Хочу верить

Мама всегда говорила, что я слишком впечатлительный. Посмотрел «Один дома» — готовлю ловушки для потенциальных грабителей. Подслушал родительскую ссору — пишу план действий при разводе. Съел семечку от яблока — думаю, что в моем желудке вырастет дерево. Посмотрел «Секретные материалы» — говорю всем, что по ночам ко мне приходят…

Я знаю, что слишком впечатлительный. Но разве может быть иначе у человека с диагнозом «параноидная шизофрения»? К счастью, я прилежный пациент, пью таблетки и посещаю психиатра в районном диспансере. Он хвалит меня и говорит, что ремиссии ничего не угрожает, главное не прекращать лечение. Я и не прекращаю. Молюсь на таблетки, которые позволили мне стать таким, как все, даже снизить уровень впечатлительности до минимума. Позволили. Наверное…

Мама всегда говорила, что у меня просто развитое воображение, а Катя повторяла, что я должен стать писателем-фантастом, рассказывать о далеких новых мирах. Но мне больше нравится быть скучным офисным работником, у которого в жизни ничего не происходит. Скучных офисных работников не похищают по ночам пришельцы, скучные офисные работники не просыпаются за десять километров от дома в одной пижаме, скучные офисные работники не удаляют в частной клинике круглые металлические шарики, непонятным образом оказавшиеся под кожей.

Скучные офисные сотрудники не сидят в своей квартире на ковре, измазанном зеленой инопланетной кровью.

***

— А я, когда мне было десять лет, думала, что женщины тоже надевают презервативы. На грудь.

Я хохочу, как и всегда, когда Катя начинает травить байки. Она возмущенно пихает меня в бок и перекатывается на спину. Я смотрю на ее родинку над ключицей. Мне кажется, именно из-за этой родинки я и влюбился в Катю. Она делала во всем идеальную женщину человечной. К ней можно было подступиться, пригласить на свидание, признаться в любви, позвать замуж… Катя даже согласилась на бездетность, ведь мои испорченные гены лучше похоронить глубоко под землей.

— Ну и когда же ты поняла, куда на самом деле надевают презервативы?

Катя игриво кинула в меня подушкой и приложила палец к губам.

— Это секрет! А секреты не рассказывают просто так.

— Мне придется заплатить?

Я смотрю на жену, на ее светлые, тонкие как паутинка, волосы, легкую россыпь веснушек на носу, ямочку на подбородке. Сложно поверить, что она выбрала меня, что за три года брака еще не разочаровалась, и даже находит в себе силы заигрывать. Я определенно этого не заслужил.

— Услуга за услугу! — Катя спускает с плеча лямку ночной сорочки, и я тянусь к жене, чтобы поцеловать, но она ловко уворачивается.

— Не такая услуга! Расскажешь мне то, о чем я попрошу. Ладно?

Я не показываю своего разочарования. Катины игры иногда затягиваются, заставляя меня лезть в дебри давно похороненных воспоминаний. В те дни я каждую ночь видел яркий свет, терял сознание и попадал в инопланетную лабораторию. В меня втыкали скальпель, выжигали лазером глаза, отрезали, а затем заново выращивали, пальцы. Меня мучали, резали, увечили, и я чувствовал каждый надрез, каждое прикосновение. По всем законам человеческого мира я должен был умереть от болевого шока, но в этой лаборатории с блестящими металлическими стенами не действовали человеческие законы. Почему Катя не понимает, что я не хочу возвращаться в этот кошмар даже в воспоминаниях?

Но разве я могу ей отказать?

— Какая ты все-таки корыстная! Но я согласен. Что тебе рассказать?

— Что ты видел до того, как начал принимать таблетки?

И я рассказываю, наверное в тысячный раз. Мне было одиннадцать, и я не мог уснуть, потому что допоздна смотрел телевизор, а теперь весь дрожал от переизбытка эмоций. Мне хотелось выбежать на улицу, сыграть с пацанами в футбол, да хотя бы просто попинать мяч в боковую стену пятиэтажки — сбросить энергию, которая бурлила в крови. Но ночью на улицу путь заказан. От скуки я начал смотреть в окно. Была ясная ночь, почти полнолуние, свет вливался в комнату, длинным пятном падал на желтый линолеум. Я смотрел на Луну и думал, что когда-нибудь люди организуют там курорт, а я стану одним из первооткрывателей. В честь меня назовут город, ну, или хотя бы одну из улиц. Улица Сергея Красина. Звучит!

Вдруг лунный диск начал увеличиваться в размерах и приближаться ко мне. Я не успел даже испугаться, свет заполнил комнату, стал невыносимо ярким, обжигающим глаза. Я вскрикнул и потерял сознание. Очнулся на холодном металлическом столе в холодной металлической операционной. Меня окружали странные существа: бледно-серая, покрытая чешуей кожа; гигантские раскосые глаза без зрачков; длинные обезьяньи руки, короткие ноги, слабое рыхлое тело.

