Гром и молния

Громкий стук вырвал меня из объятий сна. Я вздрогнул и открыл глаза. До моего слуха донеслось, как кто-то уносится прочь от входной двери, спотыкаясь, спешно слетает по лестнице вниз. Я поморгал и кряхтя приподнялся на локте. Невнятный сон медленно таял в сознании.

– Неплохое начало дня, – сипло протянул я. – Будильник, который я не заказывал.

Кот, по обыкновению спавший у меня в ногах, уставился на меня сонно, почти не размыкая ореховых глаз. Вероятно, проснулся, когда я резко сел.

– Пора вставать.

Он недовольно зыркнул на меня и с тяжелым звуком упавшей гири спрыгнул с кровати, направившись в сторону пустой миски. Я проследил за его движением. Под дверью лежал серый конверт.

Я быстро сделал какое-то подобие зарядки (сотник нещадно избил бы меня за такую халтуру), ополоснулся по пояс водой, навалил коту в миску вчерашних вареных рыбьих голов из кастрюли и приготовил кофе на громопечи. После этих нехитрых процедур я подошел к окну с кружкой в одной руке и бутербродом – в другой и раздвинул шторы.

Слабое осеннее солнце осветило родной серый Проград, и я кивнул ему, делая глоток горького, как поцелуй портовой девки, кофе. Фонтан на Площади Рыбака включили, стражники в серо-синей форме с этими их новыми дурацкими шлемами успели сменить ночных металлических големов возле казначейства и Первого банка, к южной станции шумно прибывал «Скорый красный», в небе, мимо серебристого Шпиля Горация, лениво плыл яркий рекламный шаролет с надписью «Лучшие лицензионные огнестрелы – в «Уолли и Ко»! Теперь и для левшей!».

– Пора работать, Тамми. Деньги сами в карман не запрыгнут. Еда сама в тарелку на заползет.

Кот сосредоточенно, с треском поглощал рыбьи головы.

В конверте под дверью – качественная бумага с вензелем «Э.В.» в нижнем углу, никаких марок и обратного адреса – было лаконичное послание красивым почерком: «Приходите в восемь в «Цилиндр» на Резной улице – без оружия. Есть деловое предложение, предварительная сумма контракта…».

Я перечитал послание и какое-то время смотрел на довольно заманчивое количество нулей. Больше, чем то, что я с трудом смог заработать за предыдущие несколько месяцев.

– Нас покупают дорого, Тамми, - произнес я задумчиво и доел бутерброд. – Просят не брать оружие.

Я отложил записку и повернулся к коту. Он облизывал растопыренную лапу, а потом водил ею по голове. Миска была снова девственно пуста.

– В восемь, так в восемь. До этого нужно сделать кое-что… Если бы не это «без оружия», я бы сомневался, что это ловушка. А так всё хорошо. Всё ясно, как гром.

***

Дождя не планировалось, и я надел «рабочий костюм №2»: рубашка из грубой ткани с защитной подкладкой, плотные брюки без стрелки, солдатский ремень – на него я повесил верный огнестрел и нож. Плащ старого офицерского образца серо-коричневого цвета поверх. Ремень я повернул так, чтобы оружие было сбоку и его отчасти скрывал плащ. Потом снял с полки и нацепил потертый котелок, закончил всё высокими ботинками из кожи ущельных червей, за которые отдал в прошлом месяце двенадцать монет. Немного помялся, но все-таки надел часовые скрижали на руку.

– Какой значок сегодня? – спросил я Тамми, который запрыгнул на заправленную кровать и приготовился всласть поспать после завтрака. – «Ветераны пограничья» или «Свободные детективы»?

Кот глядел на меня осоловевшими глазами, щурясь от сытости.

– Ты прав… Ну, какой из меня ветеран в тридцать четыре-то года? А детектив я только потому, что это слово больше всего подходит. Из остальных. «Решала». Или «консультант по полулегальным делам». Но это слишком длинно для значка, знаешь ли. К тому же «детектив» понятнее для… магистрата и налоговой.

Кот сдался и опустил тяжелую голову на мощные передние лапы.

Я подмигнул себе в маленькое настенное зеркало и вышел из квартиры. На площадке дверь закрывал сосед, Итан Асорий. Брюнет, двадцать шесть лет, один из младших счетоводов магистрата. Предпочитает тёмное пиво, старомодную часовую скрижаль на цепочке и провинциальных пухлых блондинок без принципов.

– Салют, Итан.

Был он в коричневом костюме слегка не по фигуре – из магазина готового платья «Модник». На голове – стандартный котелок за четыре монеты.

– Доброе утро, Мартин. – Он вяло улыбнулся, убирая ключ в карман.

– Как ты? Выглядишь… не очень, старина.

Пару раз мы пересеклись в рюмочной за углом, однажды я даже спас его от драки с пьяными матросами, в которой он явно не хотел бы оказаться. Иногда я вытаскивал из него кое-какую информацию – не Гораций весть что, но в моей профессии сгодится.

– Ага. – Итан кашлянул, поправил съехавший на бок котелок. – Такие дела, что же поделать. Переработки, сверхурочные, понимаешь. Ну, на самом деле… – Он помялся с застывшей извиняющейся улыбкой, воровато огляделся. У нас на площадке было четыре квартиры.

– Давай спустимся вместе, – предложил я. От него разило сладковатым одеколоном «Прогресс», казенным, как чернила счетовода. Пока мы спускались, я угостил соседа завернутым в хрустящую бумагу леденцом из кондитерской «Молли» и почти безразлично спросил: – Так что там?

Итан отправил в рот лимонный леденец и вздохнул, ступая по стертому, некогда шикарному бордовому ковру на лестнице.

– Ну, у нас уже неделю проверка. Довольно неприятная, Мартин. Говорят, нашли какую-то брешь в казне. – Он нахмурился, катая во рту сладость. Лицо его приняло детско-обиженное выражение. – Большую, представляешь? Тянется в разные стороны и, кажется, исчисляется десятью тысячами полновесных монет и сотнями чеков Первого банка… Но тебе, наверное, не интересны наши финансовые дела.

Я участливо покачал головой.

– Не то чтобы моя волость, но все-таки интересно. Как же так? – Я заговорщически понизил голос. – Ведь Научный совет бдит, его глаза везде. Это тебе не платок стащить с прилавка. Тайная канцелярия имеет всюду уши, виновник будет найден, я так думаю.

На Итана, который не воевал и верил всему сказанному в газетах, такие штучки производили должный эффект, и он повел узкими плечами, после чего сказал негромко:

– Услышь Гораций твои слова. Мой начальник волосы на себе рвет и говорит, что ниточки ведут к… горгонитам. Ну, помнишь, реакционная секта прогресса была?

– Помню.

Ещё бы. Громкое было дело. Много увольнений, ссылка на дальние молниеловы, пара казней на громостуле. «Возрождение ереси горгонитов» – так называлась статья в «Вечернем Програде». Хотя Носатый болтал, что это всё пыль в глаза – мол, горгониты уже не те, сытые мещане по природе, а не заговорщики, а казнокрады оживили жуткий призрак, чтобы отвести подозрения от себя.

Между тем мы дошли до высоких дверей красного дерева с латунными вставками.

– Удачи на работе, Итан, – протянул я.

- И тебе, Мартин. Поймай как можно больше неверных мужей, – весело произнес он.

А чем еще должен заниматься частный детектив? В глазах обывателя.

Мы пожали руки и разошлись, но я поставил себе в мыслях галочку поспрашивать у Носатого, какие «крошки» с этого скандала в магистрате могут собрать такие люди, как я. Ведь что «крошка» для помощника советника Научного Совета, то полгода сытой жизни для простого детектива.

Я отправился по первому делу. Как говорил сотник, пока мы вжимались носом в сырую землю под градом болтов буревичей: «будет вечер, будет и утро».

***

Нужны новости – читай «Вечерний Проград». Нужны свежие новости – иди на продуктовый рынок. Кое-что можно услышать между прилавками, много – в курительной «У Зиры», но только Носатый знает всё. До рынка недалеко, и я решил прогуляться, а не садиться в общественный экипаж. Подойдя к остановке, я увидел огромную металлическую махину, выкрашенную в жёлтый, – еще старую, прежней модели, – которую народ любовно называл «турбина». Машина мелко дрожала, надсадно фыркала, тарахтела и была забита до отказа. Из окон торчали сумки, трости и котелки. Водитель – небритый опухший детина с кепи набекрень – грубо оттолкнул какого-то всклокоченного безбилетника на тротуар и, не вынимая волглую папиросу изо рта, вернулся на свое место, где покрутил ручку, и со скрипом закрылись двери.

