В конце лета 2008-го года в подмосковный дачный посёлок Абрамцево въехал большой чёрный внедорожник, за рулём которого сидела миловидная крашеная блондинка примерно 30-летнего возраста. Каким ветром занесло в этот «заповедник бывших советских академиков» гламурную «фифу» можно было только гадать. Но та версия, что авто-леди перепутала поворот, смело отметалась, ибо автомобиль уверенно проследовал к одной из крайних академических дач и, припарковавшись около обветшалой калитки, остановился.
– Здравствуйте, Василий Николаевич! – раздался мелодичный голос блондинки, когда незнакомка грациозно вышла из внедорожника и приветливо помахала рукой пожилому и седовласому мужчине, который в этот момент граблями собирал нападавшие на газон после ветки и пожухлые листья.
– Здравствуйте, – скрипучим голосом ответил хозяин скромной бревенчатой дачи.
– Это я вам звонила из редакции журнала «Мулен Руж», – всё тем же медовым голоском защебетала она. – Моя фамилия - Токарева, а зовут - Маргарита Павловна. Ха-ха-ха. Помните, наверное, такой замечательный фильм «Покровские ворота»? Так вот я тёзка Маргариты Павловны Хоботовой. Ха-ха-ха.
– Фильм помню, – настороженно кивнул головой Василий Николаевич, – и звонок ваш припоминаю. Но я не могу взять в толк: на кой я сдался вашему журналу? В современной моде я не разбираюсь, дорогой «Виски» не пью и кубинскими сигарами тоже, извините, не балуюсь. Я когда-то занимался наукой, но теперь всё это в прошлом. Вас, наверное, по моему поводу кто-то ввёл в заблуждение?
– Скорее всего, – мило заулыбалась незнакомка. – Признаюсь честно, я вас представляла несколько иначе. Но раз я столько времени ехала из Москвы, то, может быть, попьём чаю? У меня и торт с собой. Или вы ждёте сегодня каких-то важных гостей?
– Я уже давно не жду никаких гостей, – заворчал хозяин дачи. – Ладно, добро пожаловать, – тяжело вздохнул он. – Проходите, я сейчас поставлю самовар.
– Сто лет не пила чай из самовара! – весело захихикала миловидная гламурная «фифа», войдя в калитку.
Услышав про сто лет, Василий Николаевич язвительно хмыкнул, но от того, чтобы сказать вслух, что вы, барышня, для ста лет очень хорошо сохранились, воздержался. И вообще, бывший сотрудник секретного НИИ сразу же решил, как можно быстрее выпроводить симпатичную незнакомку за порог. С юных лет он не доверял красивым женщинам, припоминая старую поговорку советских сотрудников госбезопасности, что настоящий разведчик красивую женщину должен уметь игнорировать.
Однако когда по кружкам был разлит чай и разрезан дорогой кремовый торт, Василий Николаевич внезапно почувствовал такой прилив сил, что ему захотелось петь, читать стихи и осыпать гостью легкомысленными комплементами. А затем в голову полезла такая чертовщина, что бывший академик невольно вздрогнул. Он даже в какой-то момент представил, что сейчас подхватит эту очаровательную Маргариту на руки и унесёт прямо в спальню, на своё одинокое, но очень просторное ложе. И вдруг Василий Николаевич поймал себя на мысли, что ему что-то такое подсыпали в чай, когда он ходил маленькими серебряными ложечками. И теперь в ушах зашумело, а окружающий мир перед его глазами стал преображаться в картину, написанную акварельными красками.
– Василий Николаевич, вам нехорошо? – сделала большие и удивлённые глаза московская заезжая «фифа».
– Мне кажется, вам уже пора, – еле-еле выдавил из себя Василий Николаевич.
– Конечно пора, – улыбнулась незнакомка и, пощёлкав перед остекленевшими глазами академика пальцами, выложила на стол миниатюрный цифровой диктофон. – Расскажите о проекте «Посланник»? – спросила она совершенно другим, властным голосом. – Какое вы в нём принимали участие и почему испытания были свёрнуты?
