Хлад мертвеца

1976 год

Егор Михайлович сидел за небольшим кухонным столиком у себя в квартире, пил крепкий чай, доставал очередную сигарету из красной пачки с мордой овчарки на упаковке и скучным взглядом смотрел в окно. Свой двор с этого ракурса он успел изучить вдоль и поперёк. Там фонтанчик, в котором резвится детвора, в скверике рядом сидят старички его возраста и разыгрывают хитрые дебюты, которые вычитали в библиотечных книгах о шахматах, молодые мамаши с колясками предпочитают гулять по аллейке между домами, ну а ребята постарше прячутся за гаражами, передавая друг другу раскуренную сигарету, которую какой-нибудь сорванец стащил у своего батьки. Хотел Егор Михайлович сходить к хулиганью, прочитать лекцию о вреде курения, да не успел подумать, как вспомнил – он-то убийц выслеживал, воров-рецидивистов, да грабителей. А в семьдесят с лишним ему с сорванцами за гаражами воевать значит? И бросил эту затею. Пускай ими комсомольские активисты да родители занимаются. А Егор Михайлович придумает что поинтереснее.

Правда, с самого выхода на пенсию ему это не удавалось. Есть люди, которые вступают в период старости органично и даже наслаждаются им. Такой была супруга Егора Михайлович. Она охотно занималась цветами на участках перед многоэтажками, беседовала с другими бабулечками на лавочке, а в очередях в магазине так и вовсе чувствовала себя в своей стихии.

Егор Михайлович был человеком другого склада. В шахматы он не играл, политику не переваривал, болтовни со стариками не выносил. Пенсия для него была сродни самому суровому наказанию. На службе-то он всегда был при деле, всё время о чём-то думал, разгадывал мотивы людей, общался с молодежью, передавал свой опыт. А теперь превратился в бесполезный пожухлый пенёк, днями торчал у окна, курил, ел, да читал газету, которая у него разве что рвотного рефлекса не вызывала.

Поэтому когда в дверь квартиры позвонили, глаза вспыхнули от радости, откуда-то появилась молодецкая прыть, с которой пенсионер вскочил со своего стульчика и понёсся встречать нежданного гостя. То оказался его старый напарник Витя. Ну как старый – сейчас мужчине было около тридцати пяти. Но когда они начинали работать, Витя был совсем молодым парнем, едва разменявшим третий десяток. Егор Михайлович был бесконечно рад его видеть, по серьёзному выражению лица молодого товарища догадываясь, что тот пришёл не просто проведать старого друга, а ещё и посоветоваться по какому-то сложному делу.

Сначала, конечно, нужно было соблюсти формальности. Витя поинтересовался здоровьем своего наставника, подарил коробку конфет, которые любила жена Егора Михайловича. Они посидели на кухне, глядя в окно, кивая каждый своим мыслям. Потом немного поболтали на отвлечённые темы. Правда, разговор не клеился – Витя всё искал повод перевести беседу в интересующее его русло.

- Случилось что? – поинтересовался Егор Михайлович. – Давай уже, руби с плеча.

- Умерла девушка. Соня Горлова, - Витя опустил глаза, нахмурился. – Она родом из той же деревне, что и я. Местные знают, что я в милиции работаю, как нашли её труп, так сразу к родителям, те со мной связались. Поехал на помощь тамошней милиции. Не скажу, что они были рады, но в курс дела ввели. Нашли её в старой заброшенной избушке в лесу, - Витя запнулся. – Про избушку эту всякое рассказывали в детстве. Говорили, там когда-то жил колдун, а после смерти место то стало проклятым, а колдун ночами по окрестностям ходил и случайных прохожих со свету сживал. Обычная такая пионерская страшилка, знаете. Но я вам о Соне рассказывал. Нашли её в той избушке. Следов насилия нет. Умерла от сильного обморожения. Я с медиками разговаривал, так те руками разводят, такое, говорят, только при минус сорока можно увидеть и то не факт. Печь в доме была растоплена, когда сельчане в избушку зашли, угольки ещё тлели. Но самое интересное – ночью было плюс девять. И Сонька вполне по погоде одета была. Насмерть замерзнуть при девяти градусах да ещё и с растопленной печкой – какая-то несуразица.

- А печь-то кто растопил? Дрова откуда взялися? – спросил Егор Михайлович, внимательно слушавший Витю.

- Соня, наверное. А про дрова я сам думал. Ни топора, ни щепок, в избушке той давно никто не жил. Её бы повалить пора, да местные люди суеверные, сказок деревенских боятся.

- Дело ясное, что дело темное, - пробормотал себе под нос Егор Михайлович. – Ну а мы-то здесь при чём? Смерть вроде как от естественных причинах. Криминала нету.

- Так-то оно так, но я почему вообще за это дело взялся, - Витя закрыл лицо руками, вздохнул, сложив губы трубочкой, выпустил воздух. – Бред какой-то. Но покоя не даёт. В детстве-то моём точно такая же история приключилась. Анька соседская – видная девка была, красивая – в лес ушла вечером, пропала, наутро её в той же избушке отыскали. Насмерть замерзла. Это летом, когда ночью жарища около двадцати градусов стояла! И печь была растоплена. Расследований тогда никто не проводил, оплакали, похоронили, а избушки стали пуще прежнего сторониться. Допустим, совпадение. Но я с родителями поговорил, так они тоже вспомнили о похожих случаях. Творится эта чертовщина уже не первый год. И даже не первое десятилетие. Мы-то здесь ни при чём, да вот только… - Витя запнулся.