Нет, определенно я не буду скучать по этим ржавым реликтам эпохи. Новенькие экипажи на гром-энергии, несколько раз представленные горожанам на фестивалях, были куда как быстрее и тише. Конечно, ходили слухи, что они не безопасны и при пробном запуске на производстве первых десяти экипажей два взорвались, но знающие люди утверждали, что слухи пускает «Техно», который держит в своем парке половину «турбин». Поди пойми сегодня, что правда, а что кривда.

Но я шел на остановку не за тем, чтобы насладиться видом торопящихся на работу – пока она еще есть – бедолаг.

– «Вечерку» и «Стрекозу», пожалуйста, - сказал я в окно ларька, метнув взгляд на бездомного, лежавшего на узкой лавке. – Что, очередная мануфактура закрылась?

– Мать их так… – вяло ответил он, не размыкая глаз.

Сонная продавщица с грустными глазами протянула газеты и приняла деньги.

Я встроился в человеческий поток, закинул в рот последний леденец и развернул «Вечерний Проград». На первой полосе красовалась новость об открытии Северного порта и ведущей к нему новой дороги. Казенный черно-белый снимок прилагался. Чуть меньше места заняло поздравление от магистрата и Научного совета, затем анонс мероприятий – в связи в приближающимся Днём города. Точно, завтра ведь праздник, основание Програда. И салют, наверное, будет… Далее про какое-то изобретение из Университета (некий «волновой передатчик голоса», позволяющий общаться на расстоянии), очередную разогнанную забастовку рабочих, рост цен на мебель и экзотические фрукты, выход в продажу гром-машин «Динамо» и «Маэстро», арест многочисленной банды «Ночные совы», призыв вступать в ряды доблестной стражи и прочая ерунда. Рекламную колонку кооперативов и мануфактур я пропустил, но пробежался глазами по объявлениям о пропажах и утерях.

Так, потеряли зеленого попугая Ешу – просят вернуть «друга семьи» за тридцать монет… Дочку фабриканта Эмира Волгонского всё ещё не нашли. Это вам уже не попугаи. «За любую достоверную информацию» дают двадцать пять, «за точное местонахождение Велиссы» – сто. Надо думать, редакцию и почтовый ящик самого Волгонского завалят весьма «точные свидетельства» небезразличных граждан.

Я закрыл «Вечерку» и остановился напротив центрального входа на рынок. Что-то кольнуло взгляд и заставило внимательнее присмотреться к потемневшей деревянной вывеске, засиженной воробьями. Несколько раз меня обругали и толкнули в спину спешившие за продуктами, но я не сдвинулся, лишь потерев глаза, которые обычно не подводили.

Лестницу бы монтажную – метра три. Или дождаться, пока сам слетит? Я отмел дурацкую идею вытянуть руку и позвать застывшего посреди воробьев, будто пальма среди тополей, Ешу по имени. Кто-то из толпы явно читал вчерашнюю газету и тут же полезет наверх ради монет.

Я мысленно махнул рукой, затем влился в реку людей. Возраст уже не тот, чтобы за попугаями гоняться, пусть и за тридцать монет.

***

На рынке прямо у входа я купил за две квадры кулек жареных семечек и большой стакан лимонада, сбавил шаг и огляделся. Люди торговались за мясо и картошку, щупали хлопок и шерсть, ворчали из-за качества и торговались из-за цены, в сердцах размахивали котелками и тростями. Толкались, орали, шептались, упрашивали, негодовали, стреляли глазами, просительно и жалко вытягивали худые грязноватые ладони. Здесь крутились деньги, но самое важное – здесь можно было узнать свежие слухи. До знакомства с Зирой и Носатым я нередко часами прогуливался между рядами, помнил все цены и стал узнаваем у торговцев. Порой они нанимали меня. Но тогда я был моложе и времени было больше, а платили на порядок меньше.

