Город, которого нет

Мы с Егором всегда были очень близки, с самого раннего детства он мне рассказывал то, о чём другие не рассказали бы даже матери. А ведь он был по натуре своей скрытным и замкнутым, немного не от мира сего парнем. Но со мной маска угрюмого молчуна, человека-в-себе, спадала, и он вываливал мне все свои переживания и проблемы. Этому найдётся объяснение, он мой младший брат. Мы родились в один день, в один час, с разницей всего лишь в несколько минут, и я была старшей.

И когда среди ночи он позвонил мне и сказал, что приедет, я не стала возражать. Через полтора часа он уже сидел на кухне моей съёмной квартиры. Бледный, с трясущимися руками, и всё никак не мог подобрать слова. Я не торопила, прекрасно понимая, что случилось что-то серьёзное, раз уж он не стал ждать утра.

Егор уставился невидящим, отрешённым взглядом в окно. Шёл дождь, зарядивший ещё несколько дней назад. Вмиг яркий октябрь, пестрящий разноцветной листвой, потускнел, поблек и потерял своё очарование. Опавшая листва потемнела, на асфальте растеклись кляксами лужи, и сразу отпало желание гулять, и вообще выходить на улицу без надобности.

— Ты помнишь, Маша, в детстве я рассказывал тебе о своих снах? — спросил вдруг Егор, всё так же не отрывая взгляда от окна.

— Про город?

— Да.

Я кивнула. Ещё бы не помнить истории о городе, которого нет. О странном городе, где стоят чудные дома, вместо номеров на стенах которых набиты символы. Где на городской ратуши есть огромные часы, с замершими стрелками. А в тёмных закоулках притаились зловещие тени. Егор рассказывал об этих снах почти каждый день. Иногда даже рисовал рисунки, чтобы я лучше могла себе представить. Он был неплохим художником с детства, и его рисунки выглядели более чем реалистично. Вот только то, что было изображено на них, никак не могло существовать в нашем мире. Иногда рисунки вызывали любопытство и восторг, а иногда, стоило лишь взглянуть на них, по коже ползли мурашки страха. Жуткие фигуры людей, точнее человекоподобных существ, тела которых были испещрены символами; наполовину чёрное солнце; смешение цветов на домах и деревьях, асфальте и памятниках — ни один художник, даже самый отчаянный и безумный сюрреалист не стал бы так экспериментировать. Я вздохнула с облегчением, когда Егор сказал, что ему перестал сниться город, которого нет.

— Он зовёт меня, — прошептал Егор.

Я осторожно дотронулась до его руки. Он вздрогнул, поднял на меня глаза, огромные, похожие на два серебряных блюдца. Они блеснули в тускловатом свете кухни, от чего моё сердце ухнуло вниз. Это были не человеческие глаза, которые никак не могли принадлежать брату. Я моргнула, тряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение. Это всего лишь игра света, причуды ночи. У Егора обычные, серые глаза, такие же, как у меня.

— Сны вернулись пару недель назад. Только теперь они стали другими, а я будто бы там, в этом сне, стою возле городской ратуши и гляжу на часы. Только теперь они идут… идут наоборот…

— Как это наоборот?

— Против часовой стрелки… и это…

Егор опять замялся. Затеребил мочку уха, что всегда делал, когда нервничал.

— Это просто сны, тебе не о чем беспокоиться, — попыталась я снять напряжение, повисшее и звенящее в воздухе, хоть и понимала, что для брата это не просто сны, а нечто большее.

— Это ещё не всё, Маш.

Егор встал с табуретки, выключил свет и начал расстёгивать рубашку…

Во мраке кухни засветились рубином символы на его теле. Много рисунков испещряли грудь, живот и спину Егора. Я смотрела на них, задержав дыхание, и не понимала, что это. Татуировки, ссадины или язвы. Почему они светятся в темноте… Егора избили или он сам нанёс себе увечья, или это болезнь, или нечто, что и представить нельзя. И ещё эти символы казались мне знакомыми, будто бы я их где-то уже видела. Вот только где? Я не могла понять.

По спине вдоль хребта пробежалась холодная щекотка, когда Егор включил обратно свет. Символы на его теле исчезли.

— Что это? — пробормотала я, — ты… решил пошутить надо мной и раскрасил тело какой-то краской? Это не смешно, Егор…

— Они появились сегодня, — серьёзно сказал брат, — после того, как мне опять приснился город.