Я хотел заорать «Помогите», но рот открывался без звука, как у рыбы, выброшенной на берег. Я знал, что это инопланетяне. Серые, как их называли. Я читал книжку по уфологии, я смотрел «Секретные материалы». Инопланетяне иногда похищают людей для своих экспериментов, мы для них — подопытные кролики, а может быть мартышки — зависит от того, насколько высоко они оценивают наш интеллект. Надо просто перетерпеть, сейчас мне под кожу вошьют имплант и отпустят, после чего я проснусь дома, забыв все. Надо перетерпеть…

Но тут один из серых достал скальпель и воткнул мне под ребра. От боли перехватило дыхание, я дернулся всем телом, но что-то невидимое удерживало меня. Хотелось орать во всю глотку, молить о пощаде, угрожать, ругаться. Я набрал воздуха в легкие, открыл рот, приготовился кричать, но звук потерялся где-то на полпути, оставив лишь пустое дыхание. Тем временем второй пришелец взял мою руку и резко дернул указательный палец. Тот с хрустом сломался.

Не знаю почему, но чем больше я рассказывал Кате о своих видениях, тем больше она распалялась. Раньше я ограничивал рассказ лишь коротким «они меня пытали», затем добавил историю о скальпеле, а сегодня впервые решил заговорить о сломанном пальце. Катя лежала на спине, ночная сорочка обнажила сливочного цвета грудь. Ее дыхание было поверхностным, глаза закрылись. Я закончил рассказ и скользнул к ней, чтобы поцеловать, но она остановила меня.

— Подожди, еще не все, — ее дыхание обжигало, — что было дальше?

Я не рассказывал, что было дальше, даже своему лечащему врачу. Есть вещи, о которых лучше не вспоминать.

— Прости, — сказал я, и поднялся с кровати, — об этом я говорить не буду.

Катя обиженно засопела и начала канючить, как ребенок, обещать ответный подарок, самый лучший в мире секс, идеальные выходные… Потом она стала угрожать, что уйдет с подружками в клуб, найдет себе того, кто готов быть откровенным, кто не прячет тайн от единственной жены. Я не спорил, не обижался, не пытался успокоить ее ложными обещаниями, просто молча выслушал, а после сбежал в душ. Надо выпить таблетку, надо успокоиться, прийти в себя. Я закрыл кран с горячей водой и чуть не вскрикнул, когда по спине пролился ледяной водопад. Врач говорил, что контрастный душ полезен для таких как я. Помогает отвлечься от воспоминаний, уделить внимание телу и здоровью. Но отчего-то при каждой смене воды с горячей на холодную, я вновь чувствовал как под ребра загоняют скальпель, как с хрустом ломается палец, как… Я не хотел это вспоминать, не хотел чувствовать, но никак не мог забыть.

Когда я вышел из душа, Катя уже спала.

***

— Ну что, Серега, как прошли праздники?

Дежурный вопрос от Володи, нашего сисадмина. Я киваю и пожимаю плечами, мол, все как всегда. Его устраивает моя молчаливость, а я вполуха слушаю бодрое Володино бормотание. Доктор говорит, что мне нужны друзья, пусть даже и такие. Социальные связи — залог ментального здоровья, так же как режим дня, так же как физическая активность. Два раза в неделю я хожу в зал, иногда бегаю по утрам, гуляю. Для стандартной офисной крысы достаточно, а на большее я не претендую.

Пытаюсь включиться в работу, но никак не могу забыть Катино обиженное лицо и капризно надутые губы. «Ты мне не доверяешь! — Заявила она утром, процеживая кофе по-турецки. — Я — твоя семья, кроме меня у тебя больше никого нет, а значит у нас не должно быть друг от друга секретов». Катя как всегда права. Я ведь рассказывал о том случае маме. Именно после она поверила, что это не просто сон, и отвела меня к врачу, чтобы я начал пить таблетки, чтобы мне стало легче. Но мамы больше нет. Больше нет похищений. А Катя… Наверное, не зря классик писал про женское любопытство. Оно сидит в каждой как черт и норовит выскочить в самую неожиданную минуту. Но я не могу, не хочу рассказывать ей о том времени.

— Эй, ты там уснул? — Володин голос возвращает меня в реальность. — Я спрашиваю: пойдем на обед?

