Странные порой попадаются названия населённых пунктов в нашей необъятной Родине: недалеко от моего родного посёлка в Пермском крае есть деревни Тупица и Глуша́та, а на другом берегу Камы – Пеньки. Ну ладно, с Глушатами хоть понятно - глухие места, Тупица – в тупике была, дальше дороги не было, а в Пеньках… Впрочем, про Пеньки тоже ясно, сложно у них там. А вот, например, есть такой посёлок Самодед в Архангельской области. Ну вот почему Самодед-то?! Там сам себе дед жил что ли? Велика и могуча русская топонимика… Ну а полевой лагерь Токшинской геофизической партии находился в деревне с живописным названием Грязо́во.
Первый год в качестве инженера-геофизика я отработал в Ненецкой геофизической партии в городе Нарьян-Маре. Тундра, северные сияния, полярный день с полярной ночью, олени на улице, грибы под окном, койка в общежитии – что может быть лучше для молодого специалиста?! Ну разве что северный и полярный коэффициент к зарплате, приятно утяжеляющий кошелёк в день зарплаты. К сожалению, всё хорошее когда-нибудь, да заканчивается. Весной 1991 года Ненецкую партию неожиданно закрыли и меня перевели в Новодвинскую геофизическую экспедицию в город Новодвинск Архангельской области.
В Новодвинск я не хотел. Вообще. Дышать там нечем – Архангельский целлюлозно-бумажный комбинат соврать не даст, тундры нет, полярку не платят. Что там делать? Нет, мне, конечно, выдали ордер на новенькую квартиру в только что построенном доме на улице Советов, но в то время для меня это был очень слабый аргумент: я-то хотел романтики, а не вот это вот всё! Да, такое тоже бывает, особенно в те времена да по молодости! Но соглашаться всё же пришлось, да и кто молодого специалиста то спрашивать-то будет.
Явился я в Новодвинскую экспедицию и тут же был направлен на работу в Токшинскую геофизическую партию. Работала эта партия в районе Плесецка, где занималась поисками медно-никелевых руд. Практически с порога меня отправили в деревню Грязово Плесецкого района. «Многообещающее название…» - уныло подумал я и спросил:
– А что я там делать буду?
– Приедешь, найдёшь начальника отряда, он тебе всё объяснит, - ответил мне начальник партии.
Быстро сказка сказывается, да не быстро поезд едет, особенно если это пригородный поезд Архангельск – Пукса. Добирался я до Грязово часов шесть, пришёл на базу партии голодный и уставший, а там суета: бригада геофизиков на выброс собирается.
Выброс — это когда до работы приходится ходить километров по 5, а то и больше, и тогда проще устроиться где-нибудь в лесу маленьким лагерем на несколько дней, чем таскаться туда каждый день.
Естественно, что начальник отряда очень «обрадовался» свалившемуся ему на голову молодому специалисту. Поэтому, как и полагается радушному хозяину, сунул мне ключи от продуктового склада и от нежилого балка́, в котором мне предстояло жить. После чего торжественно вручил электроразведочную станцию АЭ-72 и ткнул пальцем в двух мужичков, слоняющихся по лагерю: «Это твои рабочие будут». Дальнейший наш диалог выглядел примерно так:
– ВЭЗ делал?
– Нет.
– АЭ-72 в руках держал?
– Видел.
– Учебник у меня в балке́, инструкция к прибору там же, посуду по лагерю поищи, продукты на складе - не забывай записывать, что берёшь. Рабочие участок покажут. Ну, пока, счастливо оставаться.
С этими словами начальник со своими орлами забрался в вахтовку и свалил на поиски медно-никелевых руд, оставив меня, как написали бы в 19 веке, в расстроенных чувствах. А попросту говоря, офигевшим.
Начать я решил с обустройства своего жилья: ничто так не настраивает на работу, как возможность вернуться в чистый дом. Бало́к свой я помыл и почистил, а походив по базе, нашёл чайник, пару кастрюль, эмалированный дуршлаг и даже подушку. Естественно, всё это катастрофически грязное. Ну да где наша не пропадала!
Я растопил летнюю кухню, т.е. печку, вытащенную на улицу, обложенную кирпичами и укрытую сверху тентом, бухнул на неё таз с водой, куда закинул стираться выпотрошенную подушку, а перья из неё выставил сушиться на солнышко в другом тазу. Эмалированную посуду я закинул в горящую печь на угли – замечательный способ счистить с неё нагар и любую грязь. Очень рекомендую – дёшево и сердито. Только алюминиевую посуду так чистить не советую. Расплавится.
Пока подушка варилась на костре, я заглянул в продуктовый склад и чуть было не разрыдался. Избалованный изобилием армейских складов Нарьян-Мара, откуда нам выдавали продукты в поле, я совсем забыл, что на дворе у нас 1991 год, который жёстко прошёлся по полкам и ларям продуктового склада. Полмешка вермишели, бочка с солёной селёдкой, пара килограмм сахара да несколько ящиков консервированных борщей – не очень-то много на месяц работы. Правда, на складе было ещё огромное количество турецкого чая, не очень вкусного, зато в больших и красочных упаковках. А вместо тушёнки – по 4 банки зельца, который работяги радостно назвали «сиськи-письки и хвосты», что было очень близко к истине.
Ну ладно, с хозяйством разобрались, с продуктами тоже. Осталось только с работой разобраться. А с работой всё было весьма сложно. То есть теоретически я, конечно, представлял, что такое ВЭЗ, и даже умел провести хорошую качественную и количественную интерпретацию полученных результатов, но вот с практикой был полный швах - пара сделанных на учебной практике точек в памяти моей практически не отложились.
Итак - в чём, собственно, смысл ВЭЗ? Любая горная порода имеет сопротивление, и когда мы загоняем в землю электрический ток, то он, проходя сквозь землю, возвращается к нам обратно весьма сильно изменённым. Чем больше сопротивление породы – тем меньше электричества доходит обратно. На этом и основан ВЭЗ – вертикальное электрическое зондирование. Два рабочих расходятся от центра установки, таща с собой провода, подключенные одним концом к здоровенной батарее (чем больше заряд, тем тяжелее батарея глубже можно заглянуть в землю), а на другом конце – к электродам: здоровенным металлическим штырям, которые рабочие втыкают в землю через определённые расстояния. В центре сижу я в окружении электрических батарей, катушек с проводами, приёмной линии и с прибором АЭ-72. При помощи этого аппарата я пускаю по проводам ток, и ловлю возвращённый сигнал, после чего рабочие идут дальше. Чем дальше рабочие уйдут от центра, тем больше будет глубина зондирования, а по кривой ВЭЗ, нарисованной в журнале, можно будет рассказать о том, что творится прямо у нас под ногами, причём довольно точно. Особенно если знаешь хоть немножко о геологии района. Наша установка была рассчитана на километр глубины, т.е. работяги расходились в стороны на километр на каждой точке. Далеко, конечно, зато 19 рублей на троих за каждую точку – в то время это было весьма неплохие деньги.
Вроде бы ничего сложного, но поначалу путались все: рабочие пролетали мимо нужных меток, я ошибался при расчётах, все вместе путались в проводах. За первые три дня мы сумели сделать всего с десяток точек, две из которых были забракованы приехавшим на базу главным геофизиком Ювеналием Павловичем. Он-то и поставил мне нормальную работу: объяснил ошибки и показал пару приёмов, значительно упростивших работу. Так начались трудовые будни.