— Может, к врачу? — пролепетала я.

Егор помотал головой, надел рубашку.

— Мы только потеряем время. Да, и что он скажет? Что я дебил, раскрасивший себе тело краской? Я еду в Полотово.

— Почему именно туда?

— Так надо…

Егор сел на корточки, обхватил ладонями мои, и начал рассказывать свой сон. С каждым сказанным им словом мне становилось всё больше не по себе. Я пыталась убедить себя, что всё это чушь и что Егора нужно отвести к больницу. Но я чувствовала, он говорит правду.

— Всё началось в Полотово. Я должен всё узнать… Это… это необходимо… Иначе я не знаю, я сойду с ума…

В голове мелькнули воспоминания или на меня просто так подействовали слова брата. Я увидела себя, совсем ещё маленькую девочку, сжавшуюся в ужасе ожидания. Я сидела на кровати, обхватив колени руками, и монотонно раскачивалась, кидая взгляды на окно. А там, в августовской темноте притаились тени. Они что-то шептали мне. Но единственное, что я могла разобрать — имя брата.

В тишине ночи громко тикали часы, старые, настенные, что висели в детской комнате в доме, в Полотово. Но что-то не так было с ними. Вот только что — я не могла понять.

— Ты поедешь со мной? — спросил Егор.

Я вздрогнула от неожиданности и кивнула. Конечно, иначе и быть не могло. Я ни за что не отпущу его одного.

***

К врачу мы не поехали. Доводы Егора, что его могут счесть сумасшедшим и упечь в психушку убедили, что нужно гнать в Полотово. Ведь именно там, если верить брату, всё началось.

Полотово — небольшой посёлок в сотне километров от города С. Мы жили в Полотово, пока нам с Егором не исполнилось по семь. Потом родители сорвались с обжитого места. Кажется, отцу предложили работу в С. Но, может, была и другая причина, но детская память зыбка и непостоянна. Я не могла вспомнить точную причину нашего переезда. Но мы наведывались каждое лето на несколько недель в Полотово вплоть до смерти родителей. Потом же мы не были ни разу.

Уже в семь утра мы выехали на трассу. Объясняться ни мне, ни Егору было не с кем. К двадцати семи годам ни он, ни я так и не обзавелись семьями. У меня случались романы, но дальше непродолжительного проживания длиною в пару месяцев они не продвигались. Что-то было не так в партнёрах или во мне. Егор же и вовсе не пытался. Я работала на дому, копила на жильё, чтобы не влезать в ипотеку. Брат жил в старой, родительской деревяшке, признанной уже лет пять, как аварийной. Он перебивался случайными заработками. Жизнь текла в привычном русле, чуть однообразном и скучном, и у меня, и у Егора.

В Полотово у нас была родная тётка Наталья, сестра матери. Я позвонила ей уже в дороге и сообщила о нашем приезде. Тётка отреагировала холодно-вежливо, сказав, что будет рада повидаться. Она жила с сыном Сашкой напротив нашего дома. Муж её давно умер. Сашка, на четыре года старше, в детстве часто присматривал за нами, но потом с ним что-то случилось, и он из смышлёного парнишки превратился в замкнутого, периодически впадающего в истерики мальчика. Ни психиатры, ни психологи не смогли ему помочь, не смогли вытащить из депрессии. Что-то в детстве напугало его, повергло в шок, и он до сих пор не мог прийти в себя. Когда мы приезжали в Полотово, Сашка, увидев нас, мог упасть на землю и начать биться в истерике, а мог просто убежать и спрятаться…

Егор вёл старенький автомобиль. Я сидела на переднем пассажирском сидении и смотрела то на бледное лицо брата, то в окно. Мы молчали, погрузившись каждый в свои мысли. Всё так же моросил дождь. Дворники со скрипом размазывали крошечные капельки по стеклу. Густой хвойный лес с редкими рыжими проплешинами осин и берёз тянулся бесконечной полосой вдоль трассы. Мелькали потёртые временем и дождями-метелями указатели с названиями деревень и сёл, в половине которых, наверно, даже не осталось жителей. Вскоре показался нужный нам, и мы свернули с федеральной трассы на просёлочную дорогу.

