Лязг металла. Шумный выдох. Уворот в сторону — и наш танец продолжается.

Я слежу за ней, и на губах рождается слабая, почти невольная улыбка. Светлые волосы, когда-то стянутые в косу, давно растрепались. Несколько прядей прилипли ко лбу, как влажные нити. Её всегда бледное лицо вспыхнуло пунцовым, щеки налились жаром — и в этом разгорячённом беспорядке она стала красивее. Опасно красива.

Глаза — светло-карие, как выцветшее дерево — соскальзывают в сторону. Этого мне хватает: я делаю шаг, уворачиваясь от очередного выпада. Её стихия — не выносливость. Она уже выдохлась, и двадцать минут непрерывного боя высосали из неё остатки дыхания. Белая рубашка прилипла к телу, подчёркивая округлившиеся изгибы, вырисовывая линии так ясно, будто ткань лишь форма вежливости.

Взмах. Слишком поздно, слишком широко. Я двигаюсь — медленно. Одним движением перехватываю её запястье. Оно горячее, тонкое, и чуть дрожит под моими пальцами. С нажимом провожу по её кисти, заставляя разжать пальцы. Она не сопротивляется — не потому что сдалась, а потому что сама ждала этого. Меч падает. Мой — следом.

Вдох. И вот я уже подхватываю её за талию. Тело у неё лёгкое, податливое, будто просит о том, чтобы быть удержанным. Вжимаю её в стену. Камень холодный — чувствую, как её тело вздрагивает от соприкосновения. Она издаёт сдавленное «ох» — не от боли, от неожиданности, может, от странного, едкого удовольствия.

Нависаю над ней, и между нами почти нет воздуха. Только жар. Её грудь тяжело поднимается и опускается, прижимаясь к моей. На щеке — капля пота. На губах — чуть приоткрытая тень того, что могло бы стать поцелуем. Она поднимает на меня взгляд — колючий и нежный одновременно. В нём всё сразу: испуг, вызов, желание и попытка не показать ни одного из них.

Мы стоим так, застыв, как натянутый лук. Её дыхание щекочет мои губы. Я слышу, как быстро бьётся её сердце — или, может быть, это моё.

Она хмурится. Губы дрогнули. Хочет сказать что-то язвительное? Или просто шумно дышит — чтобы не утонуть в этом влечении?

Мы стоим слишком близко. Она вжата в холодную стену, я — в неё. И весь мир будто стал точкой между нашими взглядами.

— Так нечестно! — её голос низкий, шелковистый, до боли знакомый. Он будто бы из тех вечеров, что оставались в памяти запахами и прикосновениями. Я улыбаюсь шире, чем собирался.

— Никто не обещал, что я играю по правилам.

Она ещё не до конца понимает, что проиграла. Что сдалась. Хотя, если честно, вместе с ней — и я.

Наклоняюсь. Касаюсь её губ — коротко, почти насмешливо, лишь чтобы увидеть, как она вспыхнет ещё сильнее. И она смущается. Как зарево над полем после битвы.

Второй поцелуй медленнее. Глубже. Наглее. Губы мягкие, тёплые, обиженные — будто спрашивают, за что я с ней так. Не отвечаю. Только прижимаю сильнее. Слышу её выдох — резкий, сбивчивый, как удар под дых. От него у меня перехватывает грудь, как от удара по собственным лёгким.

Её сердце бешено колотится. Не в такт. Не по правилам. Как маленькая птица, застрявшая в ладонях — и я не знаю, то ли прижать крепче, то ли отпустить, чтобы не задушить.

Или дело уже не только в тренировке?

— Адриана, вас вызывает отец.

Голос резкий, холодный, как пощёчина. Мы вздрагиваем оба. Дворецкий стоит в проёме — словно вырос из воздуха, строгий, чопорный, с выражением на лице, будто его госпожа прижата не к стене, а к краю пропасти. И эта пропасть — я.

Он смотрит на нас с негодованием, с утомлённым презрением. Хочет увести её. Как можно дальше. Как можно быстрее. От меня.

Смотрю на неё в последний раз. Щёки — всё ещё пылают. Губы влажные, дыхание неровное. И в груди у меня расползается тепло — не от победы. От её близости. От того, как она смотрела. Как сдавалась — красиво, гордо, по-женски.

Её взгляд скользит в сторону. Адриана уже не та боевая леди, что стояла передо мной минутами ранее. Она растерянная. Уязвимая. И всё такая же красивая.

О, моя Адриана. Ты слишком прекрасная.

Вдруг она поднимает на меня глаза — взгляд обиженный, пристальный, как у кошки, которую разбудили слишком резко. И я не могу не улыбнуться. Такая маленькая леди. Такая гордая. Моя.

Как же легко ты забрала моё сердце.

Нехотя отпускаю её — как отпускают сон, от которого не хочется просыпаться. Её тело горячо, пальцы будто просятся остаться в моей ладони, но я отступаю. Шаг назад. Холод возвращается вместе с воздухом.

Подхожу к мечам. Мои пальцы сжимают рукояти, оставленные на камне. И стоит мне выпрямиться — как тень падает на плитку. Зоран стоит совсем рядом.

