Хищные невесты

[ЦНА. Ф.-А5. Оп. 1. Д. 969. Л. 42-59. Копия].

– Они женятся на деревьях? – переспросил Денни.

– Правильно говоришь, братец, – отозвался Мак. – Они женятся на деревьях, такой вот странный обычай.

– А женщины?

– Бабы у них есть, как же без баб.

Мак снял панаму и вытер со лба пот. Его грузовичок четвертые сутки пылил по унылому каменному плато, пустынному и безжизненному. Солнце нещадно палило, и он пил тёплую воду пинта за пинтой в надежде утолить жажду. Мак был большим – шесть с лишним футов ростом, длинные волосы, рыжая ирландская борода, зелёные глаза, широкие плечи. На его могучей спине можно было танцевать джигу, а крепкие длинные пальцы заплетать морскими узлами. Ещё он курил! В прокалённой солнцем пустыне курить – последнее дело. Табак высушивает горло, отчего пить хочется всё больше и больше.

Выкрошенный в пыль известняк сменили глинистые участки, затем пошли такыры – покрытые паутиной трещин поля на месте древних солёных озёр. Между такырами попадались невысокие обветренные скалы-останцы. Они манили путников укрыться от солнца, но это был наглый обман: тень не спасала от жары. Пару раз путешественники видели кости бедолаг, поверивших в спасительную тень.

– Долго ещё ехать? – устало спросил Денни.

– Часа три, – откликнулся ирландец, доставая сигарету.

Он ошибся ровно вдвое.

Отсюда, сверху, озеро казалось чёрным. Денни всматривался в каждую деталь и наслаждался каждой секундой: не соврал Мак, каньон действительно существует. Полный жизни оазис лежал в гигантской вытянутой котловине, утопленной по отношению к пустыне на пару тысяч футов. С севера к озеру жался посёлок туземцев, с востока тянулись солончаки с пятнами рыжих трав и скорченными стволами чёрного саксаула. На западе – сколько хватало взгляда – росли исполинские деревья. Их высокие стволы с тёмными кронами стояли редко, словно старались держаться подальше друг от друга, и с некоторых крон свисали длинные белые тряпки.

– Вовремя успели, – пояснил Мак, опуская бинокль. – Ленты вплетают за неделю до свадьбы, когда деревья ещё спят.

– Как их называют дикари? – поинтересовался Денни.

– Лохойя, – ответил ирландец. – Хищные невесты.

Мужчины познакомились полгода назад, в одном из баров вонючего азиатского городка, где чистая вода была такой же роскошью, как и портрет Линкольна на клочке бумаги с водяными знаками. Богатый парижанин искал экзотики, и его свели с самым необычным экскурсоводом, какого только можно было представить.

Налюбовавшись пейзажем, Денни отошёл к отполированным ветром гигантским камням на краю обрыва. От вершины и до основания их покрывали петроглифы, и даже ему, простому любителю, было ясно: рисунки сделаны не просто в разные времена – в разные эпохи. О, что за странные это были изображения! Неведомые монстры-великаны сражались друг с другом, вцепившись во вражьи тела множеством рук, а щупальца чудовищ, похожие на толстых змей, раздирали на части людей и животных. В мешанине линий и фигур было непонятно, где кончается одна битва, а где начинается другая.

– Словно ворота в ад, – поёжился Денни.

– Это просто рисунки, братец, – равнодушно ответил ирландец. – Стоит человеку набить живот, как он начинает выдумывать всякие небылицы. Разогрей на спиртовке воду, а я разгрузкой займусь.

Пока Мак выгружал подарки туземцам – ножи, посуду и шмотки из секонд-хэнда – его товарищ позаимствовал в бардачке упаковку таблеток с сухим огнём и зажигалку. Скипятил воду, заварил ройбуш: за время пути Денни убедился, что этот горячий напиток куда лучше утоляет жажду, чем обычная вода. В ожидании провожатых (спускаться вниз лучше всего было под утро, когда скалы остывали), мужчины цедили горячий напиток и любовались разлитым над пустыней закатом.

– Наш мир туземцы называют верхним, – рассказывал ирландец. – Когда-то их предки выдолбили в скале дорогу – не эту, другую – и выбрались из каньона. Представь, ты поднимаешься на небо, а там на тысячи миль безводная пустошь. Камни, камни, камни…

Денни понимающе кивнул, нарисованная собеседником картина произвела на него сильное впечатление.

– Вода в бурдюках заканчивалась раньше, чем пустыня, и дикари возвращались домой, уверенные, что верхний мир состоит из одних камней. Знаешь, какая неразрешимая загадка занимала их ум?

– Откуда в безжизненной пустыне берутся другие люди? Они должны были находить человеческие кости.

– Верно, братец! – неизвестно чему обрадовался Мак. – Кости на каменном небе, каково?

Он докурил сигарету, бросил её вниз со скалы и запил привкус табака горячим ройбушем.

– Скольких туристов ты сюда привозил? – поинтересовался француз.

– Не больше дюжины. Дорога тяжёлая, денег я беру много, но зато и путешествие – эксклюзив.

– Не хочешь делиться своим открытием?

– Не хочу, братец. Поэтому никаких фотоаппаратов и телефонов. Лучший фотоальбом – твоя голова!

Когда Денни стряхнул с себя расплывшиеся туманным облаком сновидения, над ним склонился невысокий узкоплечий туземец. Кожа туземца была старой и сморщенной, словно печёное яблоко.

