Гостья с улицы Радуги

Прошло несколько недель с тех пор, как Рыжик повесил свою карту на дуб. Туристы теперь чаще останавливались у «Лисьего уголка», а дети с соседних улиц играли в игру «найди табличку». Рыжик немного привык к новому статусу — хранителя улицы. Он даже стал строже, поправлял криво припаркованные велосипеды и бормотал себе под нос, как дедушка Лисофей: «Порядок — лицо района!»

И вот в один из таких дней, солнечный, но с запахом грозы, на улицу Лиса заглянула она.

Рыжик как раз выкапывал ямку для нового клена у фонтана, когда его тень вдруг перекрыла другая — яркая, переливающаяся, будто кто-то поставил витраж между ним и солнцем.

— Привет! — сказала она.

Перед ним стояла лисичка. У неё был чёрно-бурый мех, блестящий, как лак для ботинок, и... радужная чёлка. Оттенки переходили друг в друга, как акварель в лужице после мела. А кончик хвоста — синий, как вечернее небо.

— Ты… перекрасилась? — осторожно спросил Рыжик.

— Ага. Это у нас на улице модно. Улица Радуги, слышал? Там каждый — сам себе витраж.
Она подмигнула.

— Я — Лика.

— Рыжик, — буркнул он, пряча уши. И добавил, как привык: — Я тут местный.

Лисичка хмыкнула, села прямо на землю, не боясь пыли, и с интересом уставилась на яму.

— Дерево сажаешь? Класс. У нас сажают сразу граффити, с радужными листиками. Но зелёное — это даже круче.

Рыжик не знал, как реагировать. Он впервые встречал кого-то, кто не кивал вежливо на его слова про прапрадеда, а сразу говорил про себя. И ещё — она так сияла в тени дуба.

Лика вдруг вскочила:

— А хочешь, я нарисую тебе улицу как я её вижу?

— С натуры? — переспросил он, удивлённо.

— С натуры души, — ответила она и достала из рюкзака (конечно, у неё был рюкзак — с наклейками, цепочками и крошечной банкой блёсток) альбом и маркеры.

Они просидели до заката: он — копался в корнях, она — рисовала. Рыжик мельком подглядывал: на листе росли разноцветные фонари, под ними гуляли лисы с крыльями, а дуб у книжной лавки превращался в огромного лисёнка, который укрыл улицу своим хвостом.

— Это... Великий Лис? — прошептал он.

— Нет, — сказала Лика, — это ты.

Рыжик повесил её рисунок рядом с картой. Туристы смотрели, сравнивали и переглядывались: «Сказка — это кто-то живой».

А Лика уехала. Но по вечерам, если прислушаться у дуба, можно было услышать: цок-цок — каблучки по брусчатке, шелест — фломастеры в рюкзаке, и тихий, но дерзкий смех.

И на улице Лиса стало чуть больше цвета.

А ещё в их городе была улица Любви. Самая настоящая. Только на табличках писали "Кохання"...