Голос Уссурийской тайги

Сначала был оглушительный треск, едва не разорвавший барабанные перепонки. Блеснул ослепительный разряд молнии, машина, бешено вращая лопастями, стремительно понеслась вниз. Падение закончилось быстро. Гул двигателя растворился, звук рвущегося металла оборвался, и на короткое мгновение настала странная, пустая тишина. Она распирала уши сильнее шума винтов. Пассажир, выброшенный из салона жестким ударом о землю, лежал на боку, зажатый между переборкой и смятым креслом, чувствовуя тяжесть ремней, запах керосина и собственной крови. Воздух дрожал от жара, обломки потрескивали. Вертолёт замер в распадке, между стволами жирных уссурийских кедров. Он не сразу понял, что жив. Начал шевелиться, разрывая ремень, ладонь скользнула по металлу, под пальцами выступила маслянистая копоть. Голова гудела, правая часть тела не слушалась. Упёршись ногами в стенку, выдохнул, вытолкал себя наружу. Влажный лесной воздух ударил в лицо. Туман висел низко, земля испаряла накопленное за сутки тепло. Вертолёт лежал на боку, хвостовая балка была переломлена, кабина разбита. Он оглянулся, заметив движение внутри.

— Эй! — голос сорвался. — Живой там?

Ответа не было. Он вернулся к пролому, согнулся, заглянул внутрь. В кресле командира скрючился полностью обгоревший труп, в котором было трудно узнать хоть что-то человеческое. Салон продолжал полыхать до самой хвостовой балки, готовый вот-вот взорваться огненным шаром. Нестерпимо обжигало лицо, даже сквозь ботинки чувствовалось пекло от расплавляющей сознание температуры. Рядом сидящий штурман был похож на обугленный факел, такой же обгоревший до костей, как и сам командир. Зато на заднем сидении, среди ремней и обломков панели лежал второй пилот, молодой парень, которого он сегодня утром еще не знал. Фамилию помнил смутно: Серов. Пассажир наклонился. Пилот едва слышно дышал. Лицо было разбито, из-за виска тянулось тонкое тёмное пятно, нога зажималась между панелью и каркасом кресла. Парень был без сознания. Пассажир вытащил нож, валявшийся среди мусора, перерезал ремни, перерубил жгут проводки. Металл сидел плотно, приходилось давить изо всех сил. Он ругался, дышал рывками, пока наконец не высвободил ногу раненого. Парень сглотнул, наконец подав признаки жизни. Тот подхватил его под плечи, вытянул наружу, усадил на мох.

— Серов, да? Я правильно помню? Слышишь меня?

Пилот моргнул мутными от боли глазами, взгляд не мог сфокусироваться.

— Я… жив?
— Пока да. — Пассажир вытер кровь с виска Серова. — Держись. Тут керосином воняет, может вспыхнуть.

— Ты… одного меня вытащил? А…, а командир как? Штурман?

— Мертвы. Обгорели.

— И ты… ты просто так эт-то г-говоришь?

— А что еще можно сказать в этом случае? Придумай панихиду, если такой умный. Скажи спасибо, что сам жив остался.

— Но…, но они же… они же…

— Они мертвы. И точка. Я осмотрел обоих. Угли. Факелы. Понял? А если и мы сейчас не уберёмся, то тоже превратимся в золу. Машина вот-вот рванёт.

Рывком поднял парня себе на плечи. Ноги дрожали, но он старался, как можно быстрее шагнуть прочь от обломков. Прополз метров двадцать по мокрому мху, пока не упал на колени и не спустил пилота на землю.

— Посиди, я сейчас.

Вернулся на десять шагов назад. Шар пламени разгорался все больше. Занялась уже не только хвостовая балка, но и сама кабина. Два силуэта так и потонули в огне. Похоронить по-человечески их не удастся. Превозмогая пылающий жар, чудом уцелевший пассажир в спешке подобрал с земли какие-то разбросанные предметы, на ходу рассовывая их по карманам. Подойти ближе к пылающему корпусу уже не было никакой возможности, а проверять то, что он впопыхах поднимал, не было времени: вот-вот могло рвануть и разнести все к чертовой матери. К тому же мешали слезящиеся от дыма глаза. Пятясь от клубов дыма, он вернулся к пилоту. Над тайгой сгущался туман. Начинал накрапывать дождь. Где-то вдали кричала птица, коротко, резко, как тревожный звонок механизма. Серов дышал тяжело.

— Где мы? — хрипел он.
— Ушли далеко на юг. Должны быть разливы Амура… или сопки рядом. Тут глушь.

Пилот попытался подняться, но тут же вскрикнул от пронизывающей боли.