Колёса автомобиля вязли в жирной, размоченной дождями земле. За годы лес разросся, и ветви цепляли бока машины, били по боковым стёклам. Но потом дорога резко расширилась, а спустя пару километров появились первые домишки Полотово. Покосившие, с заколоченными окнами и дверьми, домишки, давно покинутые своими хозяевами. И среди них сиротливо проглядывали жилые дома, в которых ещё были люди. Полотово постепенно вымирал, оживая только в дачный сезон.

Егор снизил скорость. Автомобиль медленно покатился по улочкам. Жители, что попадались на пути, поглядывали на нас, теперь уже чужаков, удивлённо и чуть настороженно. Чужаков в Полотово не очень-то жаловали.

— Да уж, — резюмировал Егор.

Полотово за несколько лет, что мы не были в нём, изменился. Потускнел, превратившись в мрачную тень бывшего когда-то энергичным посёлка. Стал другим, чужим, инородным. По крайней мере, мне так показалось. Жутко захотелось домой, в свой город, в тепло и уют, пусть и съёмной квартиры. Но это чувство исчезло после того, как мы подъехали к старому дому, в котором прошли первые годы нашей жизни. Сердце ёкнуло при виде качелей, теплиц, баньки, сарая. Ностальгия захлестнула волной, от которой на глаза навернулись слёзы. Когда-то мы были счастливы здесь. А теперь дом стоял одинокий и никому не нужный.

— Ну, вот мы и приехали, — тихо сказал Егор и припарковался у забора.

Мы вышли из машины и глядели на старый дом, не решаясь зайти во двор. Пахло сыростью и гниющей листвой, рекой и лесом. На какое-то мгновение мы растерялись и забыли зачем вернулись сюда. Но потом Егор встрепенулся, толкнул калитку. Та со скрипом открылась.

Понадобилось несколько минут, чтобы отыскать ключ, повозиться с проржавевшим замком и, наконец-то, попасть внутрь дома…

Тётка Наталья забежала к нам через полтора часа. Выждала время и приличия ради, заскочила повидаться. К этому времени Егор уже затопил печь, а я заварила чай и соорудила простой перекус. Будничные вопросы, «как жизнь», «как дела» быстро сменились на более конкретные «зачем приехали», «что случилось». Я уклончиво ответила, что всё хорошо, что мы просто решили немного пожить в родных местах. Тётка чуть заметно криво улыбнулась, задержалась взглядом на лице брата. Казалось, что она всё знает. И о кровавых, светящихся символах на его теле, и о том, что мы приехали не просто так, а для того, чтобы найти ответы. И сама она, похоже, тоже что-то знала.

— Ну, пойду я, Сашка дома один, — сказала тётка Наталья и поднялась с табурета.

— Как он? — спросила я.

Она пожала плечами, у двери немного задержалась и бросила:

— Постарайтесь не разговаривать особо с ним, нервный Сашка стал, да и чушь всякую несёт…

Хотела ещё что-то добавить, но будто бы вспомнив что-то важное, вовремя осеклась. Вышла на улицу.

— Больно надо, — буркнул себе под нос брат после того, как хлопнула калитка. Сашка почему-то чурался Егора, обходил стороной, как прокажённого, а иногда даже тыкал пальцем, бормотал что-то себе под нос и крестился.

Я стояла у окна, глядела на тётку, быстро шагающую к своему дому, что стоял через дорогу от нашего, и почему-то подумала, что может и стоит расспросить Сашку, но вслух этого не сказала. Сашка что-то знал и это что-то покалечило его рассудок.

«Надо будет подкараулить его и попытаться выведать…» — мелькнуло в мыслях.

***

До позднего вечера мы наводили уют в доме. Мыли полы, вытирали пыль, передвигали мебель, хлопали на улице подушки, покрывала и одеяла. Перебирали старые вещи, копались в шкафах и комодах.

Конечно, мы не нашли ничего подозрительного. Но чертовски устали. Я уснула сразу же, едва голова коснулась подушки. Провалилась в вязкий, как болотная тина сон. В этом сне я, совсем еще маленькая девочка, стояла на крыльце дома, босая и в одной пижаме. Вглядывалась в темноту и ничего не видела. Стрекотали кузнечики в траве. Где-то далеко тявкала собака. Я ждала. Хотелось спать, и слипались глаза. Болела разбитая накануне коленка. Одуряюще пахло цветочной пыльцой, от чего в носу свербело. Но я, несмотря на усталость и боль, смотрела в темноту. И вот спустя время она будто бы ожила. В ней зашевелились тени, и десятки голосов зашептались между собой. Вот только это были не привычные человеческому слуху голоса, это были звуки шелеста листвы, тонкое завывание ветра, скрипы и стоны потрескавшейся от жары земли. То лето выдалось знойным. В июле не было дождей, в начале августа прошло всего лишь пара кратковременных. Вся деревня изнывала от жары и просила ливня. Но его всё не было…

«Маша…» — прошептал некто у самого уха, и я почувствовала прикосновения чего-то чужого, чему здесь не место. Будто бы некто на мгновение приоткрыл врата, и наш мир слился с другим.

Я подскочила в постели. Мгновение-другое до меня доходило, что я не дома, а в Полотово. Что это всего лишь сон-воспоминание (или просто сон, плод моего воображения). Что я — не маленькая, напуганная девочка, которую оставили одну ночью, а взрослая женщина, приехавшая на малую родину, чтобы разгадать тайны прошлого.

— Егор… — тихонько позвала я.

В ответ затылок лизнул порыв воздуха. По коже поползли мурашки. Вмиг стало очень холодно.

«В доме никого…» — ужалила мысль.

— Егор, — позвала я чуть громче.

Никто не ответил. Я прислушалась. В доме стояла абсолютная тишина, в которой не было ничего, кроме стука моего сердца. И эта тишина после шума города напрягала, заставляла задуматься о том, о чём раньше никогда не задумывалась.

А что если? А что, если всё не так как кажется? Егор вовсе не так близок и откровенен со мной, что он что-то скрывает.

Я мотнула головой. Это же Егор, мой брат, он всегда говорит и говорил мне правду. Иначе почему я здесь?

Темнота, осенняя, непроглядная поглотила дом, и эта темнота дышала, шевелилась, жила. Почти, как в моём сне. И сейчас мне казалось, что вот-вот из неё вылезут силуэты. Те самые, которых рисовал Егор в детстве. Силуэты человекоподобных существ с испещрёнными символами телами.

Я встала, нащупала выключатель. Яркий свет разрезал мглу…

Я обошла весь дом. Выскочила на улицу. Егора нигде не было.

— Егор! — крикнула я.

Где-то тоскливо завыла собака. В темноте блеснули алым огни, от чего моё сердце зашлось в груди. Но блеснули ненадолго, лишь на долю мгновения. Будто бы некто услышал мой голос, случайно проявил себя, а потом вновь замаскировался.

Я вернулась в дом, забралась в постель, накрылась с головой одеялом и весь остаток ночи вслушивалась в тишину. Я ждала Егора. Ждала утра, чтобы рассеялась мгла, и я могла бы идти искать его.

Я уснула, когда за окном забрезжил осенний рассвет…

Меня разбудили голоса, доносящиеся из коридора. Егора и ещё чей-то. Егор втолковывал кому-то, что всё в порядке и нам не нужна никакая помощь, что мы справимся сами.

Я поднялась на ноги, накинула халат на плечи. В кухне столкнулась с братом. С его лица исчезла бледность, не было чёрных кругов под глазами. Он выглядел отдохнувшим и полным сил. А вот я чувствовала себя разбитой и слабой.

— С кем ты разговаривал? — спросила я.

— Мужик какой-то пристал, предлагал помощь.

— Какую?

Егор махнул рукой:

— Дрова привезти, дом поднять… Не бери в голову, Маш, он уже ушёл.

— Почему он это предлагал?

— Откуда я знаю, Маш!

Брат плюхнулся за стол, налил себе чаю. Отхлебнул из чашки, сморщился:

— Ну и гадость…

— Где ты был ночью? — я присела рядом.

— Это допрос?

— Нет… так, где ты был?

Егор громко рассмеялся. В серых глазах, чистых и ясных, заплясали лукавые искорки.

— Маш, ты шутишь? Я спал.

— Я вставала ночью, тебя не было… я обошла весь дом… даже на улицу выходила…

Егор посерьёзнел. Взял мою руку в свою:

— Я был дома сестрёнка, спал. У тебя всё хорошо? Может, тебе приснилось?

— Нет, я ещё могу отличить сон от реальности.

