Город Нороград

Город Нороград, если бы кто-нибудь нарисовал его целиком и в какой-то там «проэксии», был бы похож на глубокую воронку. Так говорил Старик, а Немыш верил. Как не верить Старику, если он в курсе вообще всего на свете? Что ни спроси, он на всё знает ответ. Кроме совсем уж каких-то очевидных вещей, на которые Старик как будто нарочно, для смеху, отвечал невпопад или просил не морочить ему голову. Другим мышатам в их околотке нравилось подшучивать над Стариком, но Немыш настолько его уважал, что старался не испытывать его терпение.

Если лежать на колких стеблях, которыми ещё Папаша покрыл крышу их каменной норки, и смотреть вверх, можно увидеть, как высоко-высоко наверху светит далёкое-предалёкое Солнце. Настолько далёкое, что отсюда, с Закорневой окраины, кажется совершенно недостижимым. И при этом даже здесь, в Закорнёвке, его чудесной силы хватало на то, чтобы приводить в действие водокачку. Конечно, нужно было постоянно ловить зеркалами и усиливать лучи, и Немыш тоже караулил одно из таких зеркал, чтобы вовремя поймать подходящий момент, но тем не менее. Без Солнца они бы тут, на глубине, совсем пропали бы.

— Эй, Немыш! Ты там заснул, что ли? — грубо окрикнул старший брат и сердито указал лапкой на большие механические часы, привязанные к извилистому корню.

Время!

Немыш подхватил толстый конопляный канат и что есть силы потянул на себя, чтобы повернуть зеркало. Брат Первыш стоял внизу, у входа в каменную норку и хмуро наблюдал за ним, уперев лапы в боки.

Когда Немыш спустился по верёвочной лесенке, Первыш укоризненно вздохнул:

— Одна ведь всего у тебя задача в этот час: следить за лучом и стрелками.

— «Ничего важнее нет», — заученно согласился Немыш. И виновато улыбнулся. И лапками ещё развёл так «эть». Мол, чего с младшего глупыша взять? Он и заговорил-то не сразу, вся семья думала, что немым родился. А он просто глупыш и долго соображал, как уложить все свои длинные и сложные мысли и чувства в эти неверные и плоские слова, которыми так легко пользовались остальные мышата.

Так до конца и не понял.

— Ладно, иди уже к своему Старику, — ещё раз вздохнул Первыш и полез наверх. Его задача сложнее, чем у Немыша: уходило Солнце быстрее, поэтому поворачивать зеркало в этот кошачий час следовало намного чаще и точнее. Поэтому дежурить у зеркала назначили более ответственного и взрослого мыша.

Как-то обидно…

— Ты чего такой ненастный? Кошки на душе скребут?

Тётя Коготок встретила Немыша с усталой улыбкой на усатой мордочке. Ей приходилось непросто, пока её напарница болела, но для каждого посетителя в небольшом мышекафе она находила хоть одно доброе слово, потому как была очень тактичной мышкой.

Немыш задумчиво кивнул и достал из поясного кармашка личную ложку.

— Не опускай хвостик, малыш, — подмигнула она, ставя перед ним плошку с грибным рагу. — После Распределения тебя могут отправить работать на фермы повыше к Солнцу, если будешь хорошо учиться. Учёные фуражиры очень сильно нужны Норограду.

«Как будто я рождён быть фуражиром», — подумал Немыш, но ничего не ответил. Он толком и сам не знал, кем был рождён, так что никогда не спорил со старшими, которые знают лучше. Он быстро выхлебал свою небольшую, урезанную из-за близкого дыхания зимы, порцию, и поставил плошку на высокую гору других грязных плошек, оставшихся после обедоужина. Потом, когда настанет время ночного отдыха, мышки соберутся и все вместе перемоют грязные плошки, а сейчас важнее всего не засиживаться на стуле. Мышекафе было слишком маленьким, чтобы поместились все мышки округи сразу, поэтому они ели по очереди.

