«Прости, малыш, я не приду».
Смс-ка. Короткое сообщение из пяти слов. Первое за все время их совместной жизни под одной крышей... Да что там говорить — первое за все время, что они знакомы!
Он всегда предпочитал звонить и вообще не доверял всей этой интернет-истории. Как они вообще сошлись? Яркая девушка со смешинкой в голубых глазах, в обрамлении светлых ресниц и слегка нескладный парень с серыми, будто бесцветными глазами. Непонятно. Многие говорили, что они не пара.
Люди вообще любят говорить разное.
Но они справились.
Правда, это было раньше. А сейчас... Сейчас пришла эта смс. А за ней — тишина выключенного телефона. Она пыталась дозвониться, но он не отвечал. И никто из тех, кого она знала, не мог сказать, что случилось.
Никто, кроме холодных и бездушных новостей по телевизору.
«На перекрестке улиц Блюхера и Овчинникова произошло столкновение автомобиля Форд и Камаза. По предварительной версии у Камаза отказали тормоза. Данные о пострадавших уточняются», — без эмоций отчитал диктор, показывая съемку с камер, где синий Мустанг получает в водительскую дверь двадцать тонн российского металла и отлетает в светофор.
Она медленно осела по стене на пол, держа в руке телефон, который так и продолжал молчать.
Приходили другие, знакомые, родные. Что-то говорили, о чем-то просили, заставляли есть. А у нее перед глазами была все та же картина, как тяжелый грузовик таранит машину, сминая место водителя.
Раз за разом. Одно и то же.
И слез уже не было. Или еще. Просто пустота.
Но неделю спустя зазвонил звонок. Дверной, а не телефонный. Долго, протяжно, требовательно. Заставляя встать, одеться и дойти наконец, чтобы прекратить пытку.
И она встала.
Дошла.
Не смотря в глазок, открыла, отошла, пропуская незваного гостя и не поднимая глаз.
— Малыш, что-то ты себя запустила, — прозвучал голос. Низкий, рокочущий, заставляющий вибрировать стены. — Я ж сказал, что не приду. На ужин не приду, а не вообще.
Смех. Короткий смешок. А она подняла взгляд, не в силах справиться с волнением. Ведь это... он.
Живой.
— Ну что ты, малыш. Будто призрака увидела, — опираясь на трость здоровой рукой, сказал он, показывая загипсованную вторую. — Жив я. Не очень цел, конечно, но уж что есть.
Он улыбался. По ее лицу текли слезы.
Но вскоре они уже пропитывали мятую футболку, к которой она прижалась, сжимая его со всех сил, чтобы больше не исчезал и не терялся. Чтобы возвращался. Всегда...
— Почему не позвонил? — тихо спросила она. — Я ж себе места не находила!
— Тихо-тихо, малыш... У меня так-то вроде ребра сломаны. Доломаешь, — рокотал он, гладя ее волосы. — Не мог позвонить. Телефон сломался. А в реанимации особо не до телефонных звонков. Но как появилась возможность сбежать — я сбежал к тебе.
Она наконец-то подняла глаза и встретилась взглядом с серостью его глаз, знакомых до самой последней прожилки. И заметила, как засеребрились виски, а в уголках этих самых серых глаз собрались морщинки, которых не было еще неделю назад.
Но так ли это важно?
— Ох, дурак. Лучше бы позвонил и лежал в больнице, — недовольно буркнула она, пропуская его. — Дурак же ты, Мишка. Какой же дурак...
— Именно за это ты меня и любишь, малыш, — ласково шепнул он, касаясь губами волос. — И я тоже скучал... Ты не представляешь, как.
И прихрамывая, вошел в их маленькую однокомнатную квартирку, морщась при каждом шаге. Она проводила его взглядом, все такого же неказистого и надежного, как и всегда.
Улыбаться было сложно, ведь мышцы от горя задеревенели. Но как же можно не улыбаться?
* * *
— Ты как всегда великолепна, малыш, — улыбаясь, говорил он, целуя ее в макушку каждое утро после завтрака.
Он уходил, оставляя ее заниматься делами по дому. Все было просто и понятно. У них было всего достаточно. Не в изобилии, а ровно столько, сколько нужно, чтобы не жить взаймы у банков, но и не красоваться своим достатком.
