком не знаю. Любопытные какие-то.
И тогда урядник Мирон Карасёв задает очень правильный вопрос:
- А лодки у этих любопытных такие же, как и ваша?
- Похуже, - на всякий случай говорит Аким. – Похуже.
Но Карасёв оказывается казаком страшно въедливым, и он не отстаёт от Саблина:
- Странно получается, товарищ прапорщик, говоришь, что тех, кто тут по нашим болотам шастает с рациями, ты не знаешь, но зато знаешь, что лодки у них похуже твоей будут.
- Просто такая лодка, как наша, она на болоте может быть вообще одна, - отвечает ему Аким.
- А-а… - нехотя соглашается радист. – Ну, может и так… - и тут же добавляет: – Ну всё, нашёл он нас… За нами идёт.
Это Карасёв о дроне. Впрочем, Аким и не сомневался, что так и будет, ведь никакая лодка, даже самая лучшая, не уйдёт от дрона, если оператор имеет хоть какое-то представление, где её искать. А радист и не испугался вовсе, а напротив, он принял правила игры и, не отрывая камер от монитора станции, говорит:
- Денис, ты сейчас левее бери от берега, минут через пять хода будет хороший плёс, на нём прибавим…
Так они и делают, и вправду через несколько минут они выходят на длинный плёс.
- Здесь глубоко, нажимай.
И Денис заметно прибавляет газа. Лодка летит по воде, а Калмыков со знанием дела, без лишних кренов и виражей меняя курс заранее, обходит пучки рогоза и пятна чёрных зарослей кувшинок на бурой воде. Лодка хороша, просто летит, моторы отличные. Саблин уверен, что Калмыков ещё и половины их мощности не использует. Но даже на таких моторах от дрона им не уйти, а вот от оператора, который тащится за ними, очень даже можно.
Тем не менее Аким поднимается, перелазит через банку и встаёт на одно колено возле Дениса, кладёт ему руку на плечо, чтобы держаться, протирает камеры от пыльцы и начинает, фокусируя их, искать в небе дрон.
И выкрутив зум едва ли не на максимум, находит на фоне почти белого неба маленькую точку.
«Вот он. Идёт точно за нами. Боится потерять».
Дальномер камер не выдаёт точного расстояния до цели, цифры на дисплее всё время скачут с большим разбросом, никак не фиксирует дальномер цель: дрон далеко, он очень маленький, да и света слишком много.
- Хлопнуть его хочешь, что ли? – догадывается Карасёв.
- Думаю, - нейтрально отвечает прапорщик.
«Да, неплохо было бы».
И вправду, было бы неплохо приземлить этим… он толком так и не знает кому… эту дорогостоящую «птицу». Чтобы не таскались за ним… Саблин не отводит камер от цели. В прошлый раз, когда за ними гнались переделанные, они не могли избавиться от дрона. Тогда у них не было дорогостоящих ракет. А теперь у него полная лодка всякий всячины. Неплохо, неплохо бы проучить этих людей. Но он не будет тратить драгоценный боеприпас впустую.
«Если бить, то наверняка, а так… Нет».
Тем более, Саблин уверен, что сейчас он удаляется от лодки, в которой находится оператор дрона. Но Аким на всякий случай интересуется:
- Мирон, а ты их моторов не слышишь?
- Нет, хотя аппарат этот твой чувствительный, хороший аппарат, - отвечает радист и добавляет: – Я даже нашего рыбачка ещё слышу, а других моторов в округе не слышно. Видно, далеко они.
Ну раз так… Саблин не будет рисковать дорогой ракетой.
«Выйдем на русло Таза, там уж точно от них оторвёмся».
А тут и плёс кончается, снова пошли протоки меж стен рогоза, показались отмели, заросшие кувшинкой, и Калмыков, не дожидаясь советов, снова снизил скорость. А Саблин ему и говорит:
- Мы с Мироном позавтракали, иди в кубрик, покушай. А заодно и поспи немного. На ночь останавливаться не будем.
Дроны – дронами, а есть-то человеку надо.
- А… Ну ладно, - соглашается Денис, кажется, он не против завтрака, он передаёт руль Акиму.
Денис скинул пыльник, стал снимать жёсткие части брони, чтобы не тащить в кубрик пыльцу. А после специальным шлангом с плоским раструбом обдувает себя, чтобы сдуть пыльцу с нижнего, эластичного костюма. Компрессор выдаёт хорошее давление, воздух шипит, очищая любую поверхность. Очистившись, Калмыков скрывается в кубрике. Раз есть герметичный кубрик, нужно его держать в чистоте. Всё-таки поесть и поспать без респиратора – это настоящее удовольствие.
А Аким остался с Карасёвым. Шёл, выглядывая чистую воду, держал невысокие обороты. А радист так и не отходил от станции и рации. И тогда Аким и уточняет:
- Слушай, Мирон, а долго нам ещё до русла?
- Так уже почти пришли, – отвечает Карасёв. – Минут десять, и просветы увидим.
Глава 2
«Минут десять» продлились минут двадцать, только тогда он вышел из протоки на большое открытое пространство. Вроде компрессор нагнетает воздух в шлем так же, как и раньше, а как будто легче задышалось. Сначала от левой стены рогоза до правой было метров пятнадцать, а потом и все двадцать.
Таз.
«Сто лет тут не был, ничего уже и не помню. Да и как упомнить, если каждый год всё вокруг меняется».
Но это ещё и не река. Приток какой-то. Только русло почти без течения, поэтому то тут, то там плавают пятна кувшинок, ряска иной раз перекрывает всё русло, но опытному рыбарю сразу было ясно, что глубины тут хорошие, и Аким уверенно прибавляет оборотов. Но, как выяснилось, этого было недостаточно.
- Слышь, прапорщик… Мотор.
Саблин думает несколько секунд, а потом и уточняет:
- За нами идёт?
- Ну а куда…? - отвечает ему радист, как будто с ухмылочкой.
Аким вздыхает. Не нравится ему Карасёв; вот не нравится – и всё тут. Ведь в каждой фразе урядника, в каждом его слове слышится какой-то намёк, упрёк какой-то. Ухмыляется там, за забралом шлема. Вроде и не видно его, но тон старого казака всё передаёт так, как надо. Словно хочет сказать: ну и влип я с этими прохиндеями. А рука прапорщика сама собой ещё выкручивает акселератор. Выхлоп из моторов бьёт назад и вверх чёрными струями. И моторы от низкого воркования переходят к раскатистому рыку.
Таз. Через полчаса хода русло стало ещё шире, а вода потемнела, из бурой превратившись почти в чёрную. Ряска ещё лежала кое-где на поверхности, верный призрак отсутствия течения, но кувшинки теперь жались к стенам рогоза. В общем, всё говорило о том, что глубины здесь приличные: три-пять-десять метров. И тогда Саблин опять прибавляет. Теперь моторы уже не рычат. Они ревут. А прапорщик, подкрутив камеры, вглядывается в даль, чтобы заранее увидеть опасность. Но пока поверхность воды ровная, никакой растительности в русле. И через двадцать минут такого хода Карасёв докладывает:
- Импульса мотора нет. Отстал. Видать, моторчик у них слабее твоих. Одни мы теперь.
«Одни?!».
Саблин не удерживается, хотя мог бы и не спрашивать:
- А дрон?
- Этот-то висит. Два километра севернее нас. Идёт нашим курсом.
«Надо ещё подержать эту скорость. Оператор должен отстать, отвалиться полностью, тогда и дрон пропадёт».
Впрочем, это было несложно. Моторы греться даже ещё и не начинали, а вода впереди была чистой, глубокой. Так что… Аким не снижал оборотов полчаса, прежде чем радист сообщил ему:
- Ну всё – отвалилась «птичка». Никого вокруг. Берег далеко на юге. Тишина. Даже рыбарей нет.
- Принял, - отвечает Саблин, но обороты всё равно не сбрасывает.
От той лодки, в которой был оператор дрона, надо отрываться как можно дальше.
«Там тоже не дураки, понимают, что мы по руслу пойдём. За нами потащатся, в надежде снова нас найти».
Но всё равно, как понял, что никто за ними не следит, так стало вроде как-то и поспокойнее на душе. Захотелось закурить. Но это через респиратор можно покуривать, чуть его отодвинув, а шлем… Тут забрало нужно полностью раскрывать. Ладно. Потом… потом… когда Денис проснётся. А Денис не просыпался ещё три с половиной часа.
Вот теперь он и смог покурить, но прежде чем встать с банки у руля, он чуть скинул обороты, а Калмыкову приказал:
- Держи так.
Не то что он не доверял товарищу, просто теперь, как ему казалось, можно было уже так не гнать. И тогда он отпускает Карасёва:
- Мирон, ты давай иди в кубрик, пообедай, а я за станцией подежурю пока.
- Есть пообедать, - отвечает радист и встаёт.
Он расправляет плечи. Тянется. Даже в удобном «скелете» брони, облегчающем все движения, от неподвижности мышцы всё равно затекают. Потом начинает «раздеваться». И скрывается в кубрике. И уже через минуту связывается с Саблиным по внутреннему селектору.
- Слушай, прапорщик, а тут чан какой-то…
- Не трогай там ничего, - отвечает ему Аким. Конечно, радист рано или поздно должен был увидать бочку. Так что всё нормально.
- Есть не трогать… Просто индикатор какой-то на ней красным мигает.
- Какой ещё индикатор? – не понимает Саблин и оборачивается на Калмыкова. И тот и говорит, как будто оправдываясь:
- А… Ну да… Аким, забыл тебе сказать… Там и вправду мигает что-то.
Саблин идёт к кубрику, на ходу скидывая пыльник. Вот только всю броню он не снимает, а начинает обдувать себя сжатым воздухом и после кое-как через узкую дверь протискивается в кубрик.
На пульте среди маленьких прямоугольных кнопок, горящих зелёным и жёлтым, одна мигает красным. Под нею надпись «2Ш».
«Бог его знает, что это…».
Карасёв – места в кубрике мало, – чтобы не мешать ему, влезает на лежанку у стены с ногами. А Аким, распахнув забрало и скинув перчатки, присаживается возле стазис-станции и открывает дверцу. Голова так и «висит» в жидкости, хорошо закреплённая в зелёно-жёлтой подсветке, и жидкость вроде никак не изменилась. Он достаёт свой блокнот с записями.
«2Ш… 2Ш… Что это такое? - Аким наконец находит нужные пояснения. – «2» – это общий баланс электролита в плазме. Символ «Ш» обозначает хлор и магний».
Он находит на компьютере таблицы с нужными показателями. Ну да… так и есть, они почему-то упали. Аким вручную повышает их до нормы. В принципе, компьютер сам должен был с этим справиться. Это прапорщику не нравится. Из-за этого… из-за Олега, по большому счёту-то, он и пошёл в этот рейд… А тут уже в самом начале система начинает барахлить. Он оборачивается к радисту:
- Звуковой сигнал был? Пищала станция?
- Нет, - тот качает головой. – Только диод мигал, – он, несомненно, разглядел голову Савченко.
В критической ситуации станция будет подавать и звуковой сигнал. Раз не было, значит, не всё ещё плохо… Но тем не менее… Почему компьютер сам не повысил уровень хлора в плазме? Ещё Саблин замечает, что температура состава выросла на полградуса. И опять же вручную выставляет правильную: тридцать один и семь. После этого захлопывает крышку бака. И после бросает взгляд на старого казака, что так и сидел на лежанке и смотрел на него: ну что, Мирон, вопросы есть? И вопросы у того, конечно же, были.
- Слышь, прапорщик, а там… ну, тот человек, это кто? – интересуется Карасёв, кивая на стазис-станцию.
- Товарищ мой старый, – отвечает Саблин и, видя удивлённые глаза радиста под кустистыми бровями, больше ничего не поясняет. А сам, раз уж он тут, в кубрике, просит у того:
- Мирон, а дай-ка сигаретку, мои в пыльнике остались.
- Угу, бери, раз так, - соглашается Карасёв и достаёт из пачки и протягивает прапорщику курево и зажигалку. А когда Саблин закуривает, он и продолжает: - Аким… ты меня это… извини, конечно… А чего ты его с собой-то возишь?
- Я его лечить везу, - отвечает Саблин, выпуская дым и отдавая зажигалку радисту.
- Лечить? – тут Карасёв удивляется ещё больше.
- Ну да…
- Так у вас в Болотной вроде свой хороший госпиталь есть? – продолжает радист.
- Госпиталь-то… он у нас есть, конечно… - соглашается Аким. – Да только в нём такое, - он сигаретой указывает на стазис-станцию, - не очень-то лечат.
И тогда Карасёв задаёт следующий вопрос:
- А там, куда ты его везёшь, такое лечат, что ли?
- Да, вроде должны, – с некоторым сомнением отвечает Аким.
- Это на реке Талой? – после некоторого раздумья уточняет урядник.
- Угу, - кивает Саблин. И смотрит на старого связиста, а тот, мягко говоря, в некотором недоумении. И во взгляде его легко читается мысль: «Рогата жаба… Он же сумасшедший. Или не сумасшедший… Погоня с дроном… Голова в бочке… Прапорщик этот темнит всё время… А может, всё-таки сумасшедший…? Рогата жаба, куда же это я завербовался? В какую кугу попал?».
А Саблин по взгляду радиста как будто всё это понял, засмеялся и, потушив окурок, говорит:
- Не робей, казак, вернёшься ты домой.
- Да я особо-то и не робею, - хорохорится Карасёв.
А тут как раз и красный индикатор на дисплее становится жёлтым: значит, баланс солей в плазме восстановлен. Значит, всё возвращается к норме. И тогда прапорщик кивает радисту: вот и славно; забирает перчатки, захлопывает забрало и выходит из кубрика.
Но, выйдя и поднимая с палубы пыльник, он думает:
«И вправду, куда я Олега везу? Ведь там, на Талой, никогда жизни не было. Может, Пивоваровы напутали что?».
Но он отгоняет эту мысль, смотрит на Калмыкова; тот, как и всегда, на руле, ведёт лодку с заданной скоростью. И интересуется:
- Ну, что там, Аким?
- Всё нормально, – отвечает Саблин, идёт и присаживается возле станции РЭБ. Запрашивает отчёт за последние полчаса: не было ли кого рядом с ними на воде или в воздухе?
***
А к вечеру пошёл дождь. Ну, не такой безостановочный ливень, который льёт с неба в сезон воды, нет, конечно, но чуть-чуть покапало. Для Саблина и Калмыкова явление было необычным, а Карасёв и сказал им:
- В это время чем ближе к реке, тем чаще капает. От океана заносит иногда.
Саблин смотрел, как на выгоревшем рукаве его пыльника появляются почти чёрные пятна от капель. Хотя облаков на небе всего-то ничего. Всё равно ему нравилось. Дождь – это здорово. А там, если встать в лодке, то можно увидеть на востоке и тучи. Настоящие. А ещё в русле появилось течение. Несильное, конечно, но ряска и кувшинки почти исчезли с воды.
- Денис, - говорит Саблин.
- Я, - отзывается тот.
- Прибавь малость, тут вроде чисто.
- Есть, - говорит Калмыков и прибавляет скорости.
Карасёв же замечает:
- Быстро идём, хорошо идём; если и дальше так пойдём, утром можем и на Реку выйти.
- Ну, ночью-то так лететь не будем, - говорит ему Саблин. – Я рисковать не хочу.
- Нет, ну это понятно, это правильно, - соглашается радист, - всё равно хорошо идём.
- А есть кто рядом с нами?
- Нет, – отвечает Карасёв. – Пустыня вокруг. Мы на северо-восток идём, а все станицы давно уже на юге остались, берег-то далеко теперь. Километров двести… В общем – тишина…
А ещё до того, как начало темнеть, он и сообщил товарищам:
- Маяк Девятнадцатой заставы появился.
- Маяк? – переспрашивает Калмыков.
- Ага, сигнал устойчивый. Восток-восток-юг. А если по прямой, на восток, то до Реки сто восемьдесят семь километров. Если бы не ночь, так за шесть-семь часов до большой воды долетели бы. Правда, в дельте гуща пойдёт, ну да ничего, и её прошли бы.
- Так что? На маяк идём? – интересуется Денис.
- Зачем на маяк? Нет, - за радиста отвечает Саблин, заглядывая в офицерский планшет. – Так и держи на северо-восток, пока вода хорошая есть. Так и идём по руслу.
- Значит, на Тридцатую заставу идём? – Карасёв, видно, хочет быть уверен, что Саблин не собирается менять маршрут.
- Туда, - отвечает Аким. И продолжает: – Денис, если хочешь перекурить, я подменю.
- Не… не хочу, – отвечает тот.
И Аким снова берётся изучать карту. Теперь, благодаря пойманному сигналу радиомаяка, он точно знает, где они сейчас находятся. Ночь впереди, идти придётся с фонарями, так что лучше дорогу просмотреть заранее.
Глава 3
Но просто выйти на большую воду из Таза у них не получилось, к двенадцати часам ночи русло стало сужаться, сужаться… Стены рогоза заметно сблизились, а хороший, широкий канал разбился на множество извилистых проток. Значит, и глубина пропала. Появились пучки растительности, что тянутся из воды, – отмели, банки. Ясное дело, Денис сразу снижает обороты. Карасёв – он в кубрик не пошёл, видно, ему там не очень понравилось ещё в первый раз, и посему спал радист в броне прямо у банки с оборудованием – почувствовав, что моторы поутихли, зашевелился, заскрипел сервомоторами, привстал и, оглядев то, что попадало в прожектора лодки, сказал:
- Ну всё – дельта пошла.
Он сразу садится за станцию, а Саблин вертит головой – его нашлемный фонарь освещает плотные стены рогоза – и потом предполагает:
- Тут выдры водятся.
- Их тут жуть сколько…И выдры, и удоды, и бакланы, и репницы попадаются…
- Репницы? – интересуется Денис. – А это кто?
- А вы, что, не знаете? – сначала удивляется радист. Но потом вспоминает: – А-а… вы-то далеко, вы же на Обь ходите… У вас она там не водится, она… зараза такая… очень вредная тварь. Всё больше у большой воды проживает, и как раз где жижа… Ох, надеюсь не увидимся… А то стрелять придётся.
Саблин молча открывает ящик с оружием; двухстволки, что лежит рядом на корме, ему уже кажется недостаточно. Он достаёт свой армейский дробовик. Новый. Получил его до того, как ему присвоили прапорщика, почти не стрелял, только проверил его на стрельбище – и всё. Аким снял оружие с предохранителя, отвёл затвор, проверил, заряжено ли, поставил на предохранитель и лишь тогда успокоился: порядок. И потом спросил:
- Денис? Не устал?
- Не-е… Отдыхал же час назад, – откликается тот. И опять снижает скорость. Дальше болото идёт трудное.
А Карасёв сообщает им:
- Радиомаяк «Девятнадцатой» ещё ловится… Нам до Реки… тридцать восемь километров. Если курс сменим.
- И всё по этой жиже? – уточняет Калмыков. Он имеет в виду сплошные поля ряски с кувшинками, что иной раз полностью покрывают протоки меж стенами рогоза.
- Всё по ней, всё по ней… - заверяет его урядник. И потом уже говорит, обращаясь к Акиму: - Слышь, атаман, русло что есть, что нету, одна ряска… Нам теперь напрямки быстрее будет… Вот так вот, на восток, даже лучше пойти. Так до Реки ближе. Скорее выйдем на чистую воду. А уже по Енисею сразу на север пойдём, да ещё по течению… Там всё потерянное время наверстаем.
Саблин с ним согласен, лучше быстрее выбраться на чистую воду, и он командует:
- Денис, Мирон верно говорит, держи-ка на восток ровно.
- Есть держать восток ровно, – отзывается Калмыков.
Бакланы бились в рогозе, визжали-скрежетали почти все пять часов, что они шли до чистой воды. А один раз очень большая выдра ударила лодку в борт. В том месте лодка шла медленно. Выдра заскрежетала жёсткими своими лапами по пеноалюминию. Аким сразу вскочил, снимая дробовик с предохранителя… Уже светало, но он, включив фонарь, заглянул за борт. И увидал сначала тонкие и прочные, как ультракарбон, лапы гада, вцепившиеся в металл, закогтившиеся в нём, словно он был чем-то мягким, – а потом и огромные чёрные жвала. Кривые и острые, они пытались вцепиться в гладкий борт, грызли его, соскальзывали, неприятно скрежеща о металл… Он поднял дробовик, но его нужно было вывернуть за борт, стрелять отвесно сверху; пока вставал поудобнее, пока приноровился, страшный болотный хищник либо понял, что металл ему не по жвалам, либо увидел человека, в общем, отвалился от лодки, мелькнул в воде сегментарным горбом и скрылся, ушёл под поле соседней ряски.
- Чего не стрелял-то? – едва не с укором интересуется Карасёв.
- Неудобно было, – отвечает Аким.
- А кто был-то? – в свою очередь спрашивает Денис.
- Выдра.
А рулевой продолжает интересоваться:
- А большая?
- Метра три с половиной, не меньше…
- Ух ты… Вот разожралась-то, – удивляется Калмыков. – Видно, тут есть что ей покушать.
- Да, тут рыбы пропасть, - заверяет его Карасёв. – Пропасть… Ловить – не переловить. Но никто сюда, в дельту, не ходит, уж больно места дикие. Вот такая вот зараза водится. Не дай Бог в лодку заскочит… Сюда же только в броне ходить…
- Это да… - соглашается с ним Калмыков. Но не успокаивается. – Слушай, Мирон, а ведь тут и налим бывает.
-Ну а то! – кивает в ответ радист. – Бывает. Здесь, у Реки, как раз его места, ему тут вольготно.
- Малёк бегемота из Енисея как раз сюда идёт искать себе свободные омуты, вот налим тут и промышляет, – рассуждает Калмыков, а он в налимах понятие имеет. - Щуку берёт ещё… Тут ведь и щука должна быть. И прочая большая рыба. Да… налиму тут раздолье.
- А ты, Денис, я вижу – налимщик? – спрашивает Карасёв.
- Ну, есть такое дело, - не без скрытой гордости отвечает Денис.