– Кейя, кейя! – по-вороньи прокаркал дикарь, показывая жестами. что пора подниматься.

В ночных сумерках мелькали тени аборигенов, подносивших к обрыву тюки и ящики. Начался спуск, один из самых жутких в жизни Денни. Хлипкие лестницы, сплетённые из ветвей и корней, отвесная скала и глубокая пропасть, жадно ожидающая падения. Ветки под ногами раскачивались из стороны в сторону, ноги разъезжались, горло то и дело сжимал страх. Через двести футов Денни пожалел, что ввязался в эту авантюру, через пятьсот готов был повернуть обратно, а через тысячу с ужасом думал, как он будет возвращаться обратно. Мак даже здесь умудрялся страдать от жажды, и когда в очередной раз отцепил от пояса фляжку – выронил её. Фляжка глухо стукнулась о каменный выступ, отскочила, ударилась о камень дюжиной футов ниже и пропала с глаз. Денни проводил её взглядом и остановился перевести дух. В этот момент что-то живое и длинное выползло из скальной щербины и начало медленно обматываться вокруг его лодыжки. Парижанин вскрикнул, но не от страха – страх задержался в груди – а от боли: прикосновение было сухим и жёстким, словно ползущее щупальце принадлежало не живому существу, а дереву. Помог туземец, шедший следом: он выхватил нож и резким ударом отсёк хищника.

– Крейя, – буркнул дикарь, возвращая нож за пояс: мол, иди, не задерживайся, подумаешь, за ногу прихватили.

“Совсем немного осталось, – забормотал, успокаивая себя, француз. – Совсем немного”.

Вскоре сумерки стали светлее – на камнях, следуя за дикарями, появились их бледные тени. Рассвет выедал молочные остатки сумерек, и до земли оставалось не больше полутора сотен футов.

Постройки туземцев напоминали заброшенные могильные склепы: каменные стены не имели окон и поросли разноцветными лишайниками и мхами. На скрученных канатами ветвях, натянутых между постройками, сушились зубастые безглазые рыбины, похожие на глубоководных морских чудовищ. Путешественники проходили, едва не касаясь их, и Денни казалось, что очередная рыбина вот-вот оживёт и откусит ему голову острыми, как иглы, зубами. Со стены одного из домов счищала серую плесень высохшая старуха с обвислыми грудями, всю одежду которой составляла грязная тряпка, обмотанная вокруг чресел.

– Сварит из плесени похлёбку, – сообщил Мак. – В обычные дни пустую, а на праздник – с рыбой или червями.

Старуха проводила их пустым взглядом и вернулась к своему занятию. Впереди вспыхнула драка и сопровождавшие путешественников туземцы опустили ношу на землю и грубо растащили драчунов, едва не свернув тем шеи. Запах гниющих объедков и нечистот забивал нос, Денни то и дело зажимал его пальцами, задерживая дыхание. Парижанин вспомнил, сколько заплатил Маку за эксклюзивное удовольствие лицезреть эту деревню, и нервно рассмеялся.

Каменные палаты вождя отличались от других зданий только размерами. Путников сопроводили в большую залу, где носильщики сбросили ношу на землю, укрытую тёмным крошевом из волос невест – жёстких листьев лохойи, больше похожих на раковины моллюсков. Солнце к тому времени уже выползло на небо, но здесь, на дне каньона, рядом с холодноводным озером, жара почти не чувствовалась. Вышедший к гостям вождь оказался немолод. Волосы его, наполовину седые, спускались на плечи, а под выцветшей хламидой, словно неразвитые крылья, торчали острые лопатки. Глаза повелителя дикарей были необычные – песочно-жёлтые, будто у змеи. Он оглядел принесенные подарки, порылся в мешках, отобрал несколько ножей с затейливыми рукоятками и только тогда заговорил на незнакомом каркающем языке. Мак ответил длинной тирадой. Затем они начали кричать оба сразу, время от времени поворачиваясь к Денни и по очереди тыкая в него пальцами. Они каркали и каркали, спор разгорался всё жарче, вождь злился, ирландец не уступал. В конце концов алчность цивилизации победила первобытную жадность, и туземный царёк сдался.

– О чем спорили? – поинтересовался Денни, едва путники покинули каменные палаты.

– За тебя торговался, – отмахнулся Мак. – Поспешай, братец. Нам надо к Спящему лесу, а это миль пять вдоль озера. Невесты нынче рано проснулись, ждут – не дождутся женихов.

Озеро казалось тёмным и вблизи. Денни зашел в воду и тут же выбежал обратно: вода была ледяной. Двое туземцев между тем спокойно бродили по пояс в воде, проверяя ловушки. На их широких поясах крепились сшитые из подкорья сумки для сбора улова.

– Ты бы им лодку привез, – посоветовал Денни. – Что они вдоль берега ходят?

– Дальше слишком опасно, братец, – ответил Мак. – Там такие монстры живут, что…

Ирландец не договорил и закурил на ходу, думая о чём-то своем. Через полчаса путники повернули на запад, а еще через четверть часа увидели большую груду белых камней, возле которой собралась толпа туземцев. Чем ближе Денни подходил к этой груде, тем более странной она казалась. Наконец, он разглядел, что это и не камни вовсе, а человеческие черепа. В этот миг в голове француза мелькнуло первое подозрение, что они вляпались во что-то очень и очень нехорошее.

– Их так много, – с ужасом произнёс он, глядя на черепа.