— Тогда я не знаю. Может, я лунатик?

Егор тяжело вздохнул и замолчал.

— Иногда нам снятся очень реалистичные сны, — продолжил он через пару минут напряжённого молчания, — мне сегодня снился город, которого нет. И ты знаешь, я гулял по его улочкам, как ни в чём не бывало. Мне было так хорошо, как никогда раньше. Там такой чистый воздух, и те люди не так страшны…

Егор замолчал, уставился в окно. На лице его растеклась счастливая улыбка. А у меня сердце сжалось от тревоги. Что-то было не так с ним, будто бы за ночь кто-то промыл ему мозги, навязал нечто чуждое.

— Может, поедем домой, Егор?

Он вздрогнул. Резко побледнел, будто ему предложили нечто такое, от чего кровь стынет в жилах.

— Нет, мы же только приехали. Мы так ничего и не узнали.

— Думаешь, что есть что узнавать?

Меня обуревало желание свалить из Полотово и зажить привычной жизнью.

— Да, Маш! Но если ты не хочешь здесь оставаться, то можешь уезжать. А я поживу ещё пару неделек, а, может, и месяцев.

Брат будто бы читал мои мысли.

— Вот уж нет, одного я тебя здесь не оставлю.

— Я уже взрослый и могу о себе позаботиться.

— Но мозги у тебя всё равно набекрень… Это факт…

— Тут я соглашусь…

Мы оба замолчали, задумавшись каждый о своём. По карнизу окна вновь забарабанил дождь. Тусклое, октябрьское солнце то пригревало, то вновь скрывалось за плотными облаками.

— Ты знаешь, я не рассказал тебе об одном воспоминании.

— О каком?

— Я помню тёмную ночь. Меня, совсем ещё маленького, несут, завёрнутого в одеяло через лес. Я не понимаю, что происходит. Лица людей мне незнакомы. Мне страшно…

Егор посмотрел на меня:

— Я раньше никогда не вспоминал об этом. Но сейчас оно настолько яркое, будто всё это было вчера… представляешь?

— А оно, действительно, было? Это воспоминание? Может, это тоже часть твоего сна?

— Я не знаю… — вздохнул Егор.

***

Прошло несколько дней. За это время мы так ничего и не узнали. Я попробовала расспросить тётку. Та сделала вид, что не понимает о чём я. А, может, она и, правда, ничего не знала.

Выловить Сашку одного не получалось. Тётка всегда была начеку. Всё чаще я склонялась к тому, что мы с братом попросту теряем время и пора возвращаться в С. Но Егор упрямо не хотел уезжать из Полотова.

— Может, ты и на зиму здесь останешься? — поинтересовалась я у него. Мне уже порядком поднадоело сидеть в этом мухосранске и любоваться на выкрутасы осени.

Было около часа. Мы только что пообедали и ещё сидели за столом.

— Может, и останусь.

— А жить на что будешь?

Егор пожал плечами. Финансовая сторона его волновала меньше всего. Он стал ещё более задумчивым и молчаливым. Говорил только тогда, когда я его о чём-то спрашивала. Приступов лунатизма у него больше не случалось. Но всё равно я чувствовала, что что-то не так. Я спросила снится ли ему ещё город, Егор помотал головой и загадочно улыбнулся. Если ему и снился город, которого нет, он больше не хотел о нём рассказывать. Между нами вырастала стена, и с каждым днём она становилась всё толще и холоднее. Напряжение звенело в воздухе.

— Я думаю, что скоро всё прояснится, — сказал Егор, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

— А я думаю, что мы страдаем ерундой…

— Может быть, Маш.... Я пойду прогуляюсь… один… подумаю… — и, помолчав немного, Егор добавил, — может и правда, мы теряем время и стоит уехать.

Он вышел на улицу. Стоял хороший октябрьский денёк. Пригревало солнце. Я хотела выскочить вслед за братом, но у самой двери передумала. Ему нужно побыть одному.

Я просидела в доме чуть больше двух часов, стойко борясь с чувством броситься искать Егора. Всё-таки он большой мальчик и вполне может гулять один, а мне пора прекратить проявлять гиперопеку, как чокнутая мамаша. Но потом внутренняя тревога всё же взяла верх, и я выскочила во двор. У калитки увидела Сашку. Тот стоял неподвижно, как статуя и таким же неподвижным взглядом уставился на наш дом. Лицо белое-белое, как мел. Руки вцепились в рейки забора. Губы сжались в тонкие полоски. На лбу, как у старика, залегла глубокая складка. А глаза голубые-голубые, что небо в ясный весенний денёк, в них не было и намёка на безумие.

