Глава 1




- Заряжай! – стоя на кормовой палубе, у штурвала, громко распорядился Бутурлин. Приказ эхом пронесся по цепочке, нырнул в батарейную палубу – да, да, имелась на «Глюкштадте» и такая!

- Лево руля! – это было сказано уже тише – шкиперу.

Тот сухо кивнул – услышал – и тот час же начал маневр. Заскрипели тросы, поворачивая руль.

- Боцман! Бизань! Блинд!

- Бизань! Блинд! Бом-блинд! Тысяча чертей вам в глотку! – заорал боцман, погнав матросов на мачту.

Мог бы и не орать – экипаж был опытный, каждый из моряков и без того прекрасно знал свое дело. Почти все паруса уже были взяты на рифы, чтоб не мешались в бою...

Миг – и маленькие паруса на бушприте – блинд и бом-блинд – и большой косой парус на бизань-мачте ухватили ветер, поворачивая корабль в строгом соответствии с усилиями руля и штурвала.

Все происходило красиво и очень быстро – любо-дорого посмотреть!

Хищный корпус «Глюкштадта» сблизился с торговым судном, безуспешно пытавшимся уйти.

Ага, сбежишь, как же! Не на тех напал!

Судно ненадолго накренилось под ветром...

Этого вот момента капитан Бутурлин и ждал... и не упустил! Пушки правого борта теперь смотрели вверх – на паруса и мачты торговца!

- Залп!

Все девять двенадцатифунтовых орудий ахнули разом, изрыгнув пламя и ядра, в клочья порвав вражеский такелаж! Одно ядро даже угодило в фок-мачту, перебив рею. Треснув, мачта повалилась на шкафут, зацепилась за реи грота... Это стало видно, когда ветер унес пороховой дым... Случайно, конечно, но – эффектно, черт побери!


- Молодцы, канониры! – хмыкнув, похвалил капитан.

Даже боцман восхищенно присвистнул:

- Десять тысяч чертей!

- Абордажная команда – к бою! – выхватив шпагу, скомандовал капитан.

- Готовы, командир! – доложил Герхард Ланц, наемник и бывший суб-лейтенант, ныне командующий головорезами «Глюкштадта». Три дюжины молодцов, готовых на все – сила! Пистолеты, абордажные сабли, ножи – ничего лишнего. Ни кирас, ни шлемов – чтоб не утянуло на дно, в морском бою случается всякое...

У тех, кто оставался на борту для прикрытия – тяжелые мушкеты с кремневыми замками. Пуля, пущенная из такой штуки, проламывала корабельный борт. Впрочем, далеко не у всякого судна.

Заваленный внутрь борт торговца приблизился, возвышаясь, словно гора. Сейчас многое зависело от шкипера и корабельной команды – чтобы не спутался такелаж... Хотя – потом ведь можно и распутать.

Еще немного – и можно кидать абордажные крючья, а потом... Опасное дело! Но, кто не рискует, тот не выигрывает!

Ах, что за люди эти бойцы! В одинаковых колетах – куртках-безрукавках из лосиной кожи...

Блестят на вечернем солнце сабли... и так же блестят глаза! Один к одному, и вовсе не похожи на оборванцев-пиратов. Так и «Глюкштадт» не пиратское судно, а капер, и патент на шведов выписал не кто-нибудь, а сам российский государь Алексей Михайлович!

А то ведь шведы обнаглели вообще! Страх потеряли – безо всякой охраны ходят... Ну, так, Балтийское море - шведское озеро! Так ведь они и считали... на буйные свои головы.


Вечернее золотистое солнце скрылось за бежевыми перистыми облаками. Далеко, в синей туманной дымке, белели паруса уходящих судов – тех, кому повезло сбежать. Теперь уж доберутся до Риги... Однако – не все! Этот вот пузатый пинасс (иногда писали и с одно – законная добыча капитана Никиты Петровича Бутурлина и его команды!

Сжимая в руке тяжелую шпагу, Никита Петрович прекрасно представлял, что сейчас будет – резня! Ну, а как еще? На пинасс его головорезы все-таки взберутся, путь некоторые и погибнут, ну, а там...

Впрочем, скорее всего, события пойдут в несколько ином направлении...


- Фальконет! Цель – бушприт! Мушкетеры – огонь!