Егор Михайлович догадался, о каком именно случае из их практики вспомнил его бывший напарник. Шрам на ноге пенсионера, оставленный чудовищем из подвала, до сих пор ныл в плохую погоду, напоминая, что всё увиденное было правдой. Витя, однако, верить тогда отказался. Почему-то решил, что помогавший им учитель литературы Стас Яковлев – шарлатан, заболтавший и возможно даже загипнотизировавший Егора Михайловича ради достижения каких-то своих корыстных целей.

- Слушай, так поступим: я над твоим делом подумаю денёк-другой и тогда мы о нём снова поговорим. А сейчас давай по стопочке, у? – Егор Михайлович улыбнулся и полез за спрятанной в красивом польском буфете бутылкой.

- Егор Михайлович, так мне ж на работу завтра, - начал сопротивляться Витя.

- Не обижай старика, ну в самом деле. Не так часто ты у меня бываешь.

После непродолжительного сопротивления Витя согласился, они с Егором Михайловичем выпили, вспомнили прошлое. Теперь беседа складывалась куда стройнее, а когда договорили и распрощались, и бывший милиционер, и действующий почувствовали себя отдохнувшими.

После того, как Витя ушёл, Егор Михайлович какое-то время посидел на кухне, размышляя над услышанным. Он видел только один выход. Вите это не понравится. Потянулся рукой к ноге, потёр прятавшийся за штаниной зудевший шрам. Кивнул своим мыслям, встал, оделся в уличное, отправился на телеграф, продиктовал текст телеграммы, оплатил стоимость и указал адрес.

Теперь оставалось только ждать. Стас Яковлев был единственным человеком, который мог помочь им разобраться в том, что произошло с Соней Горловой.

…

«Жигули», да ещё и всеми желанная шестёрка! Стас не мог поверить своему счастью. Он знал, конечно, что его диссертация выдающаяся, но даже предположить не мог, что за неё он сразу получит докторскую степень и право на покупку автомобиля вне очереди. Мать сразу же передала ему деньги, которые оставались на книжке у отца и достались ей после его смерти, плюс Сашка переслал сто рублей в качестве подарка в честь защиты диссертации. Ну и у самого Стаса кое-что скопилось. Поэтому уже через неделю после успешной защиты, он получил приглашение посетить автоцентр, где ему без какого-либо выбора предложили белый жигулёнок. Продавец стал намекать, что если цвет не нравится, можно и поменять, да и вместо «Жигули» получить «Волгу».

- Если договоримся, - ехидно прищурившись, добавил он.

Но Стас проигнорировал его слова, подошёл к автомобилю, провёл пальцами по капоту, сказал, что его всё устраивает и, расплатившись на кассе, самостоятельно уехал из автоцентра гордым обладателем личного автомобиля. Немного покатавшись по городу, он направился домой. У самого подъезда его встретила счастливая мама. В руках она держала какие-то бумажки.

- Красивая-то какая! – услышал Стас мамин голос, едва успев открыть дверь автомобиля. Улыбнулся, кивнул.

- Мне тоже нравится.

- Нам сегодня счастья привалило! Я только что с почты, от Сашки-то телеграмма пришла – Оксану в роддом увезли! Езжай в свой институт, бери отпуск по семейным, да скорее к ним полетели!

- И правда, привалило сегодня счастья, - Стас улыбнулся шире. Он уже давно ждал новостей от брата.

- Эх, отец не дожил, - внезапно погрустнев, сказала мама. – Мы ж на тебя надеялись, внуков от тебя ждали.

Стас нахмурился, его радость быстро улетучилась.

- Ну правда, Стас, когда ты жениться-то собираешься? Уж тридцать пять на носу, а ты всё в бобылях.

- Когда-нибудь, - неопределённо ответил Стас, а сам сделался мрачнее тучи. Разговоры о женитьбе навеяли на него тягостные воспоминания.

- Ну ладно, зря я об этом, - мама натянуто улыбнулась. – Давай-ка, в институт твой поехали, да к Сашке. Прокати меня на своём автомобиле.

Попытка разрядить обстановку удалась, Стас галантно распахнул пассажирскую дверь, помог маме сесть, сам устроился за рулём, завёл мотор.

- Давай же ещё на почту заедем! – спохватилась мама. – Там тебе какая-то телеграмма пришла.

Стас удивился.

- Телеграмма? А от кого?

- Какой-то Евдокимов Е.М., из того городка, где ты по распределению работал.

Стас сразу понял, о ком речь. История с чудинко. После того, как шкаф, в который он спрятал куколку, пропал, милиционеры стали выяснять обстоятельства. Молодой – Виктор Кондратьевич - ему не верил, а пожилой - Егор Михайлович – в дело включился с самоотдачей. Оказалось, в одной из квартир того дома жил дальний родственник убитого строителя. Скорее всего, именно он с помощником и вынес шкаф, пока Стас бегал звонить. По крайней мере после происшествия в подвале квартира, принадлежащая родственнику строителя, пустовала. На случай, если хозяин всё-таки объявится или его сумеют задержать в другом месте, Стас оставил Егору Михайловичу свой адрес. Видимо, кто-то объявился.

Ничего не сказав маме, Стас первым делом поехал на почту и, получив телеграмму, понял, что визит к Сашке подождёт. «Приезжай срочно тчк», - гласил текст.

