Город

— Да что же так холодно-то, — Василий не открывая глаз зарылся с головой под одеяло. — Кондиционер сломался что ли? Месяца не пошло как поставили, а уже накрылся. Надо будет позвонить, пусть чинят. Бракоделы.

Вставать совершенно не хотелось. Вчера он немного перебрал с хмельным и с трудом помнил события вечера. Какие-то обрывки разговоров с друзьями, деваха с выпученными глазами, залепившая ему пощечину. Ну хоть убей, но он не помнил за что, получил по физиономии. Потом дождь. Холодный, мерзкий дождь и ветер в лицо. Мокрый асфальт под ногами. Еще он толкнул какую-то бабку, и сам не удержавшись на ногах упал. Чего этой ведьме вообще надо было ночью в городе. В ее-то возрасте дрыхнуть надо в это время, а она под ногами путается.

Сморщенная, в свете фонаря желтая, с легким налетом синевы кожа, на лице контрастировала с яркими, тонкими, кровавыми губами, и зелеными сатанинскими искрами в глазах. В тугую, седую до прозрачности косу, спадающую из-под белоснежной косынки прикрывающей голову, через плечо, заплетена черная, словно содранная с могильного венка лента, с пышным бантом на конце. Длинное платье, больше похожее на ночную сорочку, волочилось по асфальту, скрывая ноги, создавая впечатление, что бабка парит над землей, как приведение. Она выскочила перед ним, словно из канализационного люка вынырнула, напугав как неожиданностью так и своим неестественным видом. Почему-то именно этот момент, из клочков забытого вчера, он помнил особенно отчетливо:

—Да что же ты милок, по сторонам-то не смотришь? Едва не зашиб. — прошамкала она беззубым ртом. — Тебе плохо что ли?

— Пошла ты, старая, — грубо ответил он и оттолкнул протянутую морщинистую руку. — Чего ты по ночам шляешься, ведьма? Напугала.

— Иш, какой пужливый. Ведьма милок, ведьма она и есть ведьма, меня частенько так называют, но это не так. Не ведьма я, — закивала она головой, изображая паркинсонизм. — Заблудилась я тут у вас, с дороги сбилась. Выход ни как не найду. Ты не знаешь, где он? — В могиле уже твой и вход, и выход. На кладбище иди. — Он поднялся, стряхивая с себя грязь. — Тебе, карге старой, там самое место. — На кладбище говоришь выход? — Задумалась она, и вдруг ее голос стал молодым, грудным и тягучим контральто. — Нет там для меня выхода милок, была я там уже, да вот вернуться пришлось, а вот для тебя… — Она задорно рассмеялась. — Вот где твой выход предстоит еще поискать. Думаю в скорости ты этим озаботишься. Не благодари. — Она махнула головой, обрывая разговор, развернулась и стуча кривой, обшарпанной клюшкой пошла по тротуару медленно растворяясь в дожде.

— Ведьма! — Крикнул ей в след Василий.

Что было дальше, как попал домой, он не помнил, память услужливо стерла пьяный бред приключений влюбленного в себя парня, с того момента память отказалась служить, и только то, что он проснулся в собственной постели, он знал точно.

— Что же так холодно? — Поежился он. — Надо отключить этот кондиционер, пока не простыл.

Скинув одеяло, он сильно удивился, что завалился спать прямо в одежде и обуви, сил раздается вечером видимо не хватило. Протерев глаза, он выругался довольно грязно, и было от чего. Стены, мебель потолок оказались покрыты изморозью, а изо рта шел пар.

— Вот бракоделы, ни чего сделать по-человечески не могут, — скосился он в сторону кондиционера, и накинул на плечи одеяло, в попытке согреться.

Вскочив с кровати, Василий подскочил к блоку управления и удивленно почесал затылок. Индикатор напряжения не горел. Щелкнул выключателем, попробовав включить свет, но ничего не произошло. Электричества не было.

— Что тут вообще происходит? — затравленно оглянулся. — Конец весны на дворе, откуда мороз, и почему света нет?

Он подошел к окну, там посыпанные снегом как крупой зеленые листья деревьев, трава, и распустившаяся сирень в белых сугробиках. Необычно смотрится, но каких только выкрутасов не делает природа в последнее время. Необычно, но красиво, спору нет. Современного человека ни чем не удивишь, но вот то, что нет света, и нет отопления, это действительно странно. Он поднял валяющийся на полу телефон и включил, но связи не было.