На Немыша уже смотрели несколько пар внимательных черных глаз. Тянулись лапки для передачи эстафеты. Кто поймает ладошку — тот и сменит Немыша. Видимо, очередь смешалась, вот и доверились удаче, чтобы не ссориться. Он, не глядя, передал своё место кому-то, и прошмыгнул мимо, пока никто из старших не спохватился и не придумал для него какую-нибудь сверхурочную работу, чтобы не бездельничал.

А сегодня никак нельзя сверхурочную работу! Старик собирался отнести какие-то чертежи наверх и сетовал, что некому ему помочь! Куда-то подевались все его ученики. А Немыш, конечно же, хотел помочь Старику донести чертежи на верхние ярусы! Очень-очень хотел!

Он побежал по канату, перебирая лапками по перекладинам, поглядывая то вниз, под ноги, то вверх на медленно темнеющее небо в кошачий час. Старика под медными часами он заметил сразу и обрадовался: «Не забыл!» Сердце застучало быстрее. Тот задумчиво поглядывал на остроконечную стрелку и шевелил обломанными седыми усами.

— О! Точно! Тебя-то я и ждал, а то остальные-то расхворались, — с облегчением сказал Старик, когда Немыш споткнулся о корешок и растянулся рядом с ним. — А я-то думаю, что я тут забыл-то?

Он подал свободную лапку, чтобы помочь Немышу подняться, и заботливо отряхнул короткий жёлтый плащик ученика-фуражира. Сам он носил длинную темно-синюю накидку просвещённого инженера, перекинув слишком длинный конец через локоть и обвив хвостом «для солидности».

«Ага, для солидности… Или для того, чтобы не потерять собственный хвост», — хихикнул про себя Немыш. При всей почтительности, он был почти по-кошачьи наблюдателен. Старик в самом деле временами терял свой хвост, как и очки, и начинал забавно перебирать лапками, чтобы незаметно проверить, на месте ли и то, и другое: очки на носу, а хвост… ну, там, откуда он растёт.

— Вот эти чертежи? — спросил Немыш, указав лапкой на сумку, из которой торчали свернутые в трубки листы рисовой бумаги.

— Да, друже, вот эти чертежи-то и ждут наверху.

«Наверху!» — с восторгом подумал Немыш и задрал нос к далёкому-далёкому небу. Так вышло, что он никогда не поднимался настолько высоко, как ему хотелось: по корням Великого дерева, которое милостиво держало Нороград в своих материнских объятиях.

Старик снял очки-прищепку с большого носа и подышал на стёкла. Протёр их кончиком плаща и хорошенько закрепил перед долгой дорогой.

— Ты-то, наверное, хочешь знать, что это за чертежи-то? — с затаенной в усах улыбкой спросил он.

Немыш покивал, пролез в лямку сумки и поправил на плече поудобнее.

— А это новые крылья для мельниц! — Старик расставил лапки широко-широко, чтобы, стало быть, показать, какие широкие это будут крылья. Чёрные глазки его смеялись за синеватыми хрустальными стёклами. — Тебе-то, фуражиру, небось, приятно будет, что у мельниц будут такие крылья-то? Знай, будут крутить жернова и протирать зёрна-то в муку, чтобы тётушки пекли грибные пирожки. Любишь грибные пирожки-то, малыш?

— Я Немыш, — насупился Немыш. Его почему-то задело, что Старик вдруг ни с того ни с сего назвал его фуражиром. Как-то раньше он без этого обходился, а тут и тётушка Коготок, и Старик, как сговорились, стали его так называть.

Как будто он провинился перед ними в чём-то.

Старик только хмыкнул.

— Мельницы, фермы, пекарни, водокачки, лаборатории, консервные заводы, коптильни… Столько я всего построил для города-то. Я. Вот этими вот лапками, — он показал Немышу натруженные старые лапки. — А они-то хотят ещё идей. Ещё чертежей. Наверное, если я завтра отправлюсь коту под хвост, они и тогда пошлют кого-нибудь следом, чтобы урвать из когтей Скелекота пару моих чертежей!