— Нога… чёрт…
— Цела. Отёк сильный. Надо шину ставить.

Он осмотрел рану. Ушиб, очевидно, был, но, слава богу, без перелома. Плечо у самого пассажира пронизывало огнём, он чувствовал, как под комбинезоном липнет ткань. В голове шумело.

— Ты как? — спросил Серов.
— Живее всех мёртвых. Поднимешься?
— Попробую.

Вдвоём, шатаясь, поддерживая друг друга под локоть, они добрались до поваленной лиственницы. Ветка торчала длинная, крепкая, подошла бы на костыль. Пассажир сломал её, наспех обточив ножом. В руках появилась хоть какая-то уверенность. Дождь усилился. Капли били по листве, оставляя тёмные следы. Тайга становилась холоднее. И тут…

За спиной раздался оглушительный взрыв: ба-амм! — волна раскаленного воздуха, промчавшись среди сосен, повалила их наземь. Горячий жар ветра, сбив с ног, обдал их своим раскаленным напором. Ещё раз громыхнуло — это взорвались топливные баки. Теперь полосы ливня заливали искореженный корпус с развороченной хвостовой балкой — всё, что осталось от их винтокрылой машины. Спасти что-нибудь уже не удастся: все потонуло в огне. Минуту они смотрели, как шипел металл, как плавилась краска, заливаясь струями ливня, потом, понурив головы, побрели подальше от места трагедии. Тайга поглотила своей массой всё, что осталось от катастрофы. Серов держался за плечо соседа, перемещал больную ногу осторожно, прикусывая губу от боли.

— Думаешь, нас будут искать?
— Должны. Через пару часов заметят, что вы не вышли на связь.
— И всё? Найдут место падения?
— Возможно. Но лес здесь жрёт шум. И не факт, что нас заметят с воздуха.

Пилот молчал, иногда хватая ртом воздух слишком резко. Оба остановились у большой кедровой кучи бурелома: здесь было сухо.

— Давай проверим, что я успел подобрать. И ты свои карманы проверь. Теперь каждая мелочь нам пригодится.

— Думаешь, нас далеко занесло от трассы?

— Кто знает. Но, судя по местности, здесь еще никогда не ступала нога человека.

— Я помню, как Сергей… тот, что штурман, перед грозой удивился, что отказали приборы. Командир Бакшеев как раз в это время запраши… — пилот на миг запнулся от боли, — ох, погоди… — поморщился, растирая больную ногу. — Запрашивал диспетчерскую, каким коридором лететь.

— Да. Я смотрел в иллюминатор и видел, как вы поворачиваете. Что было потом? Почему машина упала?

— Впереди ударила молния. Рвануло напором турбулентных потоков. Нас понесло к земле…

— И?

— И…, а вот дальше я ничего не помню. Удар, вспышка, потом темнота. Очнулся, когда ты меня вытаскивал из-под балки.

— Очевидно, вертолет попал в магнитную бурю. Отсюда и отказ всех приборов. Вот поэтому нас занесло куда-то в глушь тайги, к черту на кулички.

Беседуя и делясь ужасными последствиями катастрофы, они проверили карманы, нашли компас, часы, две ракетницы, фонарь. Всё цело. Подобрали по пути и несколько банок тушёнки, которые вывалились из аварийного набора. Кругом царила разруха. После падения вертолет пропахал лопастями винтов добрый гектар земли, искорежив деревья, кустарники, вырвав из земли клочья мха и лишайника. Черная маслянистая полоса пролегла между поваленными соснами, а в самой точке падения сейчас дымились останки корпуса.

— Слушай, — повернулся пассажир к пилоту. — Я твоего имени даже не запомнил.
— Андрей. Андрей Серов.
— Фамилию-то как раз помню. Видел в ведомости, когда вылетали. Командир Бакшеев. Штурман Петренко. Ты выжил, а они сейчас уже в качестве удобрений в тайге. Глупая беспричинная смерть. Жалко.

Оба сидели, прислонившись к корням, слушали, как ливень рассекает водяными полосами воздух. Их заливало конкретно, но отчасти спасали густые ветви деревьев, нависших над головами.

— Ну, а тебя-то как зовут?

— Олег. Фамилия Соловьев. Птички тут в тайге такие бывают. Слыхал?

— Слыхал. Спасибо, Олег, что вытащил меня из обломков. Это мой второй только рейс, еще не успел приспособиться.

— Вот и крещение получил, — невесело усмехнулся Олег.

Посидели секунду, промокая до нитки. У Андрея не выходили из головы его напарники.