Но ирландец понял его по-своему.

– Местные и за Спящим лесом живут, – сообщил он. – Да ещё в солончаках за озером пяток селений есть, хоть и помельче, чем столица.

Сравнение посёлка, из которого они пришли, со столицей позабавило Мака, и он громко хохотнул, хлопнув спутника мясистой пятерней по плечу.

Толпа шумела, гудела, хрипела и каркала. Ирландец протолкался сквозь неё, не заботясь о вежливости, и Денни, идя следом, получил с десяток тычков от рассерженных аборигенов. Дюжина дикарей, вооруженных палками с примотанными к ним ножами, отделяла зрителей от женихов. К удивлению француза, женихами оказались не молодые парни, а побитые жизнью мужчины – хилые, больные и увечные. По лицам “счастливчиков” можно было изучать всю гамму человеческих переживаний – печаль, страх, отчаяние, горечь, панику, ненависть, уныние и тупое смирение. Но ещё большее удивление Денни вызвала единственная среди них женщина. Она стояла в бриджах цвета хаки и свободной мужской рубахе, а на плотном широком поясе у неё висели армейская фляжка и чехол с ножом. В первый момент Денни решил, что видит ещё одну туристку, но тут же понял свою ошибку. Это была дикарка – плотная, сильная, широкоскулая, с грубой кожей и босыми ногами. Она посмотрела на Мака, затем на Денни и о чем-то задумалась.

Внезапно толпа смолкла и расступилась, освобождая дорогу вождю. Тот подошёл к холму из черепов, развернулся и заговорил – резко, гортанно. Женихи сгрудились вместе, затравленно озираясь вокруг.

– О чем он говорит? – шепотом поинтересовался Денни.

– Хана всему миру, если невесты не получат женихов, – коротко резюмировал ирландец. – Сейчас объявит танцы.

Словно услышав его, вождь взмахнул рукой, и босоногие танцовщицы закружились в танце, отбивая ногами какой-то сложный ритм.

– Хо! Хо! Кейя! – дружно выкрикивали они.

– Хо! Хо! Кейя! – повторяла толпа.

Дикари с копьями вышли вперед, и в ритм этому танцу стали наступать на женихов, показывая, что пора отправляться под венец.

– Пошли, что ли? – обернулся Денни к Маку.

– Ты иди, иди, – отозвался тот, не двигаясь с места. – Я со следующей партией.

Наступающие оттеснили француза от его спутника, и через мгновение их уже разделяла стена копий.

– Мак? – недоуменно воскликнул Денни.

– Извини, братец, – развел тот руками.

Только сейчас парижанин понял смысл фразы “за твою жизнь торговался”. Его охватила паника.

– Мак, скотина, вытащи меня отсюда! – заорал он.

Но ирландец развернулся и направился в сторону деревни. Высокий – шесть с лишним футов ростом, длинные рыжие волосы, широкие плечи: на его могучей спине можно было танцевать джигу.

– Хо! Хо! Кейя! – крики, долетавшие от границы Спящего леса, становились всё тише и тише. Беглец с опаской поглядывал по сторонам, но пока ничего жуткого с ним не происходило. Он быстро остался один: никто из женихов не хотел иметь дело с человеком из Верхнего мира. Небольшими группами и поодиночке туземцы растворились в высокой траве, выбрав каждый свою дорогу. Денни шагал среди жестких трав подлеска, бурно разросшихся между редко стоящих исполинских деревьев. Вблизи невесты оказались куда выше, чем виделось издалека. Денёк выдался жаркий: даже здесь, в низине, солнце палило нещадно. Одинокая полузасохшая лохойя, дававшая густую тень, показалась Денни отличным местом для того, чтобы отдохнуть и решить, что делать дальше. Усевшись спиной к перекрученному стволу, француз блаженно вытянул натруженные ноги. Глаза его сами собой закрылись, но уснуть беглец не успел: спины коснулась сухая ветка и поползла вверх, намереваясь обхватить за шею. Денни испуганно подскочил и рванулся прочь. Ему повезло: лохойя оказалась слишком старой, и рука её с треском обломилась. Отбежав ярдов сто, парижанин оглянулся и со страхом уставился на то место, где ему едва не свернули шею. “Дерево-хищник, – промелькнуло в его голове. – Лохойя – это дерево-хищник”.

В этот момент со стороны озера долетел чей-то истошный предсмертный вопль: первый счастливчик сочетался браком со своей невестой. Француз с тоской посмотрел в ту сторону.

– Чем же тебе, сволочь, заплатили? – с ненавистью выкрикнул он. Затем перевел взгляд на скалы, стеной окружавшие долину. Выбора не оставалось: нужно было идти к ним. Денни похлопал себя по карманам: всё, что обнаружилось в них – это зажигалка и сухой огонь.

Второй раз он попался спустя половину часа. Решил, что расстояние между двумя деревьями позволяет безопасно пройти, но вышло иначе. Не успел он сделать дюжины шагов, как из травы выпластался корень, который дикари поэтически называли “рукой невесты”. Путник рванул назад, но было поздно: невеста крепко ухватила его за ногу.

“Конец”, – подумал Денни.