- Тяжёлое дело, - размышляет Карасёв. – Опасное.
- Ну, непростое.
- А сколько же ты добыл налимов?
- Хороших дюжину, - опять Калмыков важничает. – Мелких, незрелых – не считал.
- У-у… Дюжину! – восхищается радист. – Видно, неплохо ты живёшь, Денис.
И тут вся гордыня с Калмыкова спадает.
- Живу? – он говорит, чуть тушуясь. – Да нет, живу как все.
- Как все? А лодка у вас вон какая… - не унимается радист.
- Лодка чужая, - пытается поставить точку в этом разговоре Саблин. – Не наша, на рейд взяли.
- Чужая… Вот и я думаю, - не хочет заканчивать разговор Карасёв. – Думаю, такую лодку даже на налимах не заработаешь. Да и на офицерское жалование тоже. Нет, простым казакам такая вещь не по карману.
«По карману, не по карману… Вот какой дотошный человек. Хочет всё вызнать, до всего докопаться».
- Это да… - соглашается с ним Калмыков. – Так Аким же и говорит тебе, нам эту лодку на время дали попользоваться.
- Да понял я, понял…
А вскоре тины и ряски стало меньше, один за другим среди рогоза стали возникать большие плёсы, сначала ещё с кувшинками, а потом и с открытой водой. Калмыков было начал накручивать, но Карасёв его придержал:
- Не гони, Денис, не гони, тут вода вроде открытая – это потому, что течение всю траву в Реку вымывает, а на самом деле здесь мелко. Мели, банки сплошняком…
- Принято, - отвечает рулевой; но уже минут через десять хода перед ними, как-то вдруг, сразу открывается, словно распахивается, огромная перспектива чистой воды. Маслянистая, тягучая, бурая от рыжей амёбы, что скапливается в самом верхнем её слое, вода великой реки, на которой бликует беспощадное солнце.
- Вот он, казаки, Енисей-батюшка, - говорит Карасёв так, как будто открыл им эту реку; и после добавляет: – Это вам не Обь.
- Да, не Обь, - соглашается с ним Денис. И тут же спрашивает: – Ну что, Аким, прибавить?
- Гони, - коротко отвечает тот.
И тогда не спеша, укладывая лодку в длинный вираж, разворачивая её на север, Калмыков прибавляет и прибавляет газа, набирая обороты. Моторы, словно почуяв свободу, начали сначала рычать, а уже когда лодка вышла на середину реки, то и вовсе взревели высокими нотами. И понесли судёнышко вниз по течению, да так, что видавший виды Карасёв произнёс восхищённо:
- Как бы нам не взлететь, господа казаки!
- Не боись, Мирон, - заверяет его Калмыков и смеётся. – Не взлетим. Зато бегемоты на нас не поохотятся.
- Уж это точно, - соглашается с ним радист.
И едва урядник это сказал, тут же Денис сбрасывает скорость и меняет курс – не очень-то плавно, так что и Саблин, и Карасёв теряют равновесие, а Саблин, вглядываясь вперед, понимает его, так как впереди, в воде, происходило какое-то шевеление.
- Чего там? Чего? – волнуется радист.
А лодка как раз проходит мимо непонятного поначалу явления. И тут уже Саблин и догадывается:
- Бегемот дохлый.
И вправду, огромное, шестиметровое, бревно в обхват большого мужчины, обычно тёмно-коричневое, плывёт по течению, едва выступая на поверхности одним боком. Туша уже испортилась, стала серой, а её энергично и деловито рвут несколько тупорылых мощных щук. Енисейские щуки и сами огромны, присасываются своими мордами к туше, дёргаются резко всем корпусом и вырывают по солидному куску тканей мертвого исполина; и тут же ещё какие-то рыбы, что никогда в другом случае не подошли бы к щукам, дерутся за крошки.
- Убился, значит, - поясняет Карасёв, имея в виду бегемота, когда они миновали тушу. – Кинулся, видать, на баржу от злобы, да башку себе об днище и сломал. Тут такое сплошь и рядом.
Да, по Енисею ходят баржи с крепким днищем. И это здесь не редкость.
- А рыбы тут прорва, - замечает Калмыков. – И всё крупняк. Аким, видал, какие щуки?
- Видал, видал… - Саблин думает, что места тут и вправду рыбные. Но сейчас, как бы он ни любил рыбалку, ему не до того. – Денис, ты поглядывай как следует.
- Я гляжу, - отзывается тот.
- На сорока километрах налетим на такого бегемота – расшибём лодку, - продолжает Саблин. Впрочем, это он так просто… Казаки с ним – люди опытные, сами всё знают.
- Понял, буду внимательнее, - уверяет его Калмыков и тут же опять прибавляет оборотов.
Саблин снова открывает карту на планшете, смотрит, изучает и зовёт Карасёва:
- Мирон… А мы же остров Хренова ещё не прошли?
- Через час будет, - отвечает тот, потом копается в станции и через пару минут добавляет: – Маяк Девятнадцатой заставы уже почти не читается… Значит… да… нет, раньше будет. Раньше… Через полчаса или минут сорок, думаю. А потом и Тридцатая застава.
- Угу, принял. – Саблин делает для себя отметки. И говорит: – А быстро мы идём.
- О-о… - соглашается с ним радист. – Не идём, а летим; я на своей лодчонке ещё бы по Тазу тащился. А с вами от хутора до Реки за полтора дня доехали. Виданное ли дело!
А минут через пять, Аким ещё и планшета не выключил, как урядник и докладывает:
- Два мотора на севере.
- Приближаются? – сразу насторожился прапорщик.
- Мы их догоняем, - через некоторое время отвечает ему Карасёв. Саблин встаёт и пробирается по лодке вперёд; и, выкрутив камеры на полный зум, пытается рассмотреть, что там впереди. Но ему приходится ждать, пока лодка не зайдёт за поворот реки, и лишь тогда…
- Баржи, что ли? – интересуется у него радист.
- А как угадал? – удивляется Саблин.
- По импульсам, - отвечает Карасёв. – Частота больно низкая…
Так и есть: перед ними, держатся центра русла две большие баржи.
- Торговцы? – спрашивает Денис.
Аким всматривается, всматривается и наконец разбирает на корме последней баржи… грузовики… И лишь тогда отвечает товарищу:
- Либо наши, либо армейские…
Они догнали баржи; это и вправду были армейские транспорты, и перевозили они, судя по номерам на машинах, «Тридцать первый пехотный».
Когда их лодка поравнялась с баржами, солдаты, что выходили на палубу курить, махали им руками, приветствовали. Саблин махал рукой в ответ, а Мирон так даже и бубнил солдатам:
- Здорово, браты, здорово… Здорово… - хотя солдаты его слышать, конечно, не могли, так как были без брони, без шлемов.
- Знаешь их, что ли? – спрашивает у него Калмыков.
- Тридцать первых? Ну а то! – сразу откликается радист. – Полк Лазаревский. Крепкие бойцы. Соседи наши вечные, у нас участок на рыкском рубеже, севернее Кроликов, вот «Тридцать первые» у нас с левого фланга завсегда стоят. Какой год уже. Да-а… Хорошие бойцы, хорошие… Ребята с призыва идут.
Саблин машет солдатам на носу первой баржи, когда его лодка обходит транспорт; а капитан баржи даёт гудок. Длинный, раскатистый. А едва баржи скрылись за очередным изгибом большой Реки, радист докладывает:
- Радиосигнал «Тридцатой».
- Далеко до неё? – сразу оживился Аким.
- Сто шесть километров, – сообщает Карасёв. – Но это, сам понимаешь, по прямой. По реке, по изгибам, оно больше будет.
Прапорщик всё понимал.
Глава 4
А на Енисее было людно. Они встретили ещё одну большую баржу, на этот раз она шла вверх по течению им навстречу, то была торговая баржа. Кроме барж, встречались и лодки. Большие солдатские; тяжёлые, гружёные торговые; дорогие и быстрые старательские, и даже рыбачьи попадалась. За четыре часа хода они встретили или обогнали одиннадцать таких.
Каждую такую встречу Аким ожидал с настороженностью, хотя и понимал, что опасаться ему нужно тех, кто их догонял, но таких-то как раз не было, так как их лодка шла быстро. А когда Денис решил отдохнуть и у руля оказался сам прапорщик, так он ещё прибавил оборотов. В общем, двигались они очень хорошо. Едва ли не в два раза лучше запланированного. Но даже при таком хорошем движении Саблин каждый час спрашивал у дремавшего, кажется, Карасёва:
- Мирон, ну что там…? Дронов нет?
Тот приходил в себя, оглядывался и потом сообщал:
- Никаких дронов. Моторы только… Один удаляющийся и… ещё один идёт нам на встречу. Больше никого, – и прежде чем Саблин успевал задать ему следующий вопрос, сообщал дистанцию до «Тридцатой».
- Принял, - отвечал прапорщик и вел лодку дальше.
А когда время шло уже к семи, когда отдохнувший Калмыков вылез из кубрика, уселся возле него на ящики и стал не спеша крепить наголенники брони, радист и говорит им:
- «Тридцатка» вот уже. Запросить их насчёт постоя? Ночку можем там скоротать. А поутру и дальше пойдём.
Но Акиму не хочется этого делать, он побаивается, думает, что контрразведка могла сделать запрос, и на заставе их могут ожидать... Могут задержать, а то и конфисковать груз, даже лодку… Во всяком случае, на месте контрразведчиков он сам бы так сделал… Но вот так вот, напрямую, об этом говорить своим товарищам он не хочет, стесняется, что ли, поэтому и придумывает отговорку:
- Да там и мест в казармах, наверное, нет. Видели, сколько народа по реке ходит? Поспать на кроватях не получится.
- Да в лодке поспим, - не соглашается с ним Денис. – Зато поедим за столом, у них там кухня… И помоемся ещё…
- Да, помыться – неплохо… - соглашается с ним Карасёв.
Правы казаки: снять броню, поесть за столом, покурить, помыться – это, конечно, очень приятно; даже если не найдётся на заставе свободных коек, так можно и в лодке поспать. Нет места на реке безопаснее мощной заставы… Но Аким тревожится.
- На обратном пути, казаки, – произносит он, и никто больше ничего у него не спрашивает. В рейде слово атамана – закон.
Расстроил он казаков. Ну да ничего. Должны понимать, что это не прихоть, а предосторожность. Про дрон ведь они не забыли. И уже вскоре он получает косвенное подтверждение правильности принятого решения.
Застава высилась на правом берегу реки. Двадцатиметровый бетонный колосс над рекой, заросший рыжим лишайником до самого верха и с крышей, заставленной десятком самых разнообразных антенн. В красных лучах заходящего солнца застава выглядела багровой, величественной и даже мрачной.
И вот, когда они ещё не дошли до неё, индикатор на рации стал помигивать, и Карасёв тут же докладывает:
- Аким, тут запрашивают с заставы: кто идёт. И куда.
В общем-то, это было делом почти обычным, заставы иногда этим интересовались. Не всегда, но когда дежурному было не лень, интересовались.
- Скажи: Второй пластунский, – он немного думает и потом решает соврать: – А идём мы на Туруханск.
Мирон набирает текст и отправляет его. И через несколько секунд снова докладывает:
- Аким, говорят, что у них есть место у крытых пирсов и свободные койки, говорят, что могут нас принять.
- Скажи, что рады бы, да некогда, – отвечает Саблин. – Хотим до утра быть в Туруханске.
Вот, казалось бы, и весь разговор, что тут ещё говорить, но не прошло и половины минуты, как снова рация пискнула и снова замигал индикатор приёма.
- Ну, что они там? – интересуется Калмыков.
- Говорят, что у бегемота гон начинается. Что сейчас по темноте ходить опасно.
Видно, те, кто это им писал, не очень хорошо понимали, что в лодке, уходящей вниз по реке, сидят люди опытные, и они прекрасно понимают, что как раз ночью бегемоты не опасны. Они из-за темноты из своих омутов не очень хорошо видят, что над ними кто-то проплывает. И одного шума мотора для нападения чудищу маловато.
- Напиши им, что мы будем осторожны, – говорит Аким.
Мирон отправляет радиограмму, а потом и сообщает товарищам:
- У нас бегемоты иной раз паскудствуют, беда с ними.
- До нас тоже нет-нет да и доплывёт какой очумелый, - отвечает ему Денис. – Вон Аким за ним ходил.
- Ходил за бегемотом? – спрашивает радист с интересом.
- Пару раз, - нехотя отвечает Саблин. Он не хочет говорить об этом. Карасёв понял тон прапорщика, больше о том и не спрашивал. А меж тем и темнота спустилась, пришлось снизить скорость и включить фонари: и носовые прожектора, и кормовой тоже. Теперь в ночной тиши их было далеко видно. Тут Аким попросил Дениса взять руль, а сам включил планшет и стал в который уже раз изучать карту. И, не отрываясь от неё, говорит Карасёву:
- Мирон, как отойдём от заставы на десять километров, так дай мне знать.
- Есть дать знать на десяти километрах от заставы.
- Нет… - Саблин всё ещё разглядывает карту. - На восьми. На восьми километрах.
- Принял. На восьми, – отзывается радист. И, покопавшись в станции РЭБ, добавляет вдруг: - Слышь, Аким… Опять дрон.
И в лодке повисает пауза. И Калмыков, и Саблин, и сам Карасёв… все молчат некоторое время.
Дрон!
«Откуда он? Неужели нас нагнали те…? – но Акиму в это не верится. – Нет, не могли, мы же по реке просто летели. Почти весь день прошли на высокой скорости… Не могли они нас нагнать… - и тогда ответ напрашивался сам собой: – С заставы запустили».
- И что, он за нами идёт? – интересуется наконец Калмыков.
- За нами, тысяча двести метров запад от нас. Идёт параллельным курсом, – почти бесстрастно отвечает Карасёв.
«Вот рогата жаба… И сбить-то его в темноте непросто будет».
- Ладно, пусть идёт, - наконец произносит Саблин. – Ты, Мирон, только скажи мне, когда восемь километров от заставы пройдём.
- Радиосигнал от заставы чёткий, я тебе до метра всё определю, - обещает радист.
***
После того как солнце совсем скрылось на востоке, над рекою повис гул. Шум, привычный казакам. Мелкие насекомые роились над водою, издали создавая иллюзию тумана. Только чёрного.
- А всё равно мошки тут поменьше, чем у нас, - замечает Калмыков, смахивая надоедливых тварей с фронтальных камер.
- Меньше, – соглашается с ним Аким.
- Ну да, есть такое дело… - говорил Карасёв. – В рогозе им раздольнее, чем на открытой воде.
Моторы негромко тарахтели на небольших оборотах, а Река жила своей ночной жизнью. То и дело до их микрофонов долетали всплески. А иной раз что-то попадало и в свет прожекторов. Много мошки падало в липкую воду, а разнообразная и неизвестная им речная живность лакомилась ею в чёрной воде великой сибирской Реки. Но это всё не представляло большой опасности для лодки, так как размеры рыб были явно не исполинские, так, мелочь всякая, до полцентнера.
Саблин перешёл на правый борт лодки и, не выключая планшета, через ПНВ всматривался в черноту берега, но почти ничего не мог различить, кроме стены зарослей… Слишком большое расстояние, да и тучи мошки серьёзно мешали.
- Денис, держи ближе к берегу.
- Есть ближе к берегу… - отзывается Калмыков, и лодка уходит со стремнины в медленные воды.
Но в принципе ничего особо не изменилось. Сплошные заросшие лишайником и разной растительностью камни, выступающие из воды. Берег всё так же был угрюм и неприветлив.
«Где-то должна быть протока… Не пропустить бы… Где же мы с Савченко тогда проходили на восток? Ведь до Тунгуски доходили… Вспомнить бы… Да чёрта лысого тут, в темноте, что вспомнишь. Когда это было? Да и меняется тут всё каждый год».
Так и шли они не спеша, пока Карасёв не сообщил:
- Аким, восемь тысяч метров от «Тридцатки».
- Принял, – Саблин опять смотрит в планшет. А потом и говорит: - Денис, давай-ка к берегу. Поближе подходи… - и когда Калмыков подводит лодку к берегу метров на пятнадцать, Аким командует: – Малый ход…
Сам он лезет во внутренний карман пыльника, расстёгивает его и достаёт оттуда небольшой кусочек бумаги. Потом обращается к радисту:
- А ну-ка, Мирон, давай вот это в эфир запустим…
- А что там?
Аким читает ему цифры и буквы, пока радист набирает их у себя на клавиатуре: как цифры были набраны, Карасёв спрашивает:
- А частота?
- Не знаю, давай широкой полосой.
- Широкой полосой? – удивляется радист. – А код?
- Нет кода.
- Не кодировать и гнать в открытую по всем частотам? – ещё больше удивляется радист.
Но у Саблина, кроме этого набора цифр, больше и нет ничего, и он продолжает:
- Да. Давай три импульса.
Но перед тем как запустить передачу, урядник его предупреждает:
- Три импульса, принял. Но имей в виду… Перехватят на заставе, мы же рядом с ними совсем.
- Это понятно… Давай запускай. – настаивает Саблин.
И тут же Карасёв докладывает:
- Передача прошла.
- Принял, - отвечает Саблин, и больше ничего не говорит. Лодка не спеша идёт вдоль чёрного берега. Ночь на Реке. Только чуть слышно урчат моторы на малых оборотах, гудит мошка да время от времени слышатся всплески воды. И лишь минуты через три Саблин спрашивает:
- Мирон, а дрон-то тут ещё?
- Да куда он денется… Вон, болтается… Тысяча двести метров на север от нас. Следят.
«Следят, – и Саблин почему-то теперь уверен, что дрон этот запустили с заставы. А зачем армейским это делать? Не иначе как по чьей-то убедительной просьбе. – Ладно, отойдём километров на тридцать, придётся им птицу свою приземлить. В самом деле, ну не пошлют же они за нами лодку с оператором».
И опять тянутся и тянутся минуты. Саблин понимает, что его товарищей беспокоит этот дрон. Особенно радиста. И поэтому говорит:
- Денис, прибавь малость и держи так же у берега.
- Есть прибавить и держать у берега.
Лодка пошла быстрее и шла так минут десять, но ответа на радиограмму не было.
- Мирон, дай-ка ещё разок.
- Понял, - отвечает Карасёв и нажимает одну кнопку на рации.
И снова тянутся минуты. Все молчат. И Мирон, и Денис не знают, что и кому отправляет прапорщик, но понимают, что сейчас происходит что-то важное. Вот только ничего так и не произошло. Десять минут минуло, как в эфир ушла вторая радиограмма.
И Саблин вспоминает: «… подойдёте к Енисею – дадите код в эфир, вас по нему опознают и назначат место встречи».
«Мы уже почти сутки по Енисею идём к точке, неужели раньше надо было сигнал подать?».
И тут Карасёв оживился, зашевелился у рации и сообщает:
- Аким, радиограмма. Есть приём.
- Что там? – Саблин тут же перелазит через ящики и садится рядом с радистом.
- Канал сто шесть девяносто семь, частота четыреста двадцать МГ, – бубнит радист, фиксируя частоту на будущее.
- Ну, пишут-то что? Показывай.
Но Саблин был разочарован: радиограмма была сплошь из каких-то закорючек. Он переводит взгляд на радиста:
- Не декодируется, что ли?
- Нет, - отвечает тот, - стандартные декодеры, что «зашиты» в рацию, этот код не читают.
Вот так вот. Вот и прокатились по Енисею. Три дня в одну сторону ехали, и что? Всё зря, что ли?
Саблин выругался:
- Ядрёный ёрш! Вот зараза, а…
Ну как так… Как он сам-то об этом не подумал? Ведь нужно было сразу, сразу сообразить, понять – раз дело тайное, значит, Савченко должен был иметь свой код. Свой декодер. И Пивоваровы тут не при чём, какой с них спрос, они же медики. Откуда им про все такие тонкости знать?
А тут его Денис и окликнул:
- Аким?
- Ну? – чуть раздражённо спрашивает он.
- Рогоз – протока справа, кажись… - докладывает Калмыков.
Саблин отрывается от дисплея рации, встаёт и смотрит на правый берег Реки. Там действительно камни отвесные, как будто расступились, и начинается рогоз. Он сначала пучками, а потом и сплошной стеной уходит вглубь берега.
«Может, и вправду протока… Похоже… По карте тут где-то должна быть. Едва не прозевал… Вовремя Денис её заметил…».
- Давай-ка, Денис, посмотрим… Держи туда.
- Принято, - отзывается рулевой. И не спеша разворачивает лодку к первым пучкам рогоза.
Глава 5
Саблин же снова присаживается к рации. Он не знает, что ему делать. А ведь и Карасёв, и Калмыков на руле ждут от него чего-то. Он должен либо что-то сделать, либо объяснить им, рассказать, какие у него планы. Может, им стоит повернуть лодку да поехать назад…
- По какому каналу пришло сообщение? – наконец интересуется прапорщик.
- Так вот, зафиксировал частоту и канал, - Карасёв «пальцем» перчатки тычет в экран: «сто шесть девяносто семь, частота четыреста двадцать».
- Давай на этой частоте: «Декодер утрачен. Что делать?» - радист быстро набирает текст. А Саблин продолжает: – И тот личный номер, что сначала я тебе давал, в конце сообщения набери.
И снова они отправляют радиоимпульс в эфир. А лодка тем временем уже зашла в плотную прибрежную ряску, и Калмыкову приходится добавлять оборотов, чтобы идти по этой растительной каше.
Аким смотрит на всё это и предполагает:
- Слушай, Денис, может, это затон какой?
- Не, не… - уверенно отвечает Калмыков. – Течение есть, как раз против нас… Вишь, сколько травы сверху нагнало?
«Течение…Ну слава Богу. Значит, не проскочили. Спасибо Денису, что заметил. Ну, хоть что-то хорошее».
Они оглядываются, рассматривая окружающую их растительность при помощи ПНВ, и тут как раз заскрежетал баклан. Резко, противно заскрежетал… где-то… где-то недалеко. Но ему никто из сородичей не ответил. Если он один, то не страшно, не рискнёт напасть. Тупая тварь… Не такая уж и тупая… Людям в броне он, конечно, не опасен, но Аким на всякий случай снял дробовик с предохранителя. И снова уставился в монитор рации. А там ничего. И тогда он говорит:
- Мирон, давай-ка то же сообщение – ещё раз.
Тот выполняет команду. А потом они молча движутся несколько минут. И когда Саблину кажется, что ему не ответят, маленький зелёный светодиод вспыхивает: есть приём.
- Ну, - торопит прапорщик радиста. Чего копаешься, текст-то не кодированный. – Что там?
И тот чуть отодвигается, чтобы дать Акиму увидеть экран рации: на, мол, сам смотри. И Саблин, придвинувшись, читает:
«Что вам нужно?».
Действительно, а что ему нужно? Сказать им, что у него голова того, чей код он забрасывает в эфир? И что этого человека нужно… вылечить, что ли? Ну, это бред… Связь просто оборвут – и всё.
- А откуда сигнал приходит? – наконец спрашивает он у Карасёва.
- Импульсы… - отвечает урядник. – Трудно их сразу запеленговать, нужно ещё послушать, но, кажись… север-восток-восток. Расстояние вообще не определить, но ежели прикинуть, считать по частоте, то не больше сорока километров, да в сплошном рогозе… Рассеивание сигнал поест.
- Ладно, пиши, – говорит Аким. Он понимает, что диалог нужно продолжить. – У меня есть то, что вы заказывали.
- Угу… - откликается Карасёв, и рация пищит: передача прошла.
И снова тянутся минуты. Тянутся и тянутся. Там, где-то за десятки километров от их лодки, за передатчиком, кто-то либо сильно сомневается в его словах, либо решает, как устроить встречу, но так, чтобы себя не обнаружить. Проходит одиннадцать долгих минут, от которых у Саблина испарина на лбу. И наконец приходит ответ, рация реагирует на приём:
«Координаты нашей прошлой встречи. Идите туда. Будьте осторожны».
Это ощущение называется «Камень с плеч». Он отваливается от рации. Хватает свой планшет. Метрах в двадцати снова орёт баклан, он бьётся в рогозе, слышится шум, всплески… Баклан кого-то поймал, или кто-то жрёт баклана, но Аким на это вообще никакого внимания не обращает, он снова заглядывает в планшет. И снова находит на карте ту точку, координаты которой ему передали Пивоваровы. Но… если это не то место, не место последний встречи Савченко и заказчиков… Он даже не будет знать, что делать дальше.
- Аким, так куда едем-то? – интересуется Калмыков.
- Пока держи восток ровно, – отвечает Саблин, не отрывая камер от планшета.
- Значит, как и планировали… на Талую идём?
- Угу… - коротко бросает прапорщик.
Тогда Мирон и говорит ему:
- Слушай, Аким, чего-то я не пойму – так ты, что, никого не знаешь из тех людей, к которым мы едем? А кто же тебе эти контакты дал? – продолжает допытываться радист. – Это тот парень… тот… ну, который в кубрике?.. – Карасёв явно имеет в виду Савченко.
Он снова раздражает Акима; прапорщик вообще не хочет рассказывать обо всём этом. Хотя… Он, конечно, понимает, что всякому нормальному человеку хочется знать, во что он ввязался.
Всякому хочется, но вот Денис почти ничего не спрашивает сверх того, что Саблин ему рассказывает сам. Ну, то Денис… А Карасёву надо сейчас отвечать. И он отвечает:
- Нет, не он… Друзья его.
- А что же они сами не поехали?
- Они не казаки, не болотные… - Саблин осматривает местность. – Они бы тут сгинули. Вот меня и просили.
- А… Ну, ясно, - говорит Карасёв и тут же напоминает: – Эти… ну, с которыми мы связывались... просили, чтобы мы были осторожны.
- Просили, - соглашается Саблин, но не понимает, к чему он клонит.
- Просили острожными быть… Видно, в тайне всё держат… Оно, наверное, так и надо, я про них ничего не знаю… Какие у вас там с ними дела… А только мы туда идём, ну, в ваше тайное место, а сами с собой дрон тащим…
- Точно, забыл про него, - Саблин встаёт и идёт к ящику, где сложены зенитные ракеты. Достаёт одну из них… Совсем небольшой, двадцать пять сантиметров длиной и шесть в поперечнике боеприпас. Но вещица увесистая. У него на дробовике нет подствольного устройства для запуска. Но в ящике есть удобная ракетница. Аким быстро снаряжает оружие.
- Мирон, где он?
- По кругу ходит, сейчас две двести северо-восток от нас. Высота тысяча двести сорок, – откликается радист.
- Принял. – Саблин откидывает прицельную панораму и поднимает ракетницу к плечу. Но цели не находит, её закрывает рогоз. – Денис, стань правым бортом к рогозу и заглуши моторы.
- Есть, - отвечает Калмыков, подводит лодку к стене рогоза поближе и выключает двигатели.
Стало совсем тихо, и Саблин спрашивает:
- Сейчас он где?
- Тысяча восемьсот метров юг. Идёт на запад, – докладывает Мирон, и вдруг говорит: - Слушай, Аким, а может, не нужно его бить?
- Что? – не понимает его прапорщик.
- Армейские обидятся ещё. Нам потом через них возвращаться. А дрон, он вещь дорогая, как бы объясняться не пришлось, – рассуждает Карасёв. – Начнут потом приставать: зачем сбили, что таили? Ещё возместить попросят…
- А чего они за нами следят? – не соглашается с ним Калмыков. – Мы, что, налётчики какие? Они с нами говорили, знают, кто мы! Зачем дроны за нами кидают?
- Так на то тут и заставу разместили, чтобы за обстановкой следить, - поясняет радист. И продолжает: – Не спешите, казаки… Сейчас по радиомаяку до заставы семнадцать километров, она от нас на юго-юго-запад, ещё тринадцать кэмэ пройдём, и дрон сам отвалится.
- А если не отвалится? – интересуется Саблин.
- Тогда это не с заставы запускают, – разумно предполагает Карасёв. – Тогда уже можем его бить с чистым сердцем.
Саблину не очень-то хочется признавать правоту радиста. Но по большому счёту…
- Ладно, - наконец произносит он и разряжает оружие, - Денис, держи на северо-восток.
- Есть держать на северо-восток, - откликается Калмыков, а прапорщик укладывает ракетницу и боеприпас обратно в ящик.
Камень. Саблин уже не помнил специфику болот за Енисеем. Давно тут не был. И вот теперь вспоминал. То и дело лучи носовых прожекторов выхватывали из черноты болота не пучки рогоза или кусты акации, а крупные валуны. Или даже острые куски какой-то горной породы. Определить в темноте, что это за порода, возможности не было, все камни густо зарастали болотной растительностью и покрывались лишайником.
- У нас таких каменюк нету, - замечал Калмыков. – За Обью есть, конечно, но там-то уже горы начинаются.
- А здесь скоро сопки пойдут, – говорил ему Карасёв. – И камня ещё больше будет.
- Главное, чтобы в воде их не было, - резюмировал Саблин.
И с этим были согласны все. Корпус у лодки был отличный, ровный, добротно сваренный, крепкий, но на большой скорости даже и его можно было распороть об острый подводный камень. Так что Денис сам, без приказа, снизил обороты.
И тот десяток с лишним километров, что им нужно было пройти, прежде чем от них отстал дрон, они шли больше часа.
- Всё… Отвалился, - доложил Карасёв. – Обратно полетел. Вокруг никого.
- Значит, с заставы его кидали, - размышляет Калмыков.
- Значит, так, – соглашается радист.
- Правильно, что сбивать его не стали, - продолжает Денис.
«Правильно? А какого хрена им от нас нужно было?».
Аким ничего не стал говорить своим товарищам. Его, если честно, в сон клонило. Спорить или объяснять что-то желания у него не было: отвалился дрон – и хорошо.
- Денис, - говорит он. – Ты как?
- Я в порядке, атаман.
- Тогда держи на восток ровно. Мирон, ты тоже не расслабляйся, следи за округой; я посплю до рассвета, как рассветёт – разбудите. Всё… Повнимательнее будьте, казаки.
***
Восход. Солнце всё красит в красный и розовый. Даже чёрные деревья, которые иной раз как-то умудряются расти прямо на камнях, и те на рассвете меняли свой мрачный окрас на фиолетовый. Мошки сразу поубавилось, её уже не нужно смахивать с камер и с фильтров маски каждые несколько минут.
Саблин сменил курс, теперь он вёл лодку ровно на восток, на поднимающееся солнце. Карасёв спит у рации, привалившись к борту. Калмыков предлагал ему лечь в кубрике, но старый радист опять отказался, сказал, что не нужен ему кубрик, что он привык спать в броне. Денис перевёл камеры на Саблина и качнул шлемом: ага, привык он. Калмыков явно посмеивался над урядником, который поначалу готов был спать в кубрике, пока не узнал, что, или кто, там будет с ним рядом. А вот Денис головы Савченко не боялся, поэтому с удовольствием скинул броню и в одной «кольчуге» завалился в кубрике спать, предварительно покурив и настроив под себя кондиционер.
Болото под солнцем оживало. Проходя на тихом ходу мимо россыпи камней, торчащих из воды, Саблин увидал длинную банку, где воды было едва ли полметра. Вода там была чистая, без растительности… И вот вся та отмель, не широкая, просто кишела улитками. Они собирались там размножаться на открытой воде.
«Рогата жаба! Если тут поставить садок с хорошей приманкой… так его потом в лодку не втащить будет… В станице расскажу – не поверит никто! – он начинает прикидывать. – А если руками брать… центнер тут запросто можно собрать. За пару часов. А центнер… это сколько же он будет стоить? – Саблин считает и удивляется: очень неплохие деньги выходят. – Может, как-нибудь наведаться сюда… Далеко, конечно… Места незнакомые… Вряд ли люди в такую-то даль потащатся. А так есть над чем подумать».
Он на всякий случай отмечает то место на карте в планшете.
А солнце поднимается уже над рогозом. Начинает бить в камеры прямыми лучами, приходится уменьшать восприятие, но даже так, чуть привстав с банки и не выпуская руля, он видит вдали на востоке черные сопки, которые торчат над рогозом.
«Где-то здесь и Талая уже должна показаться».
Он ставит моторы на холостой ход, а сам пробирается к банке, на которой размещены рация и РЭБ; там, стараясь не тормошить Карасёва, прапорщик «осматривается». Но сюда радиомаяк от Тридцатой заставы уже не достаёт. И точное местоположение у него определить уже не получается. Только приблизительное, плюс-минус десять километров. Впрочем, и этого ему пока достаточно. Нужно дождаться, пока встанет солнце, и тогда точку нахождения можно будет вычислить точно. Заодно он выяснил, что вокруг никого нет… в том числе и дронов. В общем, пока всё шло нормально. Он успокаивается и снова садится к рулю.
Глава 6
И всё-таки Аким хотел знать, где сейчас он находится. Нашёл ли он устье Талой? Для этого там, где было поменьше травы, Саблин время от времени глушил моторы и смотрел, есть ли течение. И вот во время одной из таких остановок он услышал у себя за спиной сильный всплеск воды. И сразу перевёл панораму задней камеры на дисплей шлема, сам же рукой нащупал двустволку, что лежала на его «колене».
Саблин увидал в десяти метрах за кормой лодки полуметровый косой чёрный шип, на секунду появившийся над водой, а потом ещё один, немаленький такой, всплеск. Прапорщик развернулся назад, увеличил зум камер и разглядел, как по бурой воде расплывается большое радужное пятно.
Налим. Это его шип мелькнул над водой, здесь он лакомился стеклянной рыбой. Саблин оглядывается и видит, как маслянистая гладь воды то в одном месте, то в другом вдруг нарушается… Это стеклянная рыба фильтрует воду у поверхности, кормится жгучей амёбой. А это значит, что другого корма тут у стекляшки нет, всё на дне она уже сожрала. Все съедобные водоросли поела. Следовательно, что её тут очень много. Вот и кормится тут редкий и очень дорогой налим.
«Денису про налима расскажу – обалдеет. Начнёт просить остановиться на денёк-другой».
Саблин знает, что у его товарища в ящике для брони уложены ещё и снасти на налима. Калёные, сверхпрочные крючки и не растворяемая кислотой леса. Специальные рукавицы и ворот с ключом, чтобы вытягивать с глубины мощную рыбину в два центнера весом. Такой ворот крепится на нос лодки, и лодка для ловли налима должна быть немелкой и крепкой. Как раз такая, на которой они сейчас и плыли.
И куры, и свиньи с удовольствием едят налима. Но самое главное – это его потроха. За них медики платят большие деньги, так как из них вырабатывают редкое, удивительное вещество, способствующее быстрой регенерации. Люди уже научились вещество синтезировать в лабораториях, но получаемый продукт не так хорошо работает, а главное – получается намного дороже природного.
Саблин снова слышит всплеск и снова видит шип над водой, и ему кажется, что это не тот шип, который он увидел минуту назад.
«Тут он не один, - прапорщик усмехается. – Нет. Денису об этом говорить нельзя. Он с ума сойдёт».
Тем не менее он снова лезет в планшет и отмечает на карте и эту точку. Ну, приблизительно, конечно. Прапорщик к этому времени уже понял, что течения в этом месте нет, и снова завёл моторы. И повёл лодку на восток.
К семи часам утра солнце поднялось над рогозом уже достаточно высоко, и он смог определить своё местоположение. И сменил курс, пошёл на юго-восток. А так как травы стало меньше, что говорило о хороших глубинах, то он прибавил оборотов. И к восьми часам при очередной остановке обнаружил течение. Оно было едва заметным. Но несомненно было. И теперь Саблин знал – это Талая.
***
Товарищей он не будил, давал поспать подольше. Думал, что уже сегодня они повернут назад. И Денис в прохладном кубрике проспал почти до двенадцати. Карасёв же проснулся пораньше и сразу стал проверять аппаратуру.
Сопки, на рассвете окутанные дымкой, приблизились и стали чёткими. Их чёрные верхушки теперь можно было видеть над рогозом, даже не вставая с банки.
- Ну, что там, Мирон? – интересовался Саблин.
- Ничего… - откликался радист. – Ни одного приёма, пока я спал, не было. Вокруг нас тишина. Моторов, дронов… никого. Пусто.
И снова Саблин слышит в его голосе укор, вроде как: куда вы меня затащили? Или Акиму кажется это. А тут метрах в десяти от лодки заметный всплеск… А потом и какая-то кутерьма в зарослях кувшинки.
- Зато рыбы тут много, – говорит прапорщик.
- Да… Рыбы тут тьма, – соглашается урядник, оглядывая болото. Но всё равно, хоть и соглашается, но не так чтобы весело.
А скрыть от Дениса, что тут места, где водится налим, не удалось.
К полудню он и сам увидал, как тот охотится. Потом на этот счёт было много разговоров, и радист Карасёв принимал в них участие. Интересовался у Дениса повадками рыбы и способами её ловли.
В общем, атмосфера в ватаге была нормальная, никто не выражал ни тревоги, ни недовольства.
Саблин ещё раз выяснил своё местоположение по солнцу, а потом просил Калмыкова остановить лодку, чтобы посмотреть, есть ли течение. Течение, хоть и слабое, имелось. Они шли правильно. Глубины были приличные, поэтому Саблин держал неплохие обороты. А на участках открытой воды ещё и прибавлял. И по ходу движения замечал, как меняется местность. Как надвигаются сопки. Уже к трём часа дня сопки были и справа, и слева от лодки. Русло Талой как раз лежало между ними. Даже под полуденным солнцем они казались мрачными. Это, наверное, оттого, что растительность на сопках имела тёмные цвета. На возвышенностях преобладали коричневые, чёрно-фиолетовые и багровые тона. Причём заросли на сопках были густые. Растения росли плотно. Деревья мостились на камнях и росли иной раз параллельно воде, держась за камни каким-то волшебством. И эта тёмная гамма резко контрастировала с цветами болота или даже уральских гор. Аким уже забыл про то, что даже в молодости эти места казались ему неприветливыми, а сейчас они попросту были мрачными. А среди этой растительности мелькали шустрые существа. Когда Калмыков сменил его у руля, Саблин присел у правого борта и стал на максимальном зуме разглядывать одну из сопок, до неё было всего две сотни метров. И он удивился ловкости тех существ, которые весьма проворно передвигались по зарослям.
- Что, прапорщик, поохотиться надумал? – интересовался Карасёв.
- А что это там за звери? – в свою очередь спрашивает Аким.
- Да не знаю я, - отвечает радист, - я их тоже первый раз вижу. Я так далеко на этот берег не забирался.
«А я забирался... Только почти ничего не помню. Убей Бог, не помню этих чёрных гор. Или они раньше другими были? Олег потом сюда ходил много раз, но без меня».
Савченко тогда где-то в этих местах нашёл древний посёлок добытчиков-буровиков. И разбогател. Привёз меди целую лодку. Мог бы всю медь в Туруханске продать, но тащил её до самой Болотной. Для показухи. Так он казаков местных смущал, особенно молодёжь. Тогда вся станица говорила целый месяц о том. Многие казаки пошли в ватагу к Савченко. Тоже поначалу богатели… А потом и свои ватаги собирали.
После этого Савченко приходил к Саблину, подарки приносил, с собой звал. Аким о том подумывал, но к тому времени он уже женился, и Настя была беременной. Она-то и отговорила прапорщика от дальних и опасных рейдов. Говорила: «Уж лучше в призыв иди, на войну. Там целее будешь. А то сгинешь, как иные, в этих болотах. Ни следа, ни прощания». И была она права, как выяснилось впоследствии. На войне было поспокойнее. В общем, тогда Саблин отказал старому дружку. А Олег после этого совсем ушёл из общества и стал заниматься только промыслом.
А сопки тем временем все плотнее наваливаются на русло. Сдвигаются, нависают… Сжимают протоку. Здесь течение заметно ускорилось, чистой воды стало побольше, а потом прямо по курсу замаячила твердь. А к пяти часам дня сопки были уже с трёх сторон. И тут Саблин просит Дениса остановиться и, пока хорошо видно солнце, вычисляет их местоположение. И удивляется самому себе. Он привёл лодку почти точно в ту точку, координаты которой диктовал ему Пивоваров. Лишь по долготе было небольшое отклонение.
- А ну-ка… Мирон, проверь, нет ли кого поблизости.
Не проходит и половины минуты, как радист докладывает:
- Никого вокруг.
- Тогда давай по выделенной,- Саблин вспоминает координаты.
- Канал и частота те же, - отвечает ему радист и спрашивает. – Что пишем?
- Пиши: «Я на месте. Жду распоряжений». Позывным подпишись.
- Есть, - рапортует Карасёв. Почти сразу рация мигает индикатором. Передача прошла. А Аким и говорит радисту:
- Попробуй запеленговать, откуда придёт ответ. Может, получится.
- Есть, - послушно отвечает урядник и колдует над рацией.
Саблин собирается ждать десять минут, а потом думает снова пытаться связаться с заказчиками. Но ответ приходит уже через полминуты.
- Пишут: «Двигайтесь вперед».
«Просто двигаться вперёд? Наверное, потом будет какое-то уточнение, ведь там, впереди…».
- Вперед? – тем не менее Аким обрадовался: откликнулись. – А куда вперёд-то? – Километрах в трех выше по Талой было озеро, видно, с хорошими глубинами, так как там было много открытой воды, а за ним начиналась чёрная сопка. Озеро находилось меж сопок, словно в чаше. – Ладно… Денис, поехали. Проедем вперед… там будет видно.
Моторы заурчали, а прапорщик и спрашивает:
- Мирон, а ты не смог запеленговать сигнал? – Саблин прекрасно понимал, что единичный, мгновенный радиоимпульс запеленговать сложно, но тут Карасёв его удивил:
- Поймался, – и поясняет: – Сигнал был мощный, источник близко к нам. Хорошо зафиксировался, – а потом и говорит, указывая рукой налево от лодки: – Вон на той сопке.
- Думаешь, передатчик там? – Саблин пытается разглядеть хоть что-то в черных зарослях, но, понятное дело, ничего там не видит.
- Не… не передатчик, – отвечает ему радист. – Сигнала два было, один размытый, думаю, что отражённый, второй чёткий, выраженный. Вот второй-то я и поймал. Там, скорее всего, ретранслятор с хорошей антенной и усилителем. Поставили на горке, всё слышат километров на сто. Передача опять же километров на сто.
- А до реки-то уже больше, а они с нами разговаривали как-то, – размышляет Саблин.
- Хрен его знает. Значит, ближе к реке есть ещё один ретранслятор, – продолжает Карасёв. - А сами они Бог знает где могут быть. Хоть за сто вёрст отсюда… Поди их по дебрям этим поищи ещё… Хрен тут кого в этой глухомани сыщешь…
- Видно, всерьёз люди таятся… - предполагает Калмыков.
- Точно, – соглашается с ним Карасёв.
«Это точно, – прапорщик оглядывает чёрные сопки, что поднимались из болота и слева от русла, и справа. Да, казаки были правы. Вроде и застава армейская тут недалеко, а чуть вниз по реке населённый пункт, а вернее даже город Туруханск с большой армейской базой. Но вот отошёл от реки на восток всего на сто пятьдесят километров – и в этих сопках, болотах, в переплетении русел, мелких речушек и узких проток, в заросших кувшинками отмелях, через которые два мощных двигателя едва проталкивают лодку, никто и никогда тебя не найдёт. Саблин осматривается и думает: – Уж таятся так таятся».
А ещё он вспоминает, как настойчиво хотела поехать с ним Пивоварова. И тогда Акиму казалось, что это просто дурная бабья прихоть… Решила с казаками по болотам потаскаться. Показать, что ли, себя хотела. Теперь же он думал, что это всё было неспроста.
«Нет… Точно неспроста. Эти Пивоваровы сами люди-то непростые. Необычные. Непонятные. Городские, а живут на болоте. Чего они с такими-то умениями, оба медики, подались в болото жить? Неужели они на севере, в прохладе у морей, с такой-то профессией не смогли пристроиться? – и эти, казалось бы, очевидные мысли тогда, в станице, в голову ему не приходили. – Но с другой-то стороны… Я же тогда и подумать не мог, как тут всё будет. Ладно, поглядим, кто нас здесь встретит… Лишь бы встретили… Лишь бы не тащить Олега обратно».
Он так и смотрел по сторонам, то на сопку справа, то на сопку слева, то вперёд, словно хотел там что-то высмотреть. Но ничего необычного не находил, ну кроме того, что на ближайшей возвышенности он увидал зверей, которые могли легко перелетать с одного растения на другое.
- Слышь, прапорщик, ты тоже это видал? – радостно удивился радист. – Видал, как они сигают? Видал?
- Видал, - отвечал Саблин спокойно.
- Что там? Чего вы там увидали? – Калмыков глядел вперед и ничего не видел.
- Да там какая-то зверюга с куста на куст перелетела, – делится увиденным радист. – И много пролетела, метров, поди, двадцать.
- Э-э… - Денис тому не удивляется. – У меня петух два раза забор перелетал.
- Петух? Ну, то петух, - кажется, Карасёв разочарован тоном рулевого. И больше ничего не говорит.
«Двигайтесь вперёд!».
Тут, между сопок, в ложбине, тихо, ветра нет, речушка образовала длинное озеро с хорошей глубиной, километра в три длиною, и вот казаки не спеша прошли половину той длины. Шли дальше и подходили к сопке, что была прямо перед ними, и Аким уже думал снова запросить заказчика. Как вдруг…
Он отчётливо услышал в наушниках шлема женский голос:
- Так и держите на восток, потом чуть правее, в конце озера вы найдёте удобный причал.
Это, кажется, был первый раз в его жизни, когда в наушниках его шлема, в его «боевом коммуникационном блоке» звучал женский голос. И что было ещё удивительнее, так это то, что в лодке казаки общались через СПВ (связь прямого видения). Саблин увидел, как Карасёв и Калмыков повернули маски шлемов к нему. Он даже представил их удивлённые взгляды: Аким, что за баба разговаривает на нашем внутреннем канале?
«Значит, они тоже слышали… эту женщину».
Казаки ждали его реакции. Но прапорщик ничего им сейчас сказать не мог. Да и откуда он мог знать про эту женщину? И всё, что он смог произнести, было:
- Принято. Иду на восток.
Глава 7
«Они нас видят!».
И в лодке повисает тишина. Никто ничего не говорит. Молчат казаки – ведь если они эту женщину слышат, значит, и она слышит их. Все смотрят вперед, ищут камерами удобный причал. Странное дело. Это уже его привычка, но когда вот так неожиданно складывается ситуация… он будет чувствовать себя лучше, если… Саблин лезет в свой ящик из-под брони и достаёт оттуда разгрузку.
Даже через сервомоторы и плечевые приводы он чувствует, насколько она… весома. Двести патронов. Четыре гранаты и одна противопехотная МНП (мина направленного поражения). Он накидывает разгрузку прямо поверх пыльника.
Мирон и Денис… что ж, казаки не хуже атамана. Сразу готовят своё оружие. А Денис начинает забирать от русла вправо, к подножию сопки, и тогда Саблин идёт на нос лодки и, встав там во весь рост, различает у воды, за большим полем кувшинки, прямую, ровную стену, совсем не похожую на валуны или большие куски скалы. С середины русла её сразу было не разглядеть, не угадать, так как она заросла лишайником и растительностью, так же как и окрестные камни. Он указывает рукой:
- Вон… видишь, Денис?
- Вижу, вижу, – отзывается тот и ведёт лодку к кувшинкам.
Когда подошли ближе, стало понятно, что там что-то вроде бетонного причала, на нём даже есть ржавые скобы, лестница для спуска… В воду, что ли?
Лодка меж тем продирается через кувшинки, кувшинки здесь разросшиеся, плотные. Калмыков прибавляет оборотов, ведёт судёнышко как раз к тому месту, где на причале есть скобы, хотя на бетон из лодки легко можно забраться и без них. Саблин уже думал скорректировать движение, но тут опять услышал женский голос в своём шлеме:
- Кто вы такие?
Чёткий, если не сказать жёсткий вопрос; после такого вопроса, могут и стрелять начать. Понятное дело, Карасёв с Калмыковым замерли, молчат; замолчишь тут, когда с тобой начали разговаривать по СПВ.
«Откуда у них СПВ, да и где они могут быть?».
Аким оглядывается, но, естественно, ничего, кроме болота и чёрных сопок, вокруг себя не видит; а отвечать-то на вопрос надо, и поэтому он произносит:
- Я прапорщик Саблин из Второго Пластунского полка.
«Странно, а ведь она знала, что я не Савченко, ещё там, на середине озера, а спросила только сейчас». Эта мысль оказалась неприятной. После этого в эфире повисает долгая пауза. Аким непроизвольно, сам того не замечая, укладывает свой дробовик на левый локоть. Большой палец его правой перчатки уже лежит на предохранителе. Он продолжает крутить головой по сторонам… Меняет зум камер, включая и выключая тепловизор, но пока ничего, кроме буйной растительности и мельтешащих в ней разнообразных гадов, не находит. И тут снова звучит женский голос:
- Откуда у вас этот позывной?
- Мне его дал Савченко, – он не хочет врать и потому начинает немного путаться. - Ну, не сам он дал… он сам не мог дать… Но я его привёз вам… А код его мне передали другие люди… Но Олег просил, чтобы они мне его передали…
Прапорщик понимает, что его слова выглядят каким-то бредом.
«Господи, ну как им всё объяснить?».
- Кого вы привезли нам? – доносится из наушников.
- Ну, Олега… привёз, – прапорщик понимает, что только путает собеседницу. - А код мне дали его друзья, но он сам сначала сказал этим друзьям, чтобы они передали мне этот позывной.
И снова повисает тишина. Калмыков ещё и обороты снизил до минимума. А из наушников звучит трудный вопрос:
- А почему он передал код через друзей, а не вам лично?
- Он был ранен… А я был в рейде… Я его не застал… Его погрузили в стазис, а мне этот код передали врачи, которые видели его, когда он был ещё в сознании… - Саблин даже выдохнул с облегчением: наконец он смог всё правильно сформулировать.
- Он в стазисе? И вы привезли его сюда? – снова звучит женский голос. И Акиму кажется, что в нём присутствует удивление.
- Да… Он сказал: привезите его сюда, - Саблин опять сбивается. – Вернее, он не говорил, он написал… А записку передал мне через врачей… Ну, которые пытались его вылечить.
И опять тишина. И на этот раз она длится целую минуту. И лишь потом снова звучит всё тот же голос:
- Вы сказали, что у вас то, что мы заказывали.
- Да, у меня для вас два ящика. Там вещи, их для вас Олег добыл. А я их привёз вам.
- Вы знаете, что в ящиках? – сразу интересуется женщина.
- Ну… - Аким, может, и хотел бы сказать, что не знает. Но опять же не хочет врать. – Да. Знаю.
- Что там?
- Лапа какая-то… Она… в банке. В жидкости какой-то, – вспоминает прапорщик. - Она ещё шевелится иногда сама собой. Ну а во втором какой-то кусок металла, плоский такой, гибкий весь. И тоже живой…
- Хорошо, - говорит женщина. – Швартуйтесь. Выгружайте ящики и ждите. К вам выйдут.
- Принято, швартуюсь.
Денис на малых оборотах подводит лодку к пирсу.
- Моторы не глуши, - на всякий случай командует Саблин. А сам начинает выбираться на бетон.
На причале растительности почти не было, лишайник да колкий пырей, пучками пробивающийся из трещин в бетоне. А вот чуть дальше, в двадцати метрах от воды, начиналась сплошная стена сине-чёрной растительности. Странное такое всё. Даже при лёгком ветерке длинные тонкие листья деревьев, ну или кустов, меняли угол, колебались туда-сюда, показывая серую, а не чёрную изнанку. От этого казалось, что кусты переливаются разными цветами, трепещут, живут. И шелестят. А ещё там, в зарослях, мог скрываться кто угодно. И Саблин не удержался и, едва выбрался на бетон, неуловимым жестом снял дробовик с предохранителя.
Мирон закинул ящики на причал без усилий, а вот со стазис-станцией ему пришлось чуть повозиться. Её и из кубрика было непросто вытащить через маленькую дверь, и на пирс поставить тоже. Но он справился. Казаки остаются в лодке, а Саблин ждёт на пирсе у ящиков. Он всё ещё пытается разглядеть в густой растительности хоть что-то. Дело шло к вечеру, он уже давно не ел и не пил, давно не спал, но сейчас ему только курить хотелось. Момент-то непростой.
Ни он, ни его товарищи не произносили ни слова, все они чувствовали напряжение. Ждали. Минуты проходили одна за другой, но ничего не менялось.
«Ну и что дальше? Откуда вылезет ассистент?».
И не успел прапорщик подумать, вдруг из зарослей, вспугнув с веток целый рой каких-то длинных крылатых… жуков, что ли... показывается нечто… Голый, массивный и весьма мощный человек с несимметричным телосложением. Одно плечо, правое, заметно мощнее другого. Впрочем, не только плечо… Вся его правая сторона заметно больше левой. От этого голова существа чуть сдвинута набок. Человек… или не человек… в общем, кажется он калекой. Горбуном. На нём нет никакой одежды и нет… мужских половых органов. Но и за женщину его никто бы не принял. И у него абсолютно бесстрастное и безносое лицо. Саблин помнит подобные лица, их тупое выражение… какой-то безмятежности, что ли. Точно такое же выражение у переделанных, у огромных и мощных солдат, которых очень непросто убить. Бот!
- Ядрёный ёрш, кто это там такой? - негромко, едва ли не шёпотом, произносит вставший в лодке во весь рост Калмыков. И Аким слышит лёгкий, еле уловимый внешними микрофонами, знакомый щелчок. Это Денис снял винтовку с предохранителя.
Казаки, значит, тоже увидали бота. И этот кривой бот, переваливаясь и заметно припадая на левую, слегка недоразвитую ногу, легко ковыляет к Саблину; не увеличивая скорости, приближается довольно быстро. Аким же берёт дробовик на изготовку: мало ли что. Бот-то на самом деле был здоровенный. И тут в наушниках звучит тот же женский голос:
- Мы послали к вам ассистента. Прапорщик, не причиняйте ему вреда. Вы его уже должны видеть.
- Видал ты… Вон оно как, ассистент это у них, - удивлённо говорит Карасёв; он тоже наблюдает за приближением бота, и тоже с оружием в руках.
- Принято, - за всех отвечает Саблин.
А бот быстро доковылял до ящиков, без всякого усилия взял их и, не обратив на прапорщика никакого внимания, так же деловито поскакал обратно. Аким же остался на пирсе вместе со стазис-станцией. Он на секунду растерялся. Сейчас этот кривобокий скроется в кустах… И что тогда?
- Э-э-э… женщина… где вы там? - говорит Саблин и поначалу делает за ботом один нерешительный шаг. И понимает, что бот сейчас скроется… И делает второй. И начинает догонять кривобокого. – Подождите… Куда он всё потащил-то? Вы слышите меня?
- Не волнуйтесь, - тут же раздаётся в наушниках, - мы проверим заказ, и если это то, что мы заказывали, вы получите свою награду.
«Проверим заказ? Награду?».
Нет, Саблин не останавливается:
- Награду…? Подождите с наградой…. С Олегом-то что? Он ранен, он здесь, со мной… Вернее, то, что от него осталось.
- А что от него осталось? – без всякого видимого интереса спрашивает женщина.
- Только голова, она жива, она в стазисе. Вы вылечите его? Вы должны ему помочь…
- Должны? – отвечает ему женщина довольно холодно. – Нет, не должны. У нас перед ним никаких обязательств на этот счёт не было.
- Как не было? - теперь Саблин уже довольно быстро идёт за ботом. Пытается догнать его. – Но он сказал… Вернее, писал, чтобы я отвёз его сюда… к вам. Что вы спасёте его… Вы должны его… вылечить.
И тут он слышит твёрдое и холодное:
- Нет. Не должны. Награда за заказанные материалы включает все риски и всю медицинскую помощь, – даже удивительно, что женщина может так холодно и безэмоционально говорить.
Бот уже скрылся в чёрных зарослях. Саблин не задумываясь шагает за ним, отводя рукой нависающие ветки. Сразу он слышит шелест… Это десятки длинных, крылатых тараканов каких-то, стрекочут крыльями, один даже садится ему на камеру, он смахивает его перчаткой. И, держа дробовик наперевес и скрепя сервомоторами, старается не отстать от бота. А бот, хоть и кажется кривым и громоздким, очень быстро движется вверх по заросшему склону. Растительность тут плотная, света проникает в эту чёрную массу немного, так что прапорщик торопится, чтобы не потерять бота из виду, он широко шагает, раздвигая ветки и непонятные, какие-то жирные, извивающиеся стебли стволом дробовика. Тут, в этом полумраке, множество каких-то мелких животных, летающих и прыгающих… Под ногами мельтешат, свисают с веток. Тянут какие-то… нет, не лапы, а нитки белые к его шлему. Но ему не до всей этой фауны, он вовсю скрипит приводами, старается нагнать быстрого бота. А дорога ведёт наверх, на сопку. Противоминные ботинки давят разнообразные побеги и растения. Вообще-то «тяжёлая» броня не рассчитана на рывки и ускорения, моторы визжат на высоких тонах, бедренные приводы работают в бешеном режиме, так что Саблин чувствует их вибрацию, но он потихоньку отстаёт от бота, а в наушниках он слышит всё тот же голос:
- Прапорщик Саблин, где вы?
Он не отвечает; от заметного усилия в броне повышается температура, и ему приходится запустить в «кольчугу» внеочередную порцию хладогена.
- Прапорщик Саблин, если вы преследуете нашего ассистента…
В голосе женщины, кажется, слышится удивление и, может быть, возмущение… И она продолжает:
- Это неконструктивные действия. Этого делать нельзя! Иначе… мы впоследствии прекратим наше сотрудничество с вами.
А он вместо ответа ещё ускоряет шаг, так как боится потерять убегающего бота.
- Прапорщик Саблин… Где вы? Прошу вас, ответьте!
Под его мощными ботинками захрустели то ли хитином, то ли скорлупой какие-то… личинки… или шевелящиеся яйца с лапками. Их тут на земле было немало, но Аким на это не обращает внимания, торопится. Со лба на глаза стекает испарина, и прапорщик опять загоняет в кольчугу хладоген.
- Прапорщик Саблин, ваше поведение отразится на нашем дальнейшем сотрудничестве, – доносится из наушников. Женщине хочется звучать строго и повелительно, но Аким в её голосе находит нотки паники… И не отвечает ей. Он потерял бота, и поэтому включает тепловизор. И это ему помогает: впереди едва различимый белый контур… Он движется. Это бот. Всё остальное тут статично. И тут вдруг на левый монитор его маски выводится сигнал: Аккумулятор. Заряд двадцать пять процентов.
«Рогата жаба! Надо было сменить аккумулятор прежде, чем кидаться в эти заросли. Да кто же знал-то, что бегать придётся».
В принципе, ничего страшного; в новых бронекостюмах расход энергии побольше, чем в прошлой модели, но заряда в двадцать пять процентов хватит на три часа активной работы всего костюма.
Шаг, шаг… Ещё шаг… И как-то сразу вдруг заросли заканчиваются бетонной стеной, а на той стене небольшая лестница в шесть ступеней из древней, ржавой арматуры. Аким приближается к стене, шарит вокруг тепловизором и быстро оценивает ситуацию: нет, кроме как подняться на стену, кривобокому ассистенту деться было некуда, – и со всей возможной быстротой поднимается, оглядывается: это бетонная площадка, которая тянется вдоль сопки и буквально через несколько метров сворачивает за ровный угол из бетона. И Саблин движется к углу.
- Прапорщик Саблин, вернитесь к лодке, мы направим к вам ассистента с вознаграждением, как только удостоверимся в доставке вами нужного товара, – женщина волновалась! Она всё ещё приказывала ему, хотя и не очень уверенно, а значит, она его не видела, не знала, где он.
А Аким уже был у угла. Бетон тут был старый, как все камни вокруг, поросший жёлтым лишайником, кромка угла обкрошилась от старости… И Саблин, приблизившись к углу, замер, подождал секунду, как и положено по уставу, приготовил оружие, присел на колено и только после этого выглянул из-за угла…
Что угодно… всё, что угодно, прапорщик готов был увидеть… А увидел высокую женщину…
Голую. Как и бот. Но на бота женщина не походила совсем. Кожа её была серо-голубого цвета. Волосы были собраны в тугой пучок на затылке, они были чёрные. И на голове, и на лобке. Она стояла, развернувшись к нему и направляя в его сторону… кажется, стеклянную или металлическую и отшлифованную до зеркального состояния трубку. Держала она её легко, одной рукой, а от трубки шёл кабель в палец толщиной, и шёл он к поясу на животе женщины. На том поясе было несколько подсумков, вот в один из них кабель и заходил. Но не эта странная трубка его удивила. Ну, какое-то оружие, мало ли, какого не бывает…
Саблина удивили её большие глаза, радужки которых были кроваво-красного цвета. Бот был чуть за нею, а ящики, которые привёз Саблин, уже были раскрыты. И рядом с ящиками присела… ещё одна женщина. На ней тоже не было ни лоскута одежды. Она тоже смотрела на Акима… и кричала…
- Прапорщик Саблин! Вы не должны сюда подниматься! Это нарушение протокола!.. - эти крики дублируются в его наушниках… Странное дело, но звук получился какой-то раздвоенный, словно пришёл и из рации, и со внешних микрофонов одновременно. И наложился друг на друга.
«Это как так?!».
Аким тут понял, что они напуганы… И тогда он встаёт во весь рост и выходит из-за угла, опуская дробовик вниз стволом. Прапорщик останавливается и несколько секунд разглядывает эту, мягко говоря, странную троицу.
Глава 8
- Прапорщик Саблин, вы нарушаете все правила… - продолжает та, что сидела возле ящиков, и опять её голос раздваивается у него в наушниках.
«Какие ещё правила? Не знаю я никаких правил!».
Кстати, она не была серой-синей, как первая; кожа этой женщины была смуглая, почти нормальная… почти… Тут она встаёт в полный рост, и Саблин замечает, что эта вторая, со смуглой кожей, ростом даже выше первой… А кожа и у одной, и у второй только на груди, на животе и на внутренних поверхностях бёдер однородная, всё остальное их тело покрыто пигментными пятнами… Лица, к примеру, чистые, горло у обеих тоже чистое, а уже виски, шея, ключицы и плечи, кисти рук, голени и ступни – в неровных тёмных пятнах с пятирублёвую монету величиной…
«Окрасочка у них точь-в-точь как у даргов… Только волосы не кучерявые».
- Прапорщик Саблин, - продолжает двоиться голос смуглой в наушниках, она возмущена и… напугана. - Вам нельзя здесь находиться, прошу вас, вернитесь к лодке.
А синяя так и держит блестящую трубку, наведя её на Акима, но это его почему-то не очень беспокоит, сейчас его разбирает любопытство, и он, переключившись на внешний динамик, произносит:
- Почему вы без одежды? Вы в беде?
Женщины молчат несколько секунд, смотрят на него, даже бот, и тот уставился на его… кирасу, кажется. И наконец смуглая говорит:
- Мы не в беде. Мы не носим одежды в целях эксперимента.
- Дарги тоже живут в степи без одежды, - продолжает Саблин. – И пятна у вас как у них.
Вот только дарги и обуви не носят, а эти женщины были обуты. Одна, та, что была с трубкой, носила сандалии из подошвы и проволоки. Причём ноготь большого пальца на левой ноге был сбит. Видно, споткнулась где-то. А смуглая носила какие-то лёгкие пластиковые тапочки. А ещё у неё были большие и удивительные глаза. Нет, не красные, радужки её глаз были… Фиолетовыми, что ли… Лиловыми… Он не мог точно определить цвет.
- Мы пытаемся приспособиться, - отвечала ему голубая женщина, которую он почему-то сразу назвал для себя синекожей.
Они обе были выше него. У обеих были длинные ноги, хорошо развитые бёдра и тонкие щиколотки, но они были разные. У голубой грудь была развита слабо, зато растительность на лобке обильна, у смуглой же ровно наоборот: грудь половозрелой женщины, а волос вниз у живота немного.
- А респираторы…? Сюда пыльцу с рогоза ветром нанести может, – продолжает интересоваться Саблин.
- Наши организмы устойчивы к подобным паразитам, - спокойно отвечает голубая. И добавляет: – Вы не должны нас видеть.
«Они устойчивы к пыльце?». Тут в голову Акима приходит одна мысль. Вернее, не мысль, а вспышка, только намётка на что-то, рождённое разумом. Но пока Саблин и не пытается как-то оформить её. И продолжает:
- Ну… уже увидел.
- Вы должны вернуться к лодке, - голос смуглой всё ещё раздваивается в его наушниках. – Награду вам принесёт наш ассистент.
Но Саблин продолжает рассматривать их: у обеих правильные черты лица. Их обеих можно посчитать красивыми, хотя красота их разная. В лице смуглой есть что-то монголоидное. Кажется, это небольшой нос и форма глаз. И он говорит ей:
- Ваш голос у меня раздваивается.
- А теперь? – произносит смуглая.
- Теперь нет, - отвечает Аким. И вправду, голос её зазвучал естественно.– Теперь нормально.
- Тогда возвращайтесь к лодке, - настаивает смуглая. – Награду вам принесут. Хотя и не ту, о которой мы договаривались. Награда будет меньше.
- Почему меньше? – Эти странные женщины его заинтересовали. Да и не хотел он уходить, не договорившись с ними насчёт главного.
- Шина… - говорит та, что с голубой кожей, - её меньше половины. Вы кому-то продали часть…
- С тех пор как я получил товар, никто, кроме меня, ящик не открывал. И я даже не знаю, что такое шина.
И тогда смуглая вытаскивает из ящика ту самую металлическую материю.
- Вот это и есть шина.
А материя тут же обвивает её руку, прилипает к ней.