— Да что вообще тут такое происходит, — он вновь подошел к окну.

Вася задумчиво смотрел на замерзший город, и что-то не давало ему покоя. Что-то было в нем не так, но не проснувшийся еще с похмелья мозг, ни как не мог сообразить, что именно.

Так и не поняв, что его беспокоит, парень пошел в ванную комнату, но не для того, что бы умыться, какое уж тут умывание на таком холоде, а для того, чтобы посмотреть на себя в зеркало, оценить результаты вечернего загула, оно у него единственное в квартире и находится именно там. Из носика крана свисала тоненькая сосулька.

— Это сколько же сейчас градусов? — Передернул он плечами и посмотрел на свое отражение.

Оттуда выглядывал черноволосый, симпатичный, двадцати шести летний мужчина, с всклокоченной шевелюрой и синяками бурной ночи под глазами. Легкая щетина придавала брутальности, а наглые, карие, слегка красноватые глаза светились умом.

Тонкие губы скривились в недовольной, от собственного вида улыбке. Краем глаза Василий заметил какое-то движение за открытой дверью ванной комнаты, и на автомате выглянул в коридор. Естественно никого там не обнаружил, кто еще мог находится в квартире одиночки, он не приводил сюда ни кого и ни когда. Вася постучал себя кулаком по макушке:

— Надо меньше пить, иначе придет в гости белочка, — улыбнулся он собственному отражению, и вдруг отпрыгнул к противоположной стенке и заорал в ужасе, начав оседать на пол и закрывая глаза.

Было от чего, любой в такой ситуации не сможет сдержать эмоций. Отражение в зеркале изменилось. На него смотрел все тот же он сам, вот только кожа начала пузыриться, и стекать с лица мерзкой зеленовато-желтой жижей, оголяя розовое мясо мышц с нитками красных вен, паутиной белых нервов и сухожилий, и белками вываливающихся из орбит глаз.

— Я сплю, —прошептали бледные губы хозяина изменившейся квартиры. — Это сон? Я просто перепил, вот и снится чертовщина, это с похмелья видеться. Сейчас поднимусь, посмотрю в зеркало, и там все будет так, как и должно быть, без всего этого бреда, все будет как прежде.

Он осторожно приподнялся, пристав на коленях, и заглянул туда, куда очень боялся. Отражение, с содранной кожей, так же пыталось рассмотреть его, приникая с обратной стороны к стеклу окровавленным лбом, поглядывая сверху вниз, и как только увидело, то улыбнулось и подмигнуло.

Василий заорал и бросился вон из ванной комнаты, но в коридоре споткнулся о непонятно как появившуюся в проходе табуретку и кубарем, сделав своеобразный кульбит, все также неистово вопя, влетел на кухню.

Там сидела за столом ночная старуха-ведьма и пила, из его собственной любимой голубой чашки, причмокивая и покряхтывая, парящий на морозе густым облаком аромата мяты чай. Сознание парня не выдержав потрясения, стукнув на прощание останавливающимся сердцем, услужливо погасло.

Очнулся он, все так же сидящем на ледяном полу, на своей заиндевелой кухне, вытянув ноги, и прислонившись спиной к холодному кафелю стены. Напротив сидела все та же старуха, и как ни в чем не бывало продолжала пить чай.

— Нашла я выход-то милок, — прошамкала она беззубым ртом и засмеялась. — Не далече он был, но не ты указал куда идти, а мог бы и помочь бабуле, я к тому кто помогает щедрая, да и к тем кто не помогает, тоже. Вот решила отблагодарить тебя за все, и за ведьму, и за указание пути на кладбище, и за грубость твою. Теперь твоя очередь выход искать. Подсказать где? — Она хитро сощурилась. — На кладбище милок. — Бабка ехидно рассмеялась. Как тебе моя подсказка? Да что же ты все молчишь-то. Или гостям не рад?

Вася сидел не жив ни мертв, пытаясь вдавить себя еще дальше в стенку. Все происходящее не могло быть реальностью, это лишь сон, но даже протереть глаза он не мог, страх сковал тело, заморозив движения, и только сердце бешено билось в груди, да пот, несмотря на холод заливал глаза.

