Тишина.

Тишина в моём убежище отсутствует. Я её не слышала уже неделю. Даже сейчас, лёжа на грязных мешках, набитых моим рваньём, я слышала не только шум собственного сердца, но и стоны умирающего города.

Где-то неподалёку трахались пара подростков из Среднего города. Точнее, это мне теперь казалось, что неподалёку, а на самом деле они были за пару квартир от меня. Наверное, со временем я научусь определять расстояние на слух, но пока что эти фальшивые стоны стучали в моей черепной коробке громче выстрелов Стражников во время рейда в Нижний.

Интересно, парнишка, который над ней пыхтит тоже понимает, что она сейчас уснёт от скуки? Вряд ли.

За бетонной стеной капала вода. Хотя, нет, не вода, а едкая жижа, разъедающая металл. Пахнет стрёмно, будто кто-то наблевал в соседней квартире и оставил жижу мутировать от вали. Каждая капля отдавалась в моих висках чётко, звонко, как гвоздь, вбиваемый в черепную коробку. Из Среднего города, с завода, доносился низкочастотный гул, от которого у меня ныли зубы. Где-то на этаже выше кто-то шагал, скрипел пол.

Мир стал прозрачным и невыносимо громким. Неделю назад.

Сначала обострилось зрение. Теперь я могла бы с честью носить кличку Кошка, если бы мне кто-то её дал. Наверное, валя, Вайолент всё-таки частично разумен. Он правда старается помочь, облегчить твою жизнь.

Следующим был слух. Кажется, мир сузился до одних только барабанных перепонок, и теперь, чтобы выйти из дому, я надевала шапку и плотный капюшон, чтобы просто не сойти с ума от какофонии звуков. Я бы и сейчас с удовольствием забилась под одеяло и заткнула уши, но…

Шаги.

Чужие. Лёгкие, осторожные. Не сталкер, нет. Сталкеры двигаются как тени, их не услышать, пока они не захотят. Это был кто-то чужой. И он приближался к моей норе.

Пять метров. Три. Сердце заколотилось так, что я боялась, его стук выдаст меня. Откуда-то пришёл запах — сначала пыль и озон, а потом, под ним, слабый, едва уловимый шлейф технического мыла и дикого глянцевого гриба. Знакомый. Но прежде чем я успела опознать его, ноздри ударила волна вони Нижнего города — смесь гнили, химического дыма и сладковатого запаха разложения. Меня скрутил спазм, желудок подкатил к горлу. Я прижалась спиной к ледяному бетону, пальцы сжались на рукояти заточенного обломка арматуры. Он был холодным и шершавым, единственной реальной точкой в этом катящемся в бездну мире.

Был бы нож, так ведь сломала...

Ублюдки из Драконов выследили меня? Падальщик какой-нибудь забрёл? Какая-нибудь голодная зверушка вынырнула из канализации?

Мышцы ног напряглись, готовые к прыжку. Зрение, и без того видящее в полумраке как в сумерках, помутилось, поплыло цветными пятнами. В груди зашипело знакомое, гадкое тепло — страх, смешанный с яростью. И под ним, глубже… что-то ещё. Что-то тёмное и инертное, что в последние дни лишь изредка пошевеливалось, будто змея, свернувшаяся на запястье.

— Мелочь? Ты тут?

Я вздрогнула, и арматура едва не выпала из онемевших пальцев.

Знакомый, тихий, чуть сиплый голос. Лита.

Я заставила себя сделать медленный, тихий вдох, просеивая ворох запахов. Отсекла вонь, отсекла пыль. Ещё пару дней, и я научусь, подобно фермерскому костепсу, чуять опасность за километры.

Да, это он. Её запах. Лита всегда пахла чуть иначе, чем всё вокруг — лёгкой нотой чего-то живого, неиспорченного, даже сквозь запах пота и страха.

— Алиса? Выходи, это я.

Выдох.

Я позволила мышцам расслабиться, и по телу прошла дрожь — не от холода, а от сброса дикого напряжения. Голова тут же напомнила о себе тупой, сверлящей болью где-то внутри башки, точно между глаз, но глубже. Ещё один подарок. Ещё один верный признак.

Что же, пора признать очевидное. Я мутирую. Нахваталась вали в старых тоннелях.

Я отодвинула кусок прогнившей фанеры. Коридор был пуст. В тусклом свете светящихся синим лишайников витал лишь запах гнили.

