Голос

Не хотелось Светлане ехать, тем более в канун праздника. Она вообще не любила этот маленький городишко, из всех достопримечательностей которого, только треугольник из заросших парков с: тюрьмой, психлечебницей и старым кладбищем, с полуразвалившейся часовней по середине, как памятником застывшей безысходности. Город алкоголиков, безработных, старости, пенсионеров и серой безнадеги. Ни работы, ни досуга, одна только скука, запах перегара и нафталина.

Но деваться некуда. Бабушка Лена заболела, и надо посидеть с ней до завтрашнего вечера, пока не приедет мама. Вот же угораздило родительницу уехать в такой момент в командировку! Но что поделать, если достаток в семье (помады, наряды и фитнес), зависит только от ее зарплаты? Приходится терпеть неудобства не очень старательной студентке, не имеющей своего дохода. Но даже не это главное… Впереди Новый год, и провести его придется в обществе стонущей старушки, и отвертеться не получится. Дочерний долг, будь он не ладен.

Красивая, девушка, любящая жизнь. Стройная шатенка с длинными, распущенными волосами по меховому воротнику, в красных сапожках на высоких каблуках, в коричневом коротком, пуховике, не скрывающем стройные ноги, с огромными карими, в легкой поволоке затаенной страсти глазами, под черными нарощенными ресницами. Пухлыми, ярко накрашенными в цвет кровавой страсти губами, готовыми к поцелую, и вздернутым, капризным носиком, сошла на перрон из последней на сегодня, прибывшей из столицы электрички. Единственная пассажирка вышла из полупустого вагона, никто больше не спешил в провинциальный городок этой ночью.

Ее встретила легкая поземка по заметенному, скрипящему, подмороженным легким морозцем снежком, перрону, и ржавое, вычурное, покрытое изморозью ограждение. Кружили снежинки, подсвеченные покачивающимися на ветру, мигающими коротким замыканием фонарями, на столбах, вдоль железнодорожного полотна, убегающего в ночь, и словно уносящего с собой в прошлое Старый год. Одноэтажная, облезлая осыпавшейся штукатуркой, будка билетера, с черным стеклом за решёткой и сугробом на крыше. Все, как обычно, ничего здесь не меняется из года в год.

Бабушка жила на самом краю города, в однокомнатной квартире, в кирпичной пятиэтажке на первом этаже, и идти до нее не очень далеко. Минут двадцать быстрым шагом, и здравствуй запах лекарств, старости и обшарпанный, раскладной диван с серым постельным бельем для ночлега.

Пирогов сегодня не будет, старушка совсем сдала, и не печет в последнее время, все больше лежит, стонет и жалуется на болячки. Светлане придется терпеть целые сутки, нравиться это, или не нравиться. Выносить «утку», кормить, поить чаем, и никуда не денешься, долг, будь он не ладен. Скорее бы мама вернулась.

Железнодорожная станция, по задумке какого-то извращенца-архитектора, находилась на отшибе, и чтобы попасть в город, надо было пройти по тропинке в лесу, названном местными острословами в насмешку: «Парком надежды», или же по окружной дороге. Но это слишком далеко, и потому ее ждут дебри смешанного леса, заросшего колючим, непроходимым кустарником, засыпанным сугробами, и утоптанная многочисленными пассажирами тропа.

По ночам, пройти можно было только с включенным фонариком, так как даже полная луна в безоблачном небе, не пробивалась сквозь переплетенные кроны вековых деревьев, оставляя мрак ночи нетронутым, да еще и дикие жители леса, наполняли пространство жутью своих уханий, смеха и воя.

Ко всему этому Света давно привыкла. С самого детства мама возила ее сюда, навещать одинокую родственницу. Даже кладбище, вдоль которого вела тропа не пугало девушку, и высокий забор психлечебницы, по другую руку, не вызывал особого трепета. Все это пусть и неприятная, но обыденность. Конечно, ночью все воспринимается немного по-другому, и страх сам собой, не спрашивая согласия, покрывает тело мурашками, но тут уж делать нечего, надо идти.