Немыш невольно поёжился при упоминании Скелекота. Тем более что на сломе осени в зиму такие упоминания призывают жуткие тени, которые потом таятся в каждом углу и караулят. Только и ждут, чтобы вцепиться холодными морозными когтями в сердце и разорвать.

— Идём? — несмело спросил он.

— Да, друже, идём. Идём. Хоть и тяжело мне уже так далеко по лестницам бегать-то. Так что быстро не беги, Немыш, хе-хе. Пожалей старые усталые лапки и больную спину.

Немыш кивнул и стал поддерживать Старика под локоток. У того в самом деле дрожали лапки, и под шерсткой какой-то особенно горячей показалась кожа. Как-то слишком быстро билась жилка у кисти, а чёрные глазки будто чересчур ярко блестели в свете фонариков.

— Малыш, как так вышло-то, что ты один со мной сегодня? — вдруг тихо спросил Старик. — Напомни мне, а то я забыл отчего-то. Давно у тебя эта жёлтая накидка? Ты это, только не обижайся, но будущий фуражир рядом с великим инженером…

Немыш понял, что сегодня уже вполне достаточно было сказано на этот счёт. Одной лапкой он распутал завязки и сдёрнул накидку. Затолкал её в сумку с чертежами, понадеявшись, что не забудет вынуть её, когда надо будет отдавать сумку там, наверху.

— Тётушка Коготок говорит, что фуражир не умрёт с голоду, — неохотно ответил Немыш. — А для инженера я слишком…

«Глупый». Это слово он не произнёс вслух. Тем более он не был уверен, что это правильное слово. В мыслях у него сложился совсем другой образ, для которого у него не нашлось бы понятного определения.

— Когда ты не… знаешь, то «лучше по крайней мере быть сытым». Так кажется, — с трудом произнёс Немыш, вспоминая слова тётушки. — Поисковики могут замёрзнуть…

Старик поднял голову к небу, продолжая шагать и держаться за лапки Немыша.

— Твоя тётушка-то мудрая мышка. Я-то видел лютые зимы, когда мышки теряли силы-то и умирали от голода прямо за работой. Под землей-то мы все в когтях Скелекота. Он-то тянет из нас силы... Редкая мышка справится с подземной сыростью-то… Лютые зимы, ох, лютые — под землей-то, а на поверхности и того хуже. Там ветер и снег. Бредёшь и лапок не чувствуешь.

— Ты жил на поверхности? — удивился Немыш. Даже остановился. Он и подумать не мог, что Старик настолько старый. — Ты никогда не рассказывал, что…

— И сейчас не стоило, — перебил его Старик и посмотрел на мышек в зелёных плащах поисковиков, которые шли ему навстречу, обсуждая урезанные порции. «А ведь зима ещё даже не началась! — И правда, почему мы должны голодать уже сейчас?»

Немыш прикусил язык и лапками протёр мордочку и расправил усы, дожидаясь, пока взрослые мышки пройдут мимо, бросив на них внимательные взгляды.

— Вроде он слишком большой для того, чтобы без накидки ходить, а? — почти не пытаясь понизить голос, спросила незнакомая мышка у своей подруги.

— Ах, я теперь вообще не различаю мышат по возрасту, они так быстро растут.

— Да-да, чужие мышата так быстро растут, — согласилась третья, и они все отчего-то тихо захихикали. Немыш нахмурился и зашагал чуть быстрее. Так они и шли молча, пока Старик не взмолился об отдыхе, и они зашли в небольшое мышекафе, где как раз собрались все мышки околотка, чтобы вместе вымыть плошки.

— О! У нас как раз есть еще один свободный тазик! — обрадовалась гостям мышка в желтом переднике и Немыша тут же подтянули помогать.