Да, у него снова был синий «мустанг» лохматых годов, порыкивающий своим мощным мотором по утрам. У нее — желтый «жук», на чьих боках то и дело играли солнечные зайчики. И квартира, хоть и однушка, но с хорошим ремонтом и своя. Все было свое. Даже деньги — и те свои, наличные, хотя вовсю и шла по стране попытка их изъять из оборота.
Но он не любил все это цифровое и интернетное. Он будто пришел из прошлого, где были живые люди, живое общение, все было чуть-чуть проще. Он любил фотографировать, но на пленку, и никогда не оставался по ту сторону объектива, чтобы попасть в кадр.
И если что-то происходило, он лишь улыбался и решал проблемы. Просто и понятно.
Понятно для нее, но не для остальных. «Таких не существует!» — причитали одни. «Его не существует!» — кричали подруги, которые ни разу не видели парня.
А она просто жила. Улыбалась и смеялась, смотря на них сквозь темные очки. Она была счастлива, хоть и погрязла в обычной рутине. Бытовуха, должная затягивать, лишь помогала чувствовать себя живой.
Мытье посуды, полов, рабочие будни, где все понятно и привычно. А в перерывах — песни под гитару под звездами, шлепанье босыми ногами по лужам, смех. Или сериалы по телевизору или ее ноутбуку. Иногда в кино выбирались. Но чаще — в лес и парк, подальше от суеты больших городов. Он не любил это все, предпочитая спокойствие высоких деревьев и колыхания листвы.
Все обычно и обыденно.
Пусть и не так, как сейчас принято. Без крикливых соцсетей, вечных попыток успеть за лайками и получить максимум профита с одного поста. Размеренно, легко, степенно. Как сорок лет назад. Еще до развала и разложения той страны и превращения в эту.
Он был вне контекста. Сноской за краем текста, которая рассказывает о тексте слишком многое. Он был не таким, но не из этих дурацких любовных романов про мужчин со специфическими увлечениями.
А из тех странных времен, когда геолог и капитан ледокола — это было романтично. Когда ты, я, небо и щебет птиц — это было красиво. Не сотни фотографий с миллионов ракурсов с идеальным программным боке, а одна единственная девять-на-тринадцать со смазанными лицами, но хранящая воспоминания о моменте.
Вот и он был таким же.
Он красил их мир не баллончиками с аляповатыми красками и гротескным поведением, а эмоциями и ощущениями. Тем, что остается в памяти на нейронах, а не в памяти на кремниевых носителях.
Просто был. Был рядом почти всегда, когда надо.
Нет, он не был идеалом. И ссоры были. И недовольные мины. Громкие слова. Много что было. Усталость, упреки, недовольство тоже случались. Как у всех. И это тоже нормально.
Но все это оставалось здесь. Внутри, за дверью их маленькой квартирки почти под самой крышей, где пахло вкусным чаем, выпечкой и теплом.
В этом и была красота.
В яркой обычности и понятности того, что происходило между ними. Именно поэтому она ждала, а он — возвращался, напевая себе под нос песенку от неизвестного исполнителя. А ведь именно она ее в свое время случайно нашла, ползая по соцсетям, с отвратительным звуком, ужасным качеством записи, но такую... простую и прекрасную в своей простоте.
Тонкими хлопьями седеет город.
Тонкие ломтики хлеба с утра.
Ты еще помнишь, когда был молод,
Ты еще веришь, что все навсегда.
Зарницей сверкает ее улыбка,
День за днем заменяя рассвет.
Зима расскажет, что это титры,
Но в вашем сериале еще будет камбек
И пусть метет седая зима,
И пусть сверкают в огнях снежинки.
Ты пришел, она ждала,
И в этой жизни ты не лишний.
Тонким ароматом любимый кофе,
И с улыбкой сказать «Проснулась».
Все уже сделано, но в вашем лофте,
Чувства не высказать, и в этом прелесть.
Окна зашторены, и сквозь паутину
Тюли ласково смеется солнце.
И пусть проблемы есть в вашем мире,
Но она тебя ждет, и ты вернешься.
И пусть метет седая зима,
И пусть сверкают в огнях снежинки.
Ты пришел, она ждала,
И в этой жизни ты не лишний.