Мушкеты бабахнули залпом, и каждая пуля нашла свою цель, кроша в щепы фальшборт и рангоут, не брезгуя и кое-кем, кто зачем-то высунулся – посмотреть! Любопытный? Вот и получи пулю в лоб! Полбашки снесет запросто.

Фальконет, скорее, просто большой мушкет на поворотной тумбе, расположенной на полубаке – невысокой носовой надстройке – тоже изрыгнул огонь. Правда, никуда не попал – волны-то играли! – да Бутурлин и не надеялся, что попадет – так, напугать... Такой вот грохот обычно предшествовал решительно атаке... И тут у вражин выбор был небольшой...

И они его сделали...

Очень правильный выбор...

На грот мачте торгового судна - пинаса (или пинасса, как еще иногда писали ) взметнулся белый вымпел!


- Сдаются, сэр! – шкипер, вечно угрюмый англичанин с вытянутым лошадиным лицом, поправил на голове вязаную шапку, какую часто носили моряки – обычные шляпы сдувал ветер.

- Точно - сдаются! – усмехнувшись, бросил капитан по-английски. Этот язык он немного знал, как знал и немецкий, и шведский... и вот нынче учил датский.

- Сейчас спустят лестницу! – подойдя, вытянулся во фрунт командир абордажной команды. – Сколько человек отправить, герр капитан?

- Думаю, полторы дюжины хватит.

- Слушаюсь, герр капитан!

Шкипер – редкостная, между прочим, сволочь, но опытный и умелый моряк – ухмыльнулся. Он всегда считал немцев недоумками. Ну, вот зачем на судне такие витиеватые обращения – «герр капитан»? Вполне достаточно простого и краткого - «сэр»! Сам шкипер – звали его Арчибальд Фикс – как и многие опытные моряки, всегда говорил отрывисто и лаконично, глотая буквы и целые слоги, так что частенько бывало не очень понятно, о чем вообще шла речь?

- К-кбы они не пальнули! – глянув на высокую корму пинаса, опасливо прищурился шкипер.

- Не пальнут, - Никита Петрович убрал шпагу в ножны. – Раз уж решили сдаться... Разве только какой-нибудь идиот...

С борта вражеского судна послышались крики... Герхард Ланц, командир наемников, помахал рукой – все в порядке!

- Ну, что ж, - подмигнув шкиперу, Бутурлин радостно потер руки. – Поднимемся, поглядим... Боцман! Карго ко мне!

- Я здесь, господин капитан! – корабельный завхоз-интендант, называемый коротеньким словом «карго», уже стоял позади – лощеный долговязый хлыщ, однако, в денежных делах – дока! Стоял, щурился, нервно теребя рыжеватую щетину.

Никита Петрович машинально потрогал подбородок - оброс за время рейда, надо бы по приходу в порт – в цирюльню, побриться.

Вообще-то, православному человеку бриться, конечно, нехорошо, но тут - надо. В чужой монастырь со своим уставом не суются, а в Дании, как и по всей Европе, уже распространилась французская мода – сбривать бороду и усы да завивать шевелюру... ну, или носить парик, ежели собственная шевелюра так себе.


- Именем короля Фредерика! – поднявшись на палубу, Бутурлин грозно взглянул на вражеского капитана. – Вы и все ваши люди объявляются пленными! Корабль и товары – наш приз.

Капитан – сухопарый светлоглазый швед – вовсе не выглядел испуганным, скорее, даже наоборот.

Усмехнулся, округлил глаза, не обращая внимания на вооруженных головорезов с «Глюкштадта», и этак ехидно спросил:

- А с какой это стати – пленные? Разве между Данией и моим королевством - война?

И ведь был полностью прав, стервец! По нынешнему времени, в августе одна тысяча шестьсот пятьдесят седьмого года от Рождества Христова, Дания, хоть и вооружалась, но формально войну Швеции не объявляла. А вот, что касаемо России...

- Вот мой каперский патент, - вытащив из-за пазухи плотный кусок бумаги, Бутурлин галантно протянул ее шведу. – Тут, правда, по-немецки...

- Я понимаю... – вражеский капитан зашевелил губами – читал, читал, но, все же не совсем все понимал... - Тцар унд гросс херцог... Алек-сей Ми-хай-ловитч... А! Так вы -русские! А флаг-то на корабле – датский.

