Град Изумрудный

- Приветствуем наших кандидатов! - раздалось со стороны небольшого помоста, расположенного ровно в центре круглого зала, разделенного сейчас на три одинаковых сектора. - Позвольте же мне их представить!

Строго говоря, никто из кандидатов в мэры города Сиэтл в представлении уже не нуждался. Зрители, что размещенные на жестких скамьях временного амфитеатра, что прильнувшие к мутноватым экранам приемников визио, казалось, знали про каждого из потенциальных градоначальников буквально все: во всяком случае, соответствующей информацией с ними делились все, кому это было положено, и половина из тех, кому положено не было.

За последние полгода каждый из претендентов был внимательно изучен, осмотрен, взвешен и принят во внимание. Собственно в кандидаты прошли всего трое: действующий мэр Джеймс Гвинн, его основной конкурент, финансист Винсент Тетти-Богл, а также, по неизбывной традиции, орочий кандидат, откликающийся на смешное прозвание Спящий Кабан.

Поговаривали уже, и не в первый раз, что урука надо бы и вовсе исключить из гонки, предоставив, вместо того, шанс кому-то из молодых политиков, или, как таковых стали все чаще называть, самовыдвиженцев. За зеленошкурого все равно никто не голосовал: даже соплеменники отчего-то предпочитали отдавать предпочтение кандидатам более внятным и осмысленным, и потому даже несколько десятков полученных голосов позволяли очередному декоративному вождю считать себя чуть ли не победителем — возвращаясь в резервацию с гордо поднятой головой.

Однако, традиция всегда традиция, особенно в Изумрудном Городе, славящемся невероятной тягой к старинным преданиям, архаичным обычаям, и, кроме всего прочего, остающегося едва ли не последним оплотом Истинной Веры на североамериканском континенте…

В действительности же, орочий вождь, являвшийся на финальное действо полугодичного марафона во всем своем дикарском великолепии и приводивший с собой таких же разукрашенных и разодетых сородичей, создавал атмосферу яркого народного шоу. Жители же любого города САСШ шоу ценят и приветствуют, и обитатели Сиэтла исключением отнюдь не являются.

Шоу это называется словом «выборы», если же конкретнее — «подсчет голосов», и идет городу Сиэтлу одновременно и на пользу, и во вред.

Пользу приносит чудовищная по объему и качеству активность предвыборных штабов: массово печатаются листовки, брошюры, буклеты и плакаты, в количествах невероятных производятся, продаются и даже раздаются даром наборы сувениров, колоссальные продажи показывают кафе, рестораны и бары — особенно в той части, которая касается возможности посидеть, выпить и перемыть по десятому разу косточки кандидатов в мэры, как сошедших с дистанции, так и подходящих к финалу.

Вред, или, вернее, нечто среднее между геморроем и мигренью, выборы создают для полиции — всех ее подразделений, а также организаций ассоциированных: к предотвращению беспорядков, охране предвыборных штабов и пресечению темного колдовства, призванного сбивать с толку добрых избирателей, привлекаются патрульные, офицеры криминальной полиции, агенты Бюро Пинкертона и даже минитмены Отрядов Веры.

Чего стоит одно только количество охранников, оберегающих сейчас то ли покой местных жителей от собравшихся в Ратуше, то ли досуг зрителей от недовольного шумом местного населения — а значит, собравшихся внутри муниципального квартала и вокруг него!

Подготовка к действу началась загодя — строительство трибун и сцены, возведение полицейских кордонов, прочие меры постоянные и временные, заняли уже почти неделю приготовлений, и неделя эта закончилась прямо сейчас.

Большие Часы, расположенные на башне Ратуши снаружи, пробили шесть часов пополудни, и, значит, ожидаемое — началось.