— Привет, Саша.

Он никак не отреагировал. Я помахала рукой перед его глазами, и только тогда он очнулся. Взгляд его тут же помутнел. Сашка заволновался, начал теребить края куртки. Замычал что-то невнятное. Маска адекватного парня спала, обнажив тронутого умом бедолагу.

— О-он?

Сашка заметно занервничал, озираясь по сторонам.

— Егор? — переспросила я, — ушёл он, нет в доме его.

— З-знаю…

— Тогда зачем спрашиваешь?

Сашка ткнул пальцем в сторону леса:

— Т-туда…

Сердце кольнуло, по спине пробежался холодок. Зачем Егор туда попёрся? Ведь он с детства панически боялся леса.

— Придётся идти искать, — пробормотала я.

— Саша с тобой пойдёт…

— Не обязательно. Иди домой, Саша…

— Н-нет… опасно…

— Да ладно? — я уставилась на Сашку, подумала секунду, — а ты знаешь, пойдём. Расскажешь мне…

Он низко опустил голову и бодро пошагал в сторону леса. Я кинула взгляд на дом тётки — во дворе никого не было — и бросилась догонять Сашку…

Под ногами шуршали опавшие листья. Солнце, хоть его и периодически перекрывали облака, приятно согревало. И уже не верилось, что совсем недавно было слякотно и мрачно. А ещё больше не верилось, что совсем скоро зима.

— Ты знаешь куда Егор пошёл? — спросила я, когда мы уже были в лесу.

Ветер шелестел в кронах деревьев. Тихо-тихо. Еле слышно. Чирикали птички, радуясь погожему деньку. Пахло осенью и, что странно, немного жжёной карамелью. Хотя, может, мне просто казалось, и это был ещё один лесной запах, который я забыла за годы жизни в городе.

Сашка угрюмо молчал и шагал вперёд. То ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал. Мы свернули с широкой тропы, по которой ходили всё жители и приезжие, на узкую, ведущую к озеру. Раньше в его чистой воде купались все, от мала до велика. Но потом на берегу нашли труп девушки, и озеро стали обходить стороной. Слушок прошёл, что нечисть там поселилась. Случилось это лет пятнадцать назад, но суеверия есть суеверия, чтобы верить в них долго. Убийцу девушки тогда так и не нашли, но местные жители свалили всё на нечисть. Надо же было найти виноватого.

Верила ли я в это суеверие? Скорее нет, но к озеру больше не ходила.

— Там! — Сашка резко остановился.

— Что там?

Сашка передёрнул плечами и сел на поваленное дерево. Я присела рядом.

— Егор там, да, Саша? — тихо спросила.

— Д-давно… н-навсегда…

— Он ушёл два часа назад…

Я вздохнула.

— М-маленький Егор… убежал туда… — Сашка заплакал.

Я ободряюще похлопала его по плечу. Сашка размазал слёзы по щекам и затараторил:

— Егор маленький… убежал… Саша за ним… Егор… упал… Саша хотел помочь… но… Егор… Уууу… Саша уже не мог помочь…

Сашка опять заревел.

— А кто помог? — спросила я, чувствуя, как начинает болеть голова.

— Мама и тётя… Егор маленький… времени мало прошло…

— Что они сделали? — перебила я.

Сашка уставился на меня огромными, голубыми глазищами и прошептал:

— Позвали… — потом посмотрел наверх и забормотал, — скоро дождь опять пойдёт… потом снег… опять зима, весна и лето. Потом осень. Круги на круги своя… Город ждёт… город, у которого нет имени…

— Кого позвали, Саша?

— Другого…

Сашка вскочил на ноги и рванул с места.

— Подожди! Где маленький Егор? — выкрикнула я.

Сашка остановился, медленно развернулся и покачал головой.

— Где Егор, Саша? — повторила я, не двигаясь.

— Мы любили играть там в детстве, Маша… — неожиданно чётко ответил Сашка и уже поплёлся пешком.