Он вцепился в куст с торчащими во все стороны шипами, оцарапал до крови ладони, но попытка оказалась тщетной: хищная невеста легко волочила полторы сотни вожделенных фунтов жениха по земле. Вмешался случай: одну невесту за руку схватила другая. Хищники сцепились за добычу, и та ускользнула от обоих. Извиваясь и визжа, Денни выкрутился из стальных объятий, перекатился в сторону, поднялся на ноги и дал стрекача. Он бежал, не разбирая дороги, объятый паникой, на ходу выплёвывая набившуюся в рот землю. Бежал, пока не споткнулся и не рухнул в траву. Приложившись о земную твердь, француз кое-как совладал с паникой. Приподнялся на локте и уставился на сцепившихся хищников. Грубая мощь этих первобытных существ поражала: корни деревьев переплелись и натянулись, словно канаты. Они притягивали друг друга, оставляя за собой широкие полосы вывороченной земли: ни один древний ящер не обладал такой силой! Когда между соперниками осталось несколько ярдов, деревья вцепились друг в друга ветвями, и во все стороны полетели кора, щепки, сучья и сломанные ветки. Денни поднялся на ноги и поспешил убраться от греха подальше.

К деревьям он теперь старался не приближаться. Но чем ближе были горы, тем плотнее становился лес. В какой-то момент беглец засомневался, подобрал увесистый камень и бросил его перед собой. Раз у лохойя нет глаз и ушей, решил он, значит они должны реагировать на колебания воздуха. Всё было тихо, француз поднял камень и метнул его ещё раз. И тут из травы вылетел охотничий корень, но не дотянулся до человека и упал обратно в траву. Прикинув его длину, Денни сделал осторожный шаг. Корень снова задергался, извиваясь, словно змея. Но как ни старалась невеста, руки её оказались коротки.

Вернее, рука.

Одна.

Парижанин остановился, с пугливым любопытством наблюдая за плетущей кольца конечностью. Если можно было бы представить себе деревянное щупальце, то это было оно – сужающееся к концу, крепкое, длинное, покрытое то ли мелкими шипами, то ли животной щетиной. Конечность трепыхнулась ещё раз, а затем на макушке лохойи стремительно раскрылся огромный бледно-жёлтый цветок. Тотчас нос Денни учуял резкий дурманящий запах: он забивался в ноздри, словно песок, раздражал слизистую и туманил голову. Француз уже собрался направиться дальше – к свободной от деревьев поляне, когда неожиданное событие его остановило. Со стороны озера один из женихов бежал через густой подлесок к распустившейся лохойе. С безумным видом он резал пространство щуплым телом, помогая себе локтями. Он нёсся во всю прыть, забыв об осторожности, не слыша ног и не переводя дыхания. Во весь карьер, полным ходом, без оглядки, что есть мочи, высунув язык. Он летел на запах, ничего не соображая. Рука невесты оставила попытки добраться до Денни и устремилась навстречу нежданному гостю. Через минуту она сбила бедолагу с ног, опрокинула в траву и потащила к стволу. Парижанин испуганно ойкнул и поспешил выбраться на поляну. Но не успел сделать и десятка торопливых шагов, как услышал окрик:

– Не ходи туда!

С той же стороны, откуда появился погибший, к Денни шагала дикарка в бриджах и просторной рубахе. Она шла спокойно, уверенно, огибая коварное дерево по той же дуге, которой обошёл его француз, и босые ноги ее совершенно не страдали от колючек и острых камней. Волосы женщины были перетянуты куском материи на манер банданы, а нож и фляга по-прежнему висели на поясе. Когда она приблизилась к парижанину, то оказалась ему по плечо. Некоторое время беглецы настороженно рассматривали друг друга.

– Ты знаешь мой язык? – опомнился Денни.

– Ты не первый, – туземка уселась на землю, и принялась очищать ноги от колючек, впившихся в кожу. – Большой приводил из Верхнего мира и других.

Большим она явно называла ирландца Мака.

– Но как ты выучилась языку?

– Я спала с ними. Другие говорили: верхний мир не весь пустыня. За пустыней есть большие селения. Это так?

– Да, это так.

Туземка помолчала, что-то решая про себя: на её скуластом лице читалось сомнение. Не поднимаясь, она взглянула на Денни снизу вверх и предложила:

– Давай меняться! У меня есть дорога, у тебя есть дорога. Честная мена.

– Ты знаешь, как выбраться отсюда?!

– Так! Вождь говорил: нужна новая кровь, Бази. Спи с этими людьми. Но между нами – ты, я – не получаются дети. Тогда вождь испугался: я учила чужой язык и много узнала. Он сказал: ты не справилась, твоя кровь нужна лохойя. Я знаю, как идти через Спящий лес. Там, – она махнула рукой на юго-восток, – старая дорога в верхний мир. Мена: я отведу тебе к дороге, ты отведешь меня в свою деревню.

Избавившись от последней колючки, Бази поднялась на ноги.

– Я буду полезной вашей деревне! – с пылом сказала дикарка. – Я умею ловить рыбу и знаю, какая плесень съедобна, какая нет.

Денни не сдержал улыбки:

– Согласен.

Туземка продолжала стоять, не отводя глаз.

– Согласен, – повторил он. – Ты выведешь меня отсюда, а я заберу тебя в свою деревню.

– Тайный знак, – потребовала Бази, не двигаясь с места.

К этому он оказался не готов, и женщина прекрасно это поняла. Взгляд её стал недоверчивым.

– Без тайного знака я с тобой не пойду!

– Какой из них ты имеешь ввиду?

– Самый главный!