Пока Старик сидел на стуле, болтая уставшими лапками, и пил вкусный малиновый чай, Немыш в охотку протёр пучком травы все пододвинутые ему плошки, обмакивая их в тазик с подогретой мыльной водой.

— Какой милый мышонок! — ворковала старшая мышка и её напарница. Они сходили в кладовку и принесли пирожки с ягодным джемом для добровольного помощника. Когда все плошки стояли на своих местах на полках, Немышу тоже пододвинули чашку с тёплым ароматным чаем. — Ты помогаешь дедушке, да, малыш?

— Да, я изобретатель, — важно сказал Старик. — Это ведь я придумал, как подавать тёплую воду-то в трубы, которые согревают корни Великого дерева.

Мышки в передниках переглянулись и закрыли лапками рты, чтобы не выдать улыбки. Немыш спрятал нос в чашке.

— Меня Ярка зовут, — сказала ему та мышка, что была помоложе. Может, совсем недавно тут работает после Распределения. — А тебя как?

— Немыш, — смущаясь, сказал Немыш и ещё раз посмотрел на сумку, в которой лежала его жёлтая накидка ученика, которую он, возможно, поспешил снять. Сейчас эта молодая мышка думает, что он ещё совсем мышонок, а ему совсем скоро предстоит пройти Распределение. Может, попроситься работать на этом уровне, где работает Ярка? У себя в околотке он не видел настолько изящную мышку с такими добрыми глазами.

— А ты тоже хочешь стать инженером, когда вырастешь? Дедушка учит тебя разбираться в механизмах? — ласково спросила Ярка, не понимая, что говорит почти с ровесником.

Немыш опустил взгляд.

— Не знаю…

— А чего ты хочешь? Может, быть поисковиком, который отправляется в самые далекие и неизведанные норки нашего Норограда? — подсказала старшая мышка в переднике. Старик внимательно наблюдал за ними и, кажется, тоже хотел узнать, что Немыш ответит.

— Мои родители… ушли и никогда больше не вернулись, — с трудом подобрал нужные слова Немыш.

Мышки снова прижали лапки ко рту и переглянулись уже с испуганными взглядами.

— Прости-прости, малыш. Давно?

Немыш не смог ничего ответить. Давно или недавно? Он не знал, что сказать, если ему до сих пор было так же больно. Он не считал ни дни, ни сезоны с тех пор, чтобы сейчас как-то ответить. Он был младше. Значит, давно? Он до сих пор временами думал о них как о живых. Значит, недавно?

Мышки посмотрели на Старика, ожидая, что он что-то скажет, а он отодвинул опустевшую кружку.

— Ладно, мышки. Спасибо за чай. Нам-то идти пора, да и вам-то отдохнуть бы.

— Удачного вам пути-дорожки, — в унисон пожелали мышки.

Ярка на прощание сунула Немышу пирожок в мятой бумажке и обняла его. Он не нашёл в себе силы даже поблагодарить её — чувствовал себя виноватым сразу за всё: и за невольный обман, и за то, что напомнил о когтях Скелекота в этакую кошкину ночь, и главное, за то, что молчал непростительно долго.

— Вот оно что… Мышонок поисковиков, которого тётушка определила в фуражиры-то, — наконец, после долгого молчания сказал Старик. — Ты просто понятия не имеешь, чего ты хочешь, так?

«Как будто можно прожить на свете так мало и вот так сразу знать, чего ты хочешь», — хмуро подумал Немыш и ничего не сказал. Хотя ему было что сказать. Что он не может знать, кем быть, потому что не видел даже Нороград целиком, не то что мир за пределами воронки. Он мог бы сказать, что бегал все это время к Старику, чтобы хоть примерно понять, чем занимаются инженеры, о которых он знал так мало, потому что в Закорнёвке их почти не было.

