«Божий Вечный, избавляющий человеческий род от плена дьявола…
Повели злым и нечистым духам отступить от души и тела рабы Твоей…»
Я стояла на самой заброшенной и старой части кладбища, в тени, подальше от оградок, не решаясь наступить на могилу. Трава кололась в щиколотки, земля была рыхлой и влажной, как будто дышала и злилась что потревожила покой тех кто под ней.
Дул ветер, он трепал волосы и куртку. Зажигалка трещала. Свеча не горела.
Всё было неправильным. Воздух — как будто очень тяжёлый. Время — остановившееся.
Но я осталась.
На скомканном тетрадном листе , расползшейся от капель дождя, дрожали слова:
«Возьми сорок нательных крестов.
Сложи их кругом.
Встань в центр.
Прочти трижды…»
— Ты не так делаешь, — вдруг сказал голос.
Он был ровный, даже бесстрастный — не мужской, не женский. Просто голос.
Я вздрогнула, обернулась. Никого.
— Ты не так ставишь. Кресты должны быть наружу, а не внутрь.
И ещё… ты читала не то.
— Что?
— Неважно.
Если хочешь, чтобы он был с тобой — больше никогда не входи в храм.
— Что?..
— Ни ногой. Ни взглядом. Ни свечой. Ни даже именем Божьего..
Тогда он будет твой.
— И всё?
— Всё.
Я снова посмотрела на кресты. Они, казалось, светились — не свечением, а тенью.
И я сказала:
— Хорошо.
Он действительно написал.
Он смеялся над моими шутками, держал меня за руку так, будто я его искала всю жизнь.
Он знал, какой кофе я люблю: без сахара, но с миндальным сиропом.
Мы гуляли по парку. Я молчала — он слышал.
Это не было чудом. Это казалось чем-то… естественным.
Как будто я просто нашла ту комбинацию, что открывает дверь.
Потом пошло больше.
Работу я получила почти сразу. Резюме даже не читали — просто позвонили.
Коллектив — дружный. Зарплата — выше ожиданий.
Квартира… Я не искала её. Просто зашла посмотреть — и поняла: мой дом.
С видом на город, на солнце, на жизнь.
И все как-то складывалось само.
В очереди — пропускают.
В нужный момент — звонок, предложение, успех.
Деньги приходили, и без особых усилий.А голос… он просто был. Он не командовал.
Он советовал. Он шептал в нужный момент:
— Улыбнись.
— Скажи, что устала.
— Пропусти этот звонок.
— Не говори ничего.
— Поверни налево.
И я слушалась.
Я даже забывала, что когда-то что-то сделала.
Это был не договор. Это был стиль жизни.
Как будто голос — не отдельный, а моя часть, взрослая, трезвая, мудрая.
Однажды коллега позвал:
— Пойдём со мной? Бабушка умерла, я заеду в храм.
Я замерла.
Он смотрел просто, без подвоха.
Я хотела соврать, но не смогла.
— Я… не могу.
— Почему?
— Просто… не могу.
И в голове он шепнул:
— Умница.
И я перешла дорогу. Не потому что нужно было.
А потому что там был храм.
Так было всегда.
Я не заходила ни в церковь, ни в часовню, ни даже в лавку.
Если икона была в маршрутке — я отворачивалась.
Если на пути стоял храм — я переходила дорогу.
Я боялась не машин. Я боялась — Его.
Я научилась улыбаться без эмоций.
Разговаривать без интонаций.
И это всех завораживало.
Однажды женщина в лифте сказала:
— У вас взгляд такой… будто вы всегда что-то знаете.
А я действительно всё знала.
Я знала, когда говорить, а когда молчать.
Я знала, кого подпускать, кого — нет.
Я знала, как играть в эту жизнь, не погружаясь в неё.
Но я не знала, что теряю.
Младший сын подошёл ко мне как-то вечером.
Ему было лет девять.
— Мам, а ты умеешь молиться?
— Что?..
— Ну… когда бабушка лежала в больнице, ты же молилась за неё да?
Она говорила, что ты стояла в коридоре и перекрестилась.
Я замолчала.
Я действительно тогда, в больничном коридоре, — рефлекторно —
увидев икону ,перекрестилась.
Легко. Неосознанно. Как дыхание.
Я тогда боялась, что мама умрёт.
И голос исчез.
Сын ждал ответа.
— Нет, — сказала я наконец. — Я не умею молиться
Он кивнул и ушёл.
А голос — не ответил.
Впервые за много лет — тишина.
Пустая. Чёрная. Холодная.
С этого всё началось.
Муж стал отдаляться. Не ссорился. Просто смотрел мимо.
Старший сын — уехал в другой город и исчез.
Младший — закрылся.
Деньги — перестали приходить.
Работа — остановилась.
Всё — как будто выгорело.
Голос — молчал.
И тогда я начала говорить сама с собой.
Я писала в заметки.
Я разговаривала с телефоном.
Я слушала чужие фразы и искала в них подсказки.
Я хотела, чтобы он вернулся.
И он вернулся.
Когда я сидела на диване, укутанная в плед, одна.
Тихо, как когда-то, он сказал:
— Я здесь.
— Почему ты пропал?
— Ты молилась.
— Один раз. Случайно.
— Достаточно.
— Но почему?
— Это был другой выбор.
— Помоги мне ещё один раз. Последний.
Сделка.
От неё зависит всё.
— Хорошо.
Хочешь совет?
— Да…
— Тогда слушай.
(Я достала блокнот.)
— Я не знаю.
Я онемела.
— Что?
— Я не знаю.
— Но ты всегда знал!
— Я не знаю будущего. Я его подстраивал под тебя.
Ты сама шла, я просто открывал двери.
Ты забыла?
У вас свобода воли.
На утро я пошла в храм.
Не потому что хотелось.
Просто — пошла.
Там было тихо. Люди стояли, молились.
Огоньки свечей колыхались.
Иконы были не как картины, а как окна.
Я подошла к подсвечнику.
Поставила свечу.
И не дрожала.
Не боялась.
И прошептала:
«Божий Вечный, избавляющий человеческий род от плена дьявола…
Освободи рабу Твою от всякого действия нечистых духов…
Повели злым духам отступить от души и тела рабы Твоей — Светланы…
Да удалятся они от создания рук Твоих…
Чтобы она, очистившись, пожила честно и благочестиво…
Удостаиваясь Тайн Единородного Твоего Сына…
С Которым благословен Ты, ныне и присно, и во веки веков.
Аминь.»
И больше он не возвращался.