Он стоял, прислонившись к ржавому ограждению перрона и курил. Что тут делал в это время мужчина, непонятно? Последняя электричка привезла Светлану и ушла, а следующая только утром. Странный тип. Высокий, ссутулившийся, видимо замерзший на холодном ветру. Серая стеганная куртка с надвинутым на лоб капюшоном, из-под которого выглядывает подсвеченное огоньком сигареты бледное, с хищным, горбатым носом лицо, джинсы и высокие сапоги.

Светлана не любила мужчин, которые одевались как подростки, а этот был именно таким. Полуспортивная одежда, да еще и руки в карманах, придающие спине вид субтильной согрбленности. Кого он ждет? Но в общем-то какое ей дело? Надо идти к бабуле.

Она включила фонарик телефона, и ступила на заснеженную тропинку ведущую в лес.

***

— Ты должен ее поймать, и совершить ритуал, пора усилить себя мой мальчик, — как же приятно вновь слышать этот глуховатый, рычащий голос. Его невидимый учитель, отец, он с ним всю жизнь, с тех самых пор, как Максим промочил ноги и заболел. Тогда, в его далеком детстве, когда он был еще простым ребенком, болезнь, бьющая мелкой дрожью, покрытое липким потом тело, отключила сознание, погрузив во тьму, и появился он.

Зазвучал ласково и требовательно одновременно, в воспаленной голове уверенный рык. Указал путь к мерцающему в подсознании свету, по залитой черной кровью пустоте, объяснил, что теперь он не человек, а волчонок, и что ему надо расти. Мальчику стало легче, и он очнулся, чтобы никогда уже не быть прежним, и голос остался с ним.

Он учил, рассказывая, что мир делится на волков и овец, и что он выбрал именно его, так как заметил в нем задатки того, кто достоин стать истинным охотником, но нужно заниматься и слушать советы.

Юный Максим после болезни изменился. Стал серьезнее относиться к учебе, записался в секцию восточных единоборств, и много времени уделял тренировкам. Одно только беспокоило его маму: сын замкнулся в себе, стал раздражительным и нелюдимым, и больше не откровенничал как раньше, но она списала все эти изменения, на меняющий характер проблемный возраст, и успокоилась. Главное жив.

Голос восхищался успехами мальчика, называл его гением и сыном, а однажды сказал, что пришло время познать себя. Начались все с соседской кошки, доброго доверчивого зверя, легко поддавшегося искушению куском колбасы, пойманного, и унесенного за гаражи, в укромное место. Максим с трепетом перерезал мурлыкающее горло, и пил, захлебываясь теплую, солоноватую кровь, наслаждаясь необычным вкусом, и своей первой победой.

Тогда он узнал новое слово: «Шизофрения». Мама, увидев приведенного соседями, измазанного в крови сына, вызвала скорую. Дядька-врач, с черными на выкате глазами, дал таблетку, и голос, который никогда не покидал мальчика, пропал.

Жить стало скучно. Никто не хвалил его, не учил как надо поступить, в той или иной ситуации, и самое главное, не называл сыном.

Максим нашел способ как обмануть глупого медбрата приносящего лекарства. Пилюля пряталась за щекой, и отправлялась потом в горшок с цветком, а вновь появившийся голос говорил, что он молодец, и объяснял, что надо быть осторожнее во время охоты, и не попадаться на глаза. Люди — это пугливые овцы, и даже матерого хищника может затоптать стадо травоядных.

Он научился прятаться, и научился притворяться, он доказал врачам, что выздоровел, и был отпущен из клиники домой.

Вторая добыча, даже не поняла кто ее убил. Одноклассник Коля, был доверчивой овцой, как и та соседская кошка. Максим заманил его в старую, разрушенную церковь, рассказав глупую сказку про зарытый там клад, и заставив нагнуться, над брошенной загодя дешевой брошкой, перерезал осколком бутылки горло.

Это было так восхитительно. Он почувствовал себя настоящим охотником, истинным волком, а эта кровь не входила ни в какое сравнение с пресной кошачьей. Настоящая, сладкая, человеческая. Он приник к вырывающейся из артерии толчками, темно красной жидкости губами, и лакал, захлебываясь от удовольствия, как зверь. «Только истинный волк может оценить этот вкус», — сказал удовлетворенный голос, и Максим был счастлив.

