Сеул медленно просыпается, хотя на деле — он и не спал.

На мосту над рекой Хан мальчик в школьной форме пьёт кофе из автомата. Один глоток — и горечь обжигает язык. Не от кофе. От недосыпа, от того, что репетиторы заканчиваются в десять, а утро начинается в шесть. Он мечтает поступить в университет в центре, чтобы потом — может быть — получить работу, которая позволит ему купить квартиру хотя бы в Йоннидоне. Не в Каннаме. Туда — только по телевизору.

Ниже, у самой воды, пожилая женщина в пальто с выцветшими плечами раскладывает картоны.

Каждое утро — она здесь. Собирает упаковки, прессует, ждёт скупщика. Пятьсот вон за килограмм. Иногда прохожие кидают взгляд. Иногда — монету. Никто не говорит. Здесь так принято.

На углу улицы, в дорогом кафе с прозрачной витриной, сидит молодая пара. Он в пальто от Wooyoungmi, она в пальто от Miu Miu. Они смотрят друг на друга, делают фото — и молчат. Улыбка у него ровная, как по шаблону. У неё — слегка напряжённая.

Позже он загрузит это в Instagram: «Latte coffee in Seoul ☕». И ни слова о том, что у него была 17-ти часовая смена. Не принято о этом говорить.

Где-то неподалёку, в подвале тренировочной студии, танцует девочка. Ей 16. Она стажёр. Каждое движение — как вырезанное лезвием. Её колени в синяках, но она не останавливается. Она не может — завтра просмотр. И если провалится — возвращаться придётся в Тэгу, где её ждёт обычная школа и родители с кредитами.

Каждая станция метро — это сотни ролей. Утром — чиновники с кожаными папками и отрешённым взглядом. Они знают, что мир меняется, но всё равно держатся за стул в офисе, как за спасательный круг. Их речь — графики, бюджеты, KPI. Их жизнь — серый костюм и чашка холодного американо.

Рядом — айтишники. Молодые, сгорбленные, в толстовках с чужими логотипами. Они мыслят в коде и спят с ноутбуком. Их битвы — не на улицах, а в коммитах. Они живут на границе двух реальностей — физической и цифровой, и часто путают, где важнее быть человеком.

А вот и звезда — менеджер по продажам. Улыбка от уха до уха, костюм в обтяжку. Его оружие — голос. Он может продать зонтик в ясный день, но в душе уже сам не верит в дождь. Каждый его день — марафон по холодным звонкам и горячему кофе.

На перекрёстке — курьеры. Их байки рычат, как голодные псы. Они знают Сеул лучше GPS. Их часы — не наручные, а в мобильном: «ещё 12 минут до доставки». Они — кровь города, двигающая всё, от еды до медикаментов. Иногда им кивают из окон — благодарно. Чаще — никак.

В подземных торговых центрах — пластические хирурги, в верхних этажах — юристы, в задворках — хакеры. Каждый занят своим ремеслом, каждый в поисках — либо выгоды, либо спасения.

А потом наступает ночь, и на сцену выходят другие.

Танцовщицы в клубах, охранники на крышах, девушки в бархатных платьях, говорящие за деньги. Их профессии — тонкие, хрупкие, часто без названия. Но они неотъемлемы. Они — тени города. Без них Сеул стал бы слишком честным. А значит — ненастоящим.

А вот на холмах города — пентхаусы. Стекло от пола до потолка, за ним — панорама на Сеул, словно город у них в кармане. Внутри — белоснежные полы, охрана, беспилотные машины, винный холодильник за цену годовой зарплаты повара. Богачи здесь не торгуются. Они подписывают.

Они жируют — в прямом смысле. Шефы с Мишленом привозят морепродукты самолётом. Ванны наполняют французской солью. Отпуск — в Сингапуре, роды — в Лос-Анджелесе, образование — в Бостоне. И при этом они слабо понимают, где в городе находится станция «Синсадонг». Это слишком близко к земле.

Внизу, под ними — не метафора, а реальность.

Женщина, свернувшаяся в пакеты на входе в станцию, торгует бумажными салфетками за 500 вон. Мужчина, что несёт картон в тележке, собирает его с надеждой на 1000 вон за килограмм. Студентка, что работает на трёх работах, всё равно ест «рамен из пакета», заливая его кипятком в закутке 24/7 магазина.