— Я здесь, дура, — сказал голос слева.

Воздух задрожал. Он словно сгустился, замерцал, как жар над костром. И из этой ряби материализовалась она.

Лита. Маленькая, тщедушная, в поношенной куртке. Её камуфляж был неидеален — это выматывающая способность, которую нельзя удерживать вечно. На её руках, шее, на скулах проступали участки кожи, похожие на кожу ящерицы — серо-зелёные, с едва заметным переливом чешуек. Они влажно блестели в тусклом свете, выдавая её с головой.

— Когда ты последний раз ела? — безэмоционально спросила она, оглядывая меня с ног до головы.

Её взгляд задержался на моём лице. Я подозревала, что сейчас мои зрачки расширены, реагируя на каждый блик света, словно я зажравшийся партиец, нюхающий синток с пуза шлюхи.

— Кажется, вчера, — буркнула я, натягивая на лицо грязный платок. Это помогало. Немного. Хотя бы не тошнило от вони с первых секунд. — Что случилось?

— Топор просил передать, что у Рыка есть для тебя работёнка, — ответила Лита, отряхивая куртку от налипшего мха. — Что-то срочное. Платит порцию.

Порция.

Не самопальный отвар из вальки, которую варят мужики из Нижнего, не напичканные валей вперемешку с отходами синтока грибы, которые раздают пролам из Среднего. Настоящий стабилизатор на основе синтока. Вкус Верхнего города. Он мог не вылечить — никто и ничто не лечит мутацию, — но он мог затормозить. Дать передышку. Притупить этот кошмар обострённых чувств, унять дрожь в пальцах и боль, что сверлит череп изнутри. Купить время.

Ещё неделю человечности.

— Идём, — выдавила я хрипло. — Но сначала — к Гнусу.

— К Гнусу? — поморщилась Лита.

— Мой старый нож сломался на прошлой неделе, когда я пыталась вскрыть заржавевший люк, — пояснила я, ныряя обратно в квартиру.

Жаль, но оно того стоило. Оранжевый рожок от автомата и пятнадцать новёхоньких, пусть и насквозь промокших патронов. Не целое состояние, но пару месяцев можно не работать.

— Гнус обещал сделать новый из старой турбинной лопатки, — продолжила я, выщёлкивая три патрона и убирая их в поясную сумку.

— Гнус — старая китайская задница, — фыркнула Лита.

— Старая китайская задница, — сказала я, запихивая рожок назад в вентиляцию. — И отличный кузнец.

Рыжий Рынок. Огромная, дымящаяся расщелина между Нижним и Средним городом, где на ржавых прилавках и прямо на земле продавалось всё — от консервов с непонятным мясом до деталей от боевых роботов и флакончиков с мутной жидкостью, обещающей «чистый кайф».

Опять какой-то местный барыга развёл валю с водкой?

Воздух здесь дрожал и гудел. Генераторы станки, крики торговцев, китайский суржик, плач детей — всё сливалось в один оглушительный рёв. Для меня сейчас это было просто невыносимо. Каждый звук врезался в барабанные перепонки, каждый запах — гарь, жареные крысы, пот, кровь, металлическая пыль — бил в нос с такой силой, будто я дралась на ринге за булку хлеба.

Снова.

Я провела Литу за собой короткими, известными только мне тропками между грудами хлама, старыми проржавевшими остовами машин, провалами в бетоне, в глубине которых собиралась мутная вода с радужной плёнкой об бесконечных выбросов заводов. Шляться посреди этого ужаса звуков и запахов подобно пытке.

Ничего, скоро это кончится. Либо я не выдержу и нажрусь вали и наконец-то обращусь в неведомую хрень, либо порция подарит мне ещё недельку-другую свободы.

Можно было, конечно, попроситься к Волкам в банду, мне бы точно не отказали — я много работала на этих ребят, — но это точно прямая дорога на свалку. Даже если какая-нибудь стабильная мутация приживётся в моём тощем теле, меня завалят либо Драконы, либо Стражи во время очередного рейда.

Короче говоря, попробуем побарахтаться ещё чуть-чуть.

Лавка Гнуса была вмонтирована в корпус старого, разрезанного пополам реактивного двигателя. Сам Гнус, человек… наверное, чьё тело на добрую треть состояло из воронёной стали и титановых имплантов, молча протянул мне узкий футляр из спрессованного картона. Я открыла его. Внутри, на обрывке чёрного бархата, лежал клинок.