Мы вываливаемся из офиса и прогуливаемся до «Республики», чтобы взять дешевый бизнес-ланч. Я жую безвкусные салатные листы, посыпанные пармезаном, под Володино жужжание и думаю, что он чем-то похож на одного из серых: такие же пустые, равнодушные глаза, такие же длинные, не по-мужски тонкие пальцы. Он даже предпочитает водолазки рубашкам, как будто скучает по космической прилегающей к телу одежде.

Когда Володина рука начинает тянуться в мою сторону, сжимая что-то блестящее, я вижу там не тупую общепитовскую вилку, я вижу скальпель, тот самый скальпель, который легко входил мне под ребра.

— Эй, ты чего? — недоумевает Володя, когда я соскакиваю с места. — Я говорю, будешь доедать?

— Прости, срочная работа! — выбегаю из «Республики», не заплатив, в полной панике. Почему именно сейчас, когда все наладилось? Я ведь пью таблетки, общаюсь с людьми, занимаюсь спортом. Доктор сказал, этого будет достаточно. Доктор сказал, дозировка подобрана верно, доктор… А ведь доктор советовал быть откровенным с женой и делиться с ней переживаниями. И воспоминаниями… Всеми, даже самыми негативными.

Я вспомнил его кабинет с холодными серыми стенами и металлическую кушетку в углу. Такая же кушетка была в той лаборатории, куда меня забирали. Может быть, ее делали из инопланетного металла, может быть, украли из человеческой больницы. Она была серебристая и холодная, продлевающая страдания. Как я мог не замечать этого раньше? Мой доктор — один из них! Это у его знакомого появилась подходящая вакансия одинэсника, это у его тети была незамужняя родственница, с которой меня свели… Как же я мог проглядеть? Я — эксперимент, весь мой мир — клетка, а я одна из крыс, которая должна выйти из лабиринта. Что они изучают? Человеческую психику? Долгосрочные последствия травм? Не знаю и не хочу знать, мне срочно нужно бежать отсюда, спасаться, уезжать.

Два следующих часа я добирался до дома, пересаживаясь с маршрутки на автобус, петляя по дворам. Нужно было скинуть слежку, скорее всего Володя сообщил кому надо, что я все понял. По-хорошему, стоило бежать сразу, наплевав на все. Но дома меня ждала Катя, милая Катя, в предательство которой я не мог поверить. Да, Василий Викторович, мой психиатр, свел нас, но это не значит, что Катя — одна из них. Она может быть другой подопытной, над ней тоже могли издеваться в детстве. Возможно именно поэтому она так активно расспрашивала меня. Катя пытается вспомнить, но не получается, и я должен ей помочь!

Вбегаю в квартиру, замечаю, что дверь открыта. Нет! Неужели они добрались до Кати? Так и есть, она лежит на металлической кушетке, абсолютно голая, сжавшаяся от холода. Ей больно и страшно, она тихонько стонет, будто уже нет сил сопротивляться пыткам, а рядом стоит он. Серый! Его длинные руки практически волочатся по полу, покрытая чешуйками кожа блестит то ли от пота, то ли от падающего в комнату дневного света.

— Пусти ее! Не трогай! — кричу я, толкая серого. Больше всего я боюсь увидеть в его руке скальпель, тот самый скальпель, который залезал мне под ребра, делал невыносимо больно. Мы падаем на пол и деремся, я вдавливаю большой палец в его огромные равнодушные глаза. Получи! Теперь я не беспомощный ребенок, теперь я мужчина, который защищает себя, свою семью, свой мир.

Катя кричит громче, я вдруг понимаю, что скальпеля у серого нет, значит он может быть возле Кати или в Кате… Торчать из ее ребер… Бросаюсь к ней, стараясь утешить. Все будет хорошо, я уже взрослый, пожалуйста, доверься мне, я спасу тебя. Но Катя почему-то кричит и отбивается. Наверное, слишком напугана, наверное, ей слишком больно и плохо. Пожалуйста, успокойся, пожалуйста, не кричи, все уже хорошо. Я стараюсь говорить мягко, будто обращаюсь к маленькому ребенку, и так увлекаюсь разговорами, что не замечаю серого, подкравшегося со спины. Он отдергивает меня от Кати, бьет наотмашь, и я удивляюсь, откуда в такой слабой с виду руке столько силы. Может быть это телепатический удар? Болит голова, разбитый нос, в глазах фейерверки, но это ничего, это не сравнится с теми пытками, которым меня подвергали в детстве. А еще я стал хитрее. Это раньше я только кричал и кричал, не в силах найти решение. Теперь я взрослый. Падаю на мягкий ковер, который меня уговорила купить Катя. Он ярко-розовый, такой надо стелить в комнате у девочки-подростка, а не у семейной пары, но когда я умел отказывать жене? Да, я умер или потерял сознание, я больше не опасен, не трогайте меня.

