Хлеб для дракона

Трёхголовый дракон затаился в засаде, щуря опухшие от недосыпа глаза в сторону тропинки и стараясь не бурчать голодным желудком. Левая голова всё норовила прикорнуть, правая то и дело шипела на неё, что выходило едва ли не со свистом с учётом выбитого верхнего клыка. Средняя - предавалась тяжёлым думам. Неделя определённо не задалась, начиная с понедельника. При чём даже не с прошлого, а с ещё предыдущего месяца!

Триш, как короткого называли дракона в узких кругах, был не самым крупным среди себе подобных, но с некоторых пор, как эти самые крупные стали встречаться всё реже, стал своего рода знаменитостью. Поскольку обладал всеми необходимыми качествами настоящего исчадия зла: чешуйчатой бронёй (ну, и что, что местами полинялой!), огненным дыханием (правда, самое большее мог метнуть струю метров на шесть), крыльями (урагана он ими поднять не мог, зато маневренности обзавидовались даже гарпии), когтями и клыками. И пускай, что размером Триш был всего-то с крестьянского тяжеловоза! Зато его боялись и облюбованную им пещерку в холмах (куда уж с его теплолюбивым нравом лезть в холодные горы) обходили стороной…

Дракон убеждал себя, что именно из страха, а вовсе не потому, что его логово кого-то бы могло заинтересовать! Он любил на заре выбраться на вершину самого высокого холма, красуясь, расправить крылья и пыхнуть поочередно тремя струями в небо. Мол, чтобы народ не расслаблялся. Правда, никто не спешил задобрить грозного ящера и притащить в качестве откупа молоденькую деву. Или корову. Да хотя бы тощую козу! Триш всё списывал на невыносимый ужас, который настолько обуревал людишек, что они не могли подойти к холмам поближе. Сам же трёхголовый считал ниже своего достоинства самолично наведываться в деревни и тайно по ночам летал на дальние овечьи пастбища… Нет, он не воровал под покровом ночи! Он занимался придирчивым выбором наиболее экологически чистой овцы, такой подтянутой, явно соблюдающей диету и, дабы не поддаться стадному инстинкту, ночующей подальше от разъевшихся сородичей. Триш хватал такую низкокалорийную овечку и взмывал повыше и подальше, пока остальное стадо и пастухи не подняли безобразный ор и блеяние. Чего тонкий драконий слух явно бы не вынес!

Так вполне гармонично жил себе трехголовый, не навлекая на себя гнева селян больше, чем ругань по поводу очередной пропавшей старой овцы. Драконы живут долго и с календарём людей редко сверяются. Поэтому незаметно подкравшиеся перемены застигли Триша врасплох. Сначала исчезли овцы. Вместе с селянами. Само поселение как-то незаметно пришло в упадок и заросло густым бурьяном, так что дракону пришлось перейти на лягушек и рыбу из ближайшего озерца. Иногда удавалось разжиться кроликом, и Триш даже научился, не сваливаясь позорно со ствола, взбираться по деревьям и разорять птичьи гнёзда. Остальное время приходилось проводить во сне, чтобы не обращать внимания на грустную пустоту в желудке. Но трёхголовый продолжал тешить себя, что это всё – расплата за своё величие и угрозу, заставившую смертных в конце концов покинуть обжитые места. Однако длилось это ровно до тех пор, пока в уютное логово дракона однажды не ввалилась толпа каких-то диковатых коротышек, меньше даже людей, и с почему-то удивительно волосатыми ногами. И случилось это ровно в понедельник.

Триш к тому моменту едва вышел из зимней спячки и ещё не набрался сил. На огненное дыхание тем более не хватало запасов, поэтому он решил грозно рыкнуть в три горла… Как он унёс лапы, крылья и хвост, когда эти мохноногие, взвыв что-то невнятное «Во имя Бильбо мочи змеюку!» кинулись на него, Триш не помнил. Только особенно обидный и унизительный шлепок по заду садовой лопатой. Он забрался поглубже в чащу и сутки провёл там, дрожа от потрясения, не решаясь высунуться в поисках хоть какой-то еды. И только спустя несколько дней рискнул осторожно, под покровом ночи, тщательно замаскировавшись вывернутым с корнями кустом, подползти к границам своих владений. Увы, отныне бывших! Нахальных коротышек с мохнатыми ногами обнаружилось уже больше, чем кроликов, и они увлечённо и деловито копали норы во всех соседних холмах. А заодно размечали огороды и рыли пруд на месте любимой летней лёжки Триша. К пруду уже во всю тянули траншею до того самого озерца. Трехголовый уныло осознал, что за лягушками туда соваться не стоит, поскольку оттуда, даже несмотря на поздний час, доносилось нестройное хоровое пение, смех и тянуло трубочным дымом.