— К, кто вы? — Пролепетал еле слышно непослушными губами, и звук собственного голоса едва не лишил его очередной раз сознания.

— Так ведьма я милок, не уж-то не узнал. На медни ты меня едва с ног не сбил. Не уж-то запамятовал? Ай-ай-ай, такой молодой, а уже болезный. Что-то у тебя с памятью, может таблеточку дать? — Рассмеялась бабка. — Ах да, — хлопнула она себя по коленкам чашкой, однако не пролив ни капли. — Я же не представилась тогда. Агафья я. Бабка Агафья, так и зови.

— Где я, бабушка? — Осмелился Василий задать вопрос.

— Так дома, где же еще? — Удивленно вскинула она зеленые глаза. — Ты видимо удивляешься, что так холодно тут? Так это нормально. Там где нет души, там всегда пусто и холодно. В твоей квартире души нет. Не любит тут ни кто и ни кого, кроме себя, вот мороз могильный и поселился, ну а ты следом за ним, в пустоту и нырнул. В общем-то для тебя ничего не поменялось, как был один, так один и остался. Не скрою, я тут немножко поспособствовала в перемещении, обиделась, вот и не сдержалась, но в основном твоя заслуга. Тебе что, не нравится?

— И что же мне теперь делать? — Страх понемногу отступал, уступая место отчаянию, и Вася, едва не плача решился задать следующий вопрос.

— Так выход искать, ежели в холоде да одиночестве тяжко, — хмыкнула бабка. — Вот только выход отсюда, это не двери. В душе он. Как найдешь, так в тепло и вернешься.

— Я ничего не понимаю, — едва не завыл парень.

— Тут и понимать нечего. Поброди по городу, поищи. Тут еще такая же, как ты есть, с пустотой внутри. Может и поможете друг другу. Найди ее, может чего у вас и получится. Ты главное помни, что выход это не двери.

Она поднялась, поставив чашку на стол, и та тут же замерзнув, покрылась инеем. Постучала клюкой, словно попробовала ее на прочность и кряхтя пошла на выход, но остановилась у дверей повернувшись к зеркалу в ванной комнате:

— Брысь, — рыкнула она сквозь смех в ту сторону. — Чего парня раньше времени напугал. Договаривались же, что я сначала с ним поговорю, а потом твоя очередь. Хотя, что с вас взять, с нечисти. Вечно влезете. Думалки у вас отмороженные.

Дверь хлопнула, оставив Василия одного, но онтаки не смог подняться, бессмысленно смотря как за окном медленно падает снег.

В комнате послышались тихие шаги, и парень покрылся холодным потом, ведь там не может никого быть? Ведьма ушла, а кроме нее никого дома не было. Хотя и в зеркале должен был отражаться он сам, а не монстр с содранной кожей. Так что очередным гостям из преисподней удивляться не стоит. Их боятся надо!

Но надо уже брать себя в руки. Ведьма сказала, что следует кого-то искать в городе, только так можно вернутся в свой настоящий мир из этого ада. Надо, но ноги не слушаются, отказываясь служить. Как подняться?

Хлопнула дверка трюмо и в комнате, раздалось тихое неразборчивое бормотание. Открылась сама собой форточка, швырнув в лицо Васи горсть мокрого снега, чем привела его в чувства, выполнив роль стартового пистолета для застывших на старте бегунов. Заорав во все горло, он бросился вон из квартиры, скатившись по лестнице подъезда с третьего этажа, и едва не сорвав с петель входную дверь.

Вывалившись на улицу и поскользнувшись, он растянулся на тротуаре, тут же поджав под себя ноги, в виде эмбриона, ожидая, что сейчас его начнут убивать. Но ничего не происходило. Лежать на снегу, в летней одежде холодно, и хочешь, не хочешь, но надо подниматься. Страшно до дрожи, но деваться некуда, так можно и замерзнуть, тем более, что он тут никому не нужен, помощь не придет.

Василий встал, сначала на колени, но потом осмелев поднялся на ноги. Удивлению не было конца. Из окна квартиры, он отчетливо видел, что на улице позднее утро, а здесь глубокая ночь. Но не простая ночь. Небо затянуто неким подобием облаков, фосфоресцирующих жутким светом, и пробегающими всполохами кровавого полярного сияния, столь неестественного, что даже фантазеры из фильмов ужасов, не смогли бы додуматься создать такие спецэффекты на экране. Несмотря на это, было относительно светло, но видимость больше напоминала взгляд сквозь дешевый, сломанный прибор ночного видения.