Шипение, разговоры, суета. Серый хочет забрать Катю, он связывается со своими, отвлекается. Вскакиваю с ковра и втыкаю скальпель прямо в шею инопланетному мучителю. Так ему! Нравится? Я не знаю, как в мои руки попал скальпель, может отнял у серого, когда мы боролись, может тот лежал возле Кати. Зеленая кровь выливается на ярко-розовый ковер. Ничего, мы купим новый. Шипение, разговоры, суета. Теперь надо бежать, спасаться, пока не прилетели другие пришельцы. Ну же, Катя! Давай, одевайся, иди со мной! Но Катя почему-то сидит возле серого и пытается зажать рану на его шее. Не надо! Может быть его кровь заразна, может она разъедает человеческую кожу, как кислота? Дергаю Катю, стараюсь поднять, но она отбивается, кричит, зовет на помощь. Зачем? Ведь я здесь, я ей помогу, спасу, защищу от всех.

Она забивается в угол, сидит там, голая, покрытая зеленой кровью и трясется. Я сажусь рядом и ласково смотрю на жену. Я все понял. Она думает, что я один из них, она не знает, кому доверять. Нужно доказать ей, что я — это я. Сажусь рядом и в подробностях рассказываю, что пришельцы делали со мной каждую ночь.

***

Яркий свет, головокружение, полет. Впереди захватывающее приключение. Нет, нет, нет! Почему я здесь? Почему так холодно? Скальпель под ребра, сломанный указательный палец, едкие капли кислоты в глазные яблоки. Мама! Мама! Мамочка! Я больше не чувствую себя в двух шагах от заманчивой взрослой жизни. Я — ребенок, которому нужна помощь, которому больно и страшно. Кошмар, в который меня затянула невидимая сила, никак не хочет заканчиваться. Однажды Димка Соколов принес в класс книжку про самых жестоких преступников. Туда попал Йозеф Менгеле, нацистский врач, который запытал до смерти десятки тысяч пленников концлагерей. Не из садистского удовольствия, точнее не только из него. Он изучал пределы возможностей человеческого тела. Я сразу понял, что серые делают нечто подобное, ведь на их лицах не было никаких эмоций, лишь холодное равнодушие ученых.

Скальпель под ребра, сломанный палец, выжженные глаза — результаты первой ночи. Я задыхался, пытался кричать, дергался, но им было плевать, они продолжали пыточную программу, выверенную будто по минутам. Затем ко мне подходил один из серых и начинал водить надо мной странной серебристой коробочкой. Боль уходила, и я медленно засыпал, чтобы проснуться уже в своей постели.

В следующий раз они прилетели ровно через неделю. Я почти успел поверить, что та ночь была диким температурным кошмаром, ведь мои пальцы, глаза и кожа остались на месте. Я вглядывался в зеркальное отражение, изучал свое бледное безволосое тело в поисках хотя бы одного пореза. Ничего не было, лишь пара синяков, да комариных укусов. Я просто посмотрел «Секретные материалы», я просто очень впечатлительный, поэтому ночью меня посетил такой реалистичный кошмар. Инопланетян не бывает, точнее не бывает таких же, как в кино. А те, кто существуют, живут далеко за пределами нашей галактики, и я им не интересен.

Но они существовали, они прилетели ко мне снова. Один и тот же сценарий: яркий свет, потеря сознания, пытки, как будто соблюдать последовательность действий — еще одна часть эксперимента. Странно, но во второй раз было гораздо больнее, словно тело запомнило причиненный ему вред, и не восстановилось до конца. Я уже не пытался кричать, просто лежал там, испуганный, неподвижный, страдающий… Оставалось лишь мечтать, чтобы сердце не выдержало, чтобы я умер, а боль наконец-то прекратилась.

Следующую неделю я разрабатывал план. Дважды они прилетели ко мне в ночь с пятницы на субботу, значит просто нужно спрятаться куда-нибудь, где они меня не найдут. Я отпросился у мамы, и ушел на ночевку к Димке. Такого пришельцы не ожидали, значит эта ночь пройдет спокойно. Но я ошибался. Видимо они успели вживить мне под кожу имплант, видимо на мне была метка, позволяющая им находить меня, где угодно. Я очнулся в незнакомом месте, все еще чувствуя боль от скальпеля под ребрами и сломанных пальцев. Но хуже было то, что той ночью я начал мочиться под себя, впервые с пятилетнего возраста.

Мама сказала, что это воспаление мочевого пузыря и потащила меня в больницу. Врачи напоминали пришельцев, такие же деловые и равнодушные, они втыкали в мои вены иголки, мазали спину и живот ледяным противным гелем и вставляли в уретру маленькую железную трубку. Я сбежал от одних мучителей, чтобы попасть к другим. Они дали мне сладкие розовые таблