Гном, убей очень много гитлеровцев!

Немного вспомним, что было.

Главный герой, Сани сын Гимли из клана Истинного слова, родился в одном из подземных городов Подгорного народа. Тот день — праздник Совершеннолетия— должен был стать самым радостным днем в его жизни. Он уже был в Священной пещере и приобщался к таинствам предков, как загремел тревожный гул сторожевого колокола — знак вторжения с Запада.

Сани встал в один строй с отцом остальными гномами, но, к сожалению, было уже поздно. Орки, исконный враг Подгорного народа, смогли тихо вырезать стражу на перевале, и ворваться в Город. Твари с подземных глубин разметали растерянную дружину, и начали резать испуганных жителей.

Он, как и остальные гномы, то же должны были умереть страшной смертью. Схватив со страху Священную кирку, Сани бросился на орков. Артефакт древних богов тут же придал ему сил и решимости, превратив его в полубога и неистового берсеркера. От каждого его удара рушились здания захваченного города, плавился металл, извергалась лава. С жуткими воплями в огне сгорали орки. С последним ударом Священная кирка открыла магический портал и отправила Сани в иное пространство и иное время.

В другом мире Сани очнулся в личине человеческого детеныша — подростке Саньке, сыне донбасского шахтера Федора Архипова и простой учительницы Прасковьи Архиповой. Сани нашел в этих людях свою новую семью, которая крепко любила его и двух его младших братьев. Конечно же, он старался отплатить им тем же, делая то, что у него получалось лучше всего.

Устроился на работу в шахту, где с помощью гномьего чутья, особых тайных способностей Подгорного народа, стал творить такое, что выглядело самой настоящей магией. В один из своих первых дней в шахте Сани смог спасти шахтеров, почувствовав скорый обвал. В другой день он «открыл» крупнейшее на Донбассе месторождение антрацита, ценнейшего полезного ископаемого этого мира. Через месяц у него открылась еще одна чудесная способность, о которой он слышал только в легендах древних гномов. Металл, который проходил через его руки, превращался в адамантий — металл Богов. Со временем все в его семье и жизни бы наладилось. Сани стал бы уважаемым известным шахтером, завел бы семью, детишек. Но в этот мир пришла страшная война. На его соотечественников напал враг, на знаменах которого был изображен орочьий кровавый крюк — свастика. Значит, понял Сани, он снова должен сразиться с исконным врагом — орками.

Казалось бы, что мог сделать обычный подросток, чтобы остановить страшную орду — миллионы опытных солдат, тысячи танков, самолетов и боевых кораблей? Что, взять винтовку и сесть в окоп, чтобы, если посчастливиться, убить одного или двух вражеских солдат? Нет, он мог превратить любой металл в адамантий, самый крепкий металл в этом мире! Пули из адамантия с легкостью пробивали каменные стены, бетонные коробки дотов, броневую сталь танков и боевых кораблей! Там, где нужны были другие танки и артиллерийские орудия, теперь нужен был лишь один боец с винтовкой! Танк из адамантия было практически невозможно уничтожить обычными снарядами. Самолет из него же был крепче, легче, мог нести больше вооружения.

И Сани стал «делать» адамантий. 12-ая армия Южного фронта, бойцы которой были вооружены пулями из адамантия, смогли затормозить наступление немцев на Донбассе. Бронепоезд, броневые плиты которого были из адамантия, в сражении за Артемовск смог уничтожить целых два танковых батальона. На Западном фронте с помощью патронов из адамантия Красная Армия сломала хребет наступающей на Москву немецкой группировке, полностью перечеркнув Блицкриг Гитлера.

Но в последнем бою на руках Сани погиб его отец. Тогда же из письма, выпавшего из кармана гимнастерки погибшего отца, он узнал о гибели его матери и младших братьев. После этого из него, словно вынули внутренний стержень. Сани потерял смысл к продолжению борьбы, жизни.

Сможет ли он вернуть этот смысл? Поймет ли он, что его клан, гораздо шире, чем просто семья? Вернется ли он к сражению с орками?

1

***

В лесу

Это была почти берлога – довольно просторная нора под корнями огромного дуба, засыпанная толстым слоем снега. Ход туда был прикрыт потрепанной фуфайкой. Внутри консервной банки с жиром едва теплился огонек, распространяя вокруг себя тепло. В самой дальней части норы лежал скрючившийся человек.

Берлогу соорудили бойцы-комсомольцы диверсионно-разведывательного отряда Западного фронта под руководством Бориса Крайнова. Найденного в снегу замерзающего красноармейца бросить они не смогли. Выкопали под вывороченным дубом нору, набросали побольше снега, и спрятали туда найденыша. Перед этим в рот ему влили грамм сто чистейшего авиационного спирта и положились на волю случая. Выживет — значит, судьба такая, а не — так на нет и суда нет.

— Кхе-кхе-кхе, — вдруг ожило неподвижное тело, закутанное толстой шинелью. В отблесках горящей свечи показалось серое, без единой кровинки лицо. Это был совсем ещё юнец, лет пятнадцати – шестнадцати отроду. — Кхе-кхе... Где я? Везде снег, снег, лёд... Это чертоги Подгорных богов? Священные Близнецы, это вы? А кто я? Я... Я... Я же Сани... Нет, Санька.. Да, да, теперь Санька Архипов.

И тут я все вспомнил! Словно окатило ледяной водой, так меня пробрало в этот момент. Вскочил, точнее попытался вскочить, сильно ударившись головой о твёрдый наст над головой.

— Я... Я снова один... Я один, как тогда... Я опять всех подвел...

Накатило жуткое ощущение, в котором смешались и чувство вины, горечь от потери и отчаяние. Сердце стучало, как сумасшедшее. Грудь сдавило с такой силой, что не вздохнуть.

— Я должен был их спасти... Я мог это сделать...

Шептал, задыхаясь. Кусал губы в кровь, не замечая боли.

— Но не сделал…

Задыхаясь, бился о ледяную корку своей берлоги. В бессилье царапал лед, пытаясь выбраться на свежий воздух.

Бесполезно, слишком ослаб.

***

В 40 километрах от села Петрищево Московской области (немецкий тыл)

27 ноября 1941 г.

Сколько себя помнила, Зоя всегда была такой. Порывистая, болезненно не переносящая любую несправедливость. С самого детства она то и дело таскала домой бездомных кошек и собак, возилась с выпавшими из гнезд воробьями, с ревом бросалась в драку со школьными хулиганами, когда они обижали слабых.

Категоричная, уверенная в себе, истово верящая в то, что говорила, Зоя ярко выступала с докладами на уроках, без пощады обличала хулиганов и бездельников на пионерских, а позднее и комсомольских собраниях. Всегда первой поднимала руку, когда нужно было принять участие в каком-нибудь общественно-полезном мероприятии. Без жалоб и нытья выходила в грязь и дождь на субботник, сбор макулатуры и металлолома. С готовностью помогала тем, кто просил помощи.

Родись на пару десятков лет раньше, Зоя Космодемьянская без всякого сомнения оставила бы яркий свет сначала в революционных событиях 18-го года, а затем и тяжелую годину Гражданской войны. Ее фигура, затянутая в комиссарскую кожаную тужурку, с ярко красным платком на голове и наганом в руке точно бы стала символом беспощадной борьбы с расплодившимися бандами в 20-е гг. Это про нее бы написал свой роман Островский, не пожалев красок, чтобы изобразить человека-идею, человека-символ, в котором воплотились мечтания целого поколения. Но она родилась позже, и на ее долю выпала пусть и короткая, но не менее яркая жизнь. Зоя, как и больше двух тысяч лет назад сын простого плотника из Назарета, пошла на смерть во имя того, во что она истово верила.

…Вот и в этот раз, вызвавшись в смертельную вылазку в тыл врага, Зоя не смогла пройти мимо замерзающего человека. Проведя рядом с ним несколько минут, она уже все для себя решила. Незнакомец, по виду чуть младше ее, был в красноармейской форме с винтовкой, а значит, свой, советский боец. Окончательно ее в этом убедили слова, которые в болезненном бреду снова и снова повторял подросток. Без всякого сомнения, он сражался с врагом до самого конца, не бросил свое оружие. Потеряв своих товарищей по оружию, он был в отчаянии и потерял всякую надежду. Как она могла пройти мимо и бросить его? Конечно же, никак!

— … Эй, товарищ? Ты меня слышишь? — диверсионно-разведывательная группа только вернулась с задания, и она сразу же «нырнула» в берлогу, чтобы проведать «найденыша». Переживала за него. Боялась, что не застанет его в живых. — Ты как себя чувствуешь? Стало получше? Холодно, наверное? Потерпи еще немного, сейчас кипяточку с сахаром похлебаешь, сразу отогреешься…

К счастью, боец был жив — при виде нее заворочался, застонал. Зоя подползла ближе, разворошила шинель, в которую был закутан незнакомец.

— Вроде получше, температура спала, а то вчера прямо огнем горел, — наклонилась и ладошкой коснулась лба парня. И правда, температура уже спала, а значит, идет на поправку. — Кстати, меня Зоя зовут, а тебя?

Девушка с любопытством вглядывалась в бледное лицо. Чего скрывать, ей очень хотелось узнать историю этого парня.

— Что? — он что-то прошептал, но она ничего не разобрала. — Повтори еще раз, — она наклонилась еще ниже, уже чувствуя горячее дыхание на своей щеке. — Зачем… Что, зачем?

— Зачем спасла? — взгляд незнакомца был пронизывающим, заставляя ее чувствовать что-то странное. — Надо было оставить в снегу. Пусть я бы замерз…

От охватившего ее возмущения Зоя так резко мотнула головой, что выбившиеся из под шапки косички взлетели вверх. Как можно так говорить, не понимала она.

— … От меня все равно нет толку… Они все погибли, а я остался. Понимаешь? Я должен был их защитить, спасти, а не смог...

— Не говори так! Ты боец Красной Армии, а значит, тебе все по силам, все по плечу! — с непоколебимой уверенность в голосе сказал она. — И как бы тебе не было тяжело, ты должен верить, что со всем справишься. Заруби это себе на носу, боец! — с улыбкой легонько щелкнула его по носу. — Хорошенько подумай над моими словами, а я сейчас схожу за кипятком. Выше нос!

Наружи ребята уже разожгли небольшой костерок и сгрудились вокруг него, вытянут в сторону огня руки. Хоть и замерзли, да и сильно проголодались, но настроение все равно было радостным, веселым. Ведь, за первый же день их отряду удалось сжечь аж три дома с ночевавшими там гитлеровцами и одну конюшню. Эмоции всех просто переполняли, до сих пор не могли успокоиться.

— ... А как они побежали после взрыва! Как тараканы! — уже в пятый или шестой раз со смехом вспоминал Лешка Смирнов. Балагур каких поискать, но как доходило дело до работы, менялся до неузнаваемости. Становился серьёзным, молчаливым. — Прямо в одних подштанниках побежали! Ха-ха-ха!

— Один-то, самый толстый, кричал, что это призраки напали! Ха-ха-ха! — улыбался командир отряда. — Бежал, наверное, до самого Берлина.

Зоя подошла к ним, и втиснулась поближе к огню.

— Зоя, как там наш найденыш? — командир ей протянул кружку с горячим сладким чаем, и она в ответ благодарно кивнула. — Оклемался немного?

— Да, ему уже лучше. Переживает только сильно. Говорит, всех его товарищей немцы убили. Жалко его, совсем один ведь остался...

Девушка встала, чтобы отнести чай в «берлогу», как командир её окликнул:

— Зой, ты же понимаешь, что мы не сможем его с собой взять? Завтра в Петрищево пойдем, а после нужно будет дальше уходить. С таким грузом мы не пройдем через немецкие посты.

Она насупилась, хотела сказать что-то грубое, но сдержалась, промолчала. Отвернулась, и пошла прочь.

— Зоя, — окрикнул её командир, но она не обернулась.

У «берлоги» девушка присела, и, придерживая горячую кружку, осторожно пролезла внутрь.

— А я вот горячего чая принесла, — она улыбнулась, встретившись глазами с незнакомцем. — Попей, чай горячий, сладкий, сразу согреешься. Тебя как звать-то?

— Сани... Кхе-кхе, — ответил тот, но сразу поправился. — Санька Архипов.

Зоя подула на чай, и медленно под несла кружку к его рту.

— Пей, а то остынет.

Он стал пить маленькими глоточками, а она смотрела на него и вздыхала. Подросток сейчас казался таким беззащитным, что хотелось провести ладонью по его вихрастой макушке, поплотнее укутать его шинелью.

— Теперь, Александр, все у тебя будет хорошо. Отогреешься, встанешь на ноги, и снова будешь бить врага, — девушка говорила с «железной» уверенностью, не давая же чуточку усомниться в ее словах. — Будь спокоен, мы еще им всем покажем. Так покажем, что до самого Берлина драпать будут. Слушай!

Она вдруг вскинула голову, словно что-то вспомнила:

— А давай с нами?! Смотри, что у меня есть!

Из-за пазухи вытащила старенький наган и с десяток патрон россыпью.

— Мы особый диверсионный отряд Красной Армии и находимся здесь с секретным заданием. И ты нам пригодишься! Я с Борей поговорю, он обязательно согласится...

И тут «найденыш» хмыкнул. Он взял в руки ее наган, «позвенел» патронами.

— С этим вы много не навоюете. Вот у нас были пулеметы, пушки, и то ничего не смогли сделать, а тут…

От негодования Зоя чуть не «закипела»! Как он, вообще, может так говорить?!

— Много ты понимаешь в оружии! Отдай обратно револьвер и патроны! — она требовательно вытянула руку. — Быстро!

Паренек почему-то замешкался. Как-то странно погладил револьвер, что-то едва уловимое сделал с патронами к нему, а после все и вернул. На какое-то мгновение Зое показалось, что наган с пулями нагрелись. Бред, конечно, мелькнула в ее голове мысль. Показалось. Он же держал оружие и патроны в руках, вот от человеческого тепла и нагрелись.

— Мы особый диверсионный отряд комсомольцев, все из нас вызвались добровольно. Мы уничтожаем дома с немцами, конюшни, машинно-тракторные станции, склады с горючим. Делаем все, чтобы земля под ногами гитлеровцев горела. А ты, ты… руки опустил, как обиженный ребенок. Советскому человеку нельзя так делать, а пионеру вдвойне нельзя. Ты ведь пионер?

Тот кивнул, правда, не сразу.

— Тогда тебе никак нельзя унывать! Никогда и ни за что!

Она говорила так, словно гвозди вбивала — резко, сильно, с одного удара и по самую шляпку. Сама верила в это, в каждое слово, от того речь и выходила заразительная, сильная.

— Только борясь с проклятыми гитлеровцами, ты сможешь отомстить за своих близких! Бей их, стреляй из винтовки, кидай гранаты, всеми силами уничтожай, чтобы даже их духа не осталось на советской земле! Все понял?

Паренек смотрел на нее завороженным взглядом, ловя каждое ее слово. Чувствовалось, что впечатлился.

— И не бойся! Ты больше не один! За тобой тысячи и тысячи советских людей, которые борются с врагом не жалею своей жизни! Знаешь, сколько таких диверсионных групп действуют в тылу врага? Сотни и сотни! Я сама видела, как сотни мальчишек и девчонок стоят у дверей военкоматов и просят, чтобы их зачислили в такой отряд! Представляешь, какая это силища?!

Ее глаза «горели» решимостью, руками она «рубила» воздух. Смотришь, и веришь каждому ее слову.

— Советский народ никогда и никому не победить! Ведь мы едины, мы вместе, мы монолит! В минуты страшных испытаний каждый советский человек встает, чтобы…

Зоя еще хотела что-то добавить, но ее позвали. Кажется, это был командир.

— Пойду я, а ты лежи, набирайся сил. Вот тебе сухари, — она сунула ему в руки мешочек с хрустящим содержимым. Случайно их руки соприкоснулись, и словно искра пробежала. Девушка с недоумением посмотрела на пальцы. — Как будто кольнуло чем-то… Ладно, отдыхай.

Вылезла, и у дерева едва не столкнулась с Крайновым.

— Зоя, иди поешь. Мы тебе оставили в котелке. А потом спать, завтра тяжелый день. Нужно отдохнуть, как следует, — парень коснулся ее плеча. — В Петрищево просто так не пробраться. Там кругом немцы, и всякое может случится. Может ты здесь в лагере останешься, за нашим найденышем присмотришь?

Едва Борис это сказал, как Зоя вспыхнула, как маков цвет. Дернула головой, и резко скинула его руку со своего плеча.

— Ты опять за свое, Боря?! Я же сказала, что я такой же боец отряда, как и все остальные! Как Леща, как Коля! И мне не нужны никакие поблажки! Понял?! Я хочу, как и все, бить врага, и буду его бить! Напомнить тебе, кто сегодня поджог два дома из трех? Ты не можешь меня здесь оставить! Не можешь…

Независимо вскинув подбородок вверх, девушка пошла к костру. И в каждом ее движении сквозила, как сильно она была возмущена этим предложением. Ведь, главным ее желанием было уничтожить как можно больше гитлеровцев, чтобы никто из них не смог и на шаг приблизиться к столице ее Родины! Это чувство было таким сильным, что в нем растворялось без остатка все остальное — страх смерти или увечья, голод и холод. Сейчас сама себе она напоминала стрелу, выпущенную из лука умелым лучником и летящую прямо в цель.

— Я пойду, обязательно пойду, — шептала она, упрямо сдвинув брови.

И словно в доказательство своей решимости, как можно крепче стиснула рукоять револьвера. Странно, но ей снова показалось, что наган буквально полыхал огнем. И правда, странно.

***

В 40 километрах от села Петрищево Московской области (немецкий тыл)

В «берлоге»

Она уже давно ушла, а я все еще был под впечатлением. Лицо ошарашенное, в глазах удивление.

— Настоящая воительница, как Дева-валькирия, служительница Подгорных богов из старых легенд…

Еще в том мире я любил слушать, как мама рассказывала мне о бесстрашных девах-воительницах, хранивших покой Подгорных богов. В детстве почти каждый вечер, если хорошо себя вел, я «получал» в награду новую историю о приключениях грозных валькирий. Засыпая под убаюкивающий мамин голос, представлял себе, как рука об руку с девами-воительницами сражаюсь против кровожадных орков. Они разили нечисть своими огненными мечами, я — собственноручно выкованным молотом.

Конечно же, я мечтал когда-то встретить валькирию наяву. И вот это случилось, правда не в моем родном мире, а в совершенно другом. Но разве это что-то меняло? Ровным счетом ничего!

— Такая же бесстрашная, как и в легендах... Даже не верится. А я… Я…

Мне вдруг стало жутко стыдно. Как я, вообще, мог ей жаловаться на трудности?! Как я смел говорить про боль и потерю близких? Ведь, вся жизнь валькирий — это каждодневное сражение, ежеминутная битва не на жизнь, а на смерть!

— Да, да, она не валькирия, но очень похожа…

Я конечно же понимал, что Зоя обычная девчонка, но от этой мысли становилось еще горше, тяжелее.

— Она правду сказала — я веду себя, как сопливый мальчишка.

Самому себе я сейчас напоминал гнома-несмышленыша, только-только спустившегося в шахту и пугавшегося каждого резкого звука.

— Разве такого для меня хотел отец?

Мне сразу же вспомнились его последние слова — «покажи им». Тогда я был потрясен, убит горем и толком не понял его слов. Но сейчас мне все становится совершенно ясным и понятным.

— Он не хотел, чтобы я сдался. Нет, он хотел, чтобы я боролся, чтобы я отомстил за его смерть. Он хотел, чтобы я за всех отомстил.

Я говорил, говорил, говорил, и мне становилось легче. Постепенно исчезал этот ком вины и безнадеги, который поселился внутри меня после гибели отца. Я снова видел цель, я снова понимал, что больше не один, что рядом со мной есть такие же, как и я. А разве для гнома это не главное? Разве ощущать себя частью большого организма, единой семьи не суть Подгорного народа?

— Такие, как и Зоя, то же моя семья. Да, да, да! Они то же борются против нечисти, против орков.

Сколько я так говорил сам с собой, не знаю. Может час, может два, а может и всю ночь. Только очнулся я тогда, когда через крошечное окошко в снегу, в мою нору стал попадать свет.

— Уже утро.

Шустро работая локтями, я выбрался наружу.

— Опоздал, они уже ушли, — у потухшего костра, и правда, никого не было. Остались лишь углубления в снегу и еловые лапы, на которых спали люди. — Ничего, ничего, догоню… Теперь все им покажу...