И тогда Саблин, не обращая внимания на направленную на него серебристую трубку, обходит синекожую и подходит к смуглой. Та смотрит на него своими сиреневыми глазами… и, кажется, побаивается его. А он, подойдя к ней, трогает перчаткой живую материю, обвившую руку женщины.
- Я видел это… Держал в руках…. А что это вообще такое?
- Это шина… - начинает смуглая, но замолкает, а вместо неё говорит вторая; она наконец опустила свою трубку.
- Живой металл, умный металл… Придумка пришлых. Этот материал легко связывается с живыми тканями, с нервами… Его легко интегрировать в любой организм… Он не отторгается.
- А зачем? Для чего это? – Саблин смотрит на неё, а синекожая тогда говорит:
- Люба, покажи ему…
Смуглая Люба некоторое время разглядывает маску его шлема, будто пытается разглядеть за нею лицо прапорщика, а потом она подходит к нему ближе, отворачивает от него лицо, а рукой отводит прядь своих густых и тяжёлых волос…
За ухом у неё прозрачная пластина. От верхней точки уха пластина, изгибаясь, уходит к затылочной кости. И через пластик он видит розовые ткани мозга женщины, а ещё… Там, под пластиком, есть изогнутая чёрная деталь длиною в три сантиметра. И это изделие рук человеческих, что подтверждает мигающий на чёрном материале с интервалом в пять секунд синий светодиод.
- Нейрокоммуникатор, - поясняет синекожая. – Самое простое и наглядное применение шины. Она вместе с микрокомпьютером вживлена в мозг. Антенна врощена в хрящ уха. Сигнал у неё несильный, но здесь, у нас, как вы уже, наверное, поняли, везде ретрансляторы. Так что мощности сигнала вполне хватает.
- Я видел всякие такие вещи… - вспоминает Саблин. Тем не менее он удивлён.
- Нет, не видели, - уверенно говорит Люба. – То, что видели, это грубая интеграция, это ещё в двадцать первом веке пытались делать, уже тогда умели приваривать электроды к нервам. Это же совсем другое. Иной уровень интеграции. Для этого, - она приложила руку к своему уху, - и нужна интегральная шина, - она показывает ему тот самый изгибающийся у неё в руке кусок металла, который он и привез им, а потом вдруг продолжает: – Ваши подчинённые волнуются, они не знают, что делать.
«Ах да… Вот чёрт! Они там в лодке общаются через СПВ… Тут, за стеной, я их не слышу… Неужели она слышит через стену?! Нет, быть такого не может… Просто у них там, на причале, ретранслятор спрятан где-то, а уже с него она и фиксирует их разговоры».
Но Люба была права, он совсем позабыл про товарищей. Ушёл, не отставив приказа и инструкций. Большой прокол для любого командира. И Аким тут же переключился на внешнюю рацию:
- Мирон, Денис. Это я, приём!
- О, Аким… - Карасёв откликнулся сразу и явно обрадовался ему. – Ты где?
- Я в порядке, веду переговоры. Ждите.
- Принял. Связь на этой частоте? – откликается урядник.
- Да, – отвечает Саблин, отключает рацию и снова смотрит на извивающийся кусок металла.
«А эта штуковина у неё за ухом… Чего уж там – удобная вещица».
- Только этого мало, - продолжает синекожая. – Сто девятый должен был доставить нам целый блок, а тут, - она оценивает шину, – процентов сорок шесть от должного объёма.
- Это всё, что было. Я ничего не брал, – говорит он, а потом спрашивает: – А лапа вам подошла?
Тогда Люба отходит к ящикам, укладывает всё ещё извивающийся кусок металла в коробку и достаёт из второго ящика тяжёлый сосуд с мутной зелёной жидкостью.
- Вы долго везли этот образец, ткани начали частью погибать и частью мутировать… Приобретать новые формы, для выживания, - она показывает сосуд прапорщику.
Да. Лапа заметно изменилась, пальцы стали толстыми, ногти начали выворачиваться из плоти, и сама рука заметно распухла… Рука просто бултыхалась в зелёной жидкости. Теперь она не казалось ему живой, как в тот раз, когда он её рассматривал.
- Раньше она шевелилась, - со вздохом отвечает Саблин. – А теперь, видно, умирает.
- Ничего страшного… Просто клетки уже начали трансформацию, - Люба рассматривает руку. – Мы давно искали этот материал, – и она продолжает: - Теперь умирающие клетки станут пищей для живых, а живые образуют новую колонию, новый симбиоз, возможно какой-то новый организм. И мы признательны вам. Это ценный материал.
- Не мне… Это Олег вам её добыл, - отвечает прапорщик. – Поэтому вы просто обязаны его… вылечить.
- Во-первых, мы не обязаны, – синекожая смотрит Саблину прямо в камеры. И взгляд её очень жёсткий. Не женский взгляд. – И его нельзя вылечить… Это неверно подобранный термин. Его нельзя вылечить, его нужно восстанавливать почти с нуля… Во-первых, это слишком затратно, с точки зрения и человеческих усилий, и машинного времени, и энергетических ресурсов. Во-вторых, какая-то часть нейронов его головного мозга деструктурируется. Перестроится. Новый субъект будет уже не совсем сто девятый. Не до конца. А в-третьих, для этого процесса потребуется один крайне ценный биологический материал.
«Ну, хоть что-то… Кажется, они торгуются».
И прапорщик интересуется:
- Ту награду, что вы приготовили за эти ящики… за лапу и кусок шины... её будет достаточно, чтобы его восстановить?
- Нет, - чётко отвечает синекожая. – Невосполнимый ресурс стоит намного больше. – Казалось бы, она всё сказала. Но тут же добавила: - Но в принципе… Возможно, мы и возьмёмся за восстановление сто девятого… Нам нужна интеграционная шина. Той, что вы привезли, нам мало…
- Я не знаю, где её взять, – говорит Саблин. – Вы хоть намекните.
- Намекать мы не будем, – произносит Люба. – Мы назовём вам человека. Он знает, как добывать ценные ресурсы. У него большой опыт. Сто девятый, насколько нам известно, с ним иногда сотрудничал. И полный лист шины – единственный вариант сделки.
- Единственный? Ну давайте… - а что ещё он мог сказать? – Я попробую найти эту шину.
- Значит, вы согласны? Вы подтверждаете своё желание сотрудничать с нами? – синекожая задаёт вопрос таким образом, таким тоном, что прапорщик сразу понимает, что это совсем не простое слово, не просто согласие, это договор, от которого потом будет не отмахнуться. Взгляд её кроваво-красных глаз внимательный. Хотя что она там может увидеть через армированный пеноалюминий шлема?
- Подтверждаю, – после некоторой паузы соглашается Аким. – Но вы расскажите, где добыть эту вашу шину.
- Такая шина есть во всех больших агрегатах пришлых, - сообщает ему Люба. И снова спрашивает: – Значит, за то, что мы восстановим вам вашего друга… сто девятого... вы обещаете достать нам полный лист интегральной шины?
- Да… Я попробую. А где искать эти агрегаты пришлых?
- Попробуйте. Но если вы не добывали шин раньше, то сами вы её не добудете, – говорит синекожая уверенно, а сама тем временем открывает один из подсумков на поясе и достаёт оттуда небольшую коробочку. Саблин сразу понимает, что это. А она говорит: – Дайте мне вашу руку.
Аким расстёгивает крепления на левом наруче, потом разжимает крепления на предплечье, расстёгивает крагу, отключает кабель питания и освобождает руку от брони и протягивает её женщине. Синекожая тут же, как прищепкой, коробочкой зажимает ему безымянный палец. Прапорщик чувствует укол и видит, как пробирочка в прищепке заполняется его тёмной кровью.
- Это для знакомства, – говорит синекожая и прячет коробочку-прищепку обратно себе в сумку.
Аким не возражает и ничего не спрашивает: для знакомства так для знакомства. Он надевает и пристёгивает перчатку. И продолжает:
- Ну а как же мне добыть эту шину?
- Мы присвоим вам номер, - синекожая как будто не слышит его вопроса, - вы будете сто семнадцатым, – она снова копается у себя в сумке на поясе, а потом достаёт оттуда маленький пластиковый квадратик. Саблин узнаёт в нём микрофлешку, а она протягивает ему её и говорит:
- Ваш номер сто семнадцать. Ваш позывной БН336ЦУ117К32, он здесь зафиксирован, если забудете; также тут код для рации, он уникальный, как перенесёте его на вашу рацию, носитель тут же уничтожьте. Позывной запомните, выучите наизусть и не говорите даже членам своего коллектива. Поставьте на рацию пароль и запустите алгоритм самоочищения на случай взлома или повреждения рации.
Маленькую флешку ему непросто удержать в бронированных перчатках. Он аккуратно прячет её в специальный карман-клапан на кирасе.
«БН336ЦУ117К32».
В общем, ничего такого уж сложного она у него и не просит. У каждого офицера есть свой боевой электронный позывной, каждый офицер хорошо знаком с рациями, кодами и декодерами. Знаком с алгоритмами безопасности.
«БН336ЦУ117К32 – надо запомнить. БН336-ЦУ117-К32».
- Ну так как мне узнать, где искать эти шины?
- Здесь недалеко, - продолжает синекожая, – в Туруханске, есть человек, он организует подобные акции. У него большой опыт в этом деле. Раньше он работал со сто девятым. Вам нужно связаться с ним. Его зовут Олег Панов. У него скупка металлов где-то возле причалов.
- Угу… - Саблин уже думает, как об этом сказать казакам. Но потом вспоминает: – А может, вы позывной его дадите? У него же, как и у меня, есть свой код… Я бы с ним связался по рации.
- Нет, мы такую информацию никому не даём, - отвечает ему синекожая, тем тоном, который всё расставляет на свои места. Говорить об этом дальше не имеет смысла. И чтобы как-то ему всё объяснить, она добавляет: - И вы свой позывной никому не сообщайте. Только в исключительных случаях. Таких, как случился со сто девятым. А ещё я вас хочу предупредить сразу, чтобы у вас потом не было к нам никаких вопросов. Мы потратим ценный биологический ресурс на восстановление сто девятого, и процесс продлится семь месяцев. Если вы к концу шестого месяца от сегодняшнего дня не найдёте нам полную интеграционную шину, мы демонтируем организм сто девятого, чтобы получить обратно ценный материал.
– Полгода? – ну а что ему было делать. – Ладно, договорились. Но вы же теперь заберёте Олега. Сейчас? – на всякий случай уточняет прапорщик.
- Да, заберём, - уверенно отвечает ему Люба, и это как раз то, что он и хотел услышать, ему даже легче становится после этих слов; а ещё она протягивает ему полупрозрачную коробку. – Здесь меньше, чем мы договаривались, но и вы привезли не совсем то, что нам обещали.
- Да, мы восстановим сто девятого, но будем считать, что вы у нас в долгу. Панов объяснит вам, что нужно сделать в первую очередь, – говорит женщина с голубой кожей. И таки тоном, что попробуй с нею ещё поспорь… Но Аким и не собирается с ней спорить, он держит в руках коробку. И он не собирается уточнять, что будет, если он откажется выполнять то, что наговорит ему этот Панов из Туруханска.
«Бог с ними… Главное, что Олега взяли. Ещё и коробку дали».
А коробка-то тяжёленькая. Он открывает её… а там… Два маленьких слитка золота по пятьдесят граммов. Полукилограммовый слиток никеля! Судя по всему, настоящего. Четыре девятки. А под ними клеймо Норильского казначейства. И ко всему этому большой моток оловянного припоя. Стандартная килограммовая катушка. Он уже думает, что заберёт никель себе; третьей части такого слитка хватит, чтобы на годы обезопасить его фильтры и насосы от кислоты болотных амёб.
«Отдам в общество половину никеля, старики мне ещё и благодарность выскажут».
В общем, в этой небольшой коробке – целое состояние.
А Люба тем временем подошла и прикоснулась к боту, что-то произнесла, и бот моментально сорвался с места и заковылял обратно за угол, к лестнице, что вела в заросли и к причалу. Саблин закрыл коробку, а синекожая ему и говорит:
- Сто семнадцатый, ещё одно. Так получилось, что вы нас увидели; люди, с которыми мы сотрудничаем годами, никогда нас не видели и не увидят. Вы не должны никому и ничего о нас рассказывать. Сто семнадцатый, - тут она делает ударение, - это очень важно. Если вы хоть кому-то о нас скажете – о нашем местоположении, о наших контактах, если кому-то передадите декодер или даже расскажете о том, как мы выглядим, и мы об этом узнаем, мы навсегда разорвём отношения с вами.
- Принято. Никому о вас ничего не рассказывать. А вы знали, что к вам плыву я, а не Олег? – интересуется Аким.
- Конечно. У сто девятого имелся декодер на рации, у вас его не было. Вы, в нарушение всех правил безопасности, отправляли в эфир нешифрованные сообщения ещё с Енисея. Сто девятый пришёл бы сюда и связался бы с нами отсюда, и тут же ждал бы пока мы ему ответим, – говорит Люба.
А синекожая добавляет:
– Сто девятый должен был доставить наш заказ ещё месяц назад… Мы его всё это время ждали. Мы полагали, что вы один из его помощников, что его рация разбита, а с ним самим что-то произошло. Поэтому мы и отозвались. Иначе вам никто бы не ответил.
- Ясно, - говорит Саблин. – Значит, Туруханск – Олег Панов.
Прапорщик уже хотел возвращаться к лодке.
- Сто семнадцатый! – окликнула его синекожая.
- Да?
- Вы не должны о нас никому и ничего рассказывать, это главное правило, которое лежит в основе нашего сотрудничества. – напомнила ему синекожая.
- Есть ничего про вас не рассказывать, – отозвался Саблин и пошёл к повороту за угол. Шёл, а сам в камеру задней панорамы разглядывал этих удивительных женщин. Они стояли и смотрели ему вслед. Высокие, голые и… какие-то нереальные… Удивительные.
Тут, среди всей этой чёрно-лиловой растительности, среди ужасных насекомых, здесь, где в воздухе плавали споры красного грибка, приносимые с болота… Без брони, без нормального оружия, без КХЗ, без респираторов и даже самой простой одежды, они казались ему беззащитными, хрупкими с этими их длинными ногами с тонкими щиколотками и странными красивыми лицами.
«Нет, не похожи они на даргов. Куда бабёнкам до них. Те почти животные, потому и выживают в раскалённых песках… А у этих только пятна на коже такие же».
Он ещё за угол не повернул, когда услышал грохот; звук был похож на удар железа о камень, и он сразу подумал о боте. И, вывернув на площадку, где была лестница, убедился в своей правоте.
«Тупая тварь!».
Кособокий уродец тащил стазис-станцию, а она была не то чтобы очень тяжёлой для кривобокого, но она была неудобной. Бот нёс её едва ли не под мышкой своей развитой руки, без всякой осторожности. Станция болталась из стороны в сторону… А когда кривобокий влезал на лестницу, ему, конечно же, было неудобно, и он шарахнул баком об бетон. И тогда Саблин включил рацию…
- Послушайте, женщины… Люба… - волнуется Саблин, - Скажите своему боту, что так носить стазис-станцию нельзя… Он же сорвётся с креплений… или… трубки отлетят…
Бот уже прошёл мимо прапорщика и скрылся за углом, и он уже хотел повторить запрос или пойти за ботом, но тут пришёл ответ.
Это была Люба:
- Мы поняли, мы дадим ему инструкцию. Конец связи.
Кажется, они больше не хотели с ним разговаривать.
Глава 9
Облегчение, которое он почувствовал во время разговора с женщинами, как-то само собой и растаяло, пока он спускался по ржавой лестнице и шёл через заросли.
«Кто эти женщины… Даже не знаю, как их называть. Ну, одну зовут Люба. У неё крутая рация прямо в голове. Они ходят голые, как и дарги. Говорят, что ради эксперимента. Ну, они к даргам не имеют никакого отношения, но сто процентов, что дамочки биомодернизированные. Мужчины. Почему на это дело они послали женщин? Почему не пришли мужики с оружием? Непонятно. А техника у них… Рация в голове, какая-то палка блестящая… Даже у северян такой нет. Что уж там про даргов говорить. Эти женщины… или кто там за ними стоит... слишком уж развиты для степных дикарей. У даргов бабы… у них мозгов не больше, чем у дроф. А эти… Холодные, умеют на своём настаивать, умеют себя вести, но если они доходят до края, то начинают волноваться… Воевать они, скорее всего, не большие мастерицы. Хотя эта палочку на меня и наставила… Интересно это, зачем?».
Он ещё в зарослях услышал, что Денис, как он и приказывал, моторы так и не глушил. Саблин пришёл, спустился в лодку и сказал казакам:
- Ну, вроде всё получилось, - но коробку, и уж тем более её содержимое, он товарищам не показал. Держал её под пыльником. – Я пойду поем, а ты, Денис, поворачивай на запад.
- Домой идём? – кажется, Карасёв обрадовался.
- К Енисею, – Саблин говорит уклончиво. Он-то как раз собирается идти в Туруханск. Ну не возвращаться же ему обратно, когда до Туруханска по Енисею меньше двух сотен километров.
- Есть идти на запад, – откликается Калмыков.
- Денис, я поем, отдохну, а к ночи тебя сменю. Мирон, а ты, если хочешь, сейчас поспи. Ночью две пары глаз лучше одной.
Его приказы обсуждений не вызвали, и тогда прапорщик стал раздеваться и снимать броню, чтобы забраться в кубрик.
Он поел и с удовольствием выкурил сигарету; ещё раз, прежде чем задремать, открыл коробку… Да, это были настоящие сокровища.
«Савченко за один раз мог столько получить… За один рейд… Ну, понятно, откуда у него такие дома, снаряжение и лодки».
Потом он спрятал коробку и завалился под кондиционер. Так приятно было вытянуть ноги… Начал было думать про добычу интегральной шины, про Туруханск и про Олега Панова… И заснул… Он не проспал и получаса, как его разбудил стук в дверь кубрика и громкий голос Карасёва. Тот кричал без микрофона, видно, через поднятое забрало шлема:
- Аким! Просыпайся! Аким… Слышишь?!
- Ну, что? Что? – Саблин приоткрыл дверь. – Говори.
- Аким, мотор! – так и есть, урядник открыл забрало, так как по-другому не мог сообщить атаману эту новость.
«Мотор?! – прапорщик не сразу сообразил. – А что с мотором?».
И понял, о чём говорит Карасёв, лишь тогда, когда радист пояснил:
- Семь шестьсот на запад-запад-север от нас. Сигнал выраженный, чёткий, на больших оборотах идёт на восток.
Саблин сразу приходит в себя:
- Нас они слышали?
- Мы на малом ходу идём, - сообщает Карасёв. – Может, ещё не услышали.
Аким тут же раскрывает дверь.
- Денис, глуши моторы!
- Есть, - отзывается Калмыков. И оба двигателя тут же утихают. Над болотом повисает тишина. Лодка в липкой воде проходит по инерции метров пять, не более. И всё… Встала.
- Мирон, рацию и РЭБ только на приём. Казаки, связь только через СПВ. Гасим всё.
- У меня всё погашено, - заверяет радист.
Аким выходит, задерживает дыхание, закрывает дверь в кубрик, надевает шлем и потом берётся за кирасу. А Карасёв возвращается к своей банке и присаживается у аппаратуры. Саблин же, включив СПВ, пока крепил наголенники, спрашивал у Мирона:
- А дронов нет?
- Нет, - отвечал тот.
«Ну, хоть этого нет».
Но радовался прапорщик недолго. Едва он закончил с бронёй, как радист сообщил ему:
- Радиограмма. Импульс. Сигнал кодированный, – и он вроде и замолкает, но в этом его молчании чувствуется что-то… И поэтому Саблин уточняет:
- А ты засёк источник импульса?
- Так точно; местоположение размыто, но… Радиограмма выдана не из той лодки, мотор которой мы слышим. Сигнал был западнее.
- Значит, тут где-то две лодки? – уточняет Денис.
- Ну, вроде так получается, - отвечает радист.
«И обе с рациями… Может, тут рыбаки богатые и могут себе позволить по дорогой рации в каждой лодке. Артелью пошли, рации взяли с собой, места-то дикие…».
Но, честно говоря, прапорщик не верил в такой расклад. А Мирон им и сообщает:
- Аким, дрон. Сигнал слабый, еле разбираю его… Где-то тысяча метров высота, десять двести на северо-запад от нас, – он несколько секунд молчит и продолжает: – Так и есть, шныряет туда-сюда, девять пятьсот от нас.
- Если рядом пролетит, увидит наши моторы в тепловизор, – размышляет Денис. – Аким, может, уйдём отсюда? Моторы у нас что надо.
Если бы это было «его» болото, можно было бы на больших оборотах попытаться уйти. Но стояла ночь, места чужие, протоки непривычные, банки, камни… Нет, рисковать он не хотел. Тем более, что как раз между ними и большой водой была ещё одна лодка. Он не хотел говорить товарищам, но почему-то ему казалось, что и на этих лодках, что болтаются ночью в болоте, тоже хорошие моторы. И он решает:
- Нет, моторы включим – сразу себя обнаружим. Постоим, посмотрим, как пойдёт.
- Боюсь… дрон нас заметит, - сомневается Калмыков.
- Только если совсем близко пройдёт. Прямо над нами, так-то мы за рогозом, нас ему с угла не увидать. Да ещё и мошки такие тучи. Нет, – Саблин уверен. – Постоим, постоим…
И в лодке повисает тревожное, неприятное молчание. И висит оно минут десять, пока Мирон не сообщает:
- Второй мотор. Первый уже на северо-востоке от нас… А этот...
- Ещё на северо-западе? – догадывается прапорщик.
- Так точно, семь тысяч метров от нас – сигнал слабый. Амплитуда размытая. Далеко и идёт не спеша. На малых оборотах.
- С Реки сюда пришли, а дрон со второй лодки кидают, - говорит Аким, - осматривают округу, поэтому и не торопятся.
- Ага, - соглашается Карасёв. – Прочёсывают.
Так, не включая двигателей, они простояли в черной болотной ночи почти полтора часа, только мошку с камер и фильтров стряхивая; ждали, когда сигналы моторов и дрона полностью пропадут в ночи, и лишь после этого Саблин и говорит:
- Денис, если устал, иди в кубрик, отдохни.