Он мог бы сказать многое и говорить долго, и сам не знал, до чего договорился бы, но сказал только:

— Так.

— Но точно не рудокоп?

Немыш пожал плечами.

— Они ищут клады.

«Я так люблю цветные камни. Может, я был бы счастлив находить такие сокровища и ни о чём другом бы не мечтал», — не сказал Немыш. Что толку о таком говорить мышонку, у которого уже есть жёлтая накидка? Тем более, когда на носу Распределение…

— Вот как? — прищурился Старик. — Но ты же понимаешь, что это не дело?

— «Не всем же быть счастливыми мышками», — вздохнул Немыш словами тетушки Коготок.

Старик остановился и вцепился обеими лапками в плечи Немышу. Легонько встряхнул.

— Что ты же молчал-то? Ходил рядом такой любопытный мышонок, славный малыш… Да ты хоть понимаешь, что для меня сезоны пролетают быстрее, чем птицы по небу? Мне жаль, что ты нуждался в помощи, а я… Чем был занят я? Искал очки на своём-то носу? Послушай, малыш, жизнь пролетает так быстро, особенно если ты не на своём месте. Когда ты обернёшься, и поймешь, что прожил чью-то чужую жизнь, что же ты сделаешь-то в мои-то годы?

Немыш опустил мордочку к корням Великого дерева под лапками.

— Не знаю, — вот и всё, что он сказал, хотя думал о многом. Думал о том, что жизнь — она длинная, она непознаваема для какого-то маленького мышонка, и он точно справится со всем самостоятельно. И вовсе он не ради того к Старику бегал, чтобы просить помощи с тем, чтобы найти своё место в Норограде. Как ему такое только в голову вообще могло прийти?

— Вот именно, друже, вот именно. Не знаешь. А я знаю. Я-то своё уже пожил. Идём-идём наверх. Да не сюда, а совсем наверх!

Он потянул Немыша за собой, как будто у него вовсе не болели усталые лапки и спина. Они по какой-то причине без остановки пробежали мимо Верхнего города, который настолько был близко к поверхности, что не верилось глазам. Но по-настоящему у Немыша захватило дух, когда Старик вывел его на бескрайнее поле, заросшее мягкой травой до самого горизонта. Огромный красный шар прятался в фиолетовые полосы на безграничном, дивном куполе, на котором с одной стороны появились серебряные проколы.

Немыш пискнул, захлебнувшись от восторга, и упал спиной на ковер травы, чтобы увидеть как можно больше сразу. И крону Великого дерева, и милостивое Солнце, и всю землю сразу, и небо всё целиком. И лапки ещё раскинул, будто в попытке обнять весь мир.

Сердце колотилось. Немыш ощущал себя таким маленьким мышонком, пылинкой в масштабах Вселенной, и это почему-то не пугало и не казалось несправедливым, как под землей. Он почему-то подумал, что по сравнению с этим Солнцем, Деревом и Небом любой кот будет такой же пылинкой, как он, Немыш.

Старик терпеливо ждал, поглядывая то на Немыша, то на небо. Впрочем, его терпение всё равно закончилось раньше, чем восторг мышонка.

— Ты это, поднимайся. У меня-то есть один секрет. Я-то уж думал, что так и уйду, никому не сказав, но ты-то тронул мое сердце. Ладно уж. Пусть теперь у тебя голова болит, да? Ох, малыш, я-то старик, и то не знаю, как с этим секретом поступить…

Немыш тут же подскочил, чувствуя себя живым и любопытным мышонком, каким никогда не был прежде, под землей. Если бы сейчас ему поручили следить за зеркалом, он бы точно был сосредоточен и внимателен, может даже больше, чем Первыш!

«Ох, что за мысли лезут в голову?» — сам с себя развеселился Немыш. Он попрыгал, пискнул и кувыркнулся — вот настолько он развеселился. Пока Старик шагал размеренно, разводя лапками высокие травинки, Немыш следовал за ним вприпрыжку.