— А Бакшеев с Петренко… они точно? М-мм… я имею в виду, их нельзя было спасти? — спросил он, растирая ногу, морщась от боли.
— Тот, что в кабине… нет. Тот, что за ним в кресле, тоже. Оба были уже обуглены до костей.
— Ясно. Ужас какой… И жалко. Я почти не успел с ними познакомиться. Два рейса, две ночи на сон, потом этот полёт… Даже не знал, были ли у обоих семьи. Думали, познакомимся как следует после этого рейса…, а оно вон как получилось…

Андрей вздохнул протяжно, с горечью. Действительно, что можно было узнать за двое суток о его напарниках, если видел их только во время двух первых полётов? Точнее, одного, так как первый был пробным. А этот, можно сказать, боевой вылет — был вторым. И тут, на тебе…

— Ты же в салоне один летел? — спросил он Олега.

— Да. По пути, на дозаправке, вы должны были забрать еще троих моих коллег. Я руководитель поисковой экспедиции. Расследовали здесь, в уссурийской тайге, залежи полезных ископаемых. Одним словом, геологи. Вот и возвращались домой после экспедиции. И тут эта безумная катастрофа…

Он замолчал. Шум дождя нависал над ними. Вдалеке прошёл низкий гул — то ли ветер, то ли звук грома. Олег поднялся.
— Надо двигаться ниже по рельефу. Там может быть ручей, а нам в первую очередь нужна вода. И место, где можно развести огонь.

Он помог Андрею встать. Шли медленно, подстраиваясь друг под друга. Андрей чувствовал, как его собственная рана открывается при каждом шаге, нога наливалась свинцом. Спустя два часа нашли место, небольшую ложбину между сопками. Ливень постепенно утих. Теперь стояла тишина, плотная, вязкая. Лес не пропускал ветер, воздух был неподвижен. Олег собрал сухие ветки, развёл небольшой костёр. Огонь поднялся коротким рыжим языком. Андрей сидел, согнувшись, держал больную ногу, морщился, иногда постанывая.

— Ты женат? — спросил он, стараясь отвлечься от боли.
— Разведён. Есть дочь.
— Сколько ей?
— Шесть.
— М-м… Я вот только собирался жениться. Ну, собирался… если бы не эта командировка.
— Вернёшься, ещё успеешь.

Серов усмехнулся, хотя в глазах мелькнула тревога.

— Честно? Когда ты меня вытаскивал, я думал, мы там вместе сгорим. Когда вертолёт начал падать… я даже не услышал, как ты вылез.
— Ты был без сознания.
— Спасибо, что вытащил.

— Уже благодарил. Зачем повторяться?

Андрей промолчал. Соловьёв, как ему показалось с первого раза, был каким-то нелюдимым, малословным. А может, катастрофа так подействовала, чёрт его знает…

Костёр трещал. Запах дыма наполнял ложбину. Огонь давал иллюзию безопасности. Лес вокруг стоял неподвижно, но оба чувствовали, что тайга, поглотившая их машину, живет своей собственной жизнью. Где-то что-то трещало, где-то шмыгали мелкие грызуны, вдалеке слышались уханья филина. В какой-то момент из глубины распадка донёсся тяжёлый длинный звук, напоминающий выдох зверя. Андрей напрягся.

— Это что было?
— Здесь бывает много чего. Медведи, кабаны, тигры тоже встречаются. Их так и прозвали в энциклопедиях, уссурийскими.

Пилот задумался, снимая лётный сапог с больной ноги. Надо было проверить вывих.

— Ты серьёзно? Тигры?
— Очень. На юге Приморья их хватает. Здесь их меньше, но всё возможно.

Андрей сглотнул.

Соловьёв поднялся, взял нож.
— Расслабься. Мы тут никому не нужны. Держимся ближе к огню, тогда хищник будет обходить его стороной.

Ночь подступала быстро. Туман стелился по земле, дождь совсем прекратился, зато холод стал чувствоваться острее.

— Слушай, геолог, — попытался пошутить Андрей, — а если нас не найдут?
— Найдут.
— А если…
— Серов, замолчи. Живём пока живы. Слышал такую пословицу?

Пилот затих. Олег видел, что парень дрожал. И сам дрожал. Тайга давила. Она не пугала криками, не бросалась зверем, она давила своей тайной, своей тишиной. Здесь еще не ступала нога человека, и если отказали приборы в кабине, то их во время грозы и магнитных возмущений могло занести в самые дальний дебри, где цивилизацией еще и не пахло. По всем скромным подсчетам — а карты у них не сохранилось — до ближайших селений рыбаков или охотников за пушниной, никак не меньше двухсот-трехсот километров. Причем, в любом направлении. И это при самых оптимистичных раскладах: могло быть и четыреста, а то и пятьсот… Вот, собственно, куда их занесло. Летели-то они к пункту дозаправки, находящемся в двухстах километрах южнее. А занесло, можно сказать, к черту на рога…

Соловьёв лег рядом с огнём, слушая дыхание второго пилота. Андрей бормотал что-то в бреду — то ли спросонья, то ли от боли. Сам Олег не спал почти до рассвета. Несколько раз ему казалось, что рядом, за деревьями, кто-то стоит. Шагов он не слышал, но присутствие ощущал кожей. Поднимал голову, всматривался, ловя каждый подозрительный звук, хотя туман ничего не выдавал.

Утром они выглядели хуже, чем вечером. Олег проверил своё плечо: оно чуть опухло, но вывиха не было. У Андрея нога же отекла сильнее чем прежде.

— Поднимешься? — спросил геолог.
— Попробую. Но… идти смогу только с твоей помощью.
— Значит, пойдём вдвоём, что поделаешь. Надо будет, и понесу.

Оба собрались, погасили костёр. Огонь съел последние сухие ветви. Утренний лес встречал их влажной прохладой.

— Куда теперь? — спросил Серов.
— По компасу на юг. Там должны быть речные притоки. Вода нам нужна в первую очередь. Ту, что собрали под ливнем, уже кончилась.
— А еда?
— Разберёмся. Пока есть две банки тушёнки. Потом силки поставим. Я научу. Не раз приходилось со своими ребятами ловить грызунов.

— Олег… — пилот поднял на него взгляд. — Спасибо ещё раз. Я бы там и остался в обломках.
— Не начинай, а? Чёрт возьми, мы оба выбрались! Теперь держим друг друга.

Они двинулись дальше. Соловьёв держал Серова под локоть, тот держался за него, шагая осторожно, стараясь не тревожить опухшую ногу. Тайга с каждым шагом становилась гуще. Туман ложился на плечи сырой тяжестью, а деревья срослись ветвями так плотно, что свет пробивался только редкими пятнами. Спустя два часа вымученной ходьбы, Олег проверил компас.
— Пойдём здесь. Чуть левее. Там склон вниз. Если повезёт, вода близко.

Хотя шли еще долго. Иногда Андрей останавливался, прижимая ладонь к виску. Голова кружилась неимоверно. Олег выдерживал паузы. Боль в собственном плече усиливалась, но он не показывал вида. К полудню услышали звук, тонкий, едва различимый.

— Вода? — спросил Андрей.
— Похоже.

Звук становился отчётливее. Поток бурлил где-то впереди. Оба спустились по крутому склону и вышли к ручью. Вода стекала по камням, холодная, прозрачная как стекло. Андрей в изнеможении опустился на колени, зачерпнув ладонями.
— У-ух… хорошо-то как! Живём…

Олег тоже напился, умыл лицо. Плечо ломило. Расстегнул комбинезон, проверил вывих: края лопатки покраснели, но запаха не было. Как бы гангрена не началась, содрогнулся он мысленно.

— Тебе бы обработать, — предложил Серов.
— Антисептика нет.
— В обломках мы не всё подобрали. Может, вернёмся?
— Куда? На десять километров назад? Возвращаться, значит терять силы. К тому же там одни обломки остались. Всё, что может представлять первую необходимость, сожрало огнем. Один металл, да искореженный корпус. Даже сиденья сгорели, не говоря уже о твоем командире и штурмане.

— Бакшеев… — протяжно с горечью вздохнул Андрей. — Петренко… Эх… так и не познакомился с ребятами.

Он замолчал, поняв по взгляду Олега: возвращаться нельзя. Далеко. И там слишком много мёртвого.

Отдохнув около часа, двинулись дальше вдоль ручья. Лес стал оживать, послышались птицы, попискивала под чьими-то тяжелыми лапами мелкая живность. Где-то виднелись следы кабана. Олег присмотрелся, вроде бы старые. Сквозь деревья проскочила тень. Серов вздрогнул, ухватившись за руку Олега.
— Видел?
— Видел. Не подходи близко к кустам. В этом лесу чужих не любят.

Ближе к вечеру они нашли подходящее место для ночлега в виде небольшого углубления под старым кедром. Соловьёв собрал ветки, развёл костёр. Андрей сидел рядом, перетягивая ногу ремнём, чтобы снять набухший отёк.

— Олег… — спросил он тихо, скрывая боль. — А если не выйдем?
— Выйдем.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что я тебе это обещал. И обещал своим ребятам. Они ждут, без меня не возвращаясь домой. И будут искать, вот посмотришь. В нашей группе все сплошь отважные, не раз ходившие по тайге.

Серов смотрел на него долго.
— Идти-то тебе тяжело будет с таким плечом. А еще и меня на себе тащишь.
— Значит, пойдём медленно. А сейчас давай-ка поспим.