Грустная повесть о ключе, минералке и полночных рыцарях

Грустная повесть о ключе, минералке и полночных рыцарях

У нас, надо сказать, не все гладко. Так и проходит жизнь в коме. Не в медицинском смысле, разумеется. Хотя кто его знает. Мы — это пятое отделение. «Белая башня», как называют ее местные остряки из третьего, хирургического. У нас тихо, пахнет хлоркой, старостью и тленом. И еще — несбывшимися надеждами. Мы — бывшие. Бывшие физики, бывшие поэты, бывшие строители светлых будущих. Теперь мы — медитирующие. Так говорит наш куратор, доктор Глобин.

Вчера, например, видели будущее. Да, господа, это было очень смешное зрелище. Произошло это так. У доктора Глобина началось очередное обострение мании преследования. Ему почудилось, будто его куда-то ведут волоком по бесконечному коридору с линолеумом цвета запекшейся крови. Он метался между палатами, хватал нас за руки и шептал сипло: «Слышите? Сапоги! Стучат по мрамору! Идут за мной!» Наверное, с бодуна его мучили кошмары… Хотя откуда у него бодун? У нас же сухой закон.

Вот, кстати, насчет выпивки. Господа, как вы на это смотрите? У меня есть превосходная кислая калифорнийская минералка. Весьма кстати в разгар наших… э-э… медитаций. О’кей? Благодарю. Если кто-нибудь желает еще кислятины, пожалуйста… А впрочем, спасибо и на этом. Мне кажется, вполне достаточно. Прекрасно, прекрасно.

Итак, дон Румата, я начну по порядку. Вы знаете, кто я? Я — кузен Императора.

Молчите? Понимаю. Здесь все молчат. Это правило. Кузен, правильно. Правда, только по линии его матери. И совершенно неофициально. При дворе и так слишком много людей в коронах. Скажу только, в настоящее время императором нашего государства является Великий Инквизитор. А его настоящей официальной фамилией — Ганконер. Да-да, тот самый, что сейчас спит напротив и тихо посапывает. Он на строгой диете и спит двадцать часов в сутки. Императорская привилегия.

Итак. Император — то есть доктор Глобин до того, как его потянуло волоком по коридору, — много размышлял над тем, чего, собственно, он желает для себя и чего он хочет для страны. Он хотел прежде всего покоя. Тишины. Чтобы никто не стучал. Потом он стал вспоминать о своих склонностях и слабостях. Сначала он вспоминал о том, каковы его страсть и порок, и искал, куда бы они могли быть переадресованы. Но куда переадресуешь страсть в «Белой башне»? К буфетчице Клаве? Она, конечно, женщина видавшая, но вряд ли оценит порывы императорской души.

Скоро выяснилось, однако, даже для этого ему недостает опыта и знаний. Чтобы найти себе советника, которому он мог бы довериться, Император обошел весь замок. Все его новые советники были — ха-ха-ха! — гномы. То есть мы. Лежачие, сидячие, ходячие гномы тишины и покоя. Мы кивали, мы хмыкали, мы качали головами. Однако ничем не могли ему помочь. Наши советы были просты: «Примите таблетки, Аркадий Павлович», «Пора проветрить, доктор», «Клава борщ принесла, холодный уже».

В конце концов Император устал от бесплодных поисков и стал в простоте душевной рассказывать нам о себе самом, о своей душе, секретах ума и тела, своих стремлениях и самых сокровенных мыслях, которые у него иногда возникали. О том, что он боится начальства из главка, что его жена ушла к зубному технику, что мир катится в тартарары, а он ничего не может поделать.

Но все советы и рассуждения старых гномов не проясняли вопрос ни на йоту. Они приводили его к одной и той же цели: разобраться в своем прошлом, в том, что он делал, и в дальнейших событиях своей жизни. Чем больше Император размышлял, тем меньше он понимал. Старые гномьи советы были неясны и запутанны, как следы на мокром линолеуме.