Всегда приходил бесшумно. Слишком стар, чтобы устраивать сцены, но достаточно умён, чтобы появляться в нужный момент. И ненавидеть — молча, но изо всех сил.

С первого дня он меня не возлюбил. Я был слишком живой. Слишком низкорождённый.

— Прошу вас, господин Йордон, впредь воздерживаться от... подобной близости.

Голос сухой, как пергамент, и режет не словами — тоном. В его речи слышится не просьба, а угроза. Отвращение. Скрытая досада, что мне вообще позволено дышать в одном пространстве с его леди. Он стоит прямо, напряжённо, будто пытается заслонить её от меня собственным телом. Хотя она — уже не маленькая девочка.

Ничего не отвечаю. Просто смотрю на него. Мечи в руках — для него не показатель.

Наши чувства с Адрианой вспыхнули внезапно, но необратимо. Несколько недель назад. Кто первым поддался — она или я — уже не важно. Мы тянулись друг к другу, как огонь к кислороду. Я — её учитель, наставник по владению мечом. Она — юная, упрямая, поначалу дерзкая, но способная. Её пламя грело и обжигало.

Теперь же всё изменилось. Роль учителя давно затерялась где-то в дыхании между поцелуями. Я знал — этого не должно было случиться. Но оно случилось.

И я не жалею.

Я хотел бы сделать ей предложение. Да, всерьёз. Но пока не имею на это права. Денег для выкупа не хватало. Необходимого титула — тоже. Отец Адрианы, лорд Геймеш, происходил из древнего рода, со связями и влиянием, способными переломить судьбу любого. Я же… был всего лишь Йордон. Не самый бедный, но определённо не ровня ей по крови.

Но разве чувства знают сословия?

Адриана просила Зорана молчать. О наших взглядах, прикосновениях, поцелуях, тишине, в которой мы слушали дыхание друг друга, затаившись между тренировками. И он молчал. Но с каждым днём его молчание становилось дороже.

Чувствую, как его взгляд жжёт мне спину.

Она уже ушла.

Только запах её волос ещё где-то рядом.

— Ох, Зоран… Как я могу не желать встречи с той, кто пленила моё сердце, если её голос шепчет во мне постоянно? Если закрывая свои глаза, я вижу её? А запах… Проклятье, он со мной постоянно.

Между нами — всего несколько лет. Но я отдал бы ей жизнь. Без колебаний. Вот на сколько глубоко она пустила корни в моей груди. Как я могу остановить то, что уже растёт внутри меня?

— Господин Йордон. — Зоран перебивает холодно. Прямо. Без капли сочувствия. — Я настоятельно рекомендую вам воздержаться от вашей... любви.

Любовь. Он произносит это слово, как будто оно грязное. Как будто я должен стыдиться, что чувствую её.

— Лорд Геймеш уже ищет для дочери более... подходящего претендента.

Перевожу взгляд на дворецкого. Словно впервые вижу этого человека. Эту тень, что вечно стояла за Адрианой, скрывая её от мира. От меня.

— Что? — Слово выходит сипло, как будто ударили по горлу изнутри.

Он улыбается. Только уголком губ. Медленно. С наслаждением. Как палач, показывающий топор.

— Прямо сейчас, в этот момент, в поместье прибыл союзник лорда. — Он делает паузу. — С сыном.

Последние два слова звучат, как приговор.

Я не нахожу в себе слов. Пустота. Ни одной мысли. Ни звука. Только жар в груди, как будто сердце решило взорваться — от боли или от злости, я не знаю.

Резко бросаю мечи.

Оружие падает на стол, рассыпая инструменты, и я бросаюсь прочь.

Плевать, кто приехал. Плевать, сколько у него золота и титулов.

Адриана — моя.

И если я проиграю… то только сражаясь.

Я вырвался из тренировочной комнаты, как будто из клетки. Подъём по лестнице дался почти на бегу — ноги несли меня быстрее, чем разум успевал придумать, что делать дальше.

Через заднюю дверь в дом — рывком, мимо кухни. Я чуть не сбиваю одну из служанок, успеваю только выдохнуть:

— Прости.

И уже поднимаюсь по центральной лестнице. Сердце бьётся слишком громко, как барабан перед битвой.

Поворот.

И я замираю.

У открытого балкона — они.

Двое мужчин сидят на диване, в развязной позе праздных гостей. А Адриана — стоит рядом. Спиной ко мне.

Она тянет руку. И юноша, стоящий напротив, наклоняется — легко, как будто всё это не впервой — и касается губами тыльной стороны её ладони.

Медленно поднимает голову.

Белоснежные волосы, безупречный зелёный камзол, а лицо… острое, как лезвие кинжала. Глаза — зелёные, слишком блестящие, слишком уверенные. Хищные.

Вдруг он смотрит прямо на меня.

Его улыбка — тонкая и очаровательная. Он знал, что я увижу. Хотел, чтобы я увидел.

Что-то говорит. Я не слышу слов — только её смех. Слабый. Лёгкий. Мягкий, как прикосновение.

В груди сжимается что-то тяжёлое. Как будто сердце сжали так сильно, что оно больше не может биться.

Стою в проёме, как тень. Как чужой.

Нет…

Прошу…

Не надо.

Загрузка...