Труп он зарыл под разрушенным алтарем, завалив камнями, умылся принесенной с собой в пластиковой бутылке водой и ушел, как ни в чем небывало домой. Это была его первая охота и первая победа. Волчонок поверил в себя, в свои силы, и теперь никто не сможет его остановить.

Полиция искала маньяка, появившегося в областном центре, с регулярностью убивающего детей от семи, до двенадцати лет, но не находила никаких следов. Никто даже не мог подумать на аккуратного, немного замкнутого в себе отличника, ничем не отличающегося от своих сверстников, а Максим умел притворяться, голос его хорошо учил. Крови хотелось все больше и больше, а голос объяснял, что это потому, что он растет, и сыну, для развития, надо много смертей.

В один из дней, когда зверю исполнилось двадцать, голос сказал, что пришла пора пройти ритуал перерождения из волчонка в истинного волка…

***

Мужчина швырнул под ноги окурок, оторвался от ограждения, и пошел следом. Заметив это, Светлана прибавила шаг. Никогда в провинциальном городе не слышали, ни про насильников, ни про маньяков, но мало ли? Происшествий в городе конечно было много, полиции времени скучать не давали, но все преступления отличались исключительно бытовыми мотивами, или алкоголизмом, так что вроде бояться нечего, она же не жена и не собутыльник, но однако неприятный холодок, пробежал вдоль спины девушки.

Она оглянулась. В темноте, рассмотреть то, что происходило сзади невозможно, звука шагов вроде не слышно. Мужчина отстал, или вообще даже не думал идти за ней следом, а зашел по нужде за ближайший куст, да потом вернулся на перрон, и она зря волновалась: «Странный тип. Чего ему вообще понадобилось ночью на перроне?».

Светлана улыбнулась собственным страхам, как внезапно накатившим на нее, так и внезапно сбежавшим под напором логики. Она уверенно пошла дальше, но треск сломавшейся под чьей-то ногою ветки, заставил вжать голову в плечи, и обернуться, выставив вперед как щит, телефон с включенным фонариком.

Прямо перед ней, в луче мертвого, голубоватого света, застыло бледное лицо мужчины, с хищным носом, ощерившегося жуткой улыбкой, кровавых губ, открывающих белые зубы.

Крик, прострелившего душу страха, вырвался вместе с выдохом, из заколотившейся бешеным сердцем груди, она швырнула в черные, нечеловеческие глаза телефон, и бросилась бегом прочь, воя от ужаса, а топот тяжелых ног сзади преследовал ее, и не думал отставать.

— Стой! — Раздавшийся неожиданно голос едва не лишил сознания. — Да стой ты! Глупая!

Это последнее, что она услышала. Чьи-то сильные пальцы схватили ее за каблук сапога, и чувствуя, как срывается под мертвой хваткой обувь с ноги, девушка споткнулась, и кувыркнувшись тряпичной куклой в сугробе, почувствовав острую, пробившую ножом убийцы боль в ушибленном колене, упала, потеряв сознание.

***

Голос велел найти волчонка, но еще не выросшего в полноценного волка зверя, а щенка, едва оторвавшегося от соска матери. Как это сделать он не объяснил, но сказал, что без этого, в ритуале никак не обойтись.

Вариантов существовало два. Первый, это украсть, или купить, договорившись в зоопарке, но поразмыслив Максим откинул его в сторону. Второй, это стать охотником и поймать. Он остановился на втором.

Собрать все справки, для энергичного молодого человека, не составило большого труда, даже обмануть психиатра, попытавшегося придраться к детскому проступку, когда-то омрачившему безупречную репутацию, удалось довольно легко, сославшись на прошедшие годы и вполне удачное излечение.

Купить оружие оказалось сложнее, стоило оно не дешево, а парню, не три года назад окончившему школу, еще не определившемуся с выбором профессии, и сидящему на шее у матери, заработать такие деньги трудно и долго.

Оставался только обман. Но кто поверит и не станет сомневаться? Конечно же мать. Он сыграл на ее чувствах. Ей всегда хотелось, чтобы сын стал физиком, и обрадовав наивную родственницу, что наконец-то определился, и собирается поступать в столичный университет, он посетовал, что туда огромный конкурс, и честно не поступить, но сын все же нашел лазейку. Надо только дать взятку. Большую взятку.

Оформленный под будущую учебу своего отпрыска кредит, решил все проблемы. Вожделенное ружье появилось у Максима в тайнике, в землянке, в лесу. Что же до будущей учебы, то до этого момента, когда надо будет отчитываться о затратах, еще целый год, и за это время он найдет способ как избавиться от лишних вопросов.

Новичкам везет. Охота удалась. Раненная волчица рычала и жалобно скулила, пытаясь заглянуть в глаза, прося пощады себе и детям, и он с наслаждением перерезал ей глотку, напившись крови. Двоих волчат просто пристрелил, а третьему перетянув морду и лапы, отнес на кладбище.

Для ритуала нужна была старая, заброшенная могила, и он ее нашел. Там, под двумя метрами земли, лежал такой же как он, волк, закончивший земной путь, и мечтающий соединиться с Максимом в единую сущность. Парень чувствовал его присутствие, он точно знал, что там лежит собрат, и голос подтвердил, что он прав, в выборе места.

Положив волчонка на заросший холмик, Максим завыл, задрав подбородок к небу, и медленно с наслаждением отпилил голову щенку охотничьим ножом. Умыв лицо и руки кровью, он облизнул пальцы и рассмеялся, почувствовав, как еще одна сущность поселилась в его душе, сделав еще сильнее и хитрее внутреннего зверя. Теперь он настоящий волк, а вокруг стадо овец. Они не люди, они корм.

***

В чувства Светлану привели холодные брызги в лицо. Она открыла глаза и зажмурилась. В лицо бил яркий, ослепительный луч света, и, кроме него, она больше ничего не видела.

— Очухалась, — раздался из ни откуда голос мужчины, и заперебирав ногами девушка попыталась попятиться, но у нее ничего не получилось, она сидела, в сугробе, опираясь спиной на что-то холодное и твердое, больно давящее на позвоночник. — Куда?! Ты что дура? — Рыкнул смешком все тот же голос.

— Не убивайте меня, — вырвалось с потоком слез рыданье из груди девушки. — Возьмите все, я на все согласна, только пощадите. Молю!

— Ну точно дура, — луч света на мгновение оставил в покое глаза Светы, и выхватил из тьмы лицо преследователя. Тот с каким-то сожалением смотрел на нее едва сдерживая себя от смеха. — Ты не в моем вкусе красавица, я попышнее люблю, и поскромнее. Тебя что, некому встретить было? — Не делая переходов на пояснения спросил он. — Чего одна ночью через лес поперлась? У нас тут в последнее время не спокойно.

— Зачем вы меня преследовали, — девушка поняла по тону говорившего, что ей ничего не угрожает и немного осмелела.

— Не преследовал, а провожал, — хмыкнул в ответ незнакомец.

— А вы вообще, кто? — В глаза ей вновь ударил луч света. — Да уберите вы наконец этот фонарь.

— Лев я. Знаешь такого царя зверей? — Он отвернул слепящий глаза телефон в сторону. — И давай на «ты». Идти сможешь?

— Я не разговариваю на «ты», с незнакомцами, — она надула обидой губы. Светлане был неприятен этот наглый мужик, подкравшийся сзади, напугавший, и теперь еще издевающийся. — Ты даже не поинтересовался, как меня зовут, а уже на ты обращаешься.

— А мне без разницы, — он рассмеялся. — Моя задача тебя до города проводить, а знакомиться мне не интересно. Ты сама по себе, а я сам по себе.

— Это с чего такая забота? — Она скосилась на подсвеченное снизу лицо, делавшееся от этого мистически-жутким, похожим на голый, скалящийся череп.

— По долгу службы, — он оглянулся. — Еще раз спрашиваю: «Идти можешь?»

— Не знаю, — девушка попыталась встать, но резкая боль прострелила колено, и она вскрикнув, вновь упала в снег.

— Понятно, — почесал затылок Лев. — Посиди тут немного, я быстро.

— Ты куда? — Она схватила его за рукав толстовки.

— Тут сторожка неподалеку. Там у меня тайничок есть с зеленкой, бинтами, и еще кое-чем. В виду последних событий обзавелся. — Он довольно мило улыбнулся. — Только не замерзни, и не убеги никуда, ты это любишь.

— А мы где вообще? — Она оглянулась, но темнота не давала рассмотреть местность.

— На кладбище, где еще? — Лев удивленно вскинул брови. — Ты что, не местная?

— Бабушка у меня тут. Я часто приезжаю, дорогу хорошо знаю, просто темно очень. — Непонятно почему смутилась она. — Не видно ничего, вот и не поняла.

— Понятно, — буркнул он то-ли ей, то ли своим мыслям. — Ладно, посиди тут, и никуда без меня не уходи, я быстро.

Он беззвучно, как приведение растворился в ночи, и Светлане вдруг стало так страшно, что девушка заплакала, едва сдерживаясь, чтобы не заорать, и не вернуть его назад. Неприятный, незнакомый человек, но с ним она чувствует себя как-то увереннее. Что он там говорил про «Неспокойно?», — она оглянулась, попытавшись всмотреться в ночь. Странно все это…

***

Он убивал. Много, самозабвенно и с наслаждением. Последнее время он пристрастился к мясу своих жертв. Теплому, сочащемуся, ласкающему солоноватым вкусом язык, запиваемому свежей кровью из перерезанного горла. Отрезал небольшой кусочек, закидывал в рот, и с наслаждением жевал, причмокивая, и не было для волка ничего приятнее этого вкуса.

Он изобрел собственный знак, и теперь оставлял на груди жертвы, ее же мертвую голову. Голос похвалил его за это. Он сказал, что Максим делает все правильно, стадо овец должно бояться своего пастуха, ведь без страха не бывает уважения.

Зверь наслаждался жизнью и охотой, и только одно омрачало его существование, его собственная мать. «Убей, — посоветовал голос. — Она помеха, она не дает тебе вздохнуть полной грудью. Ты любишь сырое мясо, а она пичкает тебя по утрам молочной кашей. Это преступление кормить волка пищей овец, а за преступление надо платить жизнью».

Он избавился от нее без сожаления. Вывез в лес, яко бы по грибы и зарезал, как резал всех своих жертв, но только не выставил тело на показ, а закопал в овраге. Сам пришел в полицию и подал заявление о пропаже. Ответил уверенно на несколько вопросов, даже поплакал, вполне искренне, вызвав сочувствие следователя. Его не заподозрили, и через год дело прикрыли, по-тихому сплавив в архив. От ныне волк был свободен от обязательств и счастлив. Жизнь заиграла новыми красками, и голос радовался с ним, называя талантливым учеником и сыном.

Полиция всей страны сбилась с ног, разыскивая серийного маньяка, но тот с ловкостью, как-то даже элегантно, ускользал из расставленных сетей. Ни одной зацепки. Он никогда не грабил жертв, и не мог попасться на сбыте, он только убивал. Он не оставлял следов, делая все аккуратно. Множество прочитанных книг, на специфическую тему, подсказанных голосом, научили его конспирации.

Он был смел, ловок, силен и умен. Поддерживал физическую форму в тонусе, до исступления занимаясь гимнастикой. Много читал. На дело шел в неприметном спортивном костюме, в маске и хирургических перчатках, которые сразу уничтожал, предавая улики огню. Денег хватало, он продал квартиру, и на эти средства путешествовал. Зачем жилье одинокому волку? Оно привязывает к одному месту и только помеха свободе.

В этот раз он решил поохотится здесь. Как только сошел на перрон, так тут же голос сообщил, что лучшего места не найти, и Максим с ним согласился. Этот городок словно звал его удачным расположения дороги, идущей от полустанка к первым домам по лесу вдоль кладбища. Тут можно было еще раз провести ритуал, и добавить себе звериной силы, от ушедшего в небытие собрата. Волк уже подобрал правильную могилу. Только теперь на заклание должен был отправиться не волчонок, а человек, и обязательно женщина. Кто лучше всего подарит ему силу, как не тот, кто дает человеку жизнь?

***

— Пух! — Материализовался беззвучно, как привидение из темноты Лев, подсвечивая себе лицо снизу фонариком из телефона.

— Дурак! — Светлана в истерике швырнула ему в лицо ком снега. — Решил убить меня, маньяк чертов! Я едва не умерла со страху. Ты крадешься как зверь.

— Извини, пошутил неудачно, — кажется он потупился, и скорее всего покраснел, во всяком случае девушке почему-то захотелось в это поверить, но ночь скрывала краски, делая все вкруг одноцветным. — Так я и есть зверь, — он зарычал. — Я Лев, если ты, конечно, это помнишь. Захотелось как-то тебя взбодрить.

— И ничего умнее не нашел, — адреналин выплеснулся из нее неожиданным смехом, больше похожим на истерику. — Жаль у меня камня под рукой не оказалось, я с удовольствием бы тебе размазала хищный нос по щекам.

— Почему хищный? — Удивился он. — Мне всегда говорили, что у меня благородный греческий профиль.

— Врали, — еще сильнее рассмеялась Светлана. — У тебя не нос, а шнобель.

— Будем считать, что я обиделся, и за это перевяжу тебе ногу. — Он вынул из кармана моток бинта, и почему-то оглянулся, внимательно посмотрев в ночь, словно почувствовав что-то, но быстро взял себя в руки. — Давай, показывай свое красивое колено. — Луч фонарика из телефона выхватил из мрака распухший сустав. — Да. Угораздило же тебя так растянуться. Вот скажи, где были твои мозги, бежать в полной темноте, да еще по лесу? Не мудрено за корягу зацепится под снегом.

— На тебя бы я посмотрела, когда из темноты такая жуткая рожа выскочит? — Огрызнулась девушка.

— Я снова обиделся. Будешь так себя вести, оставлю тут, у ограды кладбища, охранять сон покойников, а сам уйду. Мое дежурство вообще-то закончилось. Мне надо было дождаться последнюю электричку, проводить через лес пассажиров и с чистой совестью идти домой спать. Меня мамка ждет с пирогами, и волнуется, а тут ты свалилась на мою голову.

— Вообще-то ты сам виноват, нечего было выпрыгивать из темноты, как черт из табакерки. — Она скосилась на сосредоточенно пыхтящий над ее ногой профиль парня. «А не такой он и страшный, даже симпатичный, если присмотреться. Видно, что мамку любит. Но дурак.». — А что такое случилось в городе, что приходится дежурить такому мужественному герою, как ты? — Усмехнулась ехидно Света.

— Поверь, что это совсем не смешно. Маньяк у нас появился, тот, которого безуспешно по всей стране ловят. Девчонку он тут недалеко убил, и знак свой оставил, голову на груди трупа. — Не отрываясь от своего занятия объяснил как-то спокойно, словно это обыденность, парень.

— Жуть какая. Я что-то слышала о нем, в новостях предупреждали быть осторожнее. — передернула плечами Светлана.

— Согласен. Жуткая тварь, безжалостная и ловкая. Мечта у меня, поймать ее, и убить, вот и караулю каждую ночь. — Лицо Льва исказила мечтательная гримаса какого-то затаенного желания. — Зарезать. — Хищно выдохнул он последнее слово, и девушка похолодела от ужаса. Ей показалось, что глаза парня, в свете фонарика, блеснули адским огнем. Нервная дрожь пробежала мурашками по коже. — Ты чего? — Он заметил ее состояние и улыбнулся. — Не бойся, пока я рядом, тебе ничего не грозит.

***

Ему мешали. Этот мужчина явно был лишний здесь. Свидетели охотнику не нужны, от них надо избавляться. Но как незаметно это сделать. Тот все время рядом и на стороже. Волк чувствовал, что это по его душу пришли, и мудрый голос в голове это подтвердил, а тот никогда не ошибается.

Могила давно готова, снег на холмике расчищен, осталось накрыть стол, но ночь перевалила уже за середину и осталось совсем немного времени, когда небо начнет сереть, а он никак не решит, что делать с мешающей ему овцой. Можно, конечно, перенести ритуал на другой день, подождать пока успокоится паника в городе, где он недавно убил наивную девчонку, поверившую в сказочного принца, который пришел за ней вытащить в светлое будущее, подарив любовь и семью.