— Да угомонись ты, — шикнул Старик. — Вот сейчас-то схватит тебя Смерть-с-Небес!

Немыш притих и опасливо покрутил головой. Небеса темнели. Подул зябкий ветер.

— Кто схватит?

— Такая большая тень с крыльями. — Старик сложил лапки и растопырил пальцы, чтобы показать кого-то. Пошевелил лапками. — У неё когти-то как у кошки, и мышат-то она ловит как раз, когда стемнеет.

Немыш пожалел, что он недостаточно маленький и незаметный, и постарался стать как можно меньше и неприметнее.

— На поверхности-то много всякого опасного, но под землей-то мышки мерзнут и болеют. Слабеют, живя почти без Солнца-то, — опираясь на плечо Немыша рассуждал Старик. — Уже и на свете нет тех мышек, кто принимал решение переждать суровые времена в воронке, а мы до сих пор отчего-то сидим там и чего-то ждём… Или кого-то, — помолчав, добавил Старик, бросив взгляд на Немыша.

— Меня назвали простым именем Зерныш, потому что мои родители работали в поле. Это потом мне дали прозвище Хитрец, когда я стал изобретать машины. Но теперь никто и так меня не зовет, всё Старик да Старик. Смешной старик, который теряет очки и хвост на лапу наматывает, чтобы никто не наступил.

Немыш молча слушал и временами поглядывал на тёмное небо, прислушиваясь к бесчисленным шорохам, принюхиваясь к безумному количеству сводящих с ума запахов. Старик вёл его вперед и продолжал рассказывать негромким голосом:

— Мы тогда жили на склоне холма. Наш город назывался Вышгород, и нас легко было найти. И нас нашли… крысы.

Будь на месте Немыша какая-то молодая ранимая мышка, она бы ахнула и прижала обе лапки ко рту, но Немыш только насупился и не стал ничего говорить. И так понятно. Крысы сильнее, злее. Крысы — убийцы. Это сейчас так, и раньше было так.

Старик искоса поглядел на немногословного попутчика.

— Мы не смогли дать им отпор, поэтому я изобрел крылатую самолётку и дымомашину. И так мы сбежали от крыс. Но никто не поверил, что они не взяли след. Чтобы спасти немногих выживших, я построил буровые машины. Это был наш общий выбор: жить под землей. Я соглашался со всем, потому что думал, что это на время, только пока наша колония не окрепнет. Но потом я понял, что этот страх… нельзя излечить. И колония под землей никогда не окрепнет достаточно, чтобы изжить в себе этот страх. Ты понимаешь, малыш?

— Не уверен, — покачал головой Немыш. Он думал сразу о многом, например, о том, как это связано с тем, что ему нужно выбрать, кем стать в Норограде, чтобы прожить жизнь счастливо. И еще о том, что он ведь теперь точно не сможет прожить в своей донной Закорнёвке, когда он видел небо и звезды над головой, слышал шелест ветра в траве над ушами. Точно ли из добрых побуждений вывел его Старик наверх, ведь он же наверняка знал, как сложно будет оставаться под землей, когда выходил на поверхность? Немыш хотел только верхние уровни посмотреть и все те удивительные механизмы, которые ловят солнечные лучи…

— Эх, малыш… — вздохнул Старик и порывисто обнял Немыша. — Под небесами всё совсем не так, как под землей, и у тебя будет совсем другой выбор: не только фуражир или… рудокоп. И совсем другая жизнь. Если ты только сумеешь вывести к свету свою колонию… Мы почти пришли, я не так далеко её спрятал.

На самом деле Старик ухитрился забыть, где именно он прятал «её», и они искали до самого утра.

Наконец он увидел нужную вышку и, радостно и хрипло пискнув, побежал к ней. Уставший Немыш, продрогший от росы и весь грязный от налипшей земли, страшно удивился такой прыти в старых немощных лапках великого предка. Но все же, пусть и не сразу, догнал Старика.