Наврав маме с три короба, Стас отвёз её домой, сказал собираться, сам поехал в аэропорт, купил ей билет на самолёт к Сашке. Себе же он взял билет на другое направление. Вернулся домой, пообещал приехать в конце недели.

- А ты поддержи Сашку в одиночку. Я бы полетел с тобой, но дело срочное.

Мама ничего не ответила, но всем своим видом выразила недовольство. После разговора он сразу поехал в институт, из сейфа в своём кабинете достал найденную в мёртвой деревне книгу – «Писание Морены». В томе рассказывалось о древнем языческом культе богини смерти. Язык текста походил на смесь древнерусского и церковнославянского, но содержал и чуждые элементы, глаголица там почему-то соседствовала с латиницей. Стас сумел дешифровать тест за два года. И хотя о книге он никому ничего не рассказывал, результаты перевода позволили ввести в научный оборот массу новых материалов, связать имевшиеся разрозненные источники воедино и кратно увеличить сведения о языческом периоде Древней Руси. Помимо повествовательной части, содержались в книге и заклинания. Они-то и нужны были Стасу. Он не рискнул брать ценный том с собой, выписал два простых заклинания на отдельный лист, снова спрятал книгу в сейфе, и, вернувшись домой, всю ночь заучивал текст и ритуальные действия, которые должны были сопровождать чтение заклинания. Утром он отвёз маму в аэропорт, дождался, когда она улетит, а после сразу направился на свой рейс. В Новосибирск он прилетел вечером, там пересел на автобус и, вернувшись в город, в котором проработал три года, прямиком направился по указанному в телеграмме адресу.

Дверь квартиры открыла милая невысокая старушка.

- Вы, наверное, к Гоше, проходите.

- Кто там, мать? – донесся зычный командный голос из глубины квартиры.

- Твой приятель, иди встречай гостя.

Егор Михайлович вышел из кухни к разувающемуся Стасу, но его приезду не слишком обрадовался.

- Иди в комнату, мать, нам со Станислав Николаичем побалакать надо.

Бывший милиционер проводил Стаса на кухню и там рассказал обо всём.

- По лицу вижу, ты подумал, я шкаф отыскал, - Егор Михайлович развёл руками. – Уж прости, в курс дела по телеграмме вводить дороговато будет. Не обижайся.

- А срочность-то к чему? – спросил разочарованный Стас. – Впрочем, что уж теперь об этом. Давайте тогда завтра поедем, посмотрим, что там у вас за избушка.

- Спасибо, Станислав Николаич. Да не серчай, чутью моему поверь. Мы без тебя тут не справимся.

Стас кивнул, спросил, можно ли остаться на ночь у Егора Михайловича, тот ответил утвердительно, поставил раскладушку в комнате, после позвонил Вите, договорился с тем о встрече на завтра, накормил гостя, с трудом уговорил Стаса выпить по чуть-чуть, после пары рюмок водки они немного поболтали, Егор Михайлович оттаял и сделался радушным, долго извинялся за то, что ввёл гостя в заблуждение, около половины двенадцатого ушёл в спальню к супруге, а Стас устроился на раскладушке. Несмотря на не самое удобное лежбище, спал он крепко и поутру чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.

Когда они с Егором Михайловичем завтракали, раздался дверной звонок.

- Витя подъехал, - сказал хозяин. – Пойду открою. Ты кушай.

Стас кивнул, продолжил доедать гречку с варёным мясом и бутерброд с кабачковой икрой. Когда Егор Михайлович вернулся на кухню со своим бывшим напарником, Стас встал, протянул руку Вите, тот жать её не стал и отошёл в сторонку. Значит по-прежнему считает, что Стас загипнотизировал Егора Михайловича и внушил ему встречу с чудовищем в подвале, а шкаф выносил, пока старому милиционеру оказывали помощь. Пускай. Хотя после такого пренебрежительного отношения на душе у Стаса осадочек остался.

Егор Михайлович пытался как-то разрядить обстановку, много болтал, рассказывал старые анекдоты, но ни Стас, ни Витя включиться в разговор не пытались. Поэтому когда Стас доел свою порцию, троица встала и молча направилась к милицейскому автомобилю. Через двадцать минут они выехали за город и, мча по новенькому шоссе, двинулись в сторону прилежащих деревень.

- Остановися, Витюш, - Егор Михайлович хлопнул по плечу своего бывшего напарника. – Гляди, какой-то поганец щеночка на обочину выбросил.

Стас перевёл взгляд – действительно, впереди, у самой обочины покорно пригнув голову и оттопырив лопатки застыл маленький до смерти напуганный черный щеночек с удивительными пушистыми белыми лапками. Заметивший его Егор Михайлович вышел из машины, взял малыша на руки, погладил по голове, почесал за ухом и тут же выругался.

- Что случилось? – всполошился Витя.

- Уссался, - в сердцах произнёс Егор Михайлович отводя в сторону залитую мочой руку. – Подержи-ка его, Витя.

- Да уж нет, на мне свежестиранный китель, - решительно отказал Витя.

Стасу пришлось выйти и помочь пожилому мужчине. Пока тот вытирал руку платком, фольклорист разглядывал мордочку щенка. Бедолага от испуга плотно прижал уши. Выглядело это так, будто ему на голову повязали невидимую косынку, отчего песик смотрелся потешно. Стас улыбнулся и неохотно отдал щенка, когда Егор Михайлович справился со следами детской неожиданности на руке. Пенсионер ещё раз погладил животное и усадил его себе под куртку, где тот свернулся в клубочек и весьма комфортно устроился.