И впрямь, на корме «Глюкштадта» развевалось красное с белыми крестом знамя в виде ласточкина хвоста – флаг Данмарка. У России же, увы, пока официального государственного флага не имелось, хотя Алексей Михайлович все больше склонялся к тому, что нехудо бы таковой и заиметь! Ну, как бы то ни было...

- Ваш корабль пойдет за мной в Копенгаген, - буднично сообщил Никита Петрович. – Как приз. Мой карго обсчитает все ваши товары... Вы что везете?

- Железо, медь...

- Медь?! Контрабанда?

- Ну, это уж они в Риге знают... – швед хитро прищурился и стал куда вежливей. - И... вот еще что спрошу, гере капитан. Ваша часть добычи – какая? Четверть? Треть?

Любопытный какой... Хотя, никакой особой тайны тут нет.

- Из вашей трети треть – моему государю. Треть – Дании, за порты. И треть – мне и команде, - пожав плечами, пояснил Бутурлин.

- Справедливо, - вражеский капитан покивал и хмыкнул. – Все же датскую треть я отсужу! Не так уж там и мало. И думаю – дело выгорит

- Коль так считаете - судитесь, - развел руками Никита Петрович. – И следуйте за нами. Уцелевших парусов вам хватит, чтоб идти. А мои люди за вами присмотрят. Да! Кому-нибудь из ваших требуется перевязать раны?

- Да перевязали уже...

- Тогда до встречи в порту, гере капитан! Честь имею.


Восемнадцатипушечный корабль «Глюкштадт», наверное, можно было бы отнести к так называемым легким фрегатам, если б кому-то вдруг пришло в голову присвоить судну какую-то категорию. Да-да, легкий фрегат, из тех дешевых массовых судов, водоизмещением в триста пятьдесят - пятьсот тонн, которых было не жалко! Да и что их жалеть? Древо – самое дешевое, тонкие борта, пушек не больше тридцати, да и то – двенадацтифунтовки да кулеврины. Угроза – лишь для почти безоружных торговцев, любой большой военный корабль разнесет такое судно в щепки... Если, кончено, догонит и попадет. А вот это – поди, попробуй!


***


Корабли вошли в порт уже вечером, успели до темноты. Последние лучи заходящего солнца окрашивали шпили церквей, в жемчужно-серой спокойной воде отражались бастионы датской столицы и несколько десятков кораблей, стоявших у причалов.

Узнав своих, морская стража приветствовала «Глюкштадт» мушкетным салютом. Просто выпалили в воздух, узрев идущий следом за капером трофейный пинасс с приспущенным шведским флагом.

Ввиду позднего времени праздных зевак-обывателей у пирса не наблюдалось... Хотя, хватало радующихся моряков!

- Эвон, кораблище!

- Поди, золото вез!

- Да какое, ко всем чертям, золото? Скорее медь!

- Так и медь по цене – вроде золота!

- Гляньте-ка, шведы-то какие понурые!

- Еще б! Получили по носу... Ай да «Глюкштадт»!


Причалив, с капера перекинули сходни. Оставив карго и боцмана подсчитывать добычу, Бутурлин сошел на берег и, кинув таможенникам, направился в город. Квартировал он здесь же, неподалеку, снимая третий этаж доходного дома на улице Мельников, от портовых бастионов – с полверсты. Именно так Никита Петрович и подбирал себе жилье здесь, в Копенгагене - чтоб рядом с гаванью было.

Смеркалось. Из открытых дверей портовых кабаков доносились пьяные крики да визг жриц продажной любви, коих тут было немеряно. А как еще расслабиться моряку после долгого и опасного плаванья? Особенно, если родной дом остался где-нибудь в Лондоне, в Антверпене, в Амстердаме...

И не боялись же никакой заразы! Впрочем, чего бояться матросу? А портовые шлюхи стоили не так уж и дешево – пару талеров (или далеров, как их здесь называли) – месячное жалованье слуги или юнги. Да что там говорить, наемным солдатам платили не намного больше! Так что портовые барышни вовсе не бедствовали... Вон, как хохочут, бестии! Веселая у них жизнь. Правда – короткая. Не сифилис, так еще какая болезнь... или просто прибьют в пьяной драке...

- Господин ищет любви?

Ага! Одна такая барышня – весьма, кстати, юная – смешливая блондинка в светлой льняной сорочке, суконной юбке и шерстяной шапочке-чепце – вынырнув из темного переулка, заглянула Бутурлину в глаза.