Какие они глупые, эти провинциальные девчонки. Помани пальчиком, позвени перед носом ключами от престижного автомобиля, обязательно небрежно продемонстрировав логотип на брелке, и она побежит за тобой поскуливая от нетерпения, даже не задумываясь над тем, что ты ведешь ее убивать. Глупые, но вкусные, и их много.

Нет, откладывать он не будет, уж очень хочется сегодня крови. Надо действовать здесь и сейчас. Голос подтверждает его решение, и даже настоятельно советует не медлить.

До этого дня, он еще не убивал сразу двоих, да еще один из которых, пусть и травоядный, но охотник. Он пытается поймать волка и не знает, что сам скоро умрет. Так сказал голос. Это будет великий подвиг, который наградит зверя великой силой духа, и добавит уверенности себе. Да и приятный коктейль из крови мужчины, и женщины одновременно, это так необычно. Риск стоит такого удовольствия. Тем более, что его уже заметили, и момент истины сейчас наступит. Волк утолит вечный голод.

***

— Не делай резких движений, и не крути головой. Веди себя как обычно. Не бойся. «Тут кто-то есть», —прошептал неожиданно Лев, все так же спокойно перевязывая ногу Светланы.

Что стоило ей остаться невозмутимой, и не подпрыгнуть в панике от такой новости, знает только сама девушка. Она изобразила на лице улыбку, больше похожую на оскал боли, и нервно кивнула.

Скрип приминаемого снега под чьими-то тяжелыми шагами, послышались со стороны города. Кто-то шел не скрываясь, и вполне уверенно. Лев резко перекинул в ту сторону луч фонарика, и тот выхватил приближающуюся фигуру мужчины.

— Не светите пожалуйста в глаза, это очень неприятно, — незнакомец прикрыл ладонью лицо и поморщился. — У вас что-то случилось? — Подошел ближе ночной гость.

Молодой, высокий, широкоплечий парень лет двадцати пяти, с внимательными строгими голубыми глазами, склонился над плечом Льва, перевязывающего ногу Светланы. Блондин приятной наружности, с выбивающийся челкой из-под меховой шапки, с доброй улыбкой, не соответствующей напряженному, недоверчивому взгляду, в котором читался вопрос: «Вы кто?». В теплом полушубке, по покрою, напоминающему полевую форму военного, он скосился на перевязывающего ногу Льва.

— Ногу девушка подвернула, я мимо шел, заметил и решил помочь, — ответил на немой вопрос тот. То, что сказал не всю правду Лев, Свете не понравилось. Зачем скрывать? Но тут она вспомнила про маньяка, промышляющего своим кровавым делом где-то в округе, и поняла, что ее новый знакомый просто не доверяет гостю, и затеял какую-то игру. — А вы какими судьбами в ночном лесу? Если не секрет? — Между тем поинтересовался новый знакомый, медленно отодвигаясь немного в сторону.

— Служба, — пожал плечами гость. — Вы, кстати, слишком туго перетянули ногу, кровь не поступает в конечности, и может наступить отмирание тканей. Давайте я перевяжу, он присел перед Светланой, и начал разматывать бинт. — А я вас знаю, — улыбнулся он. — Вы внучка бабы Лены, Светлана. Не помните меня?

— Игорь? — Удивленно вскинула девушка глаза.

— Он самый, — кивнул гость и повернулся ко Льву. — А вот вас, я не припомню. Город маленький и я тут знаком по роду службы со всеми. Вы к кому-то в гости?

— Путешествую, — буркнул недовольно тот, и как-то весь сжался, словно готовая взорваться пружина. — А вот на счет ноги ты охотник не прав, девушке уже плевать на отмирание тканей. — Он хищно улыбнулся. — Ну а на счет меня?.. «То я очень люблю кровь», —с каким-то звериным рыком произнес Лев, и что-то теплое, на последних словах, брызнуло в лицо девушке.