— Да… вай, пово… ворачивай, — задыхаясь, велел Старик, указа дрожащей лапкой на колесо с рычагом. Веревки тянулись к другому валу, а оттуда опять к другому.

Немыш стал послушно крутить, и с неожиданной легкостью механизм поддался маленьким лапкам.

— Сей…час ты… увидишь, — простонал Старик и привалился к опоре, держась обеими лапками за грудь. Немыш бросил было рычаг, чтобы броситься на помощь Старику, но тот рассердился. — Крути! Со мной всё… хорошо. Это мой подарок. Всем мышкам.

Немыш крутил-крутил-крутил так, что лапки заболели и даже голова немного закружилась, и тут произошло невероятное: земля с поляны стала сползать в разные стороны. Веревки поднимали большие створки люка!

А вместе с ними и огромную деревянную клеть, в которой стояло…

— Это моё сокровище, — улыбаясь, сказал Старик. — Моя самолётка. Крути-крути. Ещё не достал.

Когда можно было перестать крутить, Немыш упал рядом со Стариком, который как раз пришёл в себя после долгих поисков и быстрого радостного бега. Он смотрел то на самолётку, то на Немыша и глаза его ярко блестели за синими хрустальными линзами.

— Когда у меня родился первый мышонок, он спрашивал меня «почему мышки не летают как птицы?» Моя любимая мышка рассказывала ему на ночь сперва сказки про отважных мышек-моряков, а потом про мышат-пилотов. А я мастерил ему игрушечные самолётки. Он так смеялся, когда они поднимались в воздух на заводном ходу… Он верил, что я построю настоящую большую самолётку, он больше всех в меня верил…

— Что с ним стало? — осторожно спросил Немыш, хотя еще вчера он не стал бы задавать такой вопрос вовсе. Но сейчас было очень важно узнать ответ, настолько важно, что он нашёл в себе силы преодолеть и неловкость, и неумение облечь в простые слова собственные сложные мысли и чувства.

Старик посмотрел на светлое безграничное небо, под которым ветер колыхал волны зеленые волны бескрайнего поля.

— Он-то уже вырос к тому моменту, когда на нас напали крысы, и он взошёл на борт моей самолётки. А потом его забрал сырой кашель, подлая болезнь далёких подземных троп… Он-то тоже выбрал быть поисковиком в Норограде.

— Это очень печально, — как-то неожиданно легко выразил все свои сложные запутанные чувства в простых словах Немыш.

Старик снял очки и обеими лапками потёр мордочку и расправил переломанные жёсткие усики.

— Да, очень… Спасибо тебе, малыш.

— За что? — удивился Немыш. Он-то как раз хотел то же самое сказать. Спасибо, Старик… то есть Хитрец, за то, что показал и рассказал. Как бы сложно потом ни было, что бы ни случилось, у него навсегда останется красное Солнце, и синее Небо, и зеленое Поле…

«Ещё бы спросить, летает ли до сих пор самолётка?» — подумал Немыш.

— Спасибо тебе за то, что согласился помочь мне, старику. За то, что не бросил на полпути. Я-то сперва даже разозлился на тебя из-за того, что ты не видел мира и не знаешь ничего, хотел потащить тебя за собой, ничего не объясняя, чтобы переложить на тебя свою ношу. Заставить продолжить моё дело, заставить убедить мышеправителей, что пора уже вылезать из-под земли, но…

Старик замолчал, не договорив.

— Но?.. — заглянул ему в глаза Немыш. И взял за прохладную натруженную лапку.

— Могу ли я заставить тебя делать то, с чем сам не справился? — тихо спросил Старик, и крупная слезинка скатилась вдоль его большого носа.

Немыш задумался, может ли он пообещать Старику, что всё сделает и со всем справится, с чем тот не справился.

— Ну… для начала покажи мне, как работает эта самолётка, — попросил он.