Это был даже не нож, скорее, это было лезвие. Длинное, около тридцати сантиметров, с лёгким, изящным изгибом. Идеальный, смертоносный инструмент. Рукоять была сделана прямо тут, просто выточена из того же куска металла и зашлифована, а на конце имелась небольшая проушина под шнур.

Я взвесила нож на руке, проверяя балансировку. Кидать можно… но жалко. Впрочем, если другого выбора не будет, я предпочту лишиться ножа, а не жизни.

— Забирай и проваливай, Мелочь, — проскрипел Гнус. Его механический голосовой модуль был с дефектом, слова выходили с металлическим присвистом.

Не помню, где он потерял кусок горла, но, кажется, вместе с рукой. Поговаривали, что он из Стражи, но после того, как Дикие покромсали его во время патруля, его списали в утиль.

— Плохой день? — фыркнула я, чуть приспуская платок.

— У тебя глаза горят, как у голодного костепса, — выдавил он, растягивая сухие, потрескавшиеся губы в ухмылке. — Добегалась всё-таки?

Неужели это так очевидно?

Я просто кивнула, сунула ему свёрток с тремя патронами. Голова раскалывалась с новой силой. Боль пульсировала в висках, сжимая череп тисками. В глазах поплыли тёмные пятна, перед глазами встала серая пелена. Я отвернулась от его безразличного взгляда и наткнулась на лежащие в витрине солнцезащитные очки в тонкой металлической оправе. Такие носили некоторые Стражи, которые пытались казаться крутыми.

— Сколько? — спросила я, поворачиваясь.

— Забей, — отмахнулся Гнус. — Патронов хватит.

Два раза меня просить не надо. Я натянула очки на нос, чувствуя странное облегчение: то ли свет солнца становился для меня слишком ярким, то ли мне просто нужно было ещё что-то, что отгораживало бы меня от этого грёбаного места.

— Готово? — спросила Лита, беззвучно возникшая рядом. Её чешуйчатая кожа поблёскивала в солнечных лучах. Гнус вздрогнул и выругался.

— Смотри мне, дрянь невидимая, — прохрипел он. — Только попробуй что-то стащить, живо тебя на органы продам.

На Рыжем Рынке ей было так же опасно, как и мне. Здесь охотились не только за вещами.

— Готово, — ответила я, пряча новый клинок в скрытые ножны на внутренней стороне куртки.

Путь в самый низ, к новому штабу Волков на свалке, лежал через старые вентиляционные тоннели и обрушенные технологические галереи. Идти напрямую, через территории, которые теперь патрулировали наглые и жестокие от безнаказанности Драконы, было самоубийством.

Особенно для нас. Для Диких.

Не знаю, что именно Дикие сделали боссу Драконов, но мутантов в их рядах никогда не было. Во всяком случае, явных мутантов.

Мы спускались в кромешной тьме, которую я теперь видела как смену оттенков серого и чёрного. Лита шла впереди, её камуфляж периодически сбоил. На несколько секунд появлялся её размытый силуэт, подсвеченный слабым зелёным свечением редких пятен плесени на стенах. Тихонько хлюпала вонючая жижа под ногами.

Именно в этой тишине я снова услышала шаги.

Глухой, металлический скрежет сапога по решётке, потом ещё и ещё. Где-то совсем рядом, в соседнем коридоре.

Я резко схватила Литу за запястье, заставив её замереть. Она поняла без слов, её рука в моей ладони на мгновение стала прохладной. Пальцы мои царапнули чешуйки. Мы юркнули к холодной, сырой стене, прячась в нише между двумя пятнами мха.

— …старший говорил, сегодня чистка. Любого урода к стенке, — сказал мужской голос. — Лао Шу словно сам вали нанюхался, и ему башню сорвало.

— Надоело уже по этим трущобам шляться, — проворчал другой, низкий голос с сиплой хрипотцой курильщика.. — Лучше бы наверх поставили, в Средний, там хоть пожрать есть чего.

— А ну тихо, байши[1]! — просипел третий. — Слышите что-нибудь?

Рядом со мной воздух снова задрожал, стал густым. Лита исчезла, и я почти тут же перестала чуять её запах. Я затаила дыхание, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле.