В слепых окнах домов отражалось жуткое небо. Пустота и тишина вокруг, ни единого шороха, ни единого скрипа, ни единого огонька. Мертвый город. Город призрак, и чувство безнадежности в душе. Ему никогда не выбраться из этого ада…

Василий затравленно оглянулся. Единственное его желание было бежать, да вот только куда? Проклятая бабка, а это только ее рук дело, не оставила выбора. Только удачные поиски кого-то, откроют выход. Хотя что значит этот выход? Почему это не двери? Одни намеки. Ничего не понятно. Он умрет тут…

Вася медленно пошел по темной улице. Снег поскрипывал под ногами. Мелкая дрожь смеси ужаса и озноба била немеющее на морозе тело, и он был готов в любой момент заорать и бросится на утек. Не важно куда, главное подальше из этого проклятого города. Но ему некуда бежать, он умрет…

В одном из домов, на первом этаже горел свет. Не яркая люстра и даже не тусклый ночник, а свет работающего телевизора, с его голубоватым подрагиванием, отбрасывающим скачущие тени на стекло окна. Если с чего-то начинать, то со знакомства с жителями, с разговоров. Просто бродить по городу-призраку глупо, так никогда и ничего не найдешь. Нужна информация, и несмотря на дикий ужас, Василий осторожно подошел к подъезду, и потянул дверь.

Раздался душераздирающий скрип, такой силы, что сердце парня грохнуло кувалдойв ребра едва не выскочив наружу, но стукнувшись, в нокауте рухнуло куда-то так глубоко, что если бы не угроза полной остановки от удушья, то не за что, не вернулось бы назад.

Проведя ладонью по лицу, вытерев несмотря на холод выступивший обильный пот, Василий решился и вошел в подъезд. Под потолком горела, покачиваясь на сквозняке, поскрипывая и подрагивая тусклым светом, пыльная лампочка, освещая обшарпанные, облезлые, крашенные стены и надпись: «Заходи, не боись, тут все свои». Это довольно странно, так как с улицы ее света не было видно, и Вася входил, наступив на горло собственному ужасу, делая, как думал, первый шаг в могильную мглу.

Дверь в искомую квартиру слегка приоткрыта, а из узкой щели, пыльной дорожкой на разбросанные на полу окурки, падает голубоватый свет и доносится звук работающего телевизора. Василий замер на пороге не решаясь ни сделать шаг вперед, не сбежать. Самое сложное, это переступить через свой собственный страх. Он никогда не считал себя трусом, не считал ровно до того момента, пока не попал в это жуткое место и не посмотрел в зеркало.

Вася ругал себя последними словами, с помощью мата пытаясь подтолкнуть к действию, но ноги приросли к полу, примерзли намертво, не оторвать, а глаза непроизвольно поглядывали в сторону раскрытой двери подъезда, показывая, что идти надо туда, на улицу, там хоть и тоже страшно, но не так как здесь.

— Чего ты там мнешься? — Хриплый голос заядлого курильщика на последней стадии саркомы легких, прозвучал на столько неожиданно, что Вася едва не рухнул без сознания, прямо в валяющиеся на полу окурки.

—Заходи, хоккей вместе посмотрим. — Дрожащей рукой будущий гость единственной в доме жилой квартиры взялся за ржавую дверную ручку.

— Долго тебя ждать? — Раздраженный голос едва вновь не уронил на пол бледного парня.

—Ты пиво принес?

«Он наверно меня с кем-то спутал, — пронеслось в голове. — Может подождать, пока не придет тот, кого он ждет, а уже потом зайти?». — Предательская мысль, как отсрочить неизбежный визит занозой воткнулась в мозг, но была безжалостно выдернута все тем же хриплым голосом.

— Васька! Я еще долго буду тебя тут ждать. Ты можешь хоть на что-то решиться? Или тебе особое приглашение надо? Составь компанию. Этот голос не оставлял другого выбора, обращались именно к нему. Пришлось, собрав остатки воли в кулак войти.