Пожелав мохноногим нашествия моли и блох на всё их племя, Триш сам себе заявил, что засиделся на месте и пора посмотреть мир. Не признаваться же в принудительном характере миграции! И вот весной какого-то там года, который сам дракон обозвал годом Непрошенных гостей, Триш откочевал в сторону гор, где, как он помнил, жил кто-то из его крупногабаритных родичей. Нет, трехголовый вовсе не собирался просить у них убежища. Он был взрослый и самодостаточный ящер… Но надо ведь и предупредить родню о нахальной мелюзге, так ведь? И утешая себя мыслью, что выступает в роли посланника (а то и спасителя), Триш устремился к далёким, в синеватой дымке, горам. Увы, когда по истечению нескольких дней, едва не пропав посреди разыгравшейся грозы, а потом с трудом отмахавшись от стаи обнаглевших ворон, измотанный и голодный, дракон добрался до подножия гор, он не обнаружил ни запаха, ни иных намёков на своих сородичей. А учуяв издалека подозрительный дымок, явно не имеющий отношения к драконьему пламени, вообще поспешил забраться в первую попавшуюся пещеру и там затаиться. По счастью, это оказалась так называемая подростковая нора, в которой жили младшие представители огнедышащего племени, тренируясь в повадках и манерах. Была она в меру обустроена, хотя и долго пустовала, поэтому на потолке обильно расплодились летучие мыши. Триш, пуская голодную слюну, счёл это добрым знаком: еда прямо над головой, свежий горный воздух и даже в углу завалялся какой-то хлам, напоминающий сокровища.

Трёхголовый решил, что незачем лезть дальше в горы, его устроит и эта пещерка. И его очень радовало отсутствие каких бы то ни было поселений, а чуткое ухо однажды уловило козье блеянье. Дракон припомнил, что козы действительно водились и в горах, и настроение у него стало почти, как прежде… Пока не наступил новый понедельник.

На этот раз были снова коротышки, но уже волосатые сверху. То есть заросшие бородами, да ещё и упакованные в какие-то железки. Триш от неожиданности выдохнул сразу в три горла, исчерпав запас огня на пару часов. Железки бородачей оказались на диво огнеупорными, а взгляды недобрыми и алчными. И вместо лопат эти держали в руках кирки, молоты и такие неприятные рубящие штуки – топоры. Пока бедный дракон собирался с мыслями, самый коренастый из вторженцев вдруг выступил вперёд и заорал что-то такое про Смауга, бороду какого-то Торина (или Дьюрина, в этих иностранных именах дракон не разбирался). А потом потребовал отдавать все сокровища, какие ни есть. Триш не успел возмутиться, как переполошенные воплями летучие мыши, вереща, заметались по всей пещере, гадя на лету и врезаясь во что ни попадя. Дракон воспользовался неразберихой, выдохнул остатки дыма, и под прикрытиями мышей и дыма ринулся прочь из пещеры. Бородатые выкрикивали ему в след что-то обидное, но Триш посчитал ниже своего достоинства связываться с волосатыми буянами, у которых слишком мало мозгов и всего одна голова (а вовсе не потому, что коротышек тех была то ли дюжина, а может, и все двадцать!).

Следующее убежище трехголовый отыскал почти что в поле, в длинном, заросшем кустарником овраге, неподалёку от которого так удачно протекал ручеёк… Там он лишился переднего клыка, когда какой-то тип, по всем признакам, человек, свалился на него с воплями «Отдай, гад ползучий, мне золото Рейна!». Уставший от нескончаемого хамства дракон заорал в три горла, опрокинул грубияна навзничь и попытался, против своей привычки, перегрызть тому горло. К сожалению, тот оказался упакован в доспехи, слегка лишь прогнувшиеся в местах укусов. Чтобы не получить по одной из шей мечом, Триш рванулся прочь… да так и оставил в колечках кольчуги один из клыков. Пожелав барахтающемуся на спине противнику сесть на клык всем весом, трёхголовый поспешил покинуть место бесславной битвы. Надо ли говорить, что на календаре опять был понедельник!