Шаги приближались. Луч фонаря, узкий и жёлтый, скользнул по противоположной стене, осветил ржавые трубы, пополз дальше.

И остановился.

— Чё-то тут… воняет, — услышала я голос совсем близко.

Я поняла. Всё поняла. Это я. Я пахну. Или Лита. Без разницы.

Потом, страхом, как от загнанной жертвы. Для их нюха, тоже подпорченного мутагенами, но всё ещё острого, я была как сигнальный костёр в чёрной ночи.

— Выходи, тварь!

Бежать? Драться? Нет выбора. Надо действовать.

Я нащупала ногой небольшой, рыхлый кусок кирпича, отвалившийся от стены. Не раздумывая, метнула его в сторону, откуда раздался голос. Камень с глухим шлепком ударился о металлическую балку и отскочил, шлёпнувшись в лужу.

— Там! Двигай!

Двое бандитов в тяжёлых, самодельных ботинках рванули в темноту, в боковую галерею. Насколько я помню, там обвалившийся тупик, и это даст нам несколько лишних секунд. Третий, тот, что говорил про запах, не двинулся с места. Я слышала его тяжёлое, ровное дыхание. Он вскинул что-то — по характерному лязгу тетивы я поняла, что это арбалет.

Выковыривать из себя ржавый металлический штырь хотелось слабо.

Я глянула вверх. Из потолка, торчала ржавая, но ещё целая на вид металлическая балка. Коротко выдохнув, я рванулась из ниши и кинулась ослепляющий свет. Дзынькнула тетива. Плечо обожгло, но болт свистнул над ухом. Я в прыжке ухватилась за ржавую, склизкую балку и обеими ногами врезала бандиту в грудь.

Хрип, тело шмякнулось на пол. Я рванула нож и резким ударом покончила с ублюдком. Никаких свидетелей. Как и всегда.

Из темноты, прямо из пустого пространства, возникли две тонкие, бледные, с проступающими чешуйками руки. Шорох — и шею второго бандита, который как раз обернулся на звук падения захлестнула удавка.

Третий бандит, который убежал глубже в тоннель, обернулся. Фонарь снова почти ослепил меня. Закрыв глаза рукой, я оттолкнулась от тела и вновь нырнула в нишу.

— Та ма де[2]! — завизжал он, дёргая затвор пистолета-пулемёта.

Грохнула очередь. Я закрыла уши руками чтобы просто не оглохнуть. Под веками плясали круги, плечо ныло и дёргало, даром, что только оцарапало.

И в этот самый момент, в коктейле из страха, ярости и этой чистой, физической боли, я почувствовала это. Не боль, не страх. То, что дремало глубоко внутри. Оно дрогнуло. Не пошевелилось — именно дрогнуло, как поверхность воды от упавшей капли. Где-то в основании позвоночника, в каждой клетке, что-то инертное и тяжёлое насторожилось. Будто спящий в глубине пещеры зверь приоткрыл один, узкий, горящий глаз и уставился во тьму.

Дерьмо. Не хватало только тут, посреди коридора мутировать. Не сейчас. Только не сейчас.

Очередь смолкла. Тишина давила по ушам хуже грохота. Это Лита может стать невидимой и свалить… если, конечно, этот урод не пришил её первой очередью. И ведь даже патронов дефицитных на нас не пожалел, гад.

Если Лита мертва — то я следующая. Гарантированно.

Внезапно, из темноты, из того тоннеля, что должен был вести к свалке, раздался резкий, пронзительный свист. Два коротких, отрывистых, один долгий.

Это условный сигнал Волков.

С трудом сдержав победную ухмылку, я засунула грязные, солёные пальцы в рот и свистнула два раза.

Ну всё, драконовский ублюдок. Не вы одни патрулируете тоннели.

Свист. Хруст. Короткий стон и звуки падающего тела. Луч фонаря заплясал по стене и замер ослепительно-белым пятном. Я осторожно высунула голову из ниши.

Дракон валялся у стенки тоннеля, а из груди его торчал арбалетный болт. Лита со вздохом вывалилась из сгустившегося воздуха и деловито принялась рыться в карманах его красно-чёрной разгрузки, что-то тихонько насвистывая себе под нос.

— Ну наконец-то, — услышала я знакомый хрипловатый бас Топора. — Я уже вас заждался.


[1] идиот, кретин (кит)

[2] Твою мать! (кит)

Загрузка...