Для них мечта — не айфон. Мечта — стабильность. Возможность однажды купить билет на метро без взгляда на баланс.

А между ними — айдолы.

Гламур, вспышки, фанаты. Но за этим — шесть часов сна в сутки, съёмки, диеты, которые ломают организм, танцы до срыва связок и голос, сорванный от репетиций.

И если ты сорвался — ты не герой. Ты товар с дефектом.

Их учат улыбаться, даже если болит. Даже если ты плакал ночью, пряча лицо в подушке, потому что тебе всего 19, и ты не знаешь, кто ты, кроме как картинка в витрине.

Кто-то из них ломается. Кто-то исчезает. Кто-то… возвращается, но уже с другим взглядом — стеклянным, пустым.

Изящная мужская рука в чёрной лайковой перчатке, проводит по воде - и сцена сменяется.

Сцена в зеркале тренировочной студии не отражает реальность.

Там — стройная девушка, в идеальной стойке, с ровной спиной, глазами, устремлёнными вперёд. Но это — картинка. Пластик. Он улыбается, даже когда она уже не может.

Её зовут Чхэён. Шестнадцать. Стажёр третьего года.

Вчера она танцевала до двух ночи, а сегодня снова здесь — в девять утра, без завтрака. Вчера — прослушивание, сегодня — повторение вокальных партий. Завтра — отбор. Через неделю — ещё один.

Каждый раз, когда менеджер входит, дыхание замирает.

Потому что он не скажет: «Ты молодец». Он скажет: «Ты либо готова, либо нет. А второй случай — это конец».

В комнате было тихо, только вентилятор шумел в углу, будто пытался заглушить мысли.

Чхэён сидела у зеркала и смотрела на своё отражение. Не вглядывалась — просто смотрела, будто надеялась, что из глубины всплывёт ответ: кто она вообще такая, если вдруг перестанет быть голосом, танцем, фанатским плакатом?

Тренер по хореографии рассказывал историю между делом:

— Знаете, даже у самых крупных групп — фальшь. Улыбки на сцене, да. Интервью — отрепетированные. Но за кулисами… они не всегда даже здороваются.

Он не называл имён, но все понимали.

В K-pop дружба — это образ, а не обещание.

Песни о братстве и сестринстве исполняют люди, которые месяцами не обмениваются ни словом. Потому что за контрактом — рейтинги, выживание, борьба.

Чхэён вспоминала рассказ старшей стажёрки:

— В одной группе девочка перестала говорить. Вообще. Только кивала. Через два месяца её вывезли в клинику. Никто из участников об этом не написал. Потому что так было по контракту.

И ещё одна история — о мальчике из другой компании, что стал мемом. Он всегда смеялся на камеру. Забавный, милый. Потом выяснилось — у него был диагноз. Смех был нервной реакцией. Его называли «солнышком»... пока не стало слишком поздно.

Даже у тех, кто добрался до сцены, нет права быть честными.

Группа — это бренд.

Отношения — маркетинг.

И если ты слаб — ты не просто отпадаешь. Ты исчезаешь.

Чхэён это знала.

Но всё равно пела.

Потому что иначе — не выжить.

И в этой песне, которую она повторяла в сотый раз, не было уже ни капли веры.

Только — привычка.

Та же рука снова щёлкнула пальцами сменяя кадр

Он сидел в мягком кресле, слегка расстегнув ворот рубашки — дорогой, безупречно отглаженной, с микроскопическим логотипом Samsung Group на лацкане пиджака.

Глаза были мутные от усталости, но руки всё ещё уверенно держали стакан виски. Он не расслаблялся — даже здесь, в баре у реки, где было темно и почти уютно. Почти.

— Ты выглядишь так, будто пришёл не отдыхать, а умирать, — сказала девушка через стол.

Русская. Хостесс. Наверняка не первое заведение за ночь, и не первое лицо перед ней. Но она умела говорить ровно тем голосом, что нужен мужчине на грани.

Он хмыкнул.

— Я умираю каждый день, — и сделал глоток.

— От чего?

Он не сразу ответил. Смотрел, как виски дрожит в бокале, словно пульс.