Она провела ладонью, по залитым чем-то липким глазам, и вскрикнула от ужаса, осознав, что это такое. Ночной гость, Игорь, между тем, забулькав пузырями в развороченном ножом горле, начал заваливаться на нее, окрашивая в красный цвет пуховик и снег, но несмотря на это, его теряющая силы рука, ткнула что-то девушке в ладонь, а синеющие губы беззвучно прошептали: «Тебе»

— Ну вот и закончилась комедия, — усмехнулся мгновенно изменившийся из заботливого друга, в злобную тварь Лев. — Еле дождался, когда этот тупой служака наконец созреет, чтобы подойти. Я его заметил, когда тащил тебя к кладбищу, за деревом прятался дурачок. Пришлось притворяться, и дать тебе еще немного времени пожить. Ты ведь не против? — Он ехидно рассмеялся, и стянул с девушки подрагивающий в предсмертных конвульсиях труп. — Ты еще потерпи немного, мне тут одно дельце надо доделать, он развернул мертвое тело лицом вверх, и припав губами начал, причмокивая сосать кровь.

Светлану вырвало пряно на пуховик, но она даже не вскрикнула, шок парализовал волю, сделав из нее куклу. Между тем Лев оторвался от жуткого занятия, смачно рыгнул, и ловко, блеснувшим ножом отделил голову Игоря, от тела. Засмеялся, словно это была веселая шутка, а не работа мясника, и довольный собой, положил ее на грудь затихшего ночного гостя. — Вот так совсем хорошо, — он повернулся к девушке. Теперь, пожалуй, твоя очередь. Но надеюсь, что ты не сильно расстроишься, что придется немного подождать, и прогуляться до одного места? Видишь ли, красавица, у меня там не накрытый стол, а ты главное на нем угощение. Мне непременно сегодня нужно отобедать в том месте. Вставай, овца. — Он пнул с каким-то садистским выражением на губах, в больное колено, и Света от боли вскрикнула. — Не дави мне на жалость. Ты сама пойдешь куда я укажу, а если не сможешь, то поползешь. Поторопись, ночь заканчивается, а я все еще голоден. Мой голос, мой отец, хочет, что бы я поскорее закончил с тобой, что-то он волнуется, а значит есть повод, ведь он никогда не ошибается. — Еще совсем недавно веселый Лев превратился в того кем он был на самом деле, в монстра Максима, и склонился к девушке сверля ее ненавидящим взглядом. — Ты сама встанешь, или тебе помочь. — Он замахнулся, сжав кулак.

— Нет! — Завизжала пронзительно девушка, но охрипнув, сорвав голос замолчала, и тут произошло то, что никто из них не ожидал.

Она, вжав голову в плечи, заскулила как побитая собака, и вытянула вперед руки, попыталась защититься от удара. В одной из ладоней оказался предмет, отданный ей перед смертью ночным гостем, и палец, как-то сам собой сделал все то, что было нужно.

Грохот выстрела оглушил Светлану, яркая вспышка осветила звериный оскал удивленного Льва, а на голову девушки упал с оградки кладбища ком снега. Убийца качнулся, прижав ладони к груди, а сквозь пальцы заструился ручеек какой-то неестественно темной крови.

— Ты убила меня? — Он вскинул удивленные глаза. — Овца смогла загрызть волка, а это значит она была не овца? Голос ошибся? Я умираю? — Он захрипел и начал заваливаться набок. — Я иду к тебе мой учитель, мой отец. Но почему так рано, и так несправедливо, ведь я все сделал как ты велел? — Монстр в облике человека упал и забился в смертельных конвульсиях. Светлану снова вырвало, и она потеряла сознание, а когда пришла в себя…

***

Ночь посерела кровью восхода, блеснув по кронам заснеженных деревьев первым, робким лучом. Первые пассажиры спешили на электричку, кто на работу, кто просто по своим делам, но многие так и не добрались до своих вагонов, так как стали свидетелями жуткого зрелища.

Два мужских трупа, в розовом от смешавшейся со снегом кровью сугробе, один из которых с отрезанной, и положенной на грудь головой, а второй с недоуменной синей улыбкой, приоткрывающей белоснежные зубы, и стоящая на коленях, раскачивающаяся монотонно, с пистолетом в руке, воющая от ужаса, седая девушка, твердящая бледными губами только два повторяющихся многократно слова: «Спасибо Игорь».