В стороне шевельнулся корень, лениво прополз несколько метров, нырнул в землю и вытащил оттуда отчаянно вопящего зверька, не успевшего мигрировать на время, пока лохойя снова не заснут.

– А ты сама этот знак знаешь? – схитрил Денни.

– Лоб, живот, плечи, – простодушно сообщила Бази. – Сначала это плечо, затем это.

Не все свободные от деревьев луга и поляны были безобидными, под некоторыми жили чудовища куда более опасные, чем лохойя. Бази вела спутника на юг, порою подолгу отклоняясь сторону и даже возвращаясь зигзагами назад.

– Откуда ты знаешь этот путь? – поинтересовался Денни, едва поспевая за своей проводницей.

– Другой научил. Он был очень умный! Знал, куда днём прячутся звёзды. Ты знаешь, куда они прячутся?

Парижанин пожал плечами, мало ли какие сказки рассказывали невежественной туземке туристы в постели. Вслух же ответил коротко:

– Нет.

– Они не прячутся! – важно сообщила Бази. – Днём их просто не видно.

Она остановилась, по памяти сверяясь с приметами, затем двинулась дальше. Откуда-то с юга прилетел предсмертный крик очередного жениха, попавшего в объятия своей суженой.

– Он говорил: думай о следующем дне. Я не понимала, как это? Потом его утащила лысня, она в озере живёт. И я подумала: а вдруг меня утащит лысня? Потом решила: нет, не утащит, зато вождь отправит в Спящий лес. И тогда поняла: надо найти безопасную дорогу, пока лохойя спят. Это называется “думать о следующем дне”.

– Давай отдохнем? – пропыхтел в ответ Денни. – Сил больше нет.

– Скоро будет ручей, там нет лохойя. Там водится рыба. Там будем отдыхать.

Ручей оказался довольно широким. Бежал он из-под западных скал, начинаясь в глубоких пещерах, но к разочарованию Денни вода в нём была мутной и горьковатой. В этой мутной воде мелькали какие-то тени, длинные и продолговатые, похожие больше на червей, чем на рыб. Парижанин устало опустился на траву, лег на спину и закрыл глаза. На обратной стороне век продолжали мелькать какие-то тени – так бывает, когда долго ходишь по лесу или весь день занимаешься нудной однообразной работой.

– Ты умеешь ловить рыбу? – услышал он голос Бази. – Старая дорога далеко, завтра будем целый день идти. Или нет, я сама наловлю. Ты костёр сможешь разжечь?

– Смогу... – вздохнул Денни, открывая глаза.

Тени из-под век никуда не исчезли, просто спрятались в ручье. Парижанин поднялся и принялся сооружать костер: уложил прямоугольником крупные камни – так, чтобы получилась ровная поверхность, наломал толстых веток кустарника и сложил их шалашиком сверху. Затем достал из кармана сухой огонь и зажигалку. Дикарка стояла рядом, обтёсывая ножом будущий гарпун.

– Что это? – спросила она, увидев толстую белую таблетку.

– Эта штука может гореть даже под водой, – похвастался Денни.

Нож замер в руках Бази.

– Не трать её! – воскликнула женщина.

Она смахнула с рукава клеща и плотоядно добавила:

– Мы будем бросать их во рты лохойя. И лохойя станет не до нас.

– У них есть рты? – удивился Денни.

– У них есть рты и длинный корень. Он ползает по земле и ловит добычу.

Закончив затачивать палку, туземка вырезала на ней зазубрины, чтобы не сорвался улов, и зашла босыми ногами в холодный ручей. Миновала минута, прежде чем обитатели ручья успокоились и подплыли поближе. Последовал стремительный удар, и неосторожная рыбина окончила бестолковое плавание на острие самодельного гарпуна. Бази подняла его, демонстрируя добычу. Француз охнул: он бы ни за что не полез в воду, зная, что там водятся твари с такими зубами.

Прутья и ветки Денни пережигал около часа, затем, сметя угли и золу в сторону, разложил на горячих камнях разделанную рыбу чешуей вниз и прикрыл сверху травой. Так камни остывали медленнее. В стороне были сложены аккуратной кучкой отрезанные зубастые головы. Бази уселась у костра, почти касаясь пятками горячих камней.

– Ноги замерзли, – пожаловалась она.

Полчаса томления, и уже за кромкой заката усталые путники принялись за трапезу. Рыба оказалась костлявой и невкусной, но это была еда, и она утоляла голод. Затем они лежали на траве, давая отдых спине и смотрели на ночное небо.

– В вашей деревне звёзды ближе? – вдруг спросила Бази.

– Прямо над головой, – усмехнулся француз. – Скажи, а бывают те, кто спасается от лохойя и выходит из Спящего леса?

– Конечно! Вождь изгоняет их. Любой может убить такого человека, забрать его нож, забрать его одежду, забрать его имя. Одни прячутся в пещерах, другие уходят наверх и погибают. Моя мама так ушла. Я потом ходила наверх и нашла её кости.

Денни перевернулся на бок и посмотрел на туземку, взирающую на ночное небо.

– Но зачем вождю отдавать людей лохойя? Он так избавляется от больных и неугодных?

В ответ туземка подняла ладони с растопыренными пальцами и согнув на одной руке все пальцы, кроме мизинца, пояснила:

– Когда лохойя заснут, вот на этот день можно добывать сок долгой жизни.

– Какой сок?

– Сок долгой жизни. Пьешь его – раны лечишь. Пьешь его – долго живёшь.