- Первый кандидат — наш уважаемый мэр, которого вы все и так прекрасно знаете! - оратор, среднего роста полуэльф, обряженный в попугайски-яркий желтый пиджак и расшитые блестками концертные брюки, на центральной сцене стоял только один, однако, у зрителей складывалось ощущение того, что их таковых трое: то была высококлассная оптическая иллюзия, как бы создававшая по одной видимой копии ведущего для каждого из кандидатских секторов.

- Джеймс Освальд Гвинн, восемьдесят семь лет, трижды избирался мэром нашего славного города! Чистокровный хуман, верный сын Матери нашей Церкви и просто хороший человек! - специально нанятые клакеры разразились аплодисментами.

- Как настроение, Джим? - немного даже громче, чем следовало, спросил ведущий. - Что, готов уступить первую милю Елоу-Брик-Роуд молодым и сильным?

Микрофон в помещении был один — не считая двух иллюзорных — и находился он в руках ведущего, кричать же действующий мэр посчитал неподобающим, поэтому он взмахнул рукой, как бы показывая, что настроение у него отличное, и тут же изобразил простонародный, на грани приличия, жест. «Посмотрим еще, кто тут молодой и сильный», как бы сообщил тем самым нестарый еще хуман.

- Программу действующего мэра мы все и так знаем, - надрывался ведущий со своего помоста. - «Чтобы никто не воровал и все жили хорошо!» Подробнее, как нам всем известно, в последний день выборов излагать нельзя, а то еще примут за агитацию! - те же самые клакеры, нечувствительно руководимые специальным дирижером, восприняли не Бог весть какую остроту как лучшую шутку сезона и немедленно расхохотались, хором и на разные голоса.

Шоу продолжалось.

- Наш следующий кандидат, и, - ведущий перешел на тон немного заговорщицкий, - как мне только что сообщили из Комиссии, основной конкурент господина мэра в этой гонке! Приветствуем: Винсент Альбах Тетти-Богл из клана Боглов! Биржевой маклер, финансист, экономист, по слухам, на четверть лепрекон! Обещает буквально засыпать город золотом, - Желтый Пиджак как бы перевел дух, делая, на самом деле, расчетную паузу. - Осталось только надеется, что это золото не будет сделано из осенней листвы!

Шум, смех, свист, хлопки и даже топот оказались значительно более громкими, и, чего греха таить, куда более продолжительными, чем при объявлении мэра: персону финансиста зрители будто бы приняли с куда большим энтузиазмом, чем поднадоевшего градоначальника.

- Ого! - обрадовался Штаны-в-Блестках. - Мистер Тетти-Богл у нас происходит из шотландского клана, значит, привык к народной демократии, и, наверное, сожалеет, что у нас не принято учитывать голоса только по громкости собравшихся!

- Но нет! - ведущий вдруг сделался страшно серьезен, выпрямился во весь рост и обернулся к центру помоста. Над ним, центром, прямо сейчас развевалось невесть откуда взявшееся звездно-полосатое знамя. Отсутствие ветра в помещении прямо заставляло подумать, что главный символ САСШ — такая же качественная иллюзия, как и размноженный втрое работник сцены, но если об этом кто и подумал, то озвучивать вслух не стал: закон об оскорблении государственной символики был написан так хитро и применялся настолько избирательно, что никому не захотелось рисковать.

- В нашей благословенной стране крикуны и хулиганы не имеют ни единого шанса сорвать истинную демократическую процедуру, помешать настоящему изъявлению воли народа! - В зале стало тихо, и в этой тишине отчетливо прозвучали слова ведущего: - Боже, храни Америку!

Тишина продлилась еще с минуту. Где-нибудь в Европе, наверное, сравнили бы эти шестьдесят секунд с погребальным ритуалом, но у оставшихся по ту сторону океана людей, не совсем людей и совсем нелюдей слишком много дурацких обычаев для того, чтобы все их соблюдать уже на земле Благословенной Свободы.

Всеобщее оцепенение спало: это ведущий вновь взялся за микрофон.