- Сна ни в одном глазу, – заверил его Калмыков.
А Аким усмехнулся: «У Мирона, наверное, тоже. Уж в который раз казак думает: зачем я в это дело встрял? Чёрт меня дёрнул».
Прапорщик ждёт ещё минуту, выжидает, чтобы наверняка, а потом и говорит:
- Денис, поедем потихонечку.
- Есть, - откликается тот и заводит двигатели.
Глава 10
Шли тихонечко, Аким волновался, что могут их моторы «услышать». Ни Калмыков, ни Карасёв спать так и не ложились. Денис был на руле, Мирон у рации и РЭБа. Он трижды сообщал, что за их спиной на востоке кто-то выходил в эфир.
- Общаются, – делал вывод радист.
- Советуются, – догадывался рулевой. – Аким, мы уже далеко от них ушли, может, поедем побыстрее?
Но Аким не соглашался:
- Нет, не спеши… Пока так держи.
Так Денис и держал всю ночь, а когда за кормой стало подниматься солнце, они от места встречи с женщинами ушли километров на сорок.
Денис ещё ночью стал заговаривать с ним:
- Слышь, Аким, а где ты был то?
- А к чему тебе это? – отвечал Саблин. Он не хотел врать товарищам, но и правду говорить не собирался.
- Да хоть поговорим; покурить нельзя, так хоть погутарить. Так, сон отогнать… А то ушёл, пробыл неизвестно где почитай час, а пришёл – ни слова, ни полслова… Расскажи, к кому хоть ездили? А то в станице и рассказать нечего будет.
- Ты про здешнюю рыбалку рассказывай, только не уточняй, где были, – отзывается прапорщик. – Не говори, что на Талую ходили.
- О-о… - кажется, там, за забралом, Денис жмурится от счастья, - про рыбалку обязательно нашим расскажу. А время будет, так за налимом и ватагу соберу. А что там за люди-то нас ждали? Поди, деловые?
- Да, деловые. Дружки Олега. Купи-продай, ещё вези, – отвечает Саблин.
- А что, заказали ещё что-нибудь? – интересуется Карасёв.
- Ага, то же, что и привезли; говорят, ещё вези такого. А где Олег это им добывал, я и ума не приложу.
- А что же им нужно? – не понимает Калмыков.
- Да я и сам толком не понял. Хреновина какая-то, несуразная вещь… – признаётся прапорщик, и, в общем-то, не сильно и врёт.
- А платят-то хорошо? – уточняет урядник.
- Платят хорошо, - отвечает Саблин. – Заплатили уж заплатили, - и тут он вспоминает, что, дойдя до Енисея, им нужно будет идти до Туруханска на север, а не домой, на Таз. И он добавляет: – Я тут, товарищи казаки, покумекал, посчитал и, думаю, ещё по двадцать рублей сверх обещанного вам начислю.
- Вот это очень приятная новость! – сразу оживился Калмыков. И тут же стал мечтать: – Я жене денег оставлю и точно ватагу соберу на налима. Уйду сюда, на Талую, на пару недель…
- Да-а, и мне деньга лишней не будет, - согласился степенный урядник. – Главное теперь – до дома добраться.
«Доберёшься, доберёшься… Только малость… через Туруханск!». Саблин послушал ещё казаков, а потом, хоть и устал уже, выгнал Дениса из-за руля.
- Спать ступай. Я до двенадцати посижу. А как на Реку выйдем, ты сядешь. И ты, Мирон, тоже… Настройки сохрани, рация и РЭБ чтобы работали, а сам тоже поспи. Нам ещё долго идти.
Ближе к девяти часам утра рация поймала радиомаяк Тридцатой заставы. И тогда он точно вычислил местоположение. До реки оставалось сорок километров. Он уже хотел спать, но никого будить не стал, решил дотерпеть до большой воды.
***
Перед Рекою, километров в пяти до большой воды, началось мелководье, глубины метр, чуть больше, чуть меньше… Вся растительность, что приплывала по течению Талой, собиралась здесь. Целые поля ряски, кувшинки. Тина иной раз наматывалась на винты, приходилось хорошенько добавлять оборотов, чтобы избавиться от водорослей. Продираться сквозь заросли кувшинки, искать чистую воду. В общем, теперь необходимо было прилагать заметные усилия, нужно было больше внимания, чтобы двигаться дальше. Честно говоря, ему было лень. Устал прапорщик.
«Как тут Денис в темноте справлялся? Или он южнее заходил?».
Тут уже Аким и разбудил своих товарищей. Дождался, пока они приведут себя в порядок и поедят, а уже потом и сообщил им:
- Казаки, сразу вам этого не сказал… Только нужно нам съездить в Туруханск. На денёк. Повидать там человека одного.
И ни Калмыков, ни Карасёв поначалу ничего ему на это не ответили, хотя Аким ждал, что начнёт урядник вспоминать, дескать, мы договаривались лишь до Талой и обратно, а тут до Туруханска и обратно ещё, почитай, вёрст двести будет. Но Мирон лишь спросил чуть погодя:
- Это потому ты нам по двадцатке сверху накинул?
- Потому, казаки, - признался Саблин. И стал рассказывать: – Всего на день. Там у армейских помоемся, поедим со стола, поспим на кроватях. Один день – и обратно.
- Это тебя те деловые попросили? – уточнил Денис.
- Точно.
- Но больше потом никуда не пойдём? – спрашивает Мирон.
- Нет, только туда – и по домам, – обещал Аким.
- Ну раз так, то ладно, - соглашались казаки.
До Туруханска долетели всего за пять часов. Вниз по течению идти было одно удовольствие. Аким и выспаться не успел, когда к нему в кубрик постучал радист и сообщил:
- Атаман, доехали вроде.
Да, доехали. На крутом изгибе великой реки возвышался настоящий город. Встречал он реку мощными и высокими бетонными причалами, которые могли удержать и защитить город от большой воды даже в весенний паводок. Дома же стояли ещё выше, на сопке, куда вода точно не заберётся, даже в самый пик дождей. А у причала можно было увидеть десятки лодок всех размеров и моделей, и несколько больших барж. Как армейских, так и торговых.
Нашли удобный причал. Пришвартовались. Пришёл смотритель пирса, Саблин заплатил ему десять копеек за одни сутки.
- А вы, господа казаки, здесь чего, по промыслу или по службе? – интересовался смотритель, заглядывая с пирса в их лодку.
- А что же, дядя, сам не видишь, что ли? – отвечал ему Калмыков, снимая кожух с одного из двигателей. – Конечно, по службе.
- Ну, я так и понял… Так и понял… Вижу, сами вы в броне, - тут же соглашался смотритель, - и экипировка у вас приличная. А куда путь держите, господа казаки?
- А это, дядя, военная тайна, - откликается Денис.
- Ну, понятно, понятно… – смотритель ещё раз оглядывает лодку и медленно уходит.
- Пошёл коменданту писать про нас, - задумчиво говорит Карасёв.
- Пусть пишет, - откликается Аким, снимая броню. Таскаться по городу в боевом облачении – внимание привлекать. – Должность у него такая.
Он переоделся в КХЗ. Лодка полна драгоценного оборудования и снаряжения, оставлять её без присмотра никак нельзя.
- Мирон, ты давай переодевайся, иди в общежитие, помойся, поешь, найди пару коек. Спать там будем, – Саблин смотрит на большую армейскую баржу, что стоит через причал от них. – Ну, если найдёшь свободные, конечно.
- Есть найти пару коек, – отзывается Карасёв. И не спеша начинает снимать броню, чтобы надеть КХЗ. Хотя Туруханск крупная армейская база, бродить по городу в боевом облачении – людей пугать.
- А ты, Денис, пригляди за лодкой, я пойду найду одну скупку. Есть тут один человек, говорят, цену хорошую даёт, у него скупка где-то здесь. Скоро вернусь и тебя отпущу.
На том и договорились. Саблин прихватил с собой один из золотых слитков и пошёл вдоль складов и ремонтных мастерских. Но сразу найти скупку он не смог. Туруханск город был не маленький. Тысяч на пять человек. Самый южный аванпост севера на Енисее. Тут была крупная армейская база, куча мастерских и заводов для обслуживания барж и военной техники. Соответственно, причалов и мастерских в городе было предостаточно. Саблин, покуривая из-под респиратора, ходил вдоль набережной в поисках скупки. Прапорщик бывал здесь, но только в составе своей сотни, и тогда не очень интересовался местными достопримечательностями. Поэтому он решил спросить у местных. Человек у большой, недавно сваренной перевёрнутой лодки зачищал болгаркой сварные швы. Он то и подсказал ему.
- Так вон же… – рабочий кивнул вдоль набережной. – Вон… не доходя до электростанции. Дом большой. Там же и поесть можно, там еда круглосуточно.
- А, это где столовая? – говорит Саблин, понимая. – Я там проходил. Там и вывески нет, что это скупка.
- Ну, кому нужно – тот знает, - сказал рабочий и попрощался с казаком.
А Аким пошёл в кафе, где вход оказался платным. Ему пришлось заплатить копейку, чтобы просто войти. Но зато в кафе был отличный герметичный тамбур, где с него напором воздуха чуть не сорвало респиратор вместе с пыльником. А когда он был очищен, его запустили в помещение, в котором почти не было посетителей.
- Вы можете оставить свой пыльник здесь, - предложила ему опытная на вид женщина в чистом, светлом комбинезоне, едва он вышел из тамбура и стоял оглядывался. Но в кармане у прапорщика был золотой слиток, на поясе его – пистолет, а ещё в «клапане» секретная флешка с радиокодом, что дала ему синекожая. В общем, он не хотел снимать пыльник. Хотя все в заведении были без верхней одежды.
- Да нет… я так… я на минутку, – а потом спросил: – А где тут у вас скупка?
- А у вас что? – сразу заинтересовалась женщина. - Есть что на продажу? Медь есть? Может, олово?
- Нет… - Саблин качает головой. Он хочет, чтобы она от него отстала.
Но женщина не унимается:
- А что у вас есть? Может, нуклеры есть? Я куплю всё. Что есть из арматуры?
- Я даже не знаю, что это, - отвечает он ей нехотя и уже поворачивается, чтобы уйти от неё. Саблин смотрит по сторонам, ищет, где тут может быть вход в скупку, но ничего похожего не находит и говорит тогда: – Мне просто человек один нужен…
- А что за человек? – не отстаёт она, едва не хватая его за рукав.
- Да это… - он ещё раз осматривает помещение и, не зная, куда идти дальше, наконец произносит: – Мне нужен Панов.
- Панов? – кажется, женщина немного разочарована. И потом она продолжает: – Да вон он сидит.
Аким разворачивается и видит у стены под кондиционером двух мужчин, один из которых смотрит на него неотрывно, а другой при взгляде Саблина отводит глаза.
- Понял, спасибо, - произносит прапорщик и идёт к мужчинам. И он ещё не доходит до них, а тот, что отворачивался, встаёт из-за стола и уходит в подсобку. Второй же так и продолжает изучать Акима, и когда тот подходит, говорит ему, указывая на стул:
- Прошу вас, прапорщик.
Саблин не удивляется. Ну, что он прапорщик, может знать любой, так как на пыльнике Саблина изображён шеврон с номером полка, роты и званием. Пыльник подвыгорел, конечно, но цифры и звёздочка на рукаве видны неплохо. Аким садится за стол.
- Доброго вам дня, вы Олег Панов?
Человек перед ним возраста неопределённого. Может, сорок пять ему, а может, и пятьдесят пять. Со светлыми короткими волосами, нет и намёка на седину. Сам он пухловат, чуть лысоват, ручки у него белые, а серые глаза – добрые и внимательные. И вот он протягивает свою руку прапорщику и говорит:
- Да, это я, а вы, как я понимаю, прапорщик Саблин?
А вот то, что он Саблин, этот Панов знать не мог. Аким удивлён и ещё раз оглядывает помещение, и видит, что тот человек, что сидел с Пановым, никуда не ушёл, а просто пересел за другой стол и теперь разглядывает Акима со спины. И тогда Аким, пожимая мягкую руку своей рыбацкой лапищей, и спрашивает:
- Вам про меня радировали… - тут Саблин не может подобрать правильного слова, и поэтому говорит: - Радировала женщина?
- Радировала, радировала… - говорит этот мягкий человек не спеша. – Мне сообщили, что вы приедете. И, знаете, вовремя, я уже собирался уехать на пару недель по делам, – и тут же он добавляет: – Вы знаете, но не только она мне о вас говорила…
- А кто же ещё? – удивляется Саблин.
- Армейские вас искали, - и, видя удивление Акима, Олег поясняет: – Делали запрос насчёт прапорщика-пластуна из Второго полка. Интересовались, не появлялся ли он со своей ватагой в Туруханске.
И вот тут Саблин и растерялся немного, стал оглядываться по сторонам, словно ища чего-то, но Олег его успокаивает:
- Вы не волнуйтесь, здесь нас никто не слышит, – говорит он это тоном успокаивающим. Доброжелательно и мягко.
- Хорошо… А что же им от меня надо было? – Аким действительно не мог этого понять. – Какое может быть дело у армии до казака, что пошёл на промысел? Ведь, может быть, он и не на промысел поехал, а вовсе даже на рыбалку.
А хозяин заведения и говорит ему:
- И вправду, какое. Скорее всего, никакого дела у армии до вас нет; армейских, скорее всего, попросили, – и прежде чем Саблин успел произнести что-либо, Олег сам в свою очередь спрашивает: - А вы знаете, кому армейские не отказывают?
- Нашей контрразведке, - догадывается Саблин.
Но Панов лишь качает головой:
- Вашим-то они отказать могут запросто. А не отказывают армейские только северянам.
Глава 11
«Чего? А эти-то тут при чём?».
Аким не понимает, о чём говорит хозяин круглосуточной столовой, которая не очень-то на столовую и похожа. А тот интересуется всё так же доброжелательно:
- У вас есть какие-нибудь дела с людьми с островов?
Саблин удивляется:
- Да откуда? – но тут же вспоминает. – Были, но давно. Я как-то работал с одной женщиной… Помогал ей найти одну тварь в болоте.
- Нашли? – интересуется Олег.
- Нашли, – говорит Аким и тут же спрашивает: – Послушайте… а вот эти… ну, которые вам радировали насчёт меня… они разве не с севера?
- Они тоже с севера, - отвечает ему Панов. – Но они, судя по всему, с другого севера и принадлежат к другой организации. Те, что вас искали… как мне кажется, они с Франца Иосифа. Или с Комсомольца. Впрочем, это одни и те же люди. Это островитяне.
«Он тоже про тех женщин мало знает? Или врёт?».
- А те… ну, которые вам прислали радиограмму насчёт меня? – не отстаёт от собеседника Саблин. – Они откуда?
- Понятия не имею, - отвечает Панов. - Кстати, островитяне их и ищут, чтобы выяснить, где у них их база… ну или поселение…
- А как этих… как их называют? А то я к ним ездил и даже не знаю, кто это, - продолжает Аким.
- Их называют новыми… - чуть подумав, произносит Панов. – А вы, что, никогда не слышали про них?
- Нет… Никогда не слышал, - признаётся прапорщик.
- Так вы промыслом не занимаетесь, что ли? – удивляется хозяин скупки.
- Нет, не занимаюсь; я служу и рыбу ловлю, а сюда попал… - Саблин вздыхает. – Дружок мой старинный, Олег Савченко… просил доставить товар заказчику. Он сам не смог… Ну я и отвёз…
- Я знаю, он погиб… Кстати, а где он погиб? – спрашивает Панов.
- Он умер в госпитале, его какая-то тварь… то ли спору, то ли клетку свою ему в организм занесла… Он начал мутировать, врачи не смогли помочь.
Олег понимающе кивает:
- Тёзка мой лихой был добытчик… Лихой. Чего уж там, один из лучших на всём болоте от Оби до Енисея. И, значит, та лодочка красивая, на которой вы приехали, она Савченко?
- Ну да… Его лодка, – «А как он узнал, на чём я приехал?».
Тут хозяин заведения вдруг вспоминает:
– Слушайте, прапорщик… Может, вы есть хотите? Может, чаю? Или водки…? А может, пива? Всё за счёт заведения.
- Пива, – Саблин соглашается. Он и поел бы, но не хочет злоупотреблять гостеприимством. И больше, чем есть, прапорщик хочет пить. Поесть можно и в солдатской столовой, бесплатно. А чая он и дома напиться может. И поэтому он кивает: – Ну да, пива можно.
Олег делает знак, и женщина, что предлагала Саблину снять пыльник, подходит к ним.
- Марина, мне чая, прапорщику пива. Да и мне дай пива, помянем нашего товарища.
Женщина уходит, а Саблин тут решается спросить:
- А что, все промысловики про этих новых знают?
- Да нет, конечно, - Панов усмехается. – Нет, новые – это большая тайна, про них знают только те, что ходят за арматурой, да и то не все, и никто не знает, где у них база или какие они; я вот сколько уже лет с ними сотрудничаю, а никогда их не видел. А вы видели?
- Я? – Саблин удивляется. Причём удивляется непритворно.
- Вы же ходили к ним на Тунгуску. Товар-то им отвозили?
«На какую ещё Тунгуску? – тут Аким едва успел себя одёрнуть и не поправить Панова. Дескать, на Талую, я отвозил товар на Талую, а не на Тунгуску. Но он вовремя спохватился и не стал ничего уточнять. – Ладно, на Тунгуску, так на Тунгуску. А этот Олежек… Хитрый мужичок». И после говорит:
- Да, отвозил, но я не видел никого… - но тогда ему бы пришлось рассказать, как он товар передавал, и поэтому он поправляется: – Вернее, видел бота. Мы заказ выложили на берег, как нам приказали, подождали – бот вылез из кустов и забрал его.
Тут женщина приносит им пива, а Саблин закуривает, прежде чем сделать первый глоток.
- И что, ничего не оставили взамен? – продолжает расспросы Олег. Он к пиву не прикасается. Видно, этот дорогой напиток ему не в диковинку.
- Оставили, как же не оставить, - отвечает Аким и достаёт из кармана золотой слиточек. И протягивает его хозяину заведения. – Я тут кое-что принёс.
- Хотите продать? – интересуется Панов и берёт слиток в руки. И тут же, наверное по весу, определяет его. – Да, скорее всего это настоящий.
- Да, хочу, мне с товарищами нужно рассчитаться.
- Рубль двадцать за грамм, - предлагает Панов. – Соглашайтесь, это хорошая цена. Вам не дадут больше даже в Игарке; если только в самом Норильске предложат больше, но и там разница будет незначительная.
Аким кивает:
- Да, забирайте.
Цена и вправду отличная. Там, в его родной Болотной, скупщики рыбьего масла не дали бы и рубля и десяти копеек за грамм металла в четыре девятки.
Панов подзывает к себе всё ту же женщину:
- Марина, забери, - он отдаёт ей слиток, - принеси меди под расчёт.
- Угу, - она хватает золото и быстро уходит.
А мужчины остаются за столом, пьют пиво. И так как Саблин молчит, хозяин заведения интересуется:
- А вы с Савченко вроде как в друзьях были?
- Были, - Саблин отпивает пива. – Мы же с ним с одной станицы. Раньше, пока я не женился, вместе на промысел ходили… сюда забредали…
Тут возвращается Марина. У неё деньги, Олег кивком головы показывает на Акима: вон ему отдай. И женщина кладёт на стол перед прапорщиком шесть толстых и тяжёлых десятирублёвок из меди. Потом отходит от стола. А Саблин сгребает деньги в ладонь, прячет их в карман на груди КХЗ, застёгивает молнию. Кажется, пришло время и про дело спросить.
- Олег, я там говорил с этой… с новой… ну, когда товар отдавал. Она сказала, что вы мне можете помочь с одним делом…
- И с каким же? – интересуется Панов. Причём интерес он проявляет вовсе не поддельный.
- Она мне сказала, что мы привезли мало шины, - подбирая нужные слова, продолжает Саблин.
- А им этой шины сколько не привези – им всё мало, - заметил Панов. – И что же они там вам ещё сказали?
- Ну… - Саблин потушил окурок. – В общем, мне нужно добыть для них эту шину.
Олег молчит, смотрит на него и покачивает головой, как будто соглашается. Кажется, что он ещё и усмехается при этом. И наконец хозяин заведения произносит:
- Вообще-то… это очень сложное дело.
- Нет, ну это я уже понял… - начинает Саблин, но Панов его перебивает:
- Вы с переделанными воевали?
- Да, приходилось пару раз.
- То есть опыт имеете?
- Ну, какой-никакой имеется, – скромничает Аким.
А Олег продолжает:
- Чтобы добыть полный пласт шины, нужна целая операция. Такая шина есть… ну, например, в станциях контроля. Это горные посты наблюдения, их на Урале всего четыре. Также такие есть в стационарных боевых постах… Понимаете?
- Это где гнездятся переделанные?
- Да, это их базы, – говорит Панов. – Много такого материала на Станциях, одну такую Станцию пришлые как раз в середине болота достраивают; да вы, конечно, видели её…
- Станцию? Это та, что недалеко от Ягельной? Вы про неё?– уточняет Саблин.
- Да, про неё… про неё, - говорит Олег. – Она ещё не готова к работе. А как начнёт работать… Вокруг неё будет много переделанных. Некоторые думают, что на таких станциях есть фабрики, на которых пришлые их и производят.
- И что? - Аким тут немного напрягся. Ведь не так уж и далеко было от его родной станицы до Станции. Иной раз, когда ветер не приносил из степи пыль, вечером или ночью прямо с крыши его дома можно было увидать на западе фиолетовый свет, а иногда и чёткий фиолетовый луч, что уходил по ночам в небо. – И когда она начнёт производить переделанных?
- Ну, этого вам никто не скажет, кроме самих пришлых, - отвечает Панов. – Но как только появляется большое сооружение пришлых, так там рано или поздно вокруг него появляются переделанные в товарных количествах. Или дарги. Это факт.
