Гость

Никогда! Ты слышишь? Никогда не открывай дверь, если после звонка или стука, видишь в дверной глазок пустую площадку. В лучшем случае, это будут хулиганы, в худшем же… Что же будет в худшем баба Катя так никогда и не договаривала, лишь поджимала сухонькие губы и выразительно поднимала подкрашенные «Басмой» брови.

Все это пронеслось у Наташи в голове, пока она стояла в дверном проеме и прислушивалась к уходящему вниз по лестнице топоту детских ножек, и отдельным смешкам самых нетерпеливых. Какое же веселье начнется сейчас там, во дворе, когда захлопнется тяжелая, металлическая подъездная дверь и детвора почувствует себя в безопасности.

Когда Наташа была маленькой, они с друзьями так же звонили в двери квартир и убегали, уверенные, что их никто не сможет поймать. Поэтому, она сейчас и не злилась на эту стайку, похожих на воробушков, детишек, прекрасно видимых в подъездное окно — вот они, гурьбой в пять человек, выпорхнули на улицу и вверх полетели трели заливистого, долго и тщательно сдерживаемого, детского смеха.

— Вы на их совсем не сердитесь? — раздалось вдруг у нее прямо возле уха, и Наташа вздрогнула от неожиданности.

Прямо перед ней стоял приятного вида юноша, в дорогих очках и лакированных ботинках. Также уместный в этом видавшем виды подъезде старой «Хрущевки», как породистый корги в будке на ржавой цепи.

— Вы ведь Наталья? — продолжил тем временем молодой человек, старательно не замечая замешательства хозяйки, — я от Анны Ивановны, мне бы брюки подшить, ну и так, по мелочи. И он улыбнулся так обворожительно, что Наташа, действительно подрабатывающая швеей-надомницей посторонилась, пропуская его к себе в квартиру.

— Меня Родион зовут, — представился гость, проходя в крошечную прихожую, к тому же забитую коробками с всяким хламом, до которого у Наташи так и не доходили руки.

— Вы простите, что я без звонка, — он по своему истолковал замешательство хозяйки, — но дело в том, что у меня завтра свадьба, а костюм оказался велик. Я доплачу за срочность.

Наташа, по прежнему продолжая недоумевать по поводу его внезапного появления на абсолютно пустой лестничной клетке, все так же молча, жестом пригласила его следовать за собой в крошечную комнатку, оборудованную ею под мини-ателье.

Видно было, что свое дело Наташа знала и любила. В отличие от общей с бывшим мужем прихожей, это было только ее пространство. Везде царил идеальный порядок, нашлось место даже для поясного манекена и зеркала на подставке, которое, проходивший мимо Родион, задел плечом так, что оно повернулось отражающей стороной к стене.

Присев на банкетку он, изящным движением, протянул ей довольно увесистый пакет, в котором оказался видавший виды костюм-тройка и конверт, явно с деньгами.

— Видите ли, — как бы оправдываясь, смущенно улыбнулся Родион, — костюм передается в нашей семье по наследству, а я вот такой щуплый вырос.

Наташа вздрогнула — ей показалось, что она увидела мелькнувший под верхней губой гостя непомерно длинный клык. Но деньги были нужны. Очень. Она откладывала на квартиру, пусть самую крохотную, путь в ипотеку, но свою. Ибо, терпеть выходки вечно пьяного бывшего, сил уже не было.

Наташа быстро и сноровисто сняла с молодого человека мерки, ворчливо заметив, что костюм стоило бы предварительно отдать в химчистку. На что Родион смущенно пожал плечами, но промолчал.

Когда хлопнула входная дверь. Наташа снова вздрогнула — бывший сегодня заявился раньше чем обычно, а это значило только то, что его выставили с очередной работы и он, наверняка, по этому случаю пьян до состояния потери человеческого облика.

— Слышь, стерва, а чем это у нас тут воняет? Хахаля что ли приволокла? — он стоял на пороге комнатки, до омерзения неопрятный, в полузаправленной в брюки, мятой рубашке, распространяя вокруг себя сложные ароматы и пялился на Родиона непроспавшимися с вечера и снова залитыми глазами.

От гостя действительно пахло очень дорогим парфюмом, непривычным в их, пропахшей перегаром, квартирке.

— Вадим, это клиент, — устало сказала Наташа, — иди к себе, не устраивай сцен.

— Знаю я этих клиентов, — хохотнуло то, что еще лет пять назад было подающим надежды, молодым плиточником.

— А ну, пшел отседа, — и он замахнулся на гостя, невесть откуда взявшейся в его руке, табуреткой.

То, что произошло потом, представилось Наташе как кадры из фильма ужасов: Родион легким, слитным движением оказался за спиной Вадима и, с явным наслаждением, припал к его шее, поддерживая, в неожиданно крепких объятиях, внезапно обмякшее тело.

Наташа не успела ничего сказать, как вдруг ее сзади обхватили чьи-то крепкие и тонкие руки. Последнее, что она успела заметить, это ярко-алый лак на длинных ногтях.

Наташа не знала, сколько времени провела без сознания. Когда она пришла в себя перед бормочущим телевизором, оказалось, что все часы в доме остановились, а мобильный отключился из-за разрядившегося аккумулятора. Очень болела голова и основание шеи, во рту появился металлический привкус, и очень хотелось пить.

На кухне, куда она, еле передвигая вдруг ставшими ватными ноги, все-таки доползла, ее ждала записка от бывшего мужа, в которой он, неожиданно внятно, сообщал, что уехал в рехаб на полгода.

Наташа удивилась — подобных денег у него никогда не было, да и не собирался он лечиться от алкоголизма, предпочитая спиваться, обвиняя во всем бывшую супругу. Произошедшее днем представлялось ей каким-то дурным сном и, чтобы немного развеяться, и подышать свежим воздухом, она решила пойти прогуляться. Заодно нужно было отнести в пункт приема стеклотары залежи пустых бутылок, оставшихся «в наследство» от мужа.

Проходя во дворе мимо контейнера с мусором, она вдруг увидела, торчавший из кучи бытовых отходов, лакированный ботинок и услышала над ухом голос бабы Кати: Я же тебе говорила — никогда! Слышишь? Ни — ко — гда!..