– Пос, – закашлялся пенсионер, – пос анник. Не имею. Сек рет. – Василий Николаевич беспомощно помотал головой и информация, которую он не имел права разглашать, полилась сама собой. – В начале 80-х годов я защитил докторскую диссертацию по теме «Математический анализ развития разных экономических систем». И меня практически сразу пригласили работать в один из секретных отделов КГБ. Там был предложен хороший оклад и решение жилищных и прочих бытовых проблем. Я должен был, используя обширную архивную информацию, высчитать год, когда наш Советский союз мог бы совершить самый большой рывок в своём экономическом развитии.
– Дальше, – раздражённо зашипела на него приезжая блондинка. – Меня это не интересует. Отвечайте коротко и по существу: в чём заключалась суть эксперимента? Что вы делали в лаборатории?
– Идея была проста и вместе с тем оригинальна, – усмехнулся бывший академик. – Нами были отобраны пять кандидатов на перемещение в прошлое страны. А именно в 1964 год, когда был снят Никита Сергеевич Хрущёв.
– Теперь поподробнее, как вы собирались их послать в прошлое? – задавая этот вопрос, неизвестная гостья буквально зашипела.
– Методом регрессивного гипноза, – еле-еле, по словам произнёс Василий Николаевич, и по его вспотевшему лбу покатились маленькие капельки пота. – Кандидаты подвергались ежедневному гипнозу. И от них требовалось там, в прошлом, перехватить управление собственным телом сначала на минуту, затем на час и, наконец, на день. И за этот день они должны были сделать посылку в будущее.
– Что за посылка, конкретнее! – блондинка неожиданно стукнула кулачком по столу.
– От них требовалось написать название определённой книги, запаковать записку в бутылку и закопать её около старого дерева, в той местности, где в 1964 году они проживали. И на третий год работы лаборатории каждый из пяти испытуемых сделал такую посылку. Это был большой успех. Мне подарили «Волгу» последней модели, – на этих словах из глаз академика потекли слезинки.
– Как ваши «подопытные кролики» попадали именно в 1964 год?
– Каждый из наших «посланцев» в 1964 году пережил некую серьёзную травму. Кто-то в том году сломал ногу, кто-то руку, кто-то очень сильно отравился, а кто-то чуть-чуть не утонул. Травмирующий эпизод - это точка в биографии человека, которая максимально чётко фиксируется в памяти.
– Боле-менее понятно, – улыбнулась блондинка. – Что вы планировали передать в прошлое?
– Это яснее ясного, – криво усмехнулся академик. – Последние достижения науки и техники. Экономические рекомендации. После снятия Хрущёва новое правительство СССР было готово для больших перемен. Ему только не хватало чётких знаний и нужного вектора развития.
– Бред, кто бы поверил вашим чудикам? – захохотала гостья. – Кто бы их стал там слушать, кроме врачей в дурдоме? Ладно, это лирика. Почему были свёрнуты опыты?
– На пятый год существования нашей научной группы и лаборатории произошло одно крайне странное событие, – произнёс Василий Николаевич и, сильно закашлявшись, начал задыхаться.
– Что случилось?! – закричала ему прямо в ухо незнакомка. – Быстрее!
– Старые испытуемые пропали, а вместо них появились но … вы … е …, – пробормотал академик и его безжизненное тело рухнуло на пол.
***
То, что комедия - самый сложный жанр, догадались ещё на заре зарождения кинематографа. Шаг влево - не смешно, шаг вправо - пошло, а за прыжок на месте могут и по шапке врезать. Даже знаменитому Чарли Чаплину за картину «Великий диктатор» так в Соединённых штатах врезали, что тот перелетел через Атлантику и от греха подальше поселился в нейтральной Швейцарии. По этой причине режиссёров-комедиографов во всем мире раз, два, три и обчёлся. И все они, словно канатоходцы, танцуют на проволоке надо рвом, который усеян шипами, кольями и разными ползучими гадами. И поэтому характеры у этих режиссёров-комиков с годами становятся всё хуже и хуже.
И Леонид Гайдай не был таким исключением. В понедельник 31-го августа 1964 года во второй половине дня Леонид Иович с таким лицом ходил по съёмочной площадке кинопавильона №7, что многие его подчинённые старались лишний раз не отсвечивать. Первым после обеда он отчитал художника декоратора. По его мнению обстановка в студенческой аудитории, где профессор «Лопух», в исполнении актёра Владимира Раутбарта принимал экзамены, выглядела недостаточно правдоподобно.
– Где колбы? Где электрические приборы? Где эта самая кристаллическая решётка? – прошипел он.