Я не стала его догонять…

Вскоре пошёл дождь. Сашка оказался прав. Хотя, для подобного предсказания не надо быть экстрасенсом. Достаточно посмотреть на серые облака, плывущие по небу.

Я всё-таки решилась дойти до озера, и долго смотрела, как капли дождя разбиваются о его зеркальную гладь. Потом выругала себя за беспечность — ещё не хватало простудиться и слечь с температурой.

— Где мы любили играть в детстве? — спросила я саму себя. В голове мелькали обрывки воспоминаний. Озеро, берег реки, лес, старая детская площадка на пустыре за посёлком. И везде нас сопровождал Сашка, тогда ещё нормальный мальчик.

Где же мы любить играть больше всего?

Я вернулась домой, продрогшая и уставшая. Егор лежал в спальне на кровати, уставившись в потолок. Он никак не отреагировал на моё появление.

Я села на краешек кровати. Егор не шелохнулся, он будто бы спал с открытыми глазами.

— Егор… — осторожно позвала я.

Егор молчал. В серых глазах отражался свет от лампы.

— Егор!

Он вздрогнул и подскочил в постели. Мертвенно-бледный, с искусанными губами. Он обвёл испуганным взглядом комнату.

— Ты давно вернулся?

— Что?

— Ты давно вернулся?

— Я не помню… кажется, я уснул…

— Ты лежал с открытыми глазами.

— Я устал…

— Ты помнишь, где мы любили играть в детстве с Сашкой? Наше любимое место.

Егор пожал плечами.

— Вот и я тоже ничего не могу вспомнить, — вздохнула я.

Егор ничего не ответил, отвернулся к стене и закрыл глаза.

За окном сгущались ранние, осенние сумерки…

***

Ночью я проснулась от странного шума. Что-то звенело. То ли на улице, то ли в самом доме. А, может, и везде. Я села в постели. Замерла, надеясь, что звон пройдёт. Но… он становился всё громче. Дрожа от страха и ночного холода, я медленно встала и подошла к окну. Улицу объяла непроглядная темень октября, в которой тусклым пятном света горел фонарь у тёткиного дома. Там, под фонарём, шевелились тени.

Сердце зашлось в груди. Я зажмурилась, распахнула глаза. Тени всё так же кружили возле фонаря. Я затаив дыхание, смотрела на них. Из-за темноты сложно было понять кто это. Но точно не люди. Слишком уж быстры и слажены были их движения для человека. И что-то завораживающее было в них, что-то, от чего сложно отвести взгляд.

Я не знаю, сколько прошло времени. Но скрип калитки заставил меня прийти в себя. Кто-то вышел. На его теле сияли рубинами символы.

— Егор… — прошептала я и кинулась в соседнюю комнату.

Кровать брата была пуста. Я выскочила из дома. Нащупала выключатель. Свет чуть рассеял темноту. На крыльце я увидела одежду и тапки Егора. Он сам шёл к теням, кружащим у фонаря. Голый и босой.

— Егор! — крикнула я и бросилась его догонять.

Я схватила его за плечо, хотела развернуть к себе. Но ладонь обожгло холодом. Я вскрикнула и упала на землю. Егор замер на месте. От символов на его теле исходил слепящий свет. Егор обернулся. Прежде серые глаза сияли начищенным серебром. Он что-то сказал, не раскрывая рта, от чего мою голову пронзила боль, и исчез…

Я зашлась криком. Голову наполнили воспоминания из детства, где я жалею маленького мальчика, которого привели к нам в дом. Он жутко холодный и испуганный, и он очень похож на моего брата. Но он не Егор, точнее не совсем он…

Я пришла в себя в доме тётки Натальи. Та сидела напротив меня и гладила по руке.

— Лучше тебе? — заботливо спросила она.

Я сглотнула сухой комок в горле. Грудь жгло огнём, правая ладонь саднила от боли. В висках токала кровь.

— На, выпей-ка ещё, — тётка протянула мне железную кружку. От запаха трав защекотало ноздри и немного закружилась голова. Я сделала несколько глотков.

— Сашка привёл тебя, — продолжила тётка, — сказал, ты за Егором пошла.

Сашка стоял у печки спиной к нам и что-то бормотал.

— Где он? — прохрипела я.

Тётка усмехнулась и, глядя мне в глаза, сказала:

— Не Егор это.