Проскрипела по нервам ржавыми петлями открываемая дрожащей рукой дверь. Василий осторожно заглянул и едва сделав первый шаг, тут же запнулся о порванный линолеум и едва не падая просеменив непослушными ногами, влетел в комнату.

Жуткая квартира, где не видно в полумраке ни стен ни потолка, и окно с видом на безлунную неестественную ночь. На грязном, полу, посередине стоит освещаемый светом от телевизора, единственный из мебели, низкий журнальный столик заставленный пустыми, полупустыми и полными пыльными бутылками с пивом, перемешанными с вялеными обсосанными и обкусанными кольцами кальмара и шелухой от семечек. Прямо на грязном полу, в куче окурков, в позе лотоса, сидит бомж. Неприятный тип, которому место у мусорного бака.

Заросший как меховой шарик рыжей, спутанной шевелюрой, из которой торчит только мясистый, красный сарделька-нос и жуткие глаза. Засаленная белая майка с желтыми пятнами разводов пролитого пива, наполовину разорванная не скрывает тщедушной, волосатой груди, да еще и эти синие трико с вытянутыми коленками «Мечта алкоголика», с порванными тапочкам и розовыми помпончиками на голую ногу, вызывают в душе отвращение.

Едва Василий увидел его, как мгновенно потерял дар речи. Сердце в очередной раз дало сбой, и сбежало в пятки от приближающегося инфаркта.

Глаза. Нет не так: «ГЛАЗА!!!». Они небесной синевы и глубины, но у них нет зрачков. Пустые белки смотрят на гостя, и понять, что они выражают не возможно. То ли мило поздороваются, то ли сейчас бить начнут, то ли сожрут без специй и соли, чавкая парным мясом несчастного гостя.

— Гол!!! — Взревел подпрыгнув хозяин жуткой квартиры, появившимся из зарослей бороды кроваво-красным ртом, украшенным острыми как у акулы, белоснежными зубами. — Садись пацан, наши побеждают. Выпьем за это!

Вылетевший откуда-то из темноты табурет больно врезал Василию под коленки, и тот, вздрогнув от неожиданности и скривившись от боли, рухнул на него всей массой тела. Развернувшись на нем как на карусели в сторону телевизора, он тут же вскочил, в попытке сбежать, но упал назад на жесткое сиденье. На экране две команды играли в хоккей. Но не это страшно.

Страшно что: во-первых экран был испачкан струйками крови, стекающей с висящего на потолке безглавого тела, во вторых играли скелеты, а в третьих они играли головой самого Василия клюшками из берцовых человеческих костей.

— Выпей пацан хмельного, за победу, — перед глазами появилась бутылка с этикеткой изображающей свежую могилу, на фоне полной луны. — Такого пива больше негде не попробуешь, как только у меня. Свежее. Только ради тебя сегодня откопал.

— Нет, — прохрипел Василий едва сдерживая рвотные порывы. — Я не пью.

— Чего врешь-то. — Подскочил, и склонился над его ухом хозяин квартиры, дыхнув трупным смрадом. — От тебя перегаром несет за километр. Весь город уже знает, что ты выпить не дурак, и девкам головы дурить. Не мотай башкой, вижу что мастак погулять-то. Тут все красотки местные тебя давно ждут. Ты же одинокий? Не спорь. — Врезал он подзатыльник, Васе так, что мотнув головой, тот врезался в висящую у его лица в воздухе бутылку. — Я знаю что одинокий, сердце у тебя пустое, как у всех у нас. Мертвое оно, без заботы и привязанности. Да ты пей пиво-то, не стесняйся, хоккей досмотрим, а потом по бабам пойдем. Тебе ведьмы, русалки, да вурдалачки нравятся? Да ты не смотри, что они холодные. Тебе же не любовь их нужна? А в остальном огонь, или брезгуешь нежитью? Ну тогда могу предложить твоего рода-племени деваху, да вот только она холодная в душе, как и наши, да еще и спесивая. Строит из себя королеву, а на самом деле пустое место, русалкам да кикиморам в подметки не годится. Волосы с одной стороны розовые, с другой фиолетовые, нос с ухом перепутала, да туда серьгу пришпандорила, юбка заканчивается там где начинается, говорит что мода такая, срамота одна. Гонору столько, что на дурной кобыле не объедешь. Нет, не советую, — вздохнул он. — Наши все же лучше.