– Спокойно, Лёня, всё уже в пути, – хитро усмехнулся многоопытный ветеран «Мосфильма» Артур Семёнович Бергер. – В пути, всё в пути.
– Как чего-то не хватает, так это обязательно в пути, – проворчал Леонид Гайдай, посмотрев по сторонам в поисках новой «жертвы».
«Сейчас сцепится с главным оператором, что камера не так стоит, что света в аудитории мало, и прощай съёмочная смена до завтра», – тут же подумалось мне, поэтому, не теряя ни секунды, в дело спасения знаменитой советской кинокомедии «Операция “Ы”» вклинился я.
И вообще, если смотреть глобально, то я вклинился в этот 1964 год из далёкого, но не совсем светлого будущего. Зашёл в кинозал глянуть одним глазом на фантастический «Аватар: Путь воды», а очнулся в общежитии киностудии «Ленфильм». И что характерно очнулся молодым, здоровым, полным сил, с другой фамилией, именем, отчеством и в другом теле. И теперь я не старый занудный душнила-пенсионер. Теперь я - 24-летний перспективный кинорежиссёр Ян Нахамчук, по прозвищу Феллини, которое приклеилось как-то само собой. И кстати, до сих пор не понимаю: как такой фантастический перенос сознания из будущего в прошлое мог произойти?
– Леонид Иович, я что-то не уловил, а наш Шурик по какому предмету сдаёт экзамен? – спросил я у Гайдая, показав ему сценарий.
– Какая разница? – шикнул на меня мэтр легендарного советского кино.
– Вообще-то большая, – пробурчал я. – Колбы и кристаллическая решётка - это химия, электрические приборы и электрофорная машина, где возникает искра - это электротехника. А синхрофазотрон, о котором говорит студент Дуб в общежитие - это физика элементарных частиц.
– Ну и что? – зло вперился в меня Гайдай.
– Как что? – всплеснул я руками. – Если Шурик и Лида читают конспект по Сопромату, где изучается сопротивление материалов на кручение, изгиб, сжатие и растяжение, то зачем нам ещё три разных дисциплины? И кстати, старая студенческая присказка: «сдал сопромат - можно жениться», нам как раз будет в тему.
– Белиберда какая-то, – по-стариковски закряхтел 40-летний режиссёр. – Ну, допустим. Что ты предлагаешь?
– Во-первых, колбы и электрофорную машину отставить, – я начал загибать пальцы. – Здесь требуются гири, зажимы, противовесы. Перекладина, на которой что-нибудь тяжёлое болтается. Плакат с эпюрами моментов. И третье, надо чтобы после экзамена приятель Шурика спросил: «Как сопромат?». А тот ему ответил: «Отлично. Сдал. Могу жениться». И тогда на крыльцо института вполне по логике сюжета выплывет наша красавица студентка и комсомолка Лида.
– Хе-хе, а парень-то дело говорит, – поддакнул мне художник-постановщик Артур Бергер.
– Делайте, что хотите, тащите свои гири, перекладины и эти - купюры моментов, – отмахнулся Гайдай и тут же скомандовал, – товарищи актёры, все на исходную. Репетируем!
И как только голос Гайдая, усиленный мегафоном, разлетелся по студийному павильону, техники, осветители, актёры первых и вторых ролей, ассистенты оператора и режиссёра тут же забегали, словно дело происходило на плацу перед построением. «Лихо, – присвистнул я, – у меня на съёмочной площадке такой дисциплины не было». Однако затем началась репетиция сцены, где студент-картёжник безуспешно сдавал экзамен, и народ, не задействованный в эпизоде, снова расползся по кинопавильону куда попало.
А между тем картёжник в исполнении Валерия Носика и профессор «Лопух», Владимир Раутбарт, с поставленной задачей пока не справлялись. Небольшой текст сценария они отыгрывали без запинок, но то, что происходило в кадре было совсем не смешно. Хуже того - этот актёрский этюд выглядел просто нелепо. Представьте: сидит суровый преподаватель, а перед ним стоит студент и, постукивая себя то по одному плечу, то по другому, затем три раза хлопает в ладоши и вытаскивает якобы счастливый билет. Лично я, такой цыганочки с выходом ни на одном экзамене никогда не видел.