Оставшийся путь занял не больше получаса. Витя свернул в лес и, чуть отъехав от шоссе, остановил автомобиль.

- Дальше дороги нет, надо идти пешком, - сообщил он.

Они вышли из машины, Стас на всякий случай захватил свой фотоаппарат, переписанные из книги листы он заблаговременно спрятал во внутреннем кармане своей лёгкой осенней куртки. Когда Егор Михайлович поправил и усадил поудобнее своего новоявленного питомца за пазухой, поглаживая поскуливающую животину с материнской нежностью, Витя повёл их сначала по бездорожью – Стас поразился мягкости земли, которая проседала под ступнёй, словно перьевая подушка – потом отыскал тропинку и уверенно двинулся по ней.

В лесу вперемешку с осинами и липами росли хвойные деревья, иной раз образуя дикие рощицы. В какой-то момент тропинка вела мимо высоченных сосен, тянувшихся к самому небу. Стоило посмотреть вверх, на тянувшиеся к небу могучие стволы, на лучи солнца, пробивавшиеся между пушистыми веточками, почувствовать себя словно бы на дне величественного колодца, сотворённого самой природой, и человека охватывало благоговение перед величием Вселенной. Помимо этого, приятный, свежий, хвойный аромат придавал воздуху особые свойства, усталость от дороги не ощущалась, хотя шли они уже около часа.

Наконец, тропинка стала расширяться и вывела на поляну, посреди которой стояла невысокая избушка, словно бы сошедшая с картинок из сборника сказок. Здесь и бревенчатые стены, и прохудившаяся соломенная крыша, и покосившийся, а кое-где и завалившийся заборчик вокруг строения. Избе не хватало разве что курьих ножек. Троица вышла на поляну и застыла на месте. Первым заговорил Витя.

- Мне в детстве бабушка рассказывала, что в избушке этой жил страшный колдун. Мог порчу навести, просто раз на человека глянув. А мог благословить так, что нищий за год разбогатеет. Родом он был из нашей деревни, всячески помогал односельчанам. Поэтому у нас его любили, а ему это льстило. В других деревнях к нему относились хуже, смерти желали. Что потом сталось, не знаю. Вроде как в один день сгинул, никто его так и не отыскал. Но к его избушке с тех пор ходить перестали. Мальчишки наши всякое сочиняли, да и я от них не отставал, - Витя слабо улыбнулся.

- Скажите, а все погибшие из вашей деревни, да? – спросил Стас, размышляя.

- Последние две девушки из нашей, а за остальных не знаю. Сельские жители – люди суеверные, в эту часть леса стараются не ходить.

- Ну что думаешь, Станислав Николаич? – спросил Егор Михайлович.

Признаться по правде, Стас думал о многом. Если культ орудовал в городе, могли ли смерти, происходящие здесь, быть их рук делом? Тот ли это культ, за которым он охотился, или совсем другие люди? Не зря ли он сюда приехал, не впустую ли тратил своё время? Брат вот-вот станет отцом, если уже не стал, а Стас занимается черт знает чем.

- Давайте осмотрим дом, там видно будет, - ответил он, и троица направилась к избушке.

По дороге Стас обратил внимание, что на некоторых участках трава пожелтела сильнее, чем на других. Причём зачастую желтизна обрывалась неестественно резкой, быстро переходящей в пусть и пожухлую, но зеленоватую траву кромкой. Присмотревшись, Стас заметил, что граница желтых пятен напоминает форму ступней. Странно.

Сама избушка была непримечательной. Очень грязная, стены покрыты плесенью, пол прогнил, доски под ногами мученически трещали, грозясь рассыпаться от веса наступавшего. На стенах, оставшихся лавках и столе толстенный слой пыли. В самом сердце дома располагалась древняя печь. Выглядела она удручающе: побелка частично обсыпалась, голые кирпичи проступали через неё своей сероватой белизной, словно кость в месте открытого перелома. Стена печи сильно изгибалась наружу. Казалось, приложи немного сил, толкни её – и кирпичи обрушатся. Зольник давно никто не чистил, подпечье просело, из горнила исходил неприятный запах плесени. Абсолютное запустение. Удивительно ещё, что крыша дома до сих пор не обвалилась.

- Виктор Кондратьевич, вы говорили, печь была растоплена. А откуда же брались дрова? – спросил Стас.

- Я его о том же спросил, - подсказал Егор Михайлович, игравшийся с щеночком, которого поставил на лавку и подкармливал сухарями, хранившимися у него в кармане.

- Не знаю.

Стас кивнул. Здесь явно происходило нечто сверхъестественное. Вот только было ли это связано с культом? Вряд ли. Но проверить стоило.

- Надо обойти окрестности, - заговорил Стас. – Ориентиры – это глубокие норы в земле, большие, в которые сможет пролезть даже человек. Ещё обращайте внимание на беспричинно увядшие деревья. Найдёте что-то такое - зовите меня.

- Послушайте, в одиночку здесь ходить опасно, - вмешался Витя. – Лес дремучий, многие тропинки ведут в никуда.

- Значит, не стоит уходить далеко от опушки. Вы ищите с Егором Михайловичем, а я буду действовать в одиночку, - ответил Стас.

Витя пожал плечами. Судьба Стаса его не особо волновала. Стас же не собирался рассказывать милиционерам о том, каким способом он собирался искать.

