Горгона

ГОРГОНА.

Марика всегда была изгоем в глухом сибирском поселке. Черные как смоль волосы, черные глаза, смуглая кожа. Мать привезла малышку в полтора года. Оставила у Прохоровны и смылась обратно в свою городскую квартиру – подальше от косых взглядов. Жилось девочке в поселке не сладко. Завидев ее, одиноко бредущую по улице, старухи кричали «подь отседова проклятущая! От твоего дурного глаза, коровы не доятся!». От взгляда Марики коровы и, правда, не доились, и куры не неслись. А потом Мишка Косой приклеил Марике прозвище Горгона. Так и стали ее звать в поселке.

Когда Марике минуло четырнадцать, случилась настоящая беда. В мае у Бабки Помидорихи сдохла корова-кормилица. Бабка носилась по пыльной улице поселка, заламывала руки и голосила – «…Погубила единственную мою… Будь проклята, Горгона чертова! Чтоб у нее глаза вытекли… Чтоб у нее…» Мужики с мрачными лицами курили у поселкового совета и тихо совещались.

Проголосовали все. Тридцать за, один против и один воздержался.

Два месяца сердобольная Прохоровна таскала внучке продукты. Поселковые уже привыкли к ее утренним трехкилометровым походам на старую мельницу. А потом Прохоровна пропала.

Дед Базилио, кряхтя, устроился на лавке у забора и достал кисет. Летнее солнце припекало задубевшую коричневую кожу, отражалось в круглых зеркальцах черных очков. Грубые пальцы ловко скрутили самокрутку, старик затянулся крепким самосадом и прислушался.

На окраине поселка раздался страшный крик. Кричали у Помидорихи. За два дома отсюда. Дед Базил привстал на артрических ногах, да так и плюхнулся обратно на лавку. У него от жуткого крика похолодело внутри. Петро сорвался с места, тяжело побежал по пыльной дороге к дому Помидорихи и тут снова вопль. На сей раз ближе. Теперь заполошно голосила Марфа Васильева. Крик оборвался вмиг, и над ухом у деда Базила хлопнула калитка. Старик вздрогнул.

А потом Марья Петровна упала на землю. Ее голова стукнулась о кирзовый сапог мужа, а тот сидел камнем и по щекам из-под черных очков текли слезы.

Дед Базил чувствовал на себе испепеляющий взгляд Горгоны. Она стояла хозяйкой посреди улицы и впивалась в него черными глазами. Потом злобно топнула маленькой босой ножкой и подошла к старику. Сорвала с него очки и ошеломленно уставилась на пустые исковерканные глазницы.

Горгона швырнула очки в пыль, растоптала и пошла по улице дальше. Ее черное платье развевалось на предгрозовом ветру, тяжелые тучи наплывали на поселок, а старик сидел и слушал, как страшные крики сливаются с далеким пока громом.