— Мне бы выход отсюда найти, — едва не падая в обморок от страха пролепетал Василий.

— Выход? — Задумался бомж. — Оно конечно выход есть, да вот только у каждого он свой. Тебе какой нужен?

— Мне домой, в свой мир, — надежда на избавление сделала гостя странной квартиры смелее.

— Домой? — Еще раз задумался рыжий, почесав нос, и тот в ответ, заурчал одной ноздрей как кот, а другой фыркнул. — Так это тебе по улице, ни куда не сворачивая, все время прямо. — Э! Куда! — Схватил он за рукав сорвавшегося бежать гостя, едва не оторвав руку. — Девка в попугая крашеная тоже видимо из твоего мира, с собой заберешь. Надоела она тут всем, — он ехидно хмыкнул. — Но думаю тебя наши бабы не отпустят. Сердце у тебя пустое, а они такое уж не один век ожидают. Собой заполнить мечтают. Как бы не передрались дуры. Ты ежели что русалку себе бери, советую. — Он задорно подмигнул и вдруг отвернувшись рявкнул так, что заложило уши. — Зинка! Подь сюда!

Из его глаз вырвался голубой луч и осветил сидящую в углу, на грязном полу дрожащую от страха девушку, с размазанными по щекам слезами перемешанными с тушью. Она не послушалась окрика и только сильнее вжалась в угол комнаты, жалобно заскулив.

— Вот дуреха, — заржал рыжий. — К ней герой-освободитель прискакал на своем гнедом эгоизме, а она стесняется. Вылазь говорю. — Он обернулся к Василию. — Чучело, а не девка, сам посмотри. Может все же передумаешь, да тут кого себе подберешь? Русалочка дюже хороша.

Вася отрицательно мотнул головой и дрожащим голосом проблеял не узнав самого себя:

— Мне домой надо.

Он готов был рвануть из этой квартиры, не разбирая дороги. Плевать он хотел на кого-то там, своя жизнь дороже, но тут вспомнил бабкины слова, что выход найти можно только вдвоем заполнив какую-то там пустоту. Уже было выскочив, он резко остановился и обернулся.

Как же тяжело возвращается туда откуда хочется бежать туда, где ужас взрывает мозг. Но надо пересилить себя, или все это никогда не закончится. Косясь на ухмыляющегося своим мыслям, потягивающего пиво бомжа, он подошел к девушке.

Волосы ее действительно были разного цвета, лицо вымазано черной тушью, а в носу пирсинг из маленького золотого кольца. Сама она жалась в угол, затравленно поглядывая на парня голубыми глазами, с застывшим в них ужасом. — Симпатичная, — подумал про себя парень, сам удивившись, что в такой момент может думать о женской красоте. Тут драпать надо, а не девчонок рассматривать.

—Пойдем, — протянул он руку.

Она мотнула отрицательно головой, и еще сильнее вжалась в угол:

— Ты кто?

— Вася я. Пойдем, нам уходить надо, — он настойчиво тянул руку, а она сжималась от страха все сильнее и сильнее. «Как котенок», — подумал он, а в слух сказал как можно более убедительнее, хотя сам готов был вот-вот грохнуться в обморок. — Я такой же, как ты, мы из одного мира, вместе у нас есть шанс вернуться, если ты не пойдешь со мной, то останешься тут навсегда.

— Я же говорил, что она спесивая дура, другая бы вприпрыжку побежала. Подумай парень, насчет русалки я серьезно говорил, — хмыкнул наблюдающий за ними рыжий.

Стараясь не смотреть на хозяина квартиры, который своим видом внушал ужас, Валера настойчиво тянул руку и девушка наконец сдалась. Он взял ее за ладонь и потащил как куклу к выходу, но тут она увидела телевизор, и завизжав вырвалась, вновь забившись в угол.

— Там… Там… — Тыкала она пальцем в висящий над телевизором, труп. — Ты видел, он шевелится.

— Тебе привиделось, — скривился парень в подобии улыбки. Он не может шевелиться, он умер.

Вот надо было ему посмотреть в ту сторону, куда указывал палец девушки? Труп, нанизанный на крючья, как говяжья туша, извивался дергая руками и ногами, пытаясь освободиться. Чувствуя, что еще немного, и сознание покинет его, Василий дернул за вытянутую в сторону повешенного руку девушки и заорал:

— Бежим!!! Она послушалась, и под хохот рыжего, беглецы выскочили из квартиры, и даже не заметили как пролетели подъезд и выкатились на улицу.