– Нет правды жизни, – тихо проворчал Леонид Гайдай, когда актёры отыграли эпизод в третий раз. – Ты что примолк, Феллини? – покосился на меня главный режиссёр. – То трещал без перерыва, а тут воды в рот набрал.
– Да вроде живенько получается, – высказался главный оператор Константин Бровин.
– Живенько, но не смешно, – прошипел Гайдай. – Смех, товарищи, дело серьезное. Что-то тут не то, я печёнкой чувствую.
– Леонид Иович, у нас на «Ленфильме» поговаривают, что вы за каждую удачную шутку или идею платите бутылку шампанского? – спросил я, припомнив одну актёрскую байку, рассказанную большим шутником Юрием Никулиным.
– И кто тебе ляпнул такую ересь? – прошипел Гайдай, у которого от возмущения тут же запотели очки.
– Пёс Барбос на хвосте принёс, – крякнул я. – Хорошо, поработаю без шампанского.
После этой реплики вокруг раздались тихие и робкие смешки. Затем я встал со своего стульчика и прошёл к экзаменационному столу, где находились актёры Носик и Раутбарт. В принципе, как срежиссировать данную сцену мне было известно давным-давно, с того самого момента, как «Операцию Ы» принялись ежегодно крутить сразу по нескольким телеканалам в праздничные дни. Но для приличия и хоть какой-то конспирации момент творческого озарения я чуть-чуть попридержал.
– Принести, кто-нибудь, чай! – обратился я одновременно к нескольким ассистентам режиссёра.
– Слушай, Феллини, давай без чая, – заворчал Леонид Иович. – Есть, что сказать по существу? Говори. Нет - нет, да - да.
– Нет-нет и да-да будут исключительно по существу, – хохотнул я и уселся на место преподавателя. – Значит так. Сначала профессор вписывает фамилию студента Носика в ведомость и произносит: «Берите билет». А после, взяв в руки стакан с чаем, он встаёт из-за стола и, чтобы размять ноги, уходит за спину студента. И именно в этот момент студент-картёжник стучит себя по плечам и прихлопывает в ладоши. «Профессор», – шепчет он, вытащив билет. Профессор «Лопух» в этот момент подходит к студенту и тот от волнения отпивает чай из его чайной ложечки. «Можно еще?» – робко спрашивает он. «Пожалуйста», – не возражает преподаватель. «Ещё», – уже требует наш картёжник, посмотрев на билеты, как на игральные карты. «Бери», – азартно отвечает «Лопух». «Себе, вскрываемся», – предлагает Носик. «Что значит себе? Что значит - вскрываемся?» – удивляется профессор, тем не менее, схватив один билет себе. Ну и дальше всё по тексту.
– Перебор, – хохотнул актёр Валерий Носик.
– Логика есть, – кивнул головой актёр с колоритной профессорской внешностью Владимир Раутбарт.
– С чаем - это хорошо придумано, – закряхтел Леонид Гайдай. – Перерыв пять минут, и будем снимать.
– Есть ещё такое предложение! – брякнул я, пока народ не разбежался по курилкам. – Входит в аудиторию наш длинный студент, который сидел в коридоре, вытянув ноги вперёд. Профессор его спрашивает: «Признайтесь, вы к экзамену готовились или как всегда?». «Учил всю ночь», – бурчит наш верзила. «А это у вас что?» – профессор вытягивает из нагрудного кармана длинную метровую, сложенную гармошкой шпаргалку. «Пиджак не мой», – тут же отнекивается студент. «А тут у нас что?» – «Лопух» вытаскивает из галстука точно такую же «шпору».
– Хе-хе-хе, – захихикали все вокруг меня, а я продолжил:
– «Галстук одолжил в общежитии», – врёт студент. «А где вы одолжили это?» – профессор вытягивает третью шпаргалку из рукава. «Подсунули за подкладку враги», – отнекивается он. «Ну, хорошо, тяните билет», – пожимает плечами профессор «Лопух». «Профессор, а можно я приду в следующий раз, когда получше подготовлюсь?» – жалобно просит верзила. «Можно», – тяжело вздыхает профессор, а на переднем плане лежит целая гора разных разнообразных шпаргалок.
– Ха-ха-ха! – опять громче всех загоготали техники и осветители.
– Хе-хе, – крякнул Гайдай. – Чествую печёнкой, сработаемся. Перерыв!