Денни вспомнил морщинистые лица вождя и тех туземцев, что сопровождали их с Маком в долину. Ещё тогда эти морщины, эти грубые складки, эта седина в волосах показалась ему странной. Дикари не доживают до старости, их срок – тридцать лет, не больше. Теперь ему стало ясно, за что так яростно торговался Мак в хижине вождя.

– Что бы ты делала без меня? – поинтересовался он. – Ты одна не пересечешь пустыню.

– Скрывалась бы в пещерах. Я хотела так сделать, потом вспомнила: другой говорил “помогай – и тебе помогут”. Я его спросила: как узнать, что не обманут? Он мне тайный знак показал.

Они замолчали. Откуда-то взялся ветерок – слабый и теплый, понюхал дымок над камнями, пошевелил ветки и полетел дальше, не потревожив усталых путников. Денни уже засыпал, когда дикарка вдруг спросила:

– Если тайный знак сделал, а потом обманул, что с тобой будет?

“Ничего не будет”, – подумал парижанин, но вслух сказал:

– Попадешь в очень плохое место, оно называется “ад”.

– И не выберешься оттуда?

– Нет.

Пляска с лохойя – так называлось это развлечение у дикарей. Хищные невесты засыпали долго. Целую декаду они раскидывали вокруг себя побелевшие к сроку листья, время от времени крутя огромной кроной, словно мокрая собака головой. С каждым рассветом их движения становились всё медленнее, и с каждым днём всё больше туземцев свободно ходили по Спящему лесу. Тогда-то и начинались пляски: туземцы бросали вызовы друг другу, кто дольше продержится возле засыпающей хищной невесты. Её хобот, её рука, её блуждающий корень бросался ловить добычу, но делал это вяло, без той стремительности и лихости, что раньше. Бази тоже умела плясать перед рукой хищной невесты. Только сейчас лохойя были голодны и активны, и корни их метались со скоростью молнии.

Но другого выхода не было.

Чтобы добраться до скал, нужно было миновать лесное горлышко, где хищные невесты не оставили путнику безопасных троп. Пританцовывая, Бази двинулась вперед, высматривая в траве охотничий корень. Вот он взметнулся, женщина отскочила и перетекла правее. С противоположной стороны рванул к дереву Денни. Он нёсся в объятия невесты, что есть духу, думая лишь о том, чтобы не споткнуться. Не зацепиться о случайный камень или кочку, не попасть ногой в рытвину, не пропахать носом землю, понимая напоследок, что встать уже не успеешь. Лохойя всё ещё пыталась поймать назойливую дикарку, на француза она не обратила внимания.

Удар – мимо.

Захват – пусто.

Подсечка – никого.

Денни всё же пропахал землю, но у самого ствола, оказавшись в двух футах от самого жуткого дупла, которое мог представить. Рот лохойи напоминал червя боббита: по его окружности шевелилось множество хоботков-щупалец, скрывающих мощные челюсти. Почуяв добычу хоботки потянулись к человеку, но тот оказался быстрее. Сухой щелчок зажигалки, и вспыхнувший сухой огонь полетел в чрево лесного чудовища. Теперь этот огонь не потушишь ничем, он будет выжигать внутренности монстра, как минимум, четверть часа.

Бросив охоту, рука невесты метнулась к дуплу. Денни вскочил и шарахнулся в сторону. На мгновение ему показалось, что корень спешит за ним, но хищника уже не интересовала добыча. Лохойя засунула руку себе в горло, пытаясь достать пожирающий его организм огонь. Через несколько секунд из её нутра стал извергаться мутный зловонный поток.

– Что это с ней? – тревожно спросил француз, остановившись рядом с Бази.

– Ему плохо.

– Это очень хорошо! – кровожадно заявил парижанин.

Словно в ответ на его слова, загребущая рука дерева вывалилась изо рта и устремилась к беглецам.

– Отходим! – туземка схватила Денни за руку и потянула в сторону. Не догнав их, ловчий корень шлёпнулся рядом, задергался, забился, извиваясь и складываясь кольцами. Он упорно норовил добраться до людей: лохойя распознала опасность и желала обезопасить себя во что бы то ни стало. Она даже готова была сдвинуться с места, но корню не за что было уцепиться и подтянуть ствол.

– Получилось! – выдохнул Денни и машинально перекрестился.

Брови дикарки удивленно поползли вверх.

– Кому ты тайный знак показываешь? – спросила она.

Денни замялся.

– Ты тоже покажи, – сказал он. – Закрепим наш уговор.

Бази отнеслась к его словам серьезно.

– Лоб, живот, плечи, – важно произнесла она, с силой ударяя себя сжатым кулачком. – Всё!

На четвертом дереве их тактика дала сбой. Лохойя бросила охотится за пляшущим человечком и погналась за человечком бегущим. Мгновение, миг, терция – хищной невесте не хватило нескольких метров, чтобы стреножить жениха. Денни зашвырнул огонь ей в пасть, и хобот лишь отбросил его в сторону. Пара новых гематом да окорябанное росчерком сучка плечо – малая плата за право жить дальше.

– Давай отдохнём, – Денни тяжело дышал, руки его подрагивали.

– Нельзя! – Бази растирала ушибленный бок. – Сколько пальцев сухого огня осталось?

Денни поднял четыре пальца.

– Больше, чем надо, – кивнула она. – Старая дорога очень близко, очень!