Триш устал, изголодался так, что не мог летать, а только позорно топал по земле, словно та самая крестьянская лошадь под ярмом. В другой раз он еле увернулся от типа в странной шляпе, нацелившего в его сторону посох и начавшего что-то бормотать под нос. Кто такие маги и с чем их не едят, Триш был хорошо осведомлён и предпочёл мчаться зайцем, чем получить по многострадальному заду файерболом!

Наконец, поплутав вдоль и поперёк по ставшему таким неуютным континенту, Триш нашёл какую-то почти непролазную чащу, где и поспешил спрятаться. Поблизости не было ни намёка на горы, поля, холмы и их коварных обитателей. Не пахло и человеческим жильём, что дракона устраивало в полной мере… Но и с едой дела обстояли хуже. Во всю шла весна, всё зверье было в буйном весеннем настроении, и ни в какую не желало становиться перекусом для бедного ящера. Олени бодались, медведи ревели, барсуки швырялись комьями земли. Даже зайцы лягались, а расфуфыренные глухари, забыв про токовище, норовили заклевать. Или потоптать, что совсем не прельщало и без того униженного дракона.

Триш уже скорбно размышлял, а не попробовать ли жевать траву. Вот те же овцы как-то умудрялись отъесть на ней бока! Мучаясь сомнениями и недосыпом, он вдруг уловил запах, от которого его с одной стороны пробрал озноб – пахло человеком. С другой – это пахло невинной девицей! И так аппетитно, так свежо, что трехголовый мгновенно понял пристрастие своих сородичей именно к девицам! И более никаких опасных запахов – волосатых ног, бород, колюще-рубящих-режущих инструментов - не было!.. Нет, металлом всё-таки попахивало. Но дракон решил, что, как и все девицы, та, что пробиралась через непролазную чащобу, носила на себе какие-то украшения.

Измученный голодом Триш не дал себе повода задуматься, а что бы делать одинокой невинной деве в довольно мрачном лесу, да ещё и без сопровождения. Ещё поглубже он задвинул слабые уколы совести, мол, это невежливо нападать на одинокую самочку, пусть и человеческую. «Овца – тоже самка!» - внушал себе ящер (хотя, честно, ни разу не удостоверялся, так ли это).

И вот, прикрывшись проверенным средством – вывернутым с корнями кустом, - Триш затаился на обочине тропинке, не сомневаясь, что девица пройдет именно здесь. Поскольку другой такой утоптанной тропинки поблизости не было! Он уже слышал её шаги и какое-то то ли бормотание, то ли пение. Дракон едва сдерживался, чтобы не броситься навстречу жертве и поскорее скогтить её, и…

Наконец, девушка появилась из-за поворота тропинки, и ящером овладели одновременно умиление, растерянность и подобие стыда. Она была тоненькой и хрупкой, в довольно странном, на взгляд Триша, облачении – домотканая рубаха и поверх - сарафан с подолом чуть не до земли. Голова повязана платком, из-под которого вольготно свисала длинная русая коса. Шла девица при этом странной, как бы приволакивающей ноги, походкой, опираясь на посох с себя ростом. «Болезная, что ли?» - подумал Триш, испытывая те самые неудобные уколы совести. Но голод был сильнее и настаивал, что как раз слабая жертва – лучшее, что можно сейчас пожелать!

Никакого оружия, кроме посоха, дракон при девице не обнаружил, да что ему эта палка в слабеньких девичьих руках?! Перекусить и выплюнуть! Ещё он заприметил котомку за спиной девицы, явно не пустую. Триш тут же размечтался, что запасливая девица несёт с собой провиант, может, пирог, а то и бараний окорок…Все пасти ящера наполнились слюной, и компромисс с совестью был найден моментально!

Он терпеливо дождался, когда девушка, переставлявшая ноги с заметным усилием, пройдёт мимо его засады. И только тогда, бесшумнее охотящегося кота, выметнулся из своего укрытия. Он успел заметить, что девица успела развернуться и округлить глаза. Стращать её грозным рёвом Триш не намеревался, наметившись на вожделенную котомку. Щёлкнули клыки правой и левой пастей, ловко перекусывая лямку котомки в двух местах. Не удержавшись от торжествующего рычания, Триш средней головой вцепился в саму сумку, тут же попытавшись прожевать…

…хрупнуло, хрустнуло и, завывая, дракон с ужасом осознал, что остался без всех четырех клыков! Не успел он полностью проникнуться этой потерей, как девица, недобро сощурившись, заняла стойку, лихо крутанула в руках посох – и обрушила на растерявшуюся, не успевшую отдёрнуться левую голову ящера. Искры брызнули из глаз остальных голов, поскольку по весу и ощущениям палка была, по меньше мере, чугунной! Триш охнул, попытался отмахнуться от гулко гудящего перед его носами посоха. Девица, воткнув своё оружие концом в землю поглубже, ловко ухватившись за него руками, вдруг подпрыгнула и лягнула ящера обеими ногами. Триш успел заметить, что обувь имеет металлический блеск, а в следующее мгновение подошвы железных ботинок впечатались ему в грудь. Бедного дракона, и так дезориентированного на две головы из трёх, попросту перекувырнуло назад и опрокинуло навзничь.

Слишком ошарашенный и в конец обессиленный, он лежал, не пытаясь встать, и слушал, как к его головам приближается тяжёлая поступь железных ботинок. Рядом с носом средней головы в землю ткнулся конец чугунного посоха, уйдя в землю на глубину половины когтя самого дракона. Левая голова была в беспамятстве, правая от греха подальше притворилась обморочной. Средней Триш в ужасе взирал на склонившееся над ним миловидное личико, обрамленное слегка сползшим на ухо платком. Дракон попытался грозно оскалиться, но вспомнил, что лишился клыков и чуть ли не жалобно зашипел.

Девица же подобрала изорванную в лоскуты торбу и вытряхнула из неё расколотый на двое камень. Задумчиво изучила обломки, снова перевела взгляд на дракона и сказала:

-Однако, третий хлебушек того… Изгрызся!

«Хлебушек?! – ужаснулся Триш, наблюдая, как девушка небрежно отшвыривает и обломки, и испорченную торбу в кусты. – Это – был хлебушек?!»

И он попытался отползти от неё подальше. Раз девица камни на обед хрупает, то что ей стоит закусить бедненьким драконом?!

А девица, опираясь на чугунный посох и задумчиво глядя на ящера, вдруг сказала:

-Ты вот представляешь, что мне мой миленький придумал, чтобы я его отыскала?! Пока, говорит, не истопчешь три пары железных ботинок, не сотрёшь три чугунных посоха и не изгрызешь три каменных хлеба, меня не отыщешь! Два-то «хлебушка» я мельнику сразу отдала, на жернова, он им так обрадовался, а вот с этим – прямо не знала, что и делать. Уже топиться думала, да верёвки всё не попадалось.

Триш молчал да слушал, надеясь, что, разговорившись, девица отвлечётся, и тогда он сумеет улепетнуть. А та вдруг совсем пригорюнилась, тяжело опершись на посох, который судя по его виду, истираться вовсе не собирался. Вздохнула и снова заговорила:

-Пару ботинок гномам отдала в обмен на нормальную еду. Другую – в реке утопила, чуть сама там же не захлебнулась, пока сбросила. Два посоха сразу кинула, ну её, такую чугунину тягать через всю страну! А от остального как отделаешься?! И думаю уже, а нужен ли мне этот… Ясный мой?! Сам бы попробовал в железных башмаках потоптаться! А хлеб каменный грызть, а?! – Она снова вздохнула, присела возле дракона и, начав поглаживать ближайшую из голов(правую), продолжила: - Ты уж извини, ящерко, я так не хотела тебя огреть. Но сам понимаешь, настроение ни к черту, вес с собой тащу – моего больше, есть хочется… Да ещё и понедельник – день тяжёлый!

Она смотрела с таким искренним раскаянием, что правая голова перестала прикидываться обморочной и осторожно приподнялась над землёй. Девушка пощекотала пальцами подбородок драконьей башки и сочувственно спросила:

-А ты что такой маленький-то? Кушал плохо, поэтому не вырос? А костёр сможешь развести? У меня тут про запас немного настоящей муки есть, соли ещё, я б нам лепёшек, что ли, напекла. Правда, сухонькие будут, плоские, дрожжей-то нет. Можно было б оладушек напечь, да молочка надо или простокваши там.

Триш ошарашено хлопал глазами, пытаясь понять, о чём она говорит. А девушка деловито скинула с ног ботинки, действительно оказавшиеся железными, оставила посох воткнутым возле ящера и убежала с одним из башмаков куда-то обратно по тропе. Когда вернулась, в драконобойной обувке плескалась вода.

-Вот, можно и чай сделать, - сказала девица, торжественно плюхнув ботинок на землю, и выжидающе посмотрела на Триша. – Ну, так что, дашь огоньку? Поедим сначала, а потом порешаем, что делать-то будем.

Трёхголовый оценил своё состояние и обнаружил, что сможет пыхнуть небольшой струёй огня. Как раз, чтобы запалить кучку веток, которые девица уже собрала, выкопав концом посоха ямку под костер. Триш осторожно перевернулся, сел на задние лапы. Аккуратно дохнул на хворост и потом поддерживал костёр, пока девица во втором ботинке ловко месила тесто. Лепёшки запекали прямо на крыле Триша, которое он протянул над огнём (обжечься дракону?! Да не смешите!). И трёхголовый заворожено смотрел, как ловко девушка переворачивает их, используя всё тот же посох. Лепёшек получилось ровно две, одна побольше, другая поменьше. Меньшую девица взяла себе и, отщипывая от края горячие, пышущие жарким парком кусочки, вторую предложила дракону. В ботинке, поставленном рядом с костром, уже вскипела вода, и девушка накидала в неё каких-то молодых листиков. Потянуло приятным ягодно-травяным парком.

-Тебе лучше размачивать будет, - виновато зардевшись и пододвигая ботинок к дракону, сказала девушка. – А то тесто плотное, а у тебя… - Тут она снова виновато посмотрела на среднюю голову ящера и деликатно закончила: - Э-э, другие гастрономические привычки.

Триш вздохнул, осторожно располовинил лепешку, понюхал. Запах ему понравился, да и вкус оказался гораздо лучше, чем у сомнительного каменного хлеба. Они в молчании ели пресноватые лепёшки, прихлёбывая горячий взвар из ботинка, пока девушка, встрепенувшись, вдруг не сказала:

-Слушай, а в этой чаще ещё драконы водятся? Разбойники или оборотни?

Дракон отрицательно покачал головами. Никого из перечисленных ему ни разу не попалось, он не зря так пристально выбирал чащобу. Девушка прямо просияла:

-А ты тут живёшь один? А ты знаешь, что ты считаешься редким зверем – реликтовым?! Ведь почти всех драконов извели, изничтожили! А давай я буду тебя охранять! И весь лес этот заповедным сделаем! Чтоб сюда никто сунуться не посмел! Вон у меня посох какой, я им хорошо наловчилась отбиваться! Мне и самой уже к людям не хочется, засмеют, что до жениха не дошла, а жених этот… Ну его! Так что, давай тут останемся? Я к походной жизни привычная, не привередливая, под кустами могу спать, или в ямке какой! Мы ж с тобой один хлеб на двоих разделили, так что почти семья. Так что, ящерко? Тебя, кстати, как зовут? Меня вот Ягиньей прозвали, дома Ягусей дразнили.

Триш вытаращился на неё. Потом задумался над сказанным. Значит, он – последний в своём роду? И куда ни подайся, всюду его будут пытаться извести или стребовать несуществующие сокровища. Дракон вспомнил, что на общих собраниях, хоть над ним и посмеивались, но он был в семье. А сейчас… совсем один?

Триш снова покосился на смотрящую на него во все глаза девицу. Ягинью, как она назвалась. Упрямую и упёртую, раз не побоялась выполнять бессмысленное, с точки зрения дракона, задание. И очень храбрую. Триш вздохнул, признавая, что времена наступили непростые и странные, а вдвоём-то справиться будет проще. К тому же, вкус лепёшек ему понравился, хотелось бы ещё раз попробовать. Дракон снова вздохнул, поскреб когтистой лапой в затылке средней головы и, застенчиво сказал, шепелявя сильнее обычного:

-Триш-шшгорнаринашширам меня жовут. Што ожначает, Три Потока Шо Шклона Горы…

-Ой, я так не произнесу, - растерялась Ягинья, задумалась на несколько секунд, а потом просияла: - Я буду тебя величать Триш Горынович! - И стремительно поднялась на ноги. – Ну что, пойдем поищем, что в лесу интересного есть?

-А это? – Трёхголовый кивнул в сторону кустов, куда была выброшена распотрошённая торба с каменным хлебом.

-А, считай, нашла, что искала, пусть другие догрызают, коли охота! – Девушка задорно подмигнула дракону. – Ну что пойдём?

Триш в пару гребков погасил костёр, притоптал и, подумав, прихватил оба железных башмака. Ягинья похвалила его за хозяйственность, так же не забыв свой посох, положила свободную руку ему на спину, и они побрели вглубь чащи, от весны сделавшейся гораздо светлее и красивее.

4.06.2021