Когда они разошлись, Яковлев достал из внутреннего кармана куртки листок с заклинанием. Насколько Стас понял из перевода текстов «Писания Морены», её жрицы добровольно приносили себя в жертву, чтобы оградить мир от тёмных сил. Тела жриц становились нетленными, и до тех пор, пока те покоились в своих могилах, нечисть не могла выбраться из своей тюрьмы. Однако, если намерения жриц не были чисты, если их жертва не была в полной степени добровольна, то могло произойти всякое. Со временем жрица могла озлобиться и начать выходить из своей могилы, губить местных жителей. Да и тёмные силы сами могли попытаться выбраться из тюрьмы. Достаточно могущественная нечисть вызывала тление тел жриц. Та, что послабее, прибегала к хитрости, обманом заставляла людей снять чары Морены. Например, вбив кирку в грудь погребённой жрицы…

Стас поморщился, не хотел об этом вспоминать. Прочитал заготовленное заклинание поиска, должно было помочь найти погребенную заживо девушку, если таковая здесь была. Причём чары сработают, даже если жрица истлела или покинула место погребения.

Немедленного эффекта Стас не заметил. Он побродил по лесу, читая текст с листка в разных местах. Впрочем, далеко от избушки не отходил, побаивался. Ничего.

Сложив лист, Стас глянул на часы – уже четыре, солнце миновало зенит и клонилось к горизонту. Надо возвращаться. Пожурив себя за бессмысленную поездку – а помогать разобраться с той нечистью, что здесь обитала, Стас не собирался – он стал искать дорогу назад. Несмотря на россказни Вити, сделать это удалось довольно легко и уже через двадцать минут Стас оказался у избушки, где встретил обеспокоенных милиционеров. Щенок на руках Егора Михайловича отчаянно тявкал.

- Вот он! – крикнул пенсионер.

- Ты где был?! Опять твои фокусы?! – разъяренный Витя развернулся к Стасу и, сжав руки в кулаки, стал на него надвигаться.

- Какие фокусы? Что случилось? – Стас застыл на месте, с опаской поглядывая на приближающегося милиционера. Тот был ниже, но гораздо крепче несуразно худого Яковлева. Если дело дойдёт до драки, у Стас ни шанса.

- Выбраться из лесу не можем, Станислав Николаич, - спокойно сказал Егор Михайлович, преграждая своему бывшему сослуживцу дорогу. – Виктор Кондратьич, обожди. Говорю тебе, ни тогда гипноза не было, ни сейчас его нету. Ну ты же в милиции больше десяти лет служишь, ну в глаза ты ему посмотри.

Витя метнул в сторону Стаса злобный взгляд, сделал шаг назад.

- Пошли по тропинке тебя звать, - начал Витя. – И не узнаю дороги! Мы здесь с мальчишками каждый куст облазили. А я дорогу найти не могу! Лес как будто живой, всё на ходу меняется, нас сюда возвращают.

Стас нахмурился. Этого он не ожидал.

- Ну-ка, пойдёмте, покажете мне, - распорядился он.

Подуставший Егор Михайлович вздохнул.

- Витя, могу я на тебя положитися? Ты Станислава Николаича не обидишь?

- Нет, - хмуро ответил милиционер.

- Ну тогда идите без меня. Здесь, кажись, всё ясно. Попали мы, Станислав Николаич, как тогда в подвале. Вся надежда на тебя.

Стас кивнул, хотя пока не осознавал всей серьёзности ситуации. Осознание обрушилось чуть позже, когда они с Витей удалились от опушки, и тропинка, по которой они сюда пришли, оборвалась ровно там, где ещё днём росли сосны. Сейчас их там не было, лишь старые кривые деревья, источающие не бодрящий хвойный аромат, а приторно-сладкий запах близкой смерти. Стас сделал несколько шагов вперёд, покидая тропинку, но Витя схватил его за локоть.

- Не стоит. Я такое впервые вижу. Что будет, если пойти туда? Я вот не знаю. Но если забредёшься, тебя искать не пойду.

Стас кивнул. Они ещё какое-то время побродили по лесу, но когда стало ясно, что тропинки всё время приводят в разные места, а не меняется только место отправления – старая избушка – вернулись к Егору Михайловичу, грызшему сухари и поглаживающему задремавшего щеночка. Глаза пенсионера затянула поволока, он смотрел куда-то вверх, ничего не видя и ни о чём не думая. Витя даже заволновался – вдруг что со здоровьем? - окликнул того. Егор Михайлович встрепенулся, посмотрел на бывшего сослуживца, кивнул.

- Вернулись, молодежь? А я вон замечтался. Бармалею-то всё нипочем. А у меня дряное предчувствие. Боюся, не выбраться мне живым из этой передряги. Как считаешь, Станислав Николаич?

- Да что вы такое говорите, Егор Михайлович! – возмутился Витя. – В самом худшем случае переночуем здесь и утром выберемся. Нас же искать будут, я в отделении сказал, куда собираюсь поехать.

- Переночуем ли? – пробормотал Егор Михайлович и посмотрел на Стаса.

Тот лишь пожал плечами. Увидев этот жест, Витя недовольно хмыкнул, принялся расхаживать из стороны в сторону. Стас сел на крылечко, а Егор Михайлович прилёг рядом с обзаведшимся кличкой щенком прямо на траву, продолжая грызть сухари и время от времени делясь ими с щенком.

Стас пытался найти выход из ситуации, вспоминал переведённые тексты «Писания Морены». Упоминались там похожие чары, которые создавали петлю, кольцевали время и пространство на самих себя. Их можно было создавать и уничтожать с помощью заклинания, но его Стас не выписывал, уже пожалел, что не взял книгу с собой.