Я поймал взгляд знакомого продавца мёда – и кое-чего пободрее, если правильно спросить, – и с удовольствием принял из его рук маленький кусочек соты. Он широко улыбнулся – искренне, такие улыбки я редко вижу, – потому как не забыл и не скоро забудет, кто спас его дочь из той гадкой ситуации. Я поблагодарил и двинулся дальше.

Точка Носатого (табличка над входом гласила: «Меняла, ключник») находилась в центральном круге рынка – отсюда бывший солдат, вор, наемник и головорез, каторжник, а теперь делец дергал за ниточки, которые были ему доступны. Я прошел мимо татуированной Гитри, равнодушно принявшей, как обычно, моё оружие с пояса, и выжидательно остановился. Носатый сидел на больших подушках, скрестив ноги, и отчитывал двух недорослей – чумазые лица, грязные волосы, несвежие рубашки, стоптанные башмаки. Четырехрукий мускулистый Фарух протянул Носатому жестяную кружку, и тот неторопливо отхлебнул. Заметил меня.

– Ох, Мартин, как же тяжко с мальками работать… Ни дисциплины, никакой, нахрен, целеустремленности. Всё хапают и суют в рот или карман, мерзавцы. Только страх их удерживает, чтобы не сцапать руку, которая кормит. – Он причмокнул и отставил в сторону кружку, которую мгновенно наполнил Фарух. – Другое дело такие, как ты, Щука. Старая школа.

Я сделал вид, что поморщился от неудовольствия.

– Ты же знаешь, Носатый, я давно уже не Щука.

Он бросил грозный взгляд на своих работников:

– А вы сечете, мелочь, что такое «щука»?

Тот, что был пониже, конопатый и лобастый, несмело поднял глаза и предположил:

– Рыба, вестимо. Мы с батей в запрошлом лете ловили такую на карася…

– Сам ты рыба, Митяй. Пескарь, в натуре. «Щука», о которой я твержу, это острие пехотного копья, понял? Длиннее аршина такое оружие и опаснее арбалета в умелых руках... Многие в своё время неплохо так навострились его использовать супротив конных бурых. Буреградцев, понял? Я, если что, лямку тянул раньше Элиоха и битвы при Скользких камнях, но вот Мартин…

Он щербато улыбнулся и весело посмотрел мне в глаза.

– Мартин так умело и без продыху мочил бурых, что его прозвали Щукой – и даже какой-то щедрый майор, мол, одарил его именным бронзовым наконечником за удержание моста. Было же?

Я цокнул языком и приблизился.

– Не всё то правда, что болтают старые вояки на рынке, старина.

– Не всё, – согласился он, – но и болтают они не часто.

Мы пожали руки, Носатый жестом прогнал недорослей.

– Если услышу, что вы хаваете «тоник», Фарух вырвет вам языки и в задницу засунет!..

– В городе всё больше беспризорников и бездомных, – пробормотал я задумчиво, провожая их глазами. – Читал про забастовку. Пятая за месяц, а?

– Туда и плывём, – невесело усмехнулся Носатый. – Чифирь будешь? Свежак.

– Не откажусь. – Я отсыпал себе в карман горсть семечек, после чего положил на лавку газеты и кулек. – Только не такой, чтобы сердце остановилось. Вы-то мотавшие срок, а мне не довелось.

– Добро, – сказал Носатый и взял кулек, где среди жареных семечек затаились три толстенькие полновесные монеты.

***

Носатый был на несколько лет старше меня и успел сделать карьеру в криминальном мире Програда после того, как вернулся из полугодовой мясорубки, с которой началась война. Тогда он плохо двигал левой рукой, ничего не имел за душой и быстро оказался на дне. Три с четвертью года – до финальной шумной битвы при Скользких камнях, – когда мы, молодые и безбородые, бросались на молнии и болты, Носатый сначала отсидел за кражу, потом вышел и медленно поднимался по шаткой лестнице криминала, пока не занял, наконец, нишу в теневой иерархии Програда.

– Мы не служили вместе, – начал он, когда я присел на засаленную подушку рядом. – Но поглядел бы, как ты удержал тот гребаный мост, пока драконы там орали во всю глотку… Последние два монстра? – Он дождался моего кивка. – Базарят, ты стоял супротив двенадцати конных, получил пару болтов в брюхо.