Честно сказать – симпатичная! Свеженькая, молодая... И грудь... есть, что потрогать...

Только ведь, поди – лютерской веры! Да и невместно русскому моряку неизвестно, с кем, да еще – за деньги. Лучше уж – с известной, и не за деньги, а за подарки! Да и знаешь почти наверняка, что потом лекаря искать не понадобится. Была у Никиты одна такая на примете... даже и не одна...

- Господин хочет спать! – отрывисто бросил капитан.

- Что же – один?

- С женою!

- А, так вы здешний... А говорите, как иностранец. Впрочем, прошу извинить...

Потеряв всякий интерес, красотка разочарованно скривилась и, отвесив поклон, направилась к ближайшей таверне.

- Эй, постой! – вдруг обернулся Бутурлин.

- Да, господин? Передумали? – синие глаза барышни вспыхнули надеждой... или, скорее, алчностью.

- У пирса королевы Маргариты стоит трофейный шведский пинасс... Думаю, у тамошней команды еще осталось немного денег... Да! Ты знаешь ли, что такое пинасс?

- Трехмачтовое торговое судно, что тут и знать! – без запинки выпалила девчонка. – Большое и крепкое. Испанцы зовут такие – галион... И они возят золото, мой господин!

- Хо! – Никита Петрович непритворно изумился. – Откуда про галион знаешь?

- Покойный батюшка был моряком. А я вот...

Барышня всхлипнула, но тут же растянула губы в улыбке:

- Так, говорите, причал королевы Марго?

- Да. И поспеши – как бы они не подались в кабак! Тогда плакали твои денежки.

- Благодарю, господин, - снова поклонившись, молодка вдруг схватила Бутурлина за руку и шепнула. – Между прочим, за вами следят! Видно, хотят ограбить.

- Следят? Кто?

-Тсс! И прошу вас, господин, не оглядывайтесь, - понизив голос, быстро затараторила девушка. – Там, в переулке, откуда я... Там трое стоят. В плащах... Рожи, как у висельников... И чего им, спрашивается, там выжидать? Вон-вон... выглядывают! Не смотрите... Я вижу – вы добрый человек! Знаете что? Давайте, я вас провожу! В городе еще людно, да и стражники... Туда они не сунутся, не дураки ж.

Выслушав, Никита Петрович весело рассмеялся и, поправив кожаную, без всяких украшений, перевязь, положил руку на эфес шпаги:

- Коли сунутся - что ж... Пусть попробуют! А ну-ка...

- Ой, господин! Их же трое... И кто знает, может быть, они умеют метать ножи? Да в порту все умеют! Давайте все же я...

- А тебя, они, конечно же, испугаются и не нападут! – хмыкнул Бутурлин.

- Испугаются... Только не меня! – девчонка вдруг сделалась серьезной, - Не меня, а Хромого Фрица из Любека! Он с нас.... Ну, мы ему платим по далеру в день, вот он и...

- Понятно – староста ваш! Знаешь, наверное, я как-нибудь и без тебя обойдусь...

- Ну-у, господин... – поправив суконную шапку, взмолилась барышня, - Я б вам и постирала! И зашила бы, вон, колет... Вы же не женат – это видно!

- Из чего ж это видно-то, а? – Никита Петрович переспросил несколько уязвлено, но с любопытством – ему и в самом деле было интересно знать.

- Сорочка у вас грязная... воротник... Пуговицы на колете не хватает – причем, давно... перевязь снизу ворсится – надо бы подшить...

- Ну, ладно, ладно – уговорила. Идем!

Юная дама полусвета проворно ухватила кавалера под руку. Пошли... Мысленно перекрестившись, Бутурлин лишь хмыкнул...

В конце концов – почему бы и нет? Да, грех, но... Он ведь не монах вовсе, а мелкопоместный российский дворянин и, между прочим, майор рейтарского полка «нового строя» с жалованьем четырнадцать рублей в месяц, что примерно соответствовало... примерно соответствовало... Ну, если читать талер по шестьдесят четыре копейки, то... Короче, хватало! Да еще – каперские призы!

- Вот это правильно! Правильно вы решил, мой господин. А я еще могу...

- Песни петь можешь? – резко остановившись, Никита Петрович искоса глянула на красотку.