— Стой, — вроде и немного пробежал Василий, а дыханье сбилось, словно он поучаствовал в марафоне. — Надо определится куда идти. Тот бомж, хозяин квартиры сказал что прямо по улице, а в какую сторону не сказал.

— Я боюсь, — сжалась девушка. — Тут холодно и страшно. Город вроде мой, но я не узнаю его. Если идти на право, то там парк, а на лево, выезд на трассу и заправка.

— Я то же местный, — вертел головой парень, пытаясь понять в какой стороне может находиться спасительный выход. — Но это ни чего не значит, мы в другом мире и здесь все может быть по другому. Надо решить, в какую сторону идти.

Пустой, черный город под жутким небом и полное ощущение безнадежности в душе. Заиндевелые, зеленые листья деревьев. Замороженные, почти прозрачные тюльпаны в клумбах. Тонкая корка льда на асфальте хрустит под ногами вселяя в душу панику, бьющуюся в груди бешеным сердцем. Жуткий холод инеем на волосах и ресницах.

Порыв ветра неожиданно уколол морозцем в тело, укрытому легкой летней одеждой и тут же тихий, на грани слышимости, словно отовсюду сразу, томный женский шепот:

— Он тут, я чувствую его дух, но не слышу шагов.

И в ответ ему другой, нежный и певучий.

— Не трогай. В прошлый раз ты была первой, на этот раз мужчина мой.

— Кто первый поймает, того и мясо, — рассмеялся еще один, скрипучий и жесткий.

— Мне страшно, — прошептала еле слышно Зина. — Как ты думаешь, кто это?

— Мне то же страшно, — ответил Василий. — Кто это не знаю, но нам лучше идти как можно тише. Они видимо нас не видят, и ориентируются по звуку.

— Обними меня, — неожиданно девушка прижалась к нему. — Что? — Не понял парень.

— Обними. Так будет теплее и не так страшно. — Изобразила она подобие улыбки и смущенно отвернулась.

Он обнял Зину, почувствовав тепло и легкое подобие какой-то неожиданной уверенности в себе. Ужас немного отступил в сторону. Хрупкие плечи в его руках пробивала мелкая дрожь, и он чувствовал как девушка боится, прижимаясь к нему всем телом. Ее тепло согревало.

В этот момент в душе Васи что-то перевернулось. Неожиданно захотелось защитить это хрупкое, едва знакомое создание, которое доверилось ему и поверило. Такого с ним еще никогда не было.

Что с ним? Он ведь всегда был один, панически боясь отвечать за кого-то. Он жил не обремененный обязательствами, ведь они лишали самого дорогого в жизни, они ограничивали свободу, накладывая на плечи груз ответственности. Но в этом проклятом городе что-то лопнуло и растеклось теплом по душе, и это было приятно.

— Идем, — как можно увереннее произнес он, и сам поверил в то, что все будет хорошо.

Они так и шли в обнимку, по ледяной дороге, по хрустящей под ногами изморози, вдоль замерзших домов без единого огонька в окнах, по черному городу-призраку, согревая телами друг друга. Одиночества больше не было. Они вместе, и все у них получится.

Медленно, стараясь не создавать лишнего шума, продвигались во мраке неизвестности, две покрытые инеем фигуры, в надежде на то, что где-то там впереди ждет их долгожданное освобождение от ужаса.

— Нам так их не найти, — неожиданно прозвучал жесткий женский голос. — Надо звать упырей, они почувствуют теплую кровь.

— Но они убьют мужчину? — Не согласился нежный голос.

— Нет, я договорюсь, и они выпьют кровь только у девки, а парня оставят нам. — ответил с легким налетом раздражения жесткий.

— Мне страшно, — побледнела еще сильнее Зина, хотя и так была бледнее снега. Василий оглянулся, ища хоть какое-то оружие, и к радости увидел под деревом сучковатую палку. Ненадежное оружие, но другого нет. Он поднял ее сделав пробный замах.

— Я не дам тебя в обиду, если уж суждено умереть, то умрем вместе, я не хочу остаться один, и быть игрушкой в руках нечисти.