Я принял чифирь из рук молчаливого Фаруха.

– С каждым разом число бурых растет в твоих рассказах. Осторожнее, а то тебе перестанут верить.

– Хе-хе. Ну, сплетни и слухи теперь часть моего дела. Тут услышал, там шепнул, здесь намекнул… По зернышку, как курочка.

Чифирь оказался таким ядреным, что у меня за глазами словно разлилась склянка с нашатырем.

– Как… ты это пьешь?

– Ну, привычки – дело такое, горбатого могила исправит… – Он сделал глоток из своей кружки, медленно выдохнул. – А теперь, коли мы перестали обмениваться гребаными светскими поклонами и приветливо нюхать друг другу зады, перейдем к делу, Мартин.

– Что ты знаешь о растрате на десять тысяч монет и сколько-то чеков Первого Банка и как это связано с горгонитами?

Брови Носатого чуть дрогнули.

– Ты, как всегда, удивляешь меня осведомленностью, Щука. В один из дней мне, в натуре, придется консультироваться у тебя за монетку, а не наоборот. Ну, что же… Основное внимание законников сейчас приковано к порту – сам понимаешь, это бабки, власть и возможности, – но многие действительно говорят об увольнении казначеев. Дыра в бюджете, дырища похлеще чем у самой истовой нимфы… её пытались скрыть или быстро залатать. Но это казначейство. Чем больше дом, тем больше окон, понял? Если тебе интересны цифры, речь о девятнадцати штуках. И примерно вполовину меньше чеков.

Я присвистнул.

– Жирный кусок.

– Но не по наши рты. Там такие акулы плавают, что Щуки и Носатые им на один зубок, понял? Речь о горгонитах среди прочего, так-то оно так, здесь тебе правильно сказали... Говорят также, Сайлас и его кодла с «восточки» шурудят, но мне кажется, для него это непосильный уровень… В общем, один нетрезвый клерк взболтнул лучшему другу, а тот по секрету рассказал любимой сестре – ты знаешь, как бывает, – что в деле как-то замешаны новый супер гром-генератор под городом и… книга из Университета.

Я изогнул бровь:

– Книга?

Носатый неопределенно взмахнул руками.

– За что купил, за то и продаю. Сам в недоумении. Дело мутное, попахивает политикой и Научным советом с его гребаным желанием совать нос во все дела сразу… Но где девятнадцать штук потеряно, там найдется место еще для пары… Если ты решил все-таки войти в эту реку, останавливать не буду. Лишь возьму скромный процент за наводку, коли вдруг выйдешь к истоку раньше.

Он выжидательно посмотрел на меня. Глаза блеснули. Я оценил прямоту и приложил ладонь ко лбу на катарейский лад.

– Приятно, что ты помнишь, откуда я родом… Второй вопрос, – сказал он, потянувшись к «Стрекозе». Я знал, что Носатый любит эту газету, где писали не только новости, а истории – настоящие и вымышленные, смешные и страшные. Порой в «Стрекозе» молодые авторы печатали сатирические басни, и у Носатого, не получившего никакого образования, кроме гарнизонной школы, неожиданно были фавориты среди них.

А новости он знал и без газет.

– Вечером большие скачки в честь праздника…

Носатый покачал головой, как всегда, честный за свои деньги.

– Не советую, в натуре. Скажу так. Я поставил полтинник, но почти вслепую, доверившись госпоже удаче... Все будут кидать на Мохнача, это как пить дать, но победит другой конь, нюхом чую. Какой – сказать не могу, сегодня будет пара кобыл из района алхимиков, мать их так.

Я разочарованно выдохнул. Собеседник с понимающей улыбкой кивнул. Где кони алхимиков, там сложно предугадать. Может, придут первыми, поразив прытью. Может, сдохнут на середине, исходя пеной из всех отверстий.

– Но у тебя еще вопрос, так? Монеты-то три.

– Да, что ты можешь сказать о Нуке из западного района? Представим, что гипотетический детектив перешел его банде дорогу. Случайно покалечил несколько его людей. Чего ожидать?