Гром и Молния

В больнице царила абсолютная тишина, которая казалась почти осязаемой, проникая сквозь толстые пустотелые стены. Палата, обставленная элегантно и празднично, в эту ночь больше походила на склеп. Воздушные шары, подвешенные к потолку, больше не излучали того яркого праздника, который они должны были символизировать; теперь они только уныло шуршали друг об друга при каждом порыве холодного ветра, проникавшего через открытое окно. Мрачное помещение невидимым грузом тяготило юную девушку к медицинской колыбели, где под стекольным куполом шевелился крохотный сверток с новорожденным. Она не могла заставить себя взглянуть на малыша. Глаза ее были полны слез, а сердце сжималось от боли и глубокого сожаления. Казалось, словно все родильное отделение потонуло в безмолвных соболезнованиях. А может, у девушки просто заложило уши.

Как же она на это надеялась.

Тщетно и до самого конца.

Надежды разбились о твердый стук мужских каблуков, донесшийся со стороны коридора. Девушка тихо всхлипнула и выпрямилась, обратив внимание на дверной проем. Спину неприятно потянуло, а вдоль позвоночника пробежали мурашки – эти шаги она узнала бы даже среди грохота самого бурного шторма. Она замерла в ожидании, и рослый силуэт, подсвеченный коридорным светом, не заставил долго ждать. Он остановился на пороге словно статуя, высеченная из мрака. Тень на непроглядном лице была мрачнее всех остальных. Девушка всхлипнула вновь и утерла нос рукавом офисной рубашки. Дорогая тушь легла мокрым пятном на белоснежную атласную ткань.

Презрение мгновенно заполнило комнату.

– Что тут? – грубый, непоколебимый, обрубающий голос невидимыми руками схватил ее за горло.

Ее голова медленно приподнялась, словно подчиняясь невидимому приказу, и короткий вздох впитал в себя воздух, который вдруг стал тяжелым от напряжения. Взгляд ее застыл на Нем, не отрываясь ни на мгновение. Внутри нарастало желание укрыться, спрятаться. Как можно скорее исчезнуть и раствориться в тени. Инстинкты засуетились тревожными сигналами в ее сознании, но она давно научилась справляться с этими приступами паники. Не в первый раз. И, она точно знала, не в последний.

– Он немой, – прошептала она, и мнимая хватка на глотке усилилась.

Раздражение на грани свирепости проникли ей под кожу вместе с мужским рыком. Он был зол. И давал ей ощутить это каждой клеточкой. Ей и тому свертку под защитным куполом для недоношенных.

– Голоса тоже нет? – он спрашивал, заранее зная ответ, и все равно приказным тоном он заставлял ее говорить.

– Он родился без голосовых связок, – дрогнула она под чужим напором и приготовилась ощутить настоящее удушье, как вдруг секундой позже все рассеялось. Девушка наконец смогла вдохнуть свободно.

Мужчина хмыкнул, развернулся и ушел прочь, унося за собой всю тяжесть больничной атмосферы. Палата будто посветлела на пару тонов, а температура поднялась на градус – под атласной рубашкой девушка больше не чувствовала мурашек. Она просидела в оцепенении, дыша тяжело и сбивчиво еще несколько минут, и только потом перевела взгляд с распахнутой двери на холодную колыбель из белой стали и прозрачного купола. Впервые за эту ночь она взглянула на малыша. Впервые с момента его рождения и неутешительных слов врачей. Новый человек заходился плачем, который никто не мог услышать. Она, ведомая мимолетным порывом, пригладила стекло кончиками пальцев, как будто самого младенца, и ощутила глубоко внутри прорастающее семя любви к этому ребенку. Совершенно естественное, близкое и родное.

– Что, напугал он тебя? – она старалась говорить мягко и спокойно; в глазах и горле все еще щипало. – Не бойся. Он редко так делает. А если его не злить, то он может не обращать на тебя внимания несколько лет. Уж я-то знаю.

Неизвестно, по какой причине – действительно ли младенец внимал ее речи, или просто его настроение стихийно поменялось, – но он перестал возиться в пеленках, а выражение его лица, красного даже в полутьме, смягчилось.

– Скоро мы поедем домой. Тебе там понравится. Я буду рассказывать тебе сказки, их у нас целый шкаф. А как подрастешь, буду брать тебя с собой в наши центры. А если будешь послушным, то и во все мои командировки по Ядру, – она плавно прокатила колыбель вперед-назад и улыбнулась. – Обещаю, ты вырастешь счастливым, брат мой.