Гусиный перелет

Я вышел на перрон из вагона. Вспомнилась сцена из «Иглы», где герой Цоя грубо обошёлся с проводницей. Почему он так себя ведёт в фильме, не знаю, но я абсолютно разделял его чувства при виде проводника. Хотел повторить и флипнуть его мерзкую рожу. Он всю дорогу приставал к молодым девчонкам и ругался с пассажирами, которые просили открыть окна, которые он мог, но не хотел открывать.

Проводник по имени Серик держал в руках тряпку, которой протирал поручни. Мы с ненавистью смотрели друг на друга без особой причины. Просто некоторые люди ненавидят друг друга с первого взгляда. Бывает встретишь знакомого в людном месте, а он делает вид, что не видит никого и пытается проскользнуть мимо, а когда ты тянешь руку, он сует тебе в ладонь свою холону клешню поросшую чешуей презрения. И ты пытаешься вспомнить кто это и почему так себя ведет. Почему то мне часто встречают такие люди. Город как город. Вокзал советской постройки не изменился за 10 лет, пока я на нем не был, а до этого не менялся кажется лет 50. Такой же непонятный спуск по лестнице, который сделан намеренно чтобы усложнить жизнь пассажирам. Привокзальный ларек с перечнем из запретного списка гастроэнтеролога.

Был день и солнце поджаривало меня и пустой состав с проводниками, стоящими перед дверями. На перроне появилась фигура. Огромный мужчина быстрым шагом шел ко мне, брюнет был под два метра ростом, косая сажень в плечах – Ренат. Я помню его дрыщем, в шестом классе. Он пришел в один из дней как новенький в класс и его посадили рядом со мной. Ничто тогда не предвещало, что он станет таким гигантом. Люди провожали его взглядом. Несмотря на свирепый вид природа наградила его самым кротким характером. Он немного отставал в развитии, но я был рад его увидеть. Он сжал меня в крепком объятии от чего захрустели ребра и я вновь удивился его силе.

– Ну как ты? – весело трубил он во все могучие легкие. Голос с органным звуком разлетался по перрону. Мы так и постояли с полчаса, пока не прибыл поезд из какого-то российского города, название которого я все не мог запомнить. .

Из вагона вышла небольшая горстка людей, среди которых был и наш друг — третий, Шалкар.

Отец Рената называл нас тремя мушкетерами. И мы решили проведать нашего Д'Артаньяна.

Сели в старенькие «жигули» ВАЗ-2107 Рената , которая заскрипела под ним всеми рессорами под устаревшим при проектировании корпусе и приехали к нему домой. Жил он один в двухкомнатной квартире, которая осталась ему по наследству от отца. Тот скончался несколько лет назад — мы так и не успели с ним попрощаться.

От него остались воспоминания из детства, когда мы втроем гуляли по городу, зарабатывая шрамы и истории, которыми с удовольствием делились за дастарханом, что накрыл нам Ренат.

Надо сказать, что от Рената было только имя. На самом деле он был огромным брюнетом с круглым лицом и характерным для казаха разрезом глаз. Он не знал свою мать, воспитывал его отец. Мы сдружились ещё в школе. Я хорошо помню, как в шестом классе к нам завели маленького мальчика, который никак не напоминал гиганта, с которым я сижу теперь в одной квартире.

Мы ели жареную картошку, пили железинский кумыс и запивали всё это павлодарской минералкой. Никто из нас не поднимал тему, ради которой мы приехали.

На кладбище решили ехать с утра — солнце уже клонилось к закату. Мы немного погуляли по набережной, вспомнили старые дни и через какое-то время пошли спать.

Утром, чуть свет, двинули на мусульманское кладбище по объездной — проведать старого друга. Нет, это был не отец Рената. Это был наш четвёртый друг — Аким. Такое странное имя заслужило ему всяческие клички. Его обзывали за это — действительно странное имя, звучало как должность.

Мы прибыли. На кладбище пахло тонким запахом разложения. Оно было заросшим травой, вокруг гудели кузнечики. Солнце пекло беспощадно. Мы долго плутали по кладбищу, которое за время нашего отсутствия — а это были десятки лет — расширилось как минимум в четыре-пять раз. Но каким-то седьмым чувством мы добрались до нужного сектора и, не сговариваясь, пошли к могиле нашего друга.

С выцветшей таблички на разрушенном кирпичном столбе на нас смотрел совсем молоденький пацан, чьи черты лица с трудом можно было разобрать на выцветшей под солнцем эмалированной пластине:

Аким Рахимов

05.02.1985 — 01.06.2001

События тех лет начали всплывать в памяти. Шалкар закрыл руками лицо и опустился на корточки, что-то проговаривая про себя. Я прекрасно разделял его чувства, но остался стоять.

Мы долго стояли, пока Ренат не бросил в сердцах:

— Ночью придём ещё.

После чего собрались и уехали в город. Провели этот день в бесцельных плутаниях по закоулкам. Пошли на территорию содового завода, где стояли новенькие многоэтажки. Посмотрели на место, где стояла наша школа номер тринадцать.

Когда я кому-нибудь рассказываю, что она была сделана из деревянного сруба, мне не верят — что ещё остались люди, учившиеся в избушках того типа, который показывают на исторических фотографиях середины девятнадцатого века. Но и в двадцатом веке мы жили довольно бедно.

Ноги, не сговариваясь, привели нас к дыре в заборе химзавода, через который мы пробирались в девяностых. Смотрели, как рабочие лопатами сгребают ртуть из-под оборудования в огромные чаны. Иногда ртуть перепадала и нам — мы могли украсть пару вёдер, а потом хвастаться школьным друзьям своими приобретениями.

Время было дикое. Сейчас многое скрыто под слоем пыльной памяти, но что-то не забывается.

Ночью мы вернулись на кладбище и начали выкапывать могилу. Лопаты в руках, Ренат сначала копал один, без его силы мы бы копали до утра, но он покопал минут 40 и и почти докопал до тела, тут подключились мы. Все это время Ренат прислушивался как ухают ночные птицы и ветер теребит листья на высоких деревьях. Мы копали пока лопаты не уперлись в что-то мягкое – кафан, подумали мы и начали светить фонариками, чтобы понять что перед нами. Запахло чем-то древесным и пыльным. Шалкар испуганно вылетел из ямы, скрывая рвотные позывы. Я уже понял что перед нами. И приготовился увидеть тело подростка, можеты быть скелет, но я не был готов тому что увидел. В разрытой могиле лежала белая тряпка. Тела не было. Мы смотрели на кафан, потом друг на друга не зная что делать дальше. На все про все ушло около 3-х часов. Никто не стал спорить, когда Ренат скомандовал усталым своим голосом - пора уходить.

Мы приехали домой и тут же повалились спать. Это была не физическая усталость. Эмоциональная перегрузка. Я немного успел перед тем как меня накрыла пелена снов, лежал, перебирая воспоминания той ночи и все еще чувствовал невесомость свертка у себя на руках.