«Или дарги… Переделанных раньше в болотах было немного, а дарги к нам на берег вообще не заглядывали, - Саблин невесело усмехается. - Да переделанные сейчас шастают по болотах там, где их отродясь не бывало. А я живу как раз в нескольких часах хода отСтанции! И что, теперь их ещё больше станет? Как потом за рыбой ходить? Интересно, а командование знает о том? Наверняка знает, наверняка думает, что с этой Станцией делать».
И после Аким спрашивает:
- То есть на Станции эта шина есть?
- Конечно. Станция пришлых – самостоятельная и автономная единица. Она сама себя строит, сама себя обеспечивает, сама организует зону контроля вокруг себя. Сама себя защищает. Поэтому там есть блок анализа, планирования и управления. А в блоках есть нужный вам, да и мне тоже, материал.
Саблин никогда про такое даже не слышал, ему было не до размышлений о близкой Станции. Ему нужно было семью кормить да в призывы ходить, а тут вдруг такое; и он поэтому интересуется:
- Так это… наше командование про это знает?
- Все, кому надо, про это знают, - успокаивает его Панов.
- И значит, в этой станции можно добыть шину?
- Ну, там, где существуют системы управления, там всегда есть шина. Понимаете, прапорщик, любым системам анализа нужны очень мощные процессоры, как и системам планирования, а искусственный процессор, равный человеческому мозгу, – ну, процессор, который будет по своим параметрам сопоставим с мозгом человека, он будет величиной с этот стол, - Олег похлопал стол, за которым они сидели, - он будет потреблять адское количество энергии, греться будет неимоверно; в общем, это очень сложно. И пришлые решили эту задачу изящно: они берут один-два человеческих мозга, чаще один, и соединяют их с обычными процессорами при помощи этих самых шин. Объединяя таким образом человеческий первичный анализ и анализ глубокий, с большими вычислительными мощностями. Мозг выполняет роль интерпретатора инструкции и протоколов, процессоры работают с базами данных. И все они связаны между собой шиной.
Саблин вздохнул и сделал глоток пива; из всего рассказа он понял, что Станция будет производить переделанных и что там есть нужная ему шина. И он спросил:
- Значит, на Станции можно добыть шину?
- К Станции близко подходить опасно. Она может просто сварить вас в вашей же броне, – говорит хозяин заведения. – Я вам рассказал про Станцию только для примера. Есть другие места, где можно добыть шину. Но если вы ни разу не ходили за арматурой, вам за это дело лучше не браться. Вы погибнете сами и погубите тех людей, которых с собой возьмёте.
- Ну а если я присоединюсь к какой-нибудь ватаге?
- Такому, как вы, будут рады, вот только… - Панов покачал головой, - вам шину не отдадут. Шину продадут и поделят деньги. А вы получите только свою долю, скорее всего в рублях. Шина – самый дорогой и ценный материал, она стоит больше, чем всё остальное, что можно добыть из агрегата пришлых.
- Ладно, - Саблин допил пиво. – Вы Олег, скажите, где еще она бывает, а я уже сам как-нибудь…
- Сам как-нибудь погибну? Ну, ваше право, – Панов усмехается. – На уральском хребте девять наблюдательных комплексов пришлых. Присматривают за Обью и соседними болотами. Три крупных базы с переделанными, шесть выдвинутых постов, все они между сбой связаны постоянной передачей данных, а значит, там есть блоки обработки информации. Там везде есть шина.
- Но я её не добуду? – догадывается Аким.
- Нет, не добудете. Проверенные ватаги опытных промысловиков из тех, что ходят за арматурой пришлых, и те несут потери… Причём постоянно. Поэтому я и сказал, что такому, как вы, всегда найдется место в рейде. Но вспомните Савченко. Таких опытных, как он, людей на всём болоте и десятка не насчитать, но и он погиб, половина его ватаги полегла, хотя там были люди отборные. Так что… - Олег замолкает. Он смотрит на Саблина своими серыми глазами. И пока тот достаёт новую сигаретку, продолжает: – Но есть один вариант. Рассмотрите его?
Глава 12
- Чего же не рассмотреть-то? Говорите, что за вариант, – соглашается Саблин.
- Есть один человек… - сразу начинает Олег, он как будто ждал этого момента. – Один плохой человек. Год назад он около Саранпауля убил одного хорошего человека. В общем… один хороший человек добыл с товарищами неплохую арматуру, всё поделил и уже хотел идти на Берёзово, потому что товарищи его уходили на север, на Горки. Им было не по пути. В общем, тот хороший человек подумал, что за день, засветло, дойдёт до Берёзово… Там меньше ста километров, на его лодке в худший день пять часов хода. Но не дошёл, пропал… А лодку пропавшего человека потом один надёжный человек видел в Светлом. Лодка та была примечательная, не хуже той, на которой Савченко ходил. И там, в Светлом, её один подонок продавал. И в лодке той были пулевые пробоины в борту. Понимаете? – теперь хозяин заведения ждал ответа от гостя.
- Понимаю, вам надо того подонка найти… – догадывается Аким.
- Нет, не того, тот на подобное дело не способен, он любитель полыни, ему лодку велели продать, за процент. Он и продавал. Нужно найти того, кто убил хорошего человека.
- Вы уж, наверное, знаете, кто это? – Саблину вообще подобная затея понравиться не могла по определению.
«Найти обидчика и убить его? А Олежка-то на самом деле только выглядит мягким да ласковым».
- Знаю, - отвечает Панов всё так же спокойно. – Знаю. В этом году, буквально два месяца назад, два моих поставщика после удачного дела взяли свою долю и возвращались в Мужи, и за ними увязались две лодки, начали сближаться, и тогда мои поставщики поняли, кто это, а те, с лодок, начали по ним стрелять, и так получилось, что обоих ранили. И тогда мои знакомые вышли с преследователями на связь и договорились с ними, что выкинут всё своё добытое за борт, лишь бы бандиты от них отстали, и бандиты на их условия согласились; и мои знакомые стали выбрасывать за борт ящики с товаром, преследователи стали те ящики собирать. А как собрали… так снова пошли за моими знакомыми. Хотя время уже потеряли. Не знаю, может, хотели и лодку у них забрать, а может, не хотели, чтобы свидетели оставались… В общем, хорошо, что мои знакомцы знали местное болото и моторы у них были дай Бог. Короче, ушли от бандитов.
- И вы знаете, кто это был?
- Да… - продолжает Олег. – Выяснили. Это было несложно. Там всего четыре ватаги таких лихачей орудует. Всего четыре банды, которые грабят округу.
- И кто же это? – Саблин ещё и сам не решил, хочет ли он знать имя бандита. Спросил просто так, но Олег ответил ему:
- Зовут его Чиёншох.
- Из татар, что ли? – интересуется Саблин.
- Не знаю, из каких он, - отвечает ему хозяин заведения. – Мне всё равно; главное – чтобы он понёс заслуженное наказание. Кличка у него Глаз. У него правый глаз бионический, ему кто-то постарался и часть черепа вместе с глазом снёс, рука у него тоже искусственная, вроде уже получил своё, но он всё никак не успокоится. Его уже предупреждали… Местные как-то договаривались с ним, теперь он их не трогает… А нам продолжает мешать.
- Хотите, чтобы я нашёл этого киборга Чёншона и убил его? – «Убил». Саблин специально использует это неприятное слово.
- Чиёншоха… - поправляет его Панов и продолжает так же твёрдо: - Да, хочу. Достал он всех уже. Реально достал. И чтобы у вас сложилась полная картина, ещё один штрих к его портрету: он ловит людей и продаёт их на переделку.
- И что же… - всё так же холодно интересуется Аким. – У вас не нашлось других желающих, чтобы с ним разобраться?
- Не нашлось… Вернее, находились люди, но одни за дело взялись, да потом вернулись и сказали, что к нему не подобраться, он в Хулимсунте живёт, там у него лежбище. А туда чужакам путь закрыт. Кто туда забредает без приглашения, уже через неделю будет на какой-нибудь станции в биобаке перерождаться. Это разбойничья станица. Плохое место, – он немного помолчал и продолжил: - Еще была одна группа, те были не вояки, то были умные такие ребята… Хотели выследить Глаза в болоте и дроном убить, но у них тоже ничего не вышло. А один из этих умников ещё и сам погиб. В общем, дело это непростое. Но то всё были любители, вам не чета… Вы-то, я вижу, человек бывалый… Сколько у вас призывов?
- Немало, - сухо отвечает Аким. – А почему же армия или казаки этого Глаза не выловят?
- Говорю же вам, эти бандиты с местными договариваются, казаков не трогают, а армейским, наверное, приплачивают. В общем, этот вопрос вы сможете сами задать местным, если возьметесь за это дело.
Саблин смотрит на него, и во взгляде его Панов отчётливо может различить недовольство. А может, и неприязнь. И поэтому Панов продолжает:
– Если сделаете дело, я соберу вам ватагу опытных людей, как раз под вашу задачу… Для добычи шины. У меня есть один вариант… Неплохой вариант. Реальный. И люди под него имеются… Нужно только три хороших бойца, таких как вы, и можно будет начинать.
«… можно будет начинать… А если я не соглашусь убивать бандита?». Но нужно об этом спросить напрямую, иначе что это за разговор. И он спрашивает:
- А если я не соглашусь убивать этого Чинхона?
- Ну, тогда я могу вам посоветовать ватагу, которая ищет бойцов, и вы туда пойдёте сами; думаю, вас возьмут, но только на общую долю, и вы получите то, о чём сразу договоритесь, как говорят, «на берегу». Вы же не думаете, что я свой, надёжный вариант предложу вам за просто так?
Олег Панов, хозяин скупки и столовой, человек неопределяемого возраста, с честными глазками и благостным видом, сидит перед прапорщиком и крутит в своих мягких лапках стакан с жёлтым пивом, которого, кажется, даже и не попробовал за весь их долгий разговор.
А Акиму многое было неясно, многое. И сколько у этого Глаза людей, и сколько лодок, и есть ли на них пулемёты, но одним из первых вопросов был вопрос о деньгах. И он тогда спросил:
- А с деньгами что? Один я его не смогу убить, мне ватагу в рейд собирать придётся. Кто людям платить будет? Оборудование, снаряжение, провиант… Кто за всё заплатит? Я?
- О, вот это уже разговор, - Панов даже ручки потёр, так он был рад этому вопросу. – Для этого у меня есть специальный фонд, туда старатели нашей ассоциации небольшой взнос делают. В общем, вы можете рассчитывать на шестьсот рублей. Аванс хоть сейчас вам выдам. Принести деньги?
- Нет-нет… - Аким снова достаёт сигарету. – Сейчас я ничего не возьму, я ещё ничего не решил… Да и как решать… Я не знаю, сколько у этого Глаза людей; вы знаете?
- Понимаете, у него есть костяк его банды, это человек пять или шесть, но когда нужно, он запросто может набрать и тридцать… Там, в Хулимсунте, всякого сброда навалом. Там даже переделанные беглые водятся, и многие готовы в рейд с хорошим атаманом пойти. А Чиёншох Глаз считается атаманом удачливым, понимаете? Так же и с лодками. У него, судя по всему, их две, и неплохие, но он всегда может набрать ещё две, три, четыре…
- Пулемёты на его лодках есть? Рации, РЭБ, дроны?
- Вот про это ничего сказать не могу, - Олег качает головой. – Но берите всё по максимуму. Те люди, что брались за дело первыми, тоже были не лыком шиты. Но как по тем местам походили, так и передумали…
- Ясно… - говорит Саблин; и спрашивает про то, что его заинтересовало: - А что это за беглые переделанные?
- Ну, насколько я могу судить, это когда при переработке человека выходит какой-то барк, некондиция, и он вроде уже и переделанный, какие-то свойства приобрёл, но протоколам управления не подчиняется, как будто код не прописался, что ли, или личность не до конца разрушена, и переделанный почему-то остаётся в какой-то мере человеком, со своей личностью; такие дезертируют обычно, бродят там, по Камню, или их убивают, или они прибиваются к кому-нибудь… А к кому им легче всего прибиться? К лихому люду, конечно. Вот они там, в бандитских станицах, и обитают. Их, судя по всему, немного, но они есть… И их ценят…
- Ну да… - задумчиво соглашается прапорщик. – Ну да… Пыльцы не боятся, мошки тоже, выносливые, бесшабашные, да ещё с регенерацией… Они в болоте не пропадут.
- Наверное, – но хозяина заведения интересуют не рассуждения Саблина насчёт бракованных переделанных. – Прапорщик, ну к чему мы в итоге пришли?
- Пока ни к чему, - сразу говорит Аким. Он не хочет обнадёживать Панова. – Тут надо подумать.
- А знаете что? Думайте, – соглашается тот. – Я скажу, чтобы вам подали обед и пиво, сам у вас над душой сидеть не буду. А вы кушайте, пейте пиво, курите… И думайте. Если будут вопросы… вон две девушки, любой скажете, и меня позовут.
- Нет-нет… - Саблин качает головой. – Мне нужно с товарищами посоветоваться… Это, ну, ваше предложение, я обдумаю у себя в станице.
- Прапорщик! – теперь Олег стал серьёзен. – Никто не должен знать о нашем разговоре и о нашем деле вообще… Вы же понимаете? Это не шутки…
- Нет-нет… Вы не волнуйтесь, - говорит Аким. – Всё будет тихо. Я не всё буду рассказывать, да и народ наш надёжный… - Саблин это сказал, а сам тут же вспомнил про своего молодого радиста, которого он совсем недавно выгнал из рейда.
- Ладно, я понимаю, что вам нужно посоветоваться с товарищами, дело, конечно, непростое, - Панов встаёт. – Но оно стоит того, ведь иначе вам будет очень непросто добыть то, что вам нужно, – он протягивает прапорщику руку. – Так я заказываю обед с пивом для вас?
Саблин тоже встаёт и пожимает его мягкую руку.
- Нет, не нужно. Я пойду. Меня ждут товарищи, – он оглядывается. – За пиво нужно мне платить?
Но хозяин заведения даже и не собирается отвечать на этот вопрос.
- Прапорщик.
- Да?
- Если вы согласитесь, о своём согласии сообщите мне телеграммой, подписывать телеграмму не нужно, просто напишите: «Катерина выходит замуж». Отправите телеграмму на имя Куликовой Марины.
- Куликова Марина. «Катерина выходит замуж», – Саблин кивает.
- И я пошлю вам информацию насчёт задатка. А может, ещё и сведениями про бандита разживусь к тому времени. Я всё время слежу за этим мерзавцем; если что-то будет важное, интересное – сообщу вам.
- Принято.
- Прапорщик… и ещё, - не успокаивался Олег. – Телеграмму… пожалуйста, давайте не из своей станицы, а из любой соседней.
- Это ещё почему? – не понимает Саблин.
- Так мне будет спокойнее, - отвечает Панов. – И вам тоже. Кстати, как отправите телеграмму, подождите часик. Вам обязательно придёт ответ.
***
«Вот зараза, что ж за хрень такая?! Из одной кутерьмы выкарабкался, так сразу в другую тащат! – солнце и ветер с реки. Аким, выйдя из помещения, сразу надевает очки. А ветер хороший такой, метёт пыльцу по бетону, треплет его пыльник, срывает капюшон. Но это пустяки. – Эти, врачи хреновы, говорят: отвези – спаси. Хорошо, отвёз… Но не спас, потому что бабы голые и чудные сказали: найди нам эту волшебную штуковину, не найдёшь – лечить не станем. Или вылечим, но разберём его потом на клетки обратно. А где взять штуковину – тебе вот тот ласковый расскажет. А тот ласковый… ещё тот карась: убей, говорит, Глаза, он плохой, бандит, он моих хороших бандитов грабит. А плохого поди попробуй убей, от этого дела уже две ватаги отказались. Видно, получили по соплям и утёрлись, в сторонку отошли. Там безопаснее. А ты, прапорщик, уж придумай, как этого Глаза угомонить. Придумай… А как угомонишь его, так мы тебе скажем, где волшебную штуковину добыть. Но мы только скажем, а добывать тебе её самому придётся. Нескончаемое дельце-то выходит. И всё из-за этих Пивоваровых. Рогату жабу им в дышло!».
Он возвращается к лодке, мягко говоря, озадаченный, а скорее даже, чуть расстроенный. Не хотел он во всё это ввязываться, не хотел. Но ввязался. И теперь Бог его знает, что ему делать… А главное, ни с кем из своих товарищей ему не посоветоваться. Даже как начать подобный разговор, он не знал.
«Казаки, где-то там, у Камня, в какой-то дыре, есть один бандит по кличке Глаз. И вот надо мне его убить. В селе его не убить, там их целый кош таких же, нужно его как-то вытащить в болото, подкараулить и там его утопить вместе с его ватагой, – так первое, что казаки спросят – Аким, а на кой чёрт он тебе сдался? И что им ответить? Я на него подряд взял. – Аким, а на кой чёрт ты его брал? – Денег хотел подзаработать. – Нет, у них в станице общество такое не одобрит. Старики будут собираться в чайной и бубнить, мол: тебе, что, рыбы в болоте мало и офицерского жалования?».
Вернулся к лодке, а его товарищи оба на пирсе. И тогда Саблин спрашивает:
- Мирон, а ты, что, на базу не ходил?
- Ходил, - урядник с досадой машет рукой. – А-а… Две баржи сейчас на рейде, две роты на постой зашли, дежурный сказал, что свободных коек нет, солдаты и так сейчас ютятся… Спят по очереди. Если только для офицеров… Офицерские места, говорит, есть. Говорит: помыться, и то сейчас не сможете, армейцы всю воду сливают, полгода в песках сидели, теперь отмокают, если только к ночи новой воды нафильтруют; и еды на кухне нет, так что… Две роты – это не шутка, – Карасёв разводит руками.
- Ну ничего, помоемся в гостинце, - у Саблина карман оттянут кучей денег – почему не порадовать товарищей? – Надо поискать что-нибудь поблизости…
Тут Аким обращает внимание, что Денис, крепивший кожух на моторе, вдруг остановился и смотрит вдоль пирса. Саблин тоже оборачивается…
А по пирсу в его сторону идут два человека. Серые свободные КХЗ, крепкие ботинки короткие, дешёвые респираторы и свободные штормовки. Военные. Один из них в звании младшего лейтенанта, второй в звании сержанта. И идут они явно к казакам. Тут больше на пирсе и нет никого.
- Денис, ты моторы заправил? – сразу интересуется Аким, он больше уже не думает о гостинице с душем.
- Так точно, - откликается Калмыков. – Всё в порядке.
Карасёву всё это непонятно. Он смотрит то на приближающихся военных, то на атамана и опять, наверное, думает: да что тут происходит-то? А военные уже подошли.
- Здорово, казаки.
- Здравия желаю, - нейтрально отвечает Саблин. Мирон и Денис тоже здороваются: «Здорово, армия!».
- Вы приходили в часть, искали места на ночлег, - говорит младший лейтенант, - вам сказали, что нет мест, но места есть, в офицерских номерах, так что… милости просим.
Аким ловит на себе взгляд Калмыкова, да и Карасёв тоже удивлён: чего это он?
«И вправду – «чего?».
С каких это пор офицеры бегают по пирсам в поисках тех, кому дежурный отказал в постое на базе? Странное дело.
- А что… второй полк, - продолжает младший лейтенант, - устроим вас в лучшем виде, в офицерских номерах, там водоснабжение отдельное, в каждой комнате кондиционер, а в комнате отдыха видеопроигрыватель, будете ночевать как полковники; ну, пойдём?
- Да нет, - отвечает ему Аким, - мы уже уходим, решили, что день терять не будем. Спасибо, конечно, но мы уже отчаливаем.
И тогда офицер меняет тактику:
- Послушай, прапорщик, комендант просил тебя зайти к нему.
- А что ему от меня нужно? И вообще, откуда он обо мне знает? – удивляется Саблин.
- Понятия не имею, откуда он о вас знает, но сам понимаешь, приказ я выполняю.
- Для вас, господин лейтенант, приказ коменданта – закон, - соглашается Аким. – Если бы я был на призыве, может, я бы тоже прислушался к пожеланиям вашего коменданта, но сейчас я гражданский человек и приказам комендантов не подчиняюсь, так что извините, – и тут он говорит Карасёву: – Грузимся, Мирон, – и первый сходит в лодку.
Карасёв снимает швартов и тоже спрыгивает с пирса, а Денис запускает моторы.
- Ладно, прапорщик, удачи, - говорит младший лейтенант и машет им рукой. – А зря вы отказались от офицерских номеров.
Саблин тоже машет ему рукой: бывай, лейтенант. А Калмыков уже разворачивает лодку и ведет её от пирсов к большой воде.
- Слышь, Аким! - кричит ему Карасёв. – А чего мы не пошли, раз так ласково приглашали?!
- Быстрее доедем, - отвечает Саблин, - я так прикидываю, что завтра к утру уже свернём на Таз.
- Не, ну интересно, - продолжает радист. – Неплохо было бы пожить в офицерских номерах.
- Мирон, а что? Тебя часто приглашали в номерах офицерских жить? – интересуется Аким.
- Да чего не приглашали… - отвечает радист
- Вот в том-то и дело, что и меня в первый раз, - говорит Саблин и заканчивает разговор. – Казаки, давайте-ка в броню наряжаться.
И сам перебрался к своему ящику с доспехом. А Денис тем временем вывел лодку на реку и как следует прибавил газа; теперь из моторов можно было выжимать всю силу, так как им приходилось идти против течения.
Глава 13
Да, лодка у Савченко была отличная, на большой воде такая – как раз то, что нужно. На Реке оживлённо. Шла смена частей, одни части уходили на юг, на позиции, другие шли на отдых. Немало было и торговцев на воде. Тяжелогружёные баржи, которые тащились на юг, против течения, они обходили как стоячих. За день запросто догнали и обогнали две лодки промысловиков, хотя те тоже выдавали неплохую скорость. В общем, над ровной гладью реки лодка просто летела. И пока солнце не село, Денис держал отличные обороты. А в сумерках к рулю сел отдохнувший Аким. Он хоть шёл медленнее, но от Тридцатой до Девятнадцатой заставы дошли довольно быстро.
- Хорошо прошли за день-то, – замечал Карасёв. – И это против течения.