Та обескуражено кивнула:

- Могу.

- Ну, пой тогда! Только негромко.

- А... а какую петь, господин?

- Какая нравится!

- Ну-у... тогда про трех гномов! Жили-были три гнома... пам-бам-бам...


Так дальше и пошли – девчонка пела, а Никита Петрович размышлял, думал...

Ну да, он ведь не монах и не святоша! Да и по возрасту – еще нет и тридцати. И вообще, молодец, хоть куда! Высок, красив, строен. Весь из себя крепкий да жилистый. Из-под темно-русой челки синие глаза сверкают, борода... Да, бороду-то, увы, сбрить пришлось – по здешней моде, дабы от местного дворянского люда не отличатся. Замаскировался, так сказать! Ну, так дело того требовало - личное поручение самого государя Алексея Михайловича – государево дело!

Бутурлин получил его почти сразу же после снятия осады Риги, с учетом совершенных при осаде ошибок. Нынче нужно было, используя корабли и порты русского союзника – Дании - организовать каперские рейды против шведских судов на Балтике... а еще - где только возможно.

Никита Петрович – лоцман, а не капитан, однако назначен был капитаном небольшого каперского судна «Глюкштадт». В помощь, по совету опытных моряков,взял шкипера Арчибальда Фикса, того самого угрюмого англичанина с вытянутым лошадиным лицом. Фикс дело свое знал хорошо, и что с того, что – первостатейная сволочь? Доносчик и сплетник, каких еще поискать.


- Три гнома, три гнома... пам-парам-пам-пам...

- Ну, хватит петь – пришли уж!


Вихрастый мальчишка-привратник заметил возвращающегося жильца еще издали и, тут же распахнув дверь, угодливо поклонился:

- Рад вашему возвращению, уважаемый господин ван Хеллен!


Николаус ван Хеллен – именно под этим голландским именем многие в Копенгагене Никиту Петровича и знали. О том, что он русский, догадывался мало кто – ну, разве что команда «Глюкштадта». Впрочем, никакой особой тайны это не составляло, Бутурлин же прикидывался европейцем лишь для удобства – православные слишком уж отличались от местного люда, и одеждой, и внешностью – зря привлекать лишнее внимание было бы ни к чему.

- Позвольте почистить ваш колет и шляпу, херр ван Хеллен?

- После, после, Ханс… А впрочем, я повешу за дверью. На вот тебе пока… - Бутурлин отсчитал несколько медных монет – скиллингов - примерно на четверть далера-ригсдалера. – Сбегай в «Три глаза», да купи чего-нибудь на ужин. Да не забудь про вино!

- Сделаю, херр капитан! – просияв, вытянулся мальчишка.

Про то, что «херр ван Хеллен» был капитаном, тоже знали… не то, что бы многие, но, жильцы и хозяин дома - точно. От людей ведь не скроешь ни привычки моряка, ни стойкий запах морской соли.

«Три глаза» - так называлась более-менее приличная таверна, располагавшаяся неподалеку, на углу улицы Мельников и короля Вольдемара. Впрочем, всякого рода таверн и харчевен в Копенгагане было немеряно.


- Ну? – распорядившись насчет ужина, Бутурлин глянул на девицу. – Заходи, гостьей будешь. Тебя хоть как звать-то?

- Кристина, мой господин.

- Кристина… что ж… А меня называй – Николаус. Или, лучше, просто – Ник.

- Слушаюсь, господин.

Войдя в дом, Никита Петрович и его юная спутница-распутница поднялись по винтовой лестнице на третий этаж, где и квартировал господин капитан. Дом по фасаду был узкий, в два окна, зато изрядно вытянутый в глубину, так что на каждом этаже, худо-бедно, помещалось три комнаты, располагавшиеся одна за другой - анфиладой.

Вытащив ключ, Бутурлин отпер замок и гостеприимно распахнул дверь:

- Милости прошу! Да, уборная внизу, а помыть руки можно и тут – вон рукомойник.

Никита Петрович кивнул на деревянную шайку в углу. Над шайкой, на полочке, стоял большой кувшин, а чуть выше висело зеркало в добротной золоченой раме.

- Да-да, руки… - разглядев что-то в полутьме, Кристина обрадовано закивала и бросилась к рукомойнику. – Давайте, я вам полью, господин Ник… Ой! А воды-то и нету!