- И, последний по порядку, но не по значимости, можно сказать, первый с конца, уважаемый вождь Спящий Кабан Большое Перо, кандидат от туземных территорий и общин!

Поднявшийся шум, казалось, перекрывал все достижения зрителей, болевших что за первого, что за второго из объявленных кандидатов, что за них обоих. Орки, занявшие, преимущественно, трибуны третьего сектора, старались изо всех сил: могучие глотки издавали чудовищный слитный рев, не менее могучие конечности топали по дощатому настилу и стучали в несколько барабанов, ловко пронесенных на трибуны как бы мимо внимания полицейских, охраняющих в этот день Ратушу, в общем, было шумно, весело и даже немного страшно.

Кандидат Спящий Кабан Большое Перо неистовствовал вместе со своими соплеменниками. Он сам, его очевидный штаб, какие-то еще орки и гоблины устроили на своей стороне дикую пляску, выкрикивая ритуальные (полностью лишенные силы) заклятья и потрясая грозного вида примитивным оружием.

Оружие, впрочем, никакой опасности не представляло: вот уже пятьдесят лет оно было строго бутафорским, примерно настолько же ненастоящим, насколько весь цирк, устраиваемый раз в семь лет орочьим кандидатом и его сподвижниками.

- Итак, мы немного освежили память уважаемых зрителей, и теперь переходим к основному событию! - с некоторым даже трудом прервал этническую вакханалию ведущий. - Внимание на экран!

Напротив каждой из трибун, занимающей треть зала, опустился большой полотняный экран. Был притушен свет и немедленно заработали патентованные эфирные проекторы: движущаяся цветная картинка показывала одно и то же, а именно — девственно-чистые пока столы счетной комиссии, сидящих за столами уважаемых граждан Города, готовых уже считать голоса, отданные жителями за не менее уважаемых кандидатов, и даже цифры обратного отсчета, красиво появившиеся в правой нижней части каждого из экранов.

Зрители, притихшие было на минуту, снова зашумели. Поведение распределенной толпы напоминало сейчас морской прибой: во всяком случае, периоды затишья и громкого шума чередовались с той же, казалось, частотой и регулярностью, что и в случае с привычным всем жителям портового города природным явлением.

Основной кандидат на пост мэра Города, мистер Винсент Тетти-Богл из клана Боглов, в общем периодическом шуме участия не принимал. Он, мистер Тетти-Богл, этого шума почти даже и не слышал: специально нанятый звукорежиссер держал сейчас над временным избирательным штабом полог тишины, позволяющий сотрудникам штаба нормально общаться даже с учетом трибуны, расположенной от штаба в каких-то тридцати футах. Он, мистер Тетти-Богл, тем не менее, некоторое время рассматривал беснующихся сторонников, или, вернее — платных статистов, сторонников изображающих.

Впрочем, исключать того, что среди бесталанных артистов, безголосых певичек и прочего подобного сброда действительно затесался десяток настоящих избирателей, финансист не спешил, и сейчас пытался, по временному безделью, угадать таковых на трибуне.

- Что думаешь, Теренс? - наскучив, наконец, созерцанием, кандидат обернулся к помощнику. Помощник немедленно принял вид деловой и собранный: именно так положено выглядеть доверенному лицу кандидата в мэры Города.

- Думаю, что все идет по плану, мистер Тетти-Богл, сэр, - несколько подобострастно сообщил подчиненный. - Данные экзит-полла весьма противоречивы, и поступили не со всех участков, но общая тенденция понятна, - помощник взял красноречивую паузу.

- Терпеть не могу эти твои театральные замашки! - босс прервал молчание подчиненного самым энергичным образом. - Начал говорить — договаривай. Что, например, с цифрами?

- Цифры, сэр, замечательные, - Теренс позволил себе намек на улыбку. - Центральный муниципальный округ за Вас целиком, сэр, портовые и спальные районы — более, чем наполовину. Есть некоторые неясности с дальней окраиной, но с нее, во-первых, еще пришли не все данные, и, во-вторых, там побили наших людей — на двух или трех участках, сейчас выясняем.