Высокие скалы нависали над Спящим лесом исполинской глыбой, и если бы Солнце шло в обратную сторону, с запада на восток, половина леса утопала бы в их тени. Но солнце ходило одним и тем же маршрутом уже четыре миллиарда лет, и менять привычки не собиралось.

– Эй, ты, глупый охотник! – дразнила корень Бази. – Поймай меня!

Глупый охотник не понял, но выполз из травы, реагируя на голос.

Удар – мимо.

Захват – пусто.

Подсечка – никого.

Это было последнее препятствие на пути беглецов: предыдущее дерево они миновали легко, даже не запыхавшись. Оно до сих пор корчилось от боли позади и никак не могло избавиться от выжигающего нутро огня. Денни выдохнул – раз, другой, третий – и рванул к лохойе. Он бежал легко, быстро, уверенно. Остановился в десяти ярдах от дупла, собираясь чиркнуть зажигалкой, и в этот момент из-под лишайника выпластался ещё один охотничий корень – короткий маленький уродец, недоразвитый двойник того глупого охотника, который пытался поймать Бази. Ухватив за ногу, уродец рванул Дени на себя, и тот опрокинулся навзничь, всплеснув от неожиданности руками. Пальцы инстинктивно разжались, зажигалка и сухой огонь полетели в траву. Дени перевернулся на живот и в отчаянном рывке попытался достать потерянное оружие, но тщетно. Его уже тянули – пытались тянуть – к алчущему рту хищной невесты. Уродец был слаб, но держал крепко и не знал усталости. Пучок жёсткой травы, за который ухватился парижанин, вот-вот должен был оторваться от земли. От ужаса, что не может дотянуться до зажигалки, Денни истошно заорал. Бази замерла, и рука невесты едва не ухватила ее, но женщина увернулась и отскочила. Крик парижанина перешёл в бессильный вой: он понял, что дикарка не придёт ему на помощь. Для этого ей пришлось бы пожертвовать собой, подставив спину охотнику. Женщина скроется в пещерах и попробует бежать в следующем году – с другим несчастным, которого привезет Мак.

– Эй, ты, глупый охотник, – бормотала в это время Бази, словно вторя мыслям своего спутника. – Мне нельзя бежать, ты меня догонишь.

Она заорала громко, во всю силу:

– Мне нельзя бежать, лохойя погонится! Смерть!

Вой стих. Трава выскользнула из пальцев Денни. Он ещё сопротивлялся, загребал ногтями землю, упирался свободной ногой, но корень-уродец продолжал медленно, дюйм за дюймом, подтаскивать его к дереву. Бази шарахнулась в сторону, подпрыгнула, пытаясь разобрать, что происходит. Она представила, как бежит на помощь чужаку из верхнего мира, как её догоняет корень – и сердце ушло в пятки. Дикарка всхлипнула раз, другой, не удержалась и разревелась от страха и бессилия. И тут же ударила себя кулачком по лбу.

– Лоб, живот, плечи! – сквозь слёзы выкрикнула она, срываясь с места.

Босые пятки взлетали над травой, с головы слетела бандана, волосы разметались по плечам, фляжка и нож отчаянно колотили по бёдрам, подгоняя: скорей, скорей! Рука лохойи метнулась за беглянкой, почти догнала, зацепилась сгибом за пенёк и потеряла несколько секунд. Стремительно взметнулась вверх, снова догнала, поползла по шее, но добыча шарахнулась в сторону и выскользнула. Дикарка выиграла десять ярдов, уклонилась от петли, перескочила через корень, избегая подсечки, но тот всё равно догнал её и толкнул в спину. От тычка Бази полетела на землю, успевая выставить перед собой локти и защитить лицо. Лохойя ухватилась за фляжку, всё еще висевшую на поясе, рванула её на себя. Та сорвалась с пояса, и ловчий корень, обхватив видавшую виды металлическую емкость, поволок фляжку по земле. Не разобравшись, что тащит не всю добычу и что гораздо большая её часть уже бежит дальше – спасать потерявшего надежду товарища.

Беглецы вышли из Спящего леса, когда Солнце съело все тени, зависнув над долиной: грязные, оборванные, в ушибах, ссадинах и порезах. Бази прихрамывала, подвернув ногу, по её плечу, уходя под лопатки, ползла жирная красная царапина. Вблизи скалы казались не просто огромными – бесконечными. Денни задрал голову, высматривая путь наверх. Выдолбленная в камне тропа зигзагами уходила к вершине скалы.

– Старая дорога лучше новой, – утешила его Бази. – По ней не ходят, потому что далеко.

Француз покачал головой. Узкая тропа казалась ему опасной – одно неловкое движение, и ты сорвёшься с неё. Но идти по камню было в сто раз лучше, чем по сплетенным из ветвей лестницам. Вот только выше…

– Что это там?

– Камни падали, камни разбили дорогу. Люди сплели из веток мосты. Не бойся, они крепкие, очень. Я по ним ходила.

– Давно?

– Нет, не давно.

Она так и произнесла раздельно: “не давно”.

– Сейчас камень горячий, – добавила Бази. – За ночь он остынет. Надо ждать рассвет.

Злоключения вымотали Денни, и он улёгся на траву, отказавшись от рыбалки, костра и ужина. Засыпая, он думал о грузовичке с бочонками воды, сухарями и консервами. Мак останется в деревне, пока ему не накапают сока долгой жизни, а, значит, не покинет долину в ближайшую пару недель. Француз попытался припомнить, остались ли ключи в замке зажигания, не сумел и провалился в сон. Проснулся он перед самым рассветом: тьма уже отступала, прячась за деревья и камни. Денни протёр глаза и увидел сооруженный из камней очаг и прикрытую травой рыбу: Бази всё-таки наловила и зажарила её. Женщина ещё спала, и Денни не стал её будить.