- Сейчас явится Ханс.

- А давайте я сама сбегаю? Я видела там бочка, на входе… Заодно и в уборную…

Девчонка схватила кувшин…

- Ну, что же – давай, - махнул рукой Никита Петрович.

- Я мигом, господин Ник! Мигом!

- Да! Заодно захвати там свечку. Скажи – для меня.

- Сделаю, господин Ник!


Бросив на стул шляпу и перевязь со шпагой, молодой человек снял колет и повесил его на ручку двери снаружи - для Ханса, чтоб почистил. После чего подошел к зеркалу, увидев лишь смутный силуэт – на улице и в доме быстро темнело.

Снизу, с лестницы, донесись быстрые шаги…

- А вот я уже и здесь, господин! – поставив кувшин, весело сообщила Кристина. – Вот вам вода… И вот и свечка! А хозяин такой бука! Уфф… В ночном колпаке! Верно, я его разбудила, господин Ник!

- Ну да, он ложится рано… И нам не стоит сильно шуметь.

- Да-да, я понимаю… Что же – будем умываться? Снимайте сорочку, мой господин.

А вот и свечка!

- Что ж ты ее не зажгла-то? Ладно… Сейчас…

Пошарив рукою на полке, Никита Петрович вытащил небольшую деревянную коробочку с огнивом – кремень, металлический прут-кресало и трут. Достал, приноровился, ударил… Полетели искры, трут задымился – и вот оно, пламя! Свечечка загорелась, осветила все вокруг ярким дрожащим пламенем.

- Свет! – сняв шапку, Кристина радостно захлопала в ладоши. – Давайте же умываться, херр Ник!

- Давай!


Скинув рубаху, Бутурлин с наслаждением обмывался прохладной водичкой, что полила ему на руки гостья. Воду это можно было и пить, не опасаясь потом мучиться животом – каждые три дня ее доставлял водовоз, за что хозяин взимал с постояльцев отдельную плату.

- Эх… хорошо! – утеревшись висевшим тут же, у рукомойника, полотняным полотенцем, Никита Петрович весело крякнул и послал девчонку в покои, за свежей рубахой:

- Там, на комоде, лежит… Или висит на стуле…

- Нашла уже… Вижу… Позвольте помочь, мой господин?

В дверь вежливо постучали – вернулся Ханс с покупками, аккуратно сложенными в большую плетеную корзину.

- Печеная свиная вырезка на три скиллинга, полголовки сыра – на четыре, еще хлеб на два, да на три скиллинга селедки… И вот, яблоки, да баклажка вина… да зелень… И еще я взял пива – на три скиллинга, во фляжку как раз вместилось две кружки! Вот сдача, господин Хеллен…

- Оставь себе! – взяв у парня корзину, великодушно отмахнулся Бутурлин.

Впрочем, Ханс и не торопился доставать деньги… Улыбнулся, отвесив поклон:

- Большое спасибо, господин капитан!

Кристина стрельнула синими глазками:

- Ого! Вы все ж таки – капитан?

- Капитан, капитан… Давай, что ли, ужинать.

Пройдя в среднюю комнату, Никита Петрович поставил на стол корзину и принялся раскладывать снедь.

- Позвольте мне, господин…

Примостив на столе свечку, гостья тут же перехватила инициативу, ловко разложив на столе все, доставленные Хансом, продукты. Красиво получилось – Бутурлин аж слюной истек и быстро потянулся за кружками.

- Ну, выпьем… А потом и тебе умыться не мешало!

- Как скажете, мой господин.

Выпив кислого винца «за знакомство», хозяин и гостья вновь переместились в прихожую. Кристина живенько скинула жилетку, верхнюю сорочку и юбку, оставшись лишь в нижней льняной рубашке, местами сильно истончившейся и рваненькой… правда, аккуратно заштопанной.

- Что вы так смотрите, господин Ник? Сорочка у меня не ахти? Так это поправимо!

Без всякого стеснения юная распутница стащила через голову рубашку, бесстыдно оголив тело…

А ничего такая! Стройненькая, крутобедрая… еще и упругая грудь с напряженно торчащими сосочками… Ах, эта грудь! Ах, какая…

- Вы поливать-то будете, господин?

- Что? Ах, да… да…

- И напомню – я беру три далера, господин!

Загрузка...