Он вновь обнял ее за плечи, согревая своим теплом.

—Идем, нам надо двигаться. Стоя на одном месте нам никогда не выбраться из того ада.

— Ты такой смелый, — она с нежностью посмотрела ему в глаза так, что сердце Васи сжалось.

— Нет, я не смелый, — вздохнул Василий. Ему почему-то очень захотелось выглядеть в глазах этой девушки героем, но он не смог врать смотря в ее полные надежды глаза. — Просто обстоятельства не оставляют мне другого выбора. Ты бы видела как я в первый раз потерял сознание, когда увидел у себя на кухне бабку.

— А я вообще визжала так, что охрипла когда появился бомж, — внезапно рассмеялась она. — Знаешь, она отвела взгляд, — это наверно прозвучит глупо, но почему-то я чувствую, что ты сможешь нас вывести.

— Особенно с этой гнилой палкой в руках, — он то же засмеялся, и в этот момент появились они.

Черная тень, оставляя за собой призрачный след рваного тумана, мелькнула справа, потом еще одна слева, а потом чмокающий звук, словно младенец с наслаждением сосет пустышку, раздался сразу со всех сторон, и закружилась вокруг беглецов жесткая карусель мрака. Тени метались вселяя леденящий ужас в сердца. Красные точки глаз, на полупрозрачных созданиях ужаса искали добычу.

Василий поднял палку, приготовившись к последнему в своей жизни сражению, а Зоя прижалась к нему, отдавая то, что у нее только и осталось, тепло своего тела. Она готова была отдать больше, но у нее ничего не было, кроме собственной души.

Для девушки это было неожиданно. Она привыкла распоряжаться своей судьбой сама. Она личность, не терпящая вмешательства в свою жизнь. Она красила волосы в самый несуразный цвет, доказывая этим окружающим, что плевать она хотела на их мнение. Есть только она, и только ее желания, к которым она готова идти любой ценой, и ей не нужны ни помощники, ни поддержка. Она верила, что справится с любыми преградами самостоятельно, но оказалось, что это не так.

Сейчас она зависит от этого парня, который сам боится, но старается скрыть это от. Который встал на ее защиту, и готов сейчас умереть, хотя у него есть возможность сохранить жизнь, ведь это не у него упыри выпьют кровь. Но он стоит, дрожит от страха и холода, подняв гнилую палку над головой. Он защищает ее, и Зине это нравиться. Это то счастье, которого она никогда еще не испытывала. Пусть и короткое, которое сейчас умрет вместе с ними, но это настоящее чувство. Это радость от того, что кто-то встал на ее защиту, что кто-то о ней позаботился. Счастье от того, что она кому-то нужна. Она готова отдать ради этого все тепло, что скопилось в ее душе. Все до капельки.

Два сердца забились в унисон, и единое тепло потекло по телам. Две души соединились, пусть и под давлением обстоятельств, но слились в одно целое, и рванули светом надежды к небесам, разорвав жуткие облака.

Выглянувшее солнце растопило лед ровным кругом вокруг обнимающихся парня и девушки. Зашипели разбегающиеся в панике упыри, роняя капли плавящегося мрака тел. Взвыли жутким хором женские голоса нежити, теряя добычу. Василий бросил к ногам палку, и прижал к себе Зину, посмотрев в глаза, а она уткнулась к нему в грудь лицом и заплакала.

Тепло пробежало по его телу и прогнало предательскую дрожь от ледяного ужаса. Страх не прошел, но это был уже другой страх. Страх не за себя.

— Теперь все будет хорошо, мы вместе, мы нашли выход, — он поцеловал ее в макушку, зарывшись в волосы, а когда поднял голову, то мир изменился.

Они стояли в обнимку около светофора у пешеходного перехода, через гудящую автомобилями дорогу, и спешащий по своим делам, людской поток, который обтекал их со всех сторон.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — Улыбнулся Василий.

— Мою голову от краски, и иду на свидание с тобой, — подняла она заплаканные глаза, и вновь уткнулась ему в грудь.

А люди шли и шли по своим делам, бросая недоуменные взгляды на стоящих на их пути странных молодых людей, мешающих проходу, и не было им дела, не до чужого горя, не до счастья, и не знали они, что к каждому из них может неожиданно прийти бабка Агафья, или рыжий бомж.