- Окраина, окраина… Кому она нужна, эта окраина! - сообщил как бы в пространство достойный представитель клана Боглов. - Пять процентов горожан, а крику — как от всех ста сорока шести! Они, видите ли, держатся за традиции и не желают сдавать позиции. Они, понимаете, лендлорды все или через одного, и отказываются вставать вровень со своими батраками, вчерашними и нынешними! Ну да ничего… - кандидат вновь сфокусировал взгляд на напряженно ожидающем помощнике.

- Тем не менее, сэр, около тридцати процентов лендлордов, все-таки, за Вас! - поспешил активизироваться тот.

- Запиши куда-нибудь или так запомни, парень, - кандидат нахмурился. - Как только займу Большое Кресло, сразу прикажу срезать бюджетные ассигнования на нужды окраины… Скажем, до тех же тридцати процентов от того, что этим попрошайкам вечно потребно!

Карандаши пустились в путь по листам блокнота сразу в шести местах: ни один из временных сотрудников избирательного штаба не желал упускать возможности перейти в стан сотрудников постоянных, и старались, по этому поводу, все и изо всех сил. Атмосфера накалилась.

Немного, точнее, совершенно, другой казалась обстановка по другую сторону от помоста, в штабе действующего, или, возможно, пока еще действующего, мэра Сиэтла.

Во всяком случае, позу мистер Гвинн принял расслабленную, помощников вопросами не изводил и по сторонам посматривал с некоторым даже веселым удивлением: мол, что все эти странные люди делают тут, на очередных выборах меня?

Мистер Гвинн шел на выборы далеко не в первый раз, и прекрасно понимал, что главное — не как проголосуют, а как посчитают. Впрочем, это было нормальной практикой по всему миру, что в демократических странах Атлантического Пакта, что в невозможных теоретически, но вполне зримых практически, государствах Социального Блока — иллюзий никто не питал, ни по поводу голосов, ни в отношении подсчета.

Предвыборный штаб действующего мэра был, в какой-то степени, столь же декоративным, как и пестрая банда туземных представителей: от него зависело настолько же мало. Единственное что, сотрудники мэрского штаба, все же, выглядели несколько менее колоритно, чем представители Союза Племен, да и вели себя столь же расслабленно, как и почти бессменный градоправитель.

В стане самого орочьего вождя ничего интересного не происходило, если не считать за таковое интересное анекдоты, один за другим изрекаемые мудрым шаманом родного племени вождя и кандидата, раскаты хохота, не приглушаемые пологом тишины ввиду его отсутствия и пары внушительных бутылок дешевого виски, ходящих по рукам сотрудников зеленокожего предвыборного штаба.

Трибуны шумели, по-прежнему изображая неубедительную пародию на прибрежные волны: безо всякого, в отличие от волн, проку и особого понимания происходящего.

На экранах было показывали скучное: синхронно шевелились члены комиссии, иногда кто-то вставал и куда-то шел, сокращались цифры последнего отсчета.

Не все отчаянно неинтересное обязательно заканчивается, но тут был именно тот, правильный и приятный, вариант. Цифры сократились окончательно, и где-то под потолком ударили в гонг.

Распахнулись невидимые со стороны операторов визио двери, и в зал подсчета голосов шагнули первые носильщики, нагруженные неожиданно тяжелыми, опечатанными свинцовыми печатями, заклятыми на неснимаемость, мешками, содержащими кипы бумажных листков.

Разбежавшиеся, было, по своим непонятным делам члены комиссии вернулись на временные рабочие места: вдоль рядов столов понесли первые пачки бюллетеней.

И руководители предвыборных штабов, и их сотрудники, и даже сами кандидаты — включая, кстати, даже декоративного орочьего вождя — замерли, вдруг и ненадолго, такова уж оказалась магия момента.

Начался подсчет голосов.