Тем временем солнце опускалось всё ниже, становилось прохладнее. Перед самым закатом от опушки леса отделилась фигура длинного несуразного человека. У него была нетвёрдая походка, при движении колени не гнулись, ноги оставались прямыми, как палки. Руки были приподняты на уровень груди, дрожали, острые худые растопыренные локти напоминали колья. Лица было не разобрать, но звук громкого, тяжелого, неравномерного дыхания доносился до Стаса, Вити и Егора Михайловича. В этом звуке ощущалась скрытая угроза.

- Местный забулдыга? – предположил озадаченный Витя, наблюдая за приближением фигуры. – Эй, ты кто такой?!

Ответа не последовало. Стас попятился.

- Смотри на ступни, - произнёс он, отходя к избе.

Витя посмотрел и увидел, что в месте, где ступала нога незнакомца, землю и траву покрывал слой инея.

- Что за чертовщина, - пробормотал милиционер.

- Пойдём-ка отседова, Виктор Кондратьич, - Егор Михайлович взял его под руку и потащил к дому.

Пока они добирались до избушки (это заняло у них не больше двух минут), погода молниеносно изменилась. Только-только чувствовалась лёгкая осенняя зябкость, и вот уже изо рта валит пар от горячего дыхания, мороз обжигает кожу, а неизвестно откуда взявшийся холодный ветер проникает под тонкие осенние курточки, заставляя кутаться в них.

Стас забрался в избушку первым, потирая замерзшие руки, следом вошёл Егор Михайлович, Витя, надев на голову милицейскую фуражку, задержался на крыльце, поглядывая на медленно плетущегося за ними незнакомца.

- Эй, ты кто такой?! – повторил он свой вопрос. – Я из милиции!

- Да заходи! – рявкнул на него разозлившийся Стас, ухватив за ворот кителя и затащив в помещение. После он закрыл дверь на засов и пошёл к печке.

- Дрова! Их же не было! – воскликнул Стас, увидев, что в подпечье и рядом с печкой сложены аккуратные пирамидки из порубленных дров. Егор Михайлович и Витя тоже прошли внутрь избы и убедились, что Стас говорит правду.

- Что за чертовщина… - пробормотал Витя.

- Егор Михайлович, - вы печь растапливать умеете? – спросил Стас. – Я городской, никогда этого не делал.

- Посторонись, молодежь, - бодро проговорил старый милиционер, достав у себя из кармана спички и принявшись возиться с печкой.

Стас подошёл к Вите, который пялился в окно на бредущего незнакомца. За спиной последнего творилась абсолютно невозможная вещь: с неба валил снег, ветер поднялся такой, что начался настоящий буран, деревья покрыло белизной, как тело мертвеца покрывают саваном, оставшиеся зеленые травинки делались бледнее белого, жухли и умирали. От пока ещё теплой земли поднимался пар.

- Витя! – Стас развернул его к себе. – Ты нам нужен! Печку разжечь, иначе мы тут околеем!

- Я ж коммунист, Стас! – выдавил милиционер. – Как коммунист может верить в такую невидаль?

Стас вздохнул, стараясь держать себя в руках, заговорил спокойно, так, будто он находился в институте на лекции, а не рисковал замерзнуть насмерть в избушке на краю света:

- Стеблин-Каменский, наш скандинавист, в пятидесятые и шестидесятые посетил Исландию. В своей книге «Культура Исландии» он рассказал, как познакомился там с местным писателем-коммунистом Тоубергом Тоурдарсоном. В процессе разговора выяснилось, что Тоурдарсон верит в сверхъестественное. Знаешь, что тот ответил на вопрос, как коммунист может верить в привидения? «Как я могу не верить в них, если я несколько раз видел их так же ясно, как вижу вас». Вопрос не в том, веришь ты в невидаль или нет, вопрос в том, веришь ли ты своим глазам. Я своим верю.

Слова Стаса возымели нужный эффект – взгляд Вити прояснился, он ещё раз посмотрел в окно, убедился, что происходящее там никакой не мираж, кивнул Стасу и направился помогать Егору Михайловичу. Стас же продолжил наблюдать за тем, как тощий незнакомец приближается, как иней покрывает окно, через которое уже ничего не различить, как в избе становится настолько холодно, что и здесь изо рта начинает идти пар.

Между тем огонь в печи запылал, по комнате стало распространяться бодрящее тепло. Витя обнадёжился, потёр ладони друг о друга, поднёс их к печке.

- Хорошо! – проговорил он. – Тепло. Иди сюда, Стас, не пропадём. Дров тут хватит, чтобы целую роту согреть.

Стас ничего не ответил, наблюдая за тем, как стекло промерзает насквозь, покрывается инеем, сквозь белизну которого становится невозможно что-либо различить. Стужа наступает, хлад мертвеца проникает под одежду, кожу, достигает самых костей. Стас отходит от окна, идёт к печи, видит, что Егор Михайлович прижимает к себе Бармалея, старый милиционер со страшной грустью смотрит на щенка.

- На беду мы тебя взяли, малыш, на беду, - бормочет пенсионер.