- Хорошо, - соглашался Аким. Благодаря радиомаяку он высчитывает на карте их расположение. – Теперь главное – в темноте не проскочить дельту.
Вообще-то он думал, что с Тридцатой заставы с ним кто-нибудь заговорит, но нет, прошли мимо спокойно.
- Дельту не проскочим, - заверил его радист.
И не проскочили, радиомаяк Девятнадцатой заставы помог им. По нему прапорщик точно вычислил местоположение и ещё до рассвета стал забирать на запад; и вскоре они вместо крутого берега разглядели в свете фонарей рогоз и поля из водорослей.
Так начиналось болото. И тут Аким, ещё раз сверившись с картой и вычислив своё местоположение, уже не сомневаясь направил своё судёнышко ровно на юго-запад. И вскоре забрался в густую кашу водной растительности. Тут уже про скорость пришлось позабыть.
Узкие протоки, тупики, коряги и камни, мели и куски суши, заросшие кустарником – тут уже особо не разгонишься.
Денис спал в кубрике, а Аким каждые полчаса спрашивал у дремавшего возле аппаратуры урядника про дроны и лодки, но всякий раз тот успокаивал его:
- Пусто, нет ничего. Одним мы тут.
На реке Саблин был уверен, что никто их на таких моторах не догонит, а тут уже волновался… Или, вернее сказать, хотел знать, если вдруг в небе появится дрон, а в болоте моторы.
Но всё было тихо, они шли дальше. А потом, к двум часам ночи, усталость стала сказываться и на нем самом. Лодка продиралась через ряску и кувшинку, шла медленно, движение было монотонным. Пошли секундные провалы в сознании… Аким заметил, что он стал дёргать руль. Верный признак того, что человек засыпает на вахте. Ему нужно было покурить. Но он, поставив дробовик между колен, так и вёл лодку через болото. И не спеша вёл её до самого рассвета, вяло реагируя на всплески воды и звуки, издаваемые разными болотными гадами, которых тут, в дельте, было огромное множество.
И только когда встававшее за его спиной солнце стало красить рогоз в красный цвет, он нашёл островок и возле него заглушил моторы. У таких островков нужно быть осторожным: часто на таких крошечных кусочках тверди, под корнями акаций, копали себе норы злобные выдры. Но делать было нечего, он устал, и при том не хотел никого будить, думал подремать немного; но тут проснулся Карасёв, покряхтел, стал оглядываться, а потом и говорит:
- Ложись на моё место, атаман, а я порулю этим вашим чудом.
- Разберёшься? – на всякий случай спрашивает прапорщик.
- Не боись… Я тут бывал почаще твоего. Уж эти места кое-как помню. Да и не далеко уже то Таза.
Саблин согласился, но прежде чем поспать, запросил отчёт у РЭБ-станции на предмет наличия электромагнитных импульсов в округе. И когда станция вывела на экран «0», тогда он и решил заснуть.
Проснулся Аким уже ближе к полудню, тело затекло, нужно было сменить позу. А моторы ревели, лодка снова летела по воде. Он огляделся: за бортом открытая вода.
Таз.
За рулём Калмыков, Карасёв сидит рядом.
- Проснулся, атаман?
- Угу, – Саблину нужно прийти в себя.
- Аким, - говорит Калмыков. – Там, в кубрике, на столе лепёшка, сало, паштет, надо доедать, а то испортится. И лепёшка уже сухая.
- Доем, - обещаетпрапорщик.
- Ничего, к вечеру у меня, даст Бог, уже будем, там наедимся, – обещает Карасёв.
«Хорошо бы», – думает Саблин и идёт в кубрик.
***
Но пришли они на Антонов хутор уже в темноте. Как пришвартовались, так Саблин достал два медных червонца:
- Мирон, как обещал, – он протягивает деньги радисту.
- Вот спасибо, атаман, - отвечает Карасёв, забирая деньги, и тут же вспоминает. – А вы, что же, не зайдёте ко мне? Зашли бы, поужинали, переночевали…
- Домой охота, а тут уже недалеко осталось… - отвечает Аким.
- Так устали же!
- Ничего, дойдём, - заверяет его Денис. – Тут уже места наши пошли, знакомые.
- Ну, как знаете, товарищи, - согласился радист.
Аким помог ему вытащить ящик с бронёю и оружием на мостушку. И урядник протянул ему руку:
- Рад был знакомству, Аким, - и вдруг добавил: – Ты, атаман, если ещё какой рейд затеешь и тебе нужен будет радист, так ты напиши. Если буду не в призыве, так пойду.
А Саблин вообще-то удивился, он-то думал, что Мирон заречётся с ним теперь ходить. Аким жал радисту руку и вдруг вспомнил:
- А если надо будет, на настоящее дело пойдёшь?
- На настоящее? – радист хотел знать больше. – Это какое?
- Ну, на промысел… - тут Саблин объясняет: – Где и повоевать придётся.
- Зови, - сразу отвечает Карасёв. И этим удивляет прапорщика ещё больше. – Ты атаман знающий, сразу видно, командир опытный, и техника у тебя дай Бог. У неумех и дурачков таких лодок и такого оборудования не бывает.
- Ладно, - говорит Аким, - позову. Но ты это, Мирон…
- Чего? – сразу спрашивает тот.
- Не болтай никому, не говори, где был и что видел.
- А-а… - понимает радист. – И что, даже про рыбу не рассказывать?
- Ну, про рыбу расскажи… - соглашается прапорщик. – А так лучше помалкивай. Дескать, так – прокатились по Енисею до Туруханска, и всё.
Карасёв кивает: принято.
Они отчалили и пошли потихоньку на запад вдоль берега, и ещё огни хутора не исчезли из виду за стенами рогоза, а Денис и спрашивает:
- Так я не понял, Аким, ты ещё какой рейд, что ли, затеваешь?
- Да ничего я пока не затеваю, - отвечал ему Саблин.
- А про что ты с Мироном говорил?
- Ну, он говорил, если вдруг затею, чтобы его звал, – пояснил прапорщик. И тут же спрашивает у товарища: – А как он тебе?
- Въедливый человек.
- Въедливый?
- Ага, есть малость… Но, кажись, радист он знающий, – размышляет Калмыков. – Ну, и не трус.
- А с чего ты решил, что он не трус?
- Так помотался с нами по болоту, ситуации непонятные были, а он не ныл… Дело делал как положено, лишнего не спрашивал, не болтал… Да ещё и сам напросился в следующий рейд – видно, не испугался… - Денис смеётся. - Или очень жадный. Иной раз жадность всякий страх пересиливает.
«Да, пересиливает… Насчёт храбрости – тут Денис прав. Карасёв сам просился в следующий рейд, - и то, что радист поначалу Саблину не нравился, вопросы, как казалось Акиму, лишние задавал, так то дело естественное… Кто на его месте не задавал бы?Аким, между прочим, сам из этого рейда десяток разных вопросов привёз, на которые хотел бы знать ответы. – Одни бабы голые чего стоят!».
Ещё до рассвета пришли в Болотную. А время как раз рыбацкое, лодки им навстречу попадались, на мостушках было людно. Народ таращился на них. Хорошо, что причал для лодки Савченко был дальше причалов рыбацких. А на пристани уже сторож прохаживается, увидал их лодку, встал и стоит ждёт, всматривается, глаза щурит от фонарей и кричит:
- Аким?! Ты, что ли?!
- Я, дедушка.
- Вернулся, значит, - дед Евгений разглядывает лодку. – А что, вас двое? Уходили вроде втроём? Что с третьим вашим?
- Все нормально с ним, - откликается Саблин. «Вот зараза, старый-старый, а всё помнит». – Он раньше сошёл.
- А-а… А то я уже думаю – потеряли казака в рейде.
- Нет, не потеряли, – Саблин выбирается из лодки и начинает крепить швартов.
- Аким, а сигаретками ты не богат? – не отстаёт от него дед Евгений.
- Есть, дедушка, - говорит Аким и угощает сторожа сигаретой, а потом обращается к Калмыкову: – Денис, ты тут побудь, я за транспортом схожу.
- Есть, - откликается Калмыков.
Один из его хороших знакомых, Митяй Самарин, подвёз его до дома Пивоваровых. Вёз его Митяй, а сам всё выспрашивал: мол, где был, зачем ходил да что добыл? Саблин ничего ему толком не говорил, отговаривался: так – катались по болоту. Места рыбные смотрели.
До самого дома Пивоваровых он не доехал. Не хотел прапорщик, чтобы Самарин знал, куда он ехал, попрощался с ним раньше и до дома дошёл пешочком.
Пивоваровой дома не было.
- Она в клинике, на дежурстве, - сообщил врач Саблину.
- Надо взять машину, снаряжение обратно привезти, – сказал ему Аким.
– Всё перевезём, – ответил Пивоваров и стал одеваться. Оделся быстро и вывел со двора машину Савченко. Казак и врач уселись в мощный автомобиль и поехали к мостушкам. И, конечно же, Артём Сергеевич хотел знать, как прошёл рейд.
Глава 14
Пока ехали к причалам, Саблин рассказал ему вкратце о рейде. О том, что их преследовали с самого Антонова хутора, что просили зайти на Тридцатую заставу, что искали их при помощи дронов уже и на обратном пути. Но казалось, что это Пивоварова интересует мало.
- Вы передали им Савченко? – кажется, это беспокоило врача в первую очередь.
- Ну, так-то я точно сказать не могу, его бот забрал и унёс куда-то. Там сопки заросли… - почти не врал Аким. - Так всё заросло, что… Чёрное всё… Тропинок нет.
- А вы их не видели?
Врач явно имеет ввиду «новых»
- Нет, – отвечает Саблин. – Общался только с женщиной… Общался по рации, у них хорошие рации. Отличный приём… Качество связи… – прапорщик не любит врать, но помнит свой разгар с синекожей. Помнит её просьбу хранить всё в тайне. – Они Олега забирать не хотели.
- Как не хотели? – удивляется Пивоваров. – Почему?
- Ну, говорили, что это не их проблемы, мол, они на себя подобных обязательств не брали.
- Но вы же уговорили их?
- Пришлось пообещать им кое-что, - отвечает прапорщик.
- И что же? – интересуется Аркадий Сергеевич; но они уже подъехали к мостушкам и развернулись для погрузки, и Аким ему ответил, открывая дверь автомобиля:
- Да там… Одну вещь…
Денис, пока их не было, большую часть снаряжения и оружия из лодки уже выложил на мосток. И им с Пивоваровым осталось просто занести в машину тяжёлые ящики, и тут было не до болтовни. И пока они носили, Саблин обдумывал, что можно сказать врачу из того, что произошло с ним в рейде, и понял, что лучше всё держать в тайне, иначе придётся рассказать и про новых, и про Панова. А все они просили о них никому не говорить.
В общем, когда они повезли загруженное в дом Савченко, Саблин ничего Пивоварову уже не говорил, отделывался односложными ответами или короткими фразами. К рассвету всё было отвезено, и он попрощался с врачом, хотя тот его попросил:
- У Розалии скоро дежурство кончится, может, вы зайдёте к нам?
- Дайте хоть домой заскочить, - отвечал ему Саблин, - потом в полк надо заглянуть, а то меня разжалуют скоро…
- Конечно, конечно, - кивает Пивоваров, - но сегодня найдёте время? Может, к вечеру?
- Ну, к вечеру можно, - нехотя соглашается прапорщик.
Потом он вернулся к лодке. Калмыков к тому времени уже сдул с лодки пыльцу и мыл её. Дед Евгений был тут же. Он, покуривая на мостках, сверху давал Денису ценные советы насчёт мытья. К приходу Акима Калмыков почти закончил.
- Всё проверил? – спросил Саблин.
- Проверил, проверил, - отвечал Денис, - масло в моторах – полбака есть, аккумулятор заряжен, стартер новый… Хоть сейчас заводи и езжай…
- Значит, порядок, - Аким слез в лодку, и они быстро накрыли её тентом. Потом они сели на ящики со своею бронёй и закурили.
- Надо было наши ящики сразу с этими твоими друзьями по домам развезти, - заметил Калмыков.
Но Акиму эта мысль не показалась удачной; честно говоря, он не хотел ездить с Пивоваровым, всё-таки Артём не был удовлетворён его односложными ответами, он вроде и не настаивал и не уточнял каждый раз, когда ему было что-то неясно, но явно хотел знать больше, чем говорит ему Саблин. И поэтому Аким ответил товарищу:
- Ничего, я сейчас Олега вызову.
Он достал коммутатор и написал короткое сообщение сыну, чтобы тот приехал за ним на дальние мостки. Отправив его и спрятав коммутатор, прапорщик произнёс:
- Денис, слышь…
- Чего? – насторожился тот, понимая, что сейчас пойдёт разговор серьёзный.
- Если тебя в особый отдел позовут…
- Ну?
- Если контрразведчики начнут из тебя выпытывать, где мы были…
- Чего сказать?
- Да говори, как есть… Мол, ходили на Талую, куда точно – ты не знаешь, тебя к карте и рации не допускали; начнут спрашивать, как там, скажи: сопки вокруг были, течение было, скажи, что пирсы бетонные были, что ящики мы на них выложили, что за ящиками бот пришёл, что я потом ходил в заросли за ботом и что в тех зарослях было, ты не знаешь.
- Ну, оно так и было, - вспоминает Калмыков.
- Ну вот так и говори, - настаивает Аким. – И это… подробностей поменьше. Начнут спрашивать ещё чего… так и говори: не помню уже да не знаю… - Саблин лезет в карман пыльника и достаёт оттуда тяжёлые медные червонцы, оставшиеся от продажи золота в Туруханске.
- Вот, сорок рублей. Ещё тридцать после тебе отдам, - Денис берёт деньги и, кажется, смеётся под респиратором.
- Эх, хорошо как… - он поигрывает весомой медью в перчатке.
- Ты, это… давай-ка жене их отвези, - говорит ему Аким.
- Ну а как? Куда ещё-то?
- «Куда ещё?» Да всё туда же… Я тебя, Денис, знаю, ты от самого Антонова Хутора про чайную мечтаешь…
- Хе-хе-хе… - тут Калмыков уже смеётся. Он трясёт головой, прячет деньги и достаёт новую сигаретку. – Ладно, все всё равно не пропью, деньги-то большие, – Денис закуривает и говорит вдруг: – Аким, я вот что думаю…
- Чего?
- А может, возьмём лодку Савченко…
Он не договаривает, но Саблин и так всё понимает:
- Думаешь на Талую ещё раз сходить?
- Ну так… - Денис рад, что Акиму ничего объяснять не нужно.
- За налимом?
- Ага!
И вправду, как бы это было приятно – ни о чем не думать и не переживать. Прийти домой, помыться как следует, поесть, отоспаться, а проснувшись, не бежать в полк, хлопотать за свой взвод, волноваться и выслушивать взыскания от начальства, а заняться снастями, подготовить крючья и лесы для ловли налима. Взять хорошей еды, сесть с Денисом в отличную лодку и поехать на Талую. Не торопясь, не прячась от дронов и проходящих мимо лодок.
«Вот хорошо бы было, и Олега можно было бы с собой взять. Парень счастлив был бы. Посмотрел бы, как налима добывают, поучился бы. Лучше Дениса в станице рыбу никто не знает. Да и стекляшки там видимо-невидимо. Пару бочек за пару дней можно заготовить… Эх, хорошо бы…».
- Ну, Аким, ты как насчёт налима? – не отстаёт от него Денис.
- Да мне же в полк, - с сожалением отвечает товарищу Саблин. – Там дел куча, сотник на меня и так злится, что я всё на Каштенкова бросил, а сам по рейдам мотаюсь.
- А-а… - невесело произносит Калмыков. В его голосе слышится разочарование. – Ну понятно…
- Денис! Сам хочу хоть немного передохнуть, ты же видишь, что из рейда на службу, со службы в рейд… Замотался уже… Ты вот сегодня отлежишься – и в чайную, а я сейчас помоюсь, поем и в полк. Выговоры от Коротковича собирать…
- Да, тебе не позавидуешь, - соглашается Калмыков.
Саблин встаёт и выкидывает окурок в воду.
- Ладно… Вон Олег едет.
***
Пока мылся, жена приготовила хороший завтрак: яичницу на сале, вместо хлеба – кукурузные шанежки нажарила… Румяные, жирные. Положила целую гору салата из свежих побегов синего кактуса. Едва Аким сел завтракать, как приехал Каштенков. Настя хотела и ему поставить тарелку, но Саня благодарил её и сказал:
- Не, Насть, я уже поел, чая только.
А пока Настасья наливала ему чай, Аким ел и интересовался у зама: - Ну что, Короткович меня каждый день вспоминал?
- Вообще ни разу за всё время не спросил про тебя, - ответил Каштенков, чем немало удивил прапорщика. И Аким уточнил:
- Вообще не спрашивал?
- Вообще… Нет, один раз спросил, - вспомнил заместитель, - спросил, подписал ли ты списки на месячное довольствие, я сказал, что нет. У нас тогда ещё не ясно было, на сколько человек довольствие запрашивать, у нас же каждый день пополнение, но это было ещё неделю назад… И больше ничего не спрашивал.
- Так довольствие, что, ещё не подписано?
- Да нет, я потом списки подбил, сам за тебя подписал; я их хорунжему отнёс, он не возражал насчёт моей подписи. Я написал, что «ИО» комвзвода, – сообщил Саня.
- Так что, взвод у нас комплектный?
- Малость некомплект, - отвечает зам, - но Короткович настаивал, подгонял меня с этим довольствием, но потом сказал, что сначала подадим списки и в процессе будем людей добирать.
- А сколько у нас людей всего?
- Ну, с водилой грузовика, с мехводом и стрелком тридцать пять человек, это с тобой и мной.
- Штурмовых не хватает? – уточняет Саблин.
- Их. Их всегда не хватает, - замечает Каштенков. И добавляет с некоторой гордостью: – Но я записал четверых.
Тут проснулась Наташа, пришла и, даже не умывшись и не надев санитарную маску, влезла на колени к отцу.
- Папа, а ты когда приехал?
- Да вот только что, - Аким не боится заразиться от дочери, прижимается к её головке заросшей щетиной щекой. Вдыхает детский запах.
Но Настя тут же встрепенулась, подходит и забирает у него дочь, тянет её за руку:
- Пошли… Нечёсаная, неумытая, не одетая, к людям выходишь, отца позоришь… Сначала умываться, потом процедуры, потом одеться, а уже потом к людям выходи…
Саблин же доел яичницу, собрал на кусочек шанежки жир с остатками желтка с тарелки, съел его, взял стакан с чаем и придвинул к себе пепельницу.
- Значит, стрелка на БТР нашёл?
- И стрелка, и снайпера. – отвечает Каштенков. – У нас некомплект только по штурмовым.
Они оба закуривают, и Аким продолжает:
- Либо молодых набрал?
- Молодых… ну а кого ещё? Старики, они задами к своим взводам приросли, - отвечает зам, - хрен они к нам со своих должностей пойдут.
Докурили, и прапорщик стал собираться в полк. Надел китель и фуражку. Но перед тем как взять фуражку, он достал флешку. Ту самую, что там, на Талой, ему дала синекожая женщина. Он спрятал флешку в пластмассовую коробку из-под фуражки. Там никто её найти не должен.
- Вон ты как! – заметил Каштенков, когда Аким появился в столовой при полном параде. – Красавец.
- Нужно так, - пояснил Аким. – Сразу к Коротковичу пойду.
- Тогда и побриться надо, - советовал Саня.
- Обойдётся… Авось мне с ним не обниматься, – отвечал прапорщик. Но Настя, мывшая посуду и, конечно же, слушавшая их разговор, заявила:
- И вправду, побрился бы ты, Аким. А то с этой щетиной – ну истинно старый дед какой.
Пришлось ему бриться. А когда уже доехали до здания полка и, поздоровавшись со знакомыми казаками на входе, поднимались на второй этаж, Саблин и спросил у заместителя:
- Слышь, Сань, а он тебя тут не изводил?
- Кто? Короткович? – уточняет Каштенков. – Нет, я в полку каждый день был, без выходных. Хожу у него перед носом, то в коридоре, то в столовой встречу его. Он вроде даже довольный. А что…? БТР починил, заявку на стрельбы подал, стрельбы провёл, взвод два раза собирал…
- Два раза людей собирал? – удивился Аким.
- Ну да… - Саня стал рассказывать. - Один раз, когда списки на довольствие утверждал, второй раз, когда ездили на стрельбище, тяжёлое оружие проверять. Постреляли немножко. Полдня там пробыли. Потом с радистом новую рацию получали… Рация блеск! Я тоже немного поучился… Посидели, проверили с ним всё… А Короткович… Он же всё видит. Нет, за всё время, что тебя не было, он мне ни одного замечания не сделал.
- Значит, молодец ты? – усмехается Аким.
- Ну а как? – чуть самодовольно отвечает Каштенков.
«Ладно, сейчас послушаю, что мне про тебя сотник скажет».
Они как раз дошли до комнаты, на которой висела табличка «Шестая рота».
А там, за столами, сидели хорунжий Таран и хороший знакомый Акима вахмистр Капустин. Они с ним служили поначалу вместе, в одном отделении, и, как это принято, штурмовикк штурмовику всегда относится с теплом.
- А, командировочный! – Капустин протянул Акиму руку. Он улыбался старинному знакомцу.
- Здорово, Андрей, - Саблин пожал ему руку. – Ты теперь у нас?
- Ну не бросать же вас. Ваш Любавин на повышение в полк пошёл. Я буду за него, - смеялся Капустин. – Вот, послужим вместе, как в старые времена.
- Здравия желаю, - здоровается прапорщик с хорунжим.
- Здравствуйте, прапорщик, - нейтрально отзывается Таран. И тут же спрашивает с издёвочкой: – И надолго вы к нам?
- Надолго, - отвечает Аким; этот вопрос ему неприятен, но он не показывает вида.
- Мы очень надеемся, - продолжает Таран.
Саня тоже здоровается с командирами и садится к стене. А Саблин подходит к ещё одной двери. И спрашивает у Капустина:
- У себя?
- Стучи, - откликается тот.