— А кто…

— Мала ты ещё была, Машка, не помнишь ничего. А вот Сашка мой помнит, от того и рассудком тронулся. Это моя вина, что мать твою послушала…

— Расскажите…

— Расскажем ей, Сашка?

Сашка промычал что-то в ответ.

— Ну, ладно, слушай, Машка, и не перебивай, — тётка налила себе и мне отвара из трав и начала, — Тем августом вам с Егоркой по шесть было, а Сашке моему, стало быть, почти одиннадцать. Он присматривал за вами, любил вас очень. Хороший у меня Сашка, добрый. Эх, жаль, что умом тронулся… Так вот в тот день ты температурила и дома была, а Сашка с Егоркой гулять ушли, на поляну, что около озера. Вы любили там играть. А мы с матерью твоей дома были, заготовки делали. Отец твой на вахте… так вот прибежал к нам Сашка, зарёванный, испуганный, слова сказать не может, тянет за руку, зовёт куда-то. Ну, мы и побежали с матерью твоей.

Тётка замолчала, собираясь с мыслями.

— И? — прошептала я еле слышно.

— Нашли мы Егорку. Только мёртв он был, в яму провалился и шею сломал. Не доглядел Сашка. Мать твоя побледнела вся, но ни слезинки не проронила. Только села возле ямы и давай шептать что-то. Я уж подумала, что рассудком тронулась она, но когда в слова слушалась, страшно стало… Ты помнишь, Машка, прабабку свою? Марфу Егоровну?

В памяти всплыл образ древней старухи. Я осторожно кивнула.

— Она нас и научила, как вернуть Егорку. Сама уж не могла с нами пойти к поляне, лежачая была. Но рассказала всё, объяснила. Я отказаться хотела. Но мать твоя уговорила. Да и как родной сестре откажешь? К тому же Сашка не досмотрел. Виноватой я себя чувствовала. Так вот, Машка, обряд мы провели. Нехороший. Вернулся Егорка. Из ямы вылез. Только другой. А настоящий в яме остался. Но мать твоя была уверена, что душа-то Егоркина в этого другого вселилась. Да, и похож он был, как две капли воды на брата твоего. Завернули мы его в одеяло, понесли домой. Он холодный весь, ледяной, тело в кровавых символах, не узнаёт никого. Не знаю, помнишь ли ты? Ты ж выбежала к нам… Давай согревать этого чужого…

— Как же это возможно…

— Всё бывает, — сказала тётка, — мы сначала думали, что этот другой тоже не жилец. Но нет оклемался, ожил, заговорил.

— Но ведь это мой брат…

Тётка нагнулась ко мне, крестик вытащила из кофты:

— Видела у брата своего крест?

Я мотнула головой.

— То-то же… У настоящего Егорки крест, у того, что в яме лежит. Сашка покажет тебе, чтобы сомнений у тебя не осталось. А этого чужого креста быть не может, потому как не место ему здесь.

— Почему вы раньше не рассказали? — всхлипнула я.

— Другой здесь ещё был. А сейчас ушёл.

— А папа знал?

— Нет. Только я, мать твоя, прабабка и Сашка знали. И никто больше… вот рассказала тебе и легче мне стало. А другой ушёл, и к лучшему это, не место ему здесь. Город без имени позвал его.

Тётка вздохнула с облегчением.

***

Егор, тот, которого я считала братом, не вернулся. Я прожила в Полотово ещё несколько дней, пытаясь прийти в себя. Сашка отвёл меня на поляну и показал яму. В чернильной темноте покоились останки моего родного брата.

Я вернулась в город, в свою съёмную квартиру. В первую же ночь мне приснился странный сон. Мне приснился город, которого нет. Город, про который мне рассказывал Егор. Я видела дома, причудливые, со странными знаками, выбитыми на дверях. Видела человекоподобных существ с символами на телах. Они держались в стороне, с любопытством наблюдая за мной. И только один из них подошёл ближе.

— Я дома, Маша. Я, наконец-то, дома! — сказал он мне, и губы его растянулись в знакомой улыбке.

Я подскочила в постели. Ночная сорочка взмокла от пота, тело колотил озноб. Я долго сидела, прижав колени к груди, и раскачивалась из стороны в сторону. Перед глазами стоял Егор, тот, которого я большую часть жизни считала братом.

Конец. Август. 2024г.