Только Стас подходит к печи, начинает отогревать закоченевшие руки, как вдруг в окно стучат. Сначала слабо, едва слышно, а потом…

Громкий шлепок! Стекло задребезжало, но устояло, не треснуло, иней подтаял, открыв взору обтянутую рвотно-жёлтой кожей пятерню. Пальцы согнулись, превратив ладонь в отвратительного паука на тоненьких лапках, в окно уперлись полусгнившие, почерневшие от времени ногти, которые поползли вниз, отдирая настывший иней, оставляя тянущиеся вниз бороздки, издавая противный скрип, от которого по спине бежали мурашки. Опустившись до низу, пятерня исчезла. Удар! Всё повторилось и так продолжалось до тех пор, пока стекло не расчистили и в избу не заглянул мерзкого вида старикашка: лицо в уродливых жирных белых прыщах, надувшихся и готовых лопнуть, как перезрелые арбузы на бахче; плешивая неаккуратная борода, длинные непослушные волосики которой торчат во все стороны как щупальца актинии; глаза, чёрные, как сама тьма, широко раскрытые, безумные; рот - искривлённый, слюнявый, с кривыми, покрытыми налётом зубами - напоминает пасть голодного волка.

- Жарко! – завопил старик, пытаясь уцепиться своим безумным, блуждающим взглядом за кого-то из присутствующих. – Жарко! – повторил он и заорал, сдирая с себя полусгнившие лохмотья, служившие ему одеждой.

- Что это?! – ужаснулся Витя. Стас же, отогревшись у печки, заметил, как жадно огонь пожирает дрова, подбросил пару поленьев и с тревогой отметил, что иней, стал расползаться по стене.

Между тем бродивший снаружи старик не стремился заходить внутрь избы. Он лишь ходил вокруг неё и стонал так, словно бы его заживо сжигали. И после каждого пройдённого им круга в помещении становилось всё холоднее. Печь пожирала дрова, как голодный ребёнок бабушкины пирожки, но источавшегося ею жара уже не хватало, чтобы согреться. Люди жались всё теснее, а иней переполз со стены на пол, доски промерзали, воздух обжигал легкие морозом.

Впрочем, пока дрова оставались, надежда жила. Но и тут засада: за час троица израсходовала половину запаса. А за следующие полчаса выгорели оставшиеся.

- Такого не бывает, - пробормотал шокированный Витя. – Они как трава горят!

Стас уже понял, что всё это колдовство, удивляться нарушению привычного хода дел не стоило. Но как выбраться из этой передряги живыми? Он достал из-за пазухи бумажки с заклинаниями, чары поиска смял и выкинул в печь. Второй листок пробежал глазами. Защита от гласа Морены. Бесполезно!

Между тем печь стала греть слабее, безжалостный холод сковывал члены тела. Егор Михайлович сгорбился, отошёл от печи, сел в сторонке у стеночки, прижал руки к поскуливающему щеночку, прикрыл глаза. Витя метался из стороны в сторону, пытаясь согреться, но силы оставляли его. Пальцы переставали слушаться, ныли. Он пытался отогреть их у печки, но с каждым разом это удавалось всё хуже и хуже.

Стаса стало клонить в сон. Он знал, что это значит, понимал – нельзя здесь умирать, ему было ради чего жить! Но что Стас мог поделать? С каждой следующей минутой их шансы на спасение таяли стремительнее апрельского снега.

- Сё, реяяты, кажись, - произнёс Егор Михайлович, еле-еле шевеля посиневшими губами и с трудом произнося слова. – Ног не чуустую.

Щенок, запрятанный у него на груди, заскулил сильнее прежнего, принялся ворочаться. Пенсионер положил руку на вздувающийся на груди комочек, погладил его. Витя с ужасом наблюдал за разворачивающейся картиной. У него у самого уже закоченели руки, пальцы приобрели нездоровый бледно-восковой цвет, не гнулись, но мысль о смерти Егора Михайловича - его наставника, человека, с которым он почти десять лет отработал - была невыносимо-ужасной. Он отошёл от печки, постарался помочь Егору Михайловичу встать, согреться у самого огня.

- Не надо, Уитя, - с трудом выговаривая, стал сопротивляться Егор Михайлович, - я сооё оожил.

Щенок снова пронзительно заскулил, будто бы понимал, о чём именно говорит спасший его от голодной смерти человек. А потом стало тихо. Хлад мертвеца наполнял помещение, температура стремительно опускалась, огонь в печи больше не грел.

- Жарко! – донёсся вопль с улицы.

Крик этот разбудил уже задремавшего Стаса. Он посмотрел на Витю и Егора Михайловича, увидел, что от кучи дров осталось последнее полено, пошевелил руками, осознав, что почти не чувствует пальцев.

«Я умираю», - с каким-то безразличием отметил Стас про себя. Мороз подавил в нём все желания, подавил волю, проник в самые глубины души, успокоил бурлящие там страсти, обещал вечное успокоение. Нужно лишь прилечь, закрыть глаза и чуть-чуть подождать.

- Жарко!

- Да что же ты орёшь! – разозлился Стас открыл глаза и увидел, что Витя и Егор Михайлович лежат у него в ногах, застыли, как ледяные скульптуры, и не подают признаков жизни. Увидел это треклятое последнее полено, полыхающий, но не дающий жара огонь.

«А как он может полыхать, если никто не подбрасывал дров?» - спросил себя Стас. И тут его жизнелюбивая, неугомонная часть стала разжигать пламя любопытства внутри самого Стаса. Почему печь продолжает гореть? Почему мертвец за окном кричит «Жарко!», когда на улице, не меньше сорока градусов мороза? Витя что-то говорил про колдуна, которого ненавидели все, кроме жителей его родной деревни. Колдун поселился здесь, но что стало с ним потом, как он умер?