Теперь надо было что-то предпринять. Тогда Император стал понемногу сам менять свои привычки и склонности. Перестал бриться. Начал носить халат нараспашку. В его взгляде, прежде усталом и профессионально-сочувственном, поселился стальной блеск. На смену общей безмятежности пришел ужас, ужас перед тем новым, которое вошло в его жизнь. Что это было, император пока не знал. Но он твердо решил, несмотря ни на что, как можно скорее покончить со всем тем злом, память о котором сохранилась в смутном и мучительном отзвуке в каждом его нерве. С бумажной волокитой! С тупой отчетностью! С тихим ужасом будней!

Как? Император задавал себе этот вопрос не переставая. Подвергнув ревизии свою жизнь и сделав вывод, который показался ему правильным, но устрашающим, следовало действовать.

Лучше всего было начать как обычно — по старинке, с репрессий. Император решил предпринять самые строгие, самые суровые и самые беспощадные меры. Так был создан Орден Полночных Рыцарей — последний оплот древней мудрости и надежды на возрождение былой славы Империи. В него вошли двое: я, кузен, и дон Румата, он же бывший слесарь-инструментальщик дядя Миша, который молчал уже десять лет.

Наша задача была проста: бодрствовать. Стоять на страже покоя Императора, пока он спит. Отгонять призраков в стучащих сапогах. Началась новая эра… Внешне ничего не менялось. Клава по-прежнему приносила борщ. Из главка звонили.

Что до перемен, то они случаются там, где появляется переменная величина. А так как переменной величиной является поток ожиданий, то описание его по-настоящему занимает только постмодернистов – и всех остальных, кто постится. Мы не постились. У нас была кислая калифорнийская минералка. Она и стала катализатором.

Помнишь наш прошлый диалог, дон Румата? Про город, что вырастает при повороте ключа. Так вот, я расскажу тебе про этот ключ. Это нечто вроде осциллографа, в котором стрелка поворачивается, точно указывая направление поворота ключа внутри катушки. И тогда появляется Она.

Произошло это вчера, после видения будущего. Доктор Глобин уснул, измученный преследованием. Мы с тобой, рыцарь, несли вахту. Бутылка с кислятиной была уже наполовину пуста. И в этом полумраде, под мерцание лампы дневного света, я увидел, как дверная ручка в конце коридора медленно-медленно начала поворачиваться. Не скрипя, не стуча. Просто поворачивалась, как стрелка того самого осциллографа.

И тогда появилась Монархиня.

Она была в белом халате, но надетом наизнанку, так что он отливал голубоватым хирургическим стальным блеском. В волосах — шпильки, похожие на скальпели. А в руке… в руке у нее была связка белого каучука. Эластичный бинт, если быть точным. Но в ту ночь, в свете лампы и под воздействием калифорнийских испарений, это было орудие высшей власти. Кстати, мне как-то раньше и в голову не приходило, что это может быть блондинка… А она была. Платиновая блондинка. Наша буфетчица Клава.

Она прошла мимо нас, не глядя. Ее шаги были беззвучны. Она вошла в палату к Великому Инквизитору Ганконеру. Послышался слабый звук — шшшш-хлясть. Эластичный бинт, туго натягиваемый. Потом довольное кряхтение. Потом тишина.

Наутро доктор Глобин проснулся бодрым. Мания отступила. Он был спокоен и даже улыбался. Он объявил, что кризис миновал, Орден Полночных Рыцарей распускается за ненадобностью, а сегодня на ужин будет компот из сухофруктов.

Клава разносила завтрак. На ее запястье был аккуратно намотан белый эластичный бинт. Она кивнула мне, и в ее взгляде мелькнуло что-то знающее. Императорский взгляд.

И я понял. Ключ повернулся. Переменная величина — поток наших ожиданий, страхов и кислой минералки — вошла в уравнение. И Монархиня, склонная к БДСМ-играм, взяла бразды правления в свои твердые, натруженные руки. Государство обрело покой. Пусть и странный. Пусть и ненадолго.

А жизнь в коме, надо сказать, продолжается. Не гладко, не просто. Но уже и не так страшно. Потому что когда сапоги стучат по мрамору в твоей голове, всегда есть кто-то с бинтом и платиновыми волосами, кто может эти сапоги… обезвредить. До следующего обострения.

Выпьем, дон Румата? За новую эру. За кислую калифорнийскую минералку. И за тех, кто на страже.