Поднявшись, он продрался сквозь густой кустарник к ручью и припал к воде, жадными глотками утоляя жажду. Затем лег на спину рядом с ручьём, прикрыв глаза и настраиваясь на долгий и трудный день. В этот момент за кустарником, на их ночевке, раздался испуганный возглас и вслед за ним громкие каркающие голоса. Послышалась возня, крики, шум.

“Дикари наткнулись на очаг и спящую Бази”, – догадался француз.

Он вскочил на ноги, но тут же присел обратно. В голове молнией пронеслась мысль: “туземцы думают, что женщина одна”. Вслед за тем его чуть не оглушил отчаянный вопль:

– Де-е-ен-ни-и!

Француз снова подскочил и снова сел. “Нельзя бежать на помощь, – заспорил он сам с собой. – У них копья. Это смерть!”.

– Помо-ги-и-и-и!

Бази уже тащили куда-то – крик доносился не с места их ночевки, а откуда-то издали.

“Только бы не поняли, что она зовёт на помощь!” – в панике подумал француз. Он сидел на корточках, опустив голову, сердце его отчаянно колотилось, а руки подрагивали. Француз опустил их в воду и держал там, пока ладони окончательно не заледенели. Затем ополоснул лицо и прислушался. Больше никто не кричал – наверное, дикарки заткнули рот.

– У меня не было выбора, – зачем-то вслух произнёс он, словно оправдываясь перед ручьем и кустами.

Денни поднимался всё выше и выше в гору: тропа слева направо, поворот, тропа справа налево, поворот. Одолев несколько зигзагов, он остановился передохнуть и вдруг заметил внизу группу дикарей. Рассвет уже занимался над восточным краем каньона, и француз прекрасно видел, как туземцы показывают на него руками и что-то кричат. Несколько человек, подхватив копья, отделились от общей группы и бегом направились к Старой дороге. Напрасно Денни надеялся, что погоня запоздала, а его преследователи далеко. Как только дикари начали подниматься в гору, француз быстро понял, насколько тщетны надежды оторваться от аборигенов. Он проходил один зигзаг – они пробегали два. Когда Денни достиг первого обвала и неуклюже переползал по плетенному из веток мостику над обрывом, его преследовали сократили расстояние на четверть. Но тут спасительная мысль озарила француза: следовало сжечь за собой мосты – в прямом смысле этого слова. Он сунул руки в карман и с облегчением обнаружил, что последняя таблетка сухого огня и зажигалка никуда не делись. Через десять минут, глядя, как мост объяло пламя, Денни победно вскинул руку и показал дикарям средний палец. Но радость оказалась недолгой – мысль о схваченной дикарке тут же обожгла изнутри, словно он сам проглотил пылающий кругляш сухого огня.

– Что ей делать в городе? – зло пробормотал парижанин. – Суп из плесени варить?

Ещё дважды ему пришлось перебираться через обвалы по мостам из веток. К концу восхождения он едва передвигал ноги, всё чаще и чаще останавливаясь на отдых. Крутило голодный желудок, сильно хотелось пить и безумно ныли ноги, непривычные взбираться по кручам. Наконец, он добрался до вершины, вскарабкался по крутой тропинке и оказался в верхнем мире.

Но не один.

На вершине его ожидал Мак. В руках ирландец держал ружьё, в зубах сигарету.

– Полпачки выкурил, пока ты полз, – насмешливо произнёс он.

– Как ты меня нашёл? – потерянно спросил беглец.

– Про девчонку сообразил. Пришлось разбудить вождя и отправить погоню. А сам в это время забрался наверх и прикатил на грузовичке.

Трясущейся рукой Денни коснулся лба:

– Вот тебе крест, Мак! – жалобно пискнул он. – Я никому не скажу про эту долину.

Ирландец равнодушно поднял ствол.

– Что тебе делать в Верхнем мире, братец? – сказал он. – Продолжать скитаться из одной дыры в другую?

Сухо щёлкнул выстрел.

Денни завалился на спину и свалился обратно в каньон. “Попадешь в очень плохое место, – успел подумать он. – И не выберешься оттуда”.

Или это были уже не его мысли?

Тело француза глухо стукнулось о каменный выступ, отскочило, ударилось о камень дюжиной футов ниже и пропало с глаз. Совсем как пустая фляжка, которую ирландец выронил вчерашним утром при спуске в нижний мир. Мак развернулся и зашагал к грузовичку. Он был большим – шесть с лишним футов ростом, длинные волосы, рыжая ирландская борода, зелёные глаза, широкие плечи. На его могучей спине можно было танцевать джигу, а крепкие длинные пальцы заплетать морскими узлами.

[ЦНА. Ф. -А5. Оп. 1. Д. 969. Л. 42-59.

Примечание на л. 59 после рукописного текста.

“Автор документа неизвестен. Предположительно является художественным переложением истории, записанной экспедицией проф. Г. Цэвээлгоржа со слов найденной в пустыне женщины по имени Бази (неразборчиво). Оригинальная запись истории Бази см. ЦНА. Ф. -А5. Оп. 1. Д. 969. Л. 25-41”].