Город во влажной низине

Честолюбивый глупец строит город во влажной низине.

Мо Белый Феникс, патриарх заклинателей

РАЗ

В час ночной все замирает,

Только постук молотка -

Горные ведьмы

В шорохе и постуке бамбука чудилось что-то враждебное, чужое. Каждый раз, когда стволы гулко ударялись друг о друга, Нопэрабо вздрагивала и начинала путать нити. В последнее время она стала замечать, что стук раздается каждые два коку, четко и безжалостно отмеряя время. Сквозь оконную решетку видно было медленно темнеющее небо. Сумерки на Острове длились долго, все длились и длились, а потом вдруг разом накатывала ночь, словно кто-то набросил сверху плотное одеяло. Видны были в темноте только зажженные на прибрежных скалах костры. Нопэрабо не любила ночи, а порой на нее и вовсе накатывал жгучий страх, от которого некуда было деться. Бамбук возле хижины упрямо отбивал каждые два коку. Потом послышались осторожные шаги. Треск веток, шелест опавших листьев. Кто-то почти неслышно, аккуратно ступал по парчовому ковру,устилающему берег.

Нопэрабо прикрыла глаза, вспоминая. Ставни были захлопнуты еще до наступления первых отблесков заката. Потом она опустила засовы на дверях. И зажгла лампы во всех комнатах. Какие бы твари ни обретались во тьме, они не могли проникнуть в дом, защищенный светом.

Между частыми прутьями решетки протиснулось худое тело, пятнистое, будто какая-то рыбина, и блестящее.

- Кошка! - тихо позвала Нопэрабо.

Кошка вышла на середину комнаты, села и принялась старательно умываться, лукаво посматривая на Нопэрабо круглыми желтыми глазами. У нее тоже была масочка - очень изящная, черные линии и пятна на песочном кошачьем лице.

Поднявшись из-за станка, Нопэрабо налила Кошке молока. Половицы отдавались скрипом на каждый неловкий шаг их обеих.

И кто-то все еще ходил вокруг дома. Какие осторожные, едва различимые шаги! Зашуршала галька, осыпаясь под чьими-то ногами. Потом, подобно кото, вступили сосны, цепляющиеся кронами друг за друга.

Потом кто-то заскребся в дверь. Нопэрабо медленно опустилась на пол, на растрепанные циновки, и прижала к себе Кошку.

Поскребывание повторилось, превратилось в осторожное постукивание, потом в стук все громче и громче. Потом вполне человеческий голос произнес устало:

- Прошу, впустите!

Нопэрабо удивилась, ведь никто не приближался к хижине уже несколько лет. Ночью жизнь на острове замирала. Только призрачные шаги по опавшим листьям.

Поднявшись, она медленно подошла к двери.

- Кто здесь?

- Я... всего лишь... бедный... путешественник... - через силу ответил ей усталый голос. - Торговец.

И торговцы, и путешественники редко появлялись на Острове. Сама погода и недружелюбные скалы не позволяли им пересечь море и пристать к берегу. А еще больше - недружелюбные жители.

- Я не верю вам, - сказала Нопэрабо. - И не стану открывать дверь.

- Умоляю, - еле слышно прошелестел голос. - Клянусь, я не разбойник и не причиню вам вреда.

Нопэрабо обернулась и посмотрела на Кошку. Та невозмутимо вылизывала левую лапку, и происходящее ее словно бы не касалось.

- Хорошо, - решила Нопэрабо и, отодвинув засовы, осторожно открыла дверь.

Незнакомец, не удержавшись на пороге, упал ничком на пол. Длинные волосы, спутанные, совершенно седые, рассыпались по грязным циновкам. Звякнул бубенец, вплетенный в небрежную косу.

Тук-тук, отозвался бамбук в роще.