- Жарко!

И тут Стас всё понял. Абсолютно.

- Витя, Егор Михайлович, вы живы! Вставайте, нужна помощь!

Ответа не последовало. Нужно было самому! Собрав волю в кулак, Стас стал растирать кисти рук, пальцы сделались гибче, послушнее. С трудом переставляя ноги – они тоже больше не гнулись в коленях, как у мертвеца! – Стас побрёл к ведрышку, что стояло под лавкой, поднял его, увидел, что внутри лед. Пошёл обратно к печке, стал пихать ведро внутрь, оно провалилось, сначала загорелось, а потом вдруг шипение, пар – лёд стал таять, растекаться, тушить адское пламя. И вместе с этим холод начал отступать.

- Витя! Вставай! Помоги мне! – заорал Стас, наклоняясь к валявшемуся на полу милиционеру, стал трясти его, заставив раскрыть залипшие глаза.

- Оста… остань, - попытался отмахнуться Витя. Но Стас не отставал.

- Он в печке, Витя! Нужно её развалить и достать его оттуда!

Милиционер пошевелился, приподнялся, посмотрел на Егора Михайловича, осклабился, увидел, что комочек на груди старого наставника дрожит. Образ умирающего щенка почему-то придал Вите сил, он при помощи Стаса встал.

- Что елать? – выдавил Витя.

- Упирайся в стену печи, давай шатать её, еле держится, обрушим, погасим, спасёмся, - произнёс Стас.

Они вдвоём подошли к стене печки, стали толкать её. Побелка сыпалась на землю, словно снег в феврале, усеянные трещинами кирпичи сопротивлялись, как могли, но сцепляющий их раствор давно высох, а расшевелившиеся мужчины согрелись, набрались сил. Стена стала проседать, шататься и рухнула, засыпав собой полыхавший огонь.

В комнате стало заметно теплее. Нет, всё ещё значительно ниже нуля, но то мороз терпимый, не такой, который проникает в нутро, вытягивает из тебя жизненную силу и пожирает, лишая надежды, лишая сил, лишая воли…

- Скорее, разбирай кирпичи, он должен быть там, - бормотал Стас.

Витя не понимал, о чём говорит фольклорист, но прислушался. Они вместе стали разбрасывать кирпичи, добрались до дымящейся золы, в которой были зарыты человеческие кости. Они принадлежали колдуну, которого убили и, прокляв, обрекли на страдания – губить своих односельчан и вечно гореть.

…

Поутру их отыскала милиция. Егора Михайловича вместе с щенком отвезли в больницу - забрать Бармалея он не позволил. Витя сам отвёз Стаса на квартиру старого милиционера, они рассказали его супруге о случившемся, опустив подробности.

- Циклон, - коротко пояснил Стас, когда старушка спросила, откуда же такой страшный мороз в начале осени. – Природная аномалия.

Оставаться у Егора Михайловича Стас решительно отказался. Попросил Витю отвезти его к пункту междугородней связи и, если у того будет время, в аэропорт. Витя согласился. Всю дорогу они молчали, милиционер заговорил только когда добрались до места.

- Стас, скажи мне, так что всё это было?

- Проклятье, - ответил фольклорист. –Сильное. Колдун ваш перешёл дорогу кому-то очень могущественному. Полагаю, проклятье заключалось в том, что покойник будет губить только жителей родной деревни. Поэтому все жертвы и были тебе знакомы. Будь мы с Егором Михайловичем без тебя, ничего бы не случилось. Похоже, колдун ваш действительно любил свою малую родину и вас, его соседей, потому проклявший хотел сделать ему побольнее, заставив выбирать – заморозить ли до смерти любимых односельчан или терпеть жар разожжённого в печи огня.

- И что теперь?

- Теперь надо вернуться, достать останки колдуна и предать их земле. Желательно подальше от людей, где-нибудь в глуши. Тогда он точно никого не потревожит.

Витя кивнул. Стас уже собирался выходить из машины, но милиционер придержал его, немного помолчал, потом поднял голову, посмотрел в глаза и очень серьёзно сказал:

- Спасибо тебе! У меня семья, двое детей, жена. Без тебя мы бы не спаслись. Спасибо!

Стас кивнул, улыбнулся, протянул руку, в этот раз Витя крепко её пожал. Яковлев отметил про себя, что этот жест оказался неожиданно приятным. Вышел из машины, заказал звонок на номер Сашки, дождался своей очереди, после пары гудков в трубке раздался восторженный голос брата.

- Алло! Кто это?

- Привет, Саша! Это Стас. Ну что там?

- Где ты пропадаешь, дылда? – захохотал Сашка. – Ты пару часов назад дядькой стал! Девочка у нас, Стас. Сашенькой назвали, Оксана настояла. Не знаю, как различать друг друга будем.

- Легко. Ты Сашка, она Сашенька, - ответил Стас, широко улыбаясь и сильно жалея, что не может видеть брата воочию, обнять его, расцеловать вместе с невесткой и племянницей.

То ли так сказалось пережитое, то ли повлияло рождение Сашеньки, но в этот момент Стас ощущал себя самым счастливым человеком на свете. Он не переставал улыбаться всю дорогу до аэропорта и, когда наконец попал в самолёт, заснул на своём месте с улыбкой на лице.

Впервые за долгие годы Стас Яковлев позабыл об опасности, которая нависла над его собственной дочерью.