— От графиков, встреч, KPI. От того, что мой начальник молчит, а потом одним словом рушит двухнедельный проект. От того, что я не знаю, сколько у меня отпусков. От того, что я менеджер в самой богатой компании Кореи — и я нищ внутри.

Девушка слушала. Не сочувствовала — просто была рядом. Этого хватало.

— Почему ты тут? — спросил он потом.

Она пожала плечами.

— Популярно.

— Почему?

— Так проще. Расслабься.

Он усмехнулся. Маска действительно сползала.

В корпоративной культуре Samsung он был винтом. В клубе — клиентом. В итоге — просто человеком, который хочет, чтобы хоть кто-то сказал: «Ты сделал достаточно».

Она не скажет. Это не входит в её работу.

Но она рядом.

А в Сеуле, где никто не признаёт слабость, этого уже чертовски много.

Вечеринка была закрытая — только для своих.

Ресторан на крыше, в Йоксаме, с видом на сверкающий Сеул. Неон стелился по улицам, как шелковый шарф, машины ползли внизу, а здесь, наверху, шампанское лилось как вода.

Юнсо только что подписал контракт — на миллиард вон. Он стоял в центре зала, улыбающийся, в новом костюме от Dior, и все хлопали. Кто-то поднимал бокал, кто-то делал селфи с ним на фоне баннера компании.

Все называли его «машиной», «талантом», «примером для молодёжи».

Но он не чувствовал ни гордости, ни радости. Только он знал: за последние два года он развёлся, потерял сон, выжег себя кофеином и 80-часовыми неделями. Но… это ведь успех? Правда?

В углу стояли трое молодых сотрудников, смотрели на всё это и молчали.

— Ты хотел бы так? — спросил один.

— Хотел бы сбежать из этой страны. Но… где ещё ты получишь шанс вырасти?

Они переглянулись. Никто не мечтал об «лёгкой жизни».

Так не принято.

Чжиын - директор по маркетингу иногда заходила в уборную, смотрела в зеркало и шептала себе:

— Ты всё ещё здесь. Ты не упала. Ты умеешь. Ты справишься.

А потом шла обратно, улыбалась и продолжала вечер.

Юнсо поднял бокал.

— За победу.

Все крикнули:

— Ура!

А в его голове только одно:

“А когда мне дадут уйти?”

Внезапно в кадре выходит молодой мужчина в дорогом костюме.

— Привет. Рад встрече. Я — Сеул.

Ты, наверное, думал, что я буду... нежнее?

Так в дорамах бывает — герой с мягкой улыбкой, кофе на двоих, признание под дождём.

Я умею и так. Правда.

Я умею быть красивым.

Ты видел мои огни — неон, мосты, крыши.

Слышал мои песни — айдолы, что будто светятся изнутри.

Ты вдохнул мой воздух — с лёгкой горечью, но с привкусом возможностей.

Я подмигнул тебе, когда ты снимал сторис на фоне реки Хан.

И да, я был рядом, когда ты стоял на вершине башни Намсан и думал: «Вот бы остаться навсегда».

Но теперь послушай.

Я ведь не просто декорация.

Я — город, который умеет дарить мечты.

И ломать тех, кто слишком торопится их получить.

Ты хочешь стать кем-то?

Отлично.

Значит, мы подружимся.

Но знай — я улыбаюсь не потому, что добрый.

А потому что мне не надо кричать. Я уже внутри каждого, кто однажды сказал: «Я справлюсь, даже если сдохну».

Я видел, как люди здесь празднуют успех, а потом — тихо закрывают ноутбук и больше не открывают.

Как айдолы глотают таблетки за кулисами, чтобы не дрогнул голос.

Как менеджеры сгоревшими глазами смотрят на залитый неоном город и думают: «Может, уехать?.. Но куда, если только здесь я могу быть сильным?»

Ты ведь не просишь лёгкой жизни, верно?

Здесь так не принято.

Так что, дорогой мой... Или дорогая...

Добро пожаловать.

Я — Сеул. Я обниму тебя.

Или сожму тебе глотку с той же улыбкой.

Ты сам выберешь, чем я буду — трамплином. Или петлёй.

Но сначала — улыбнись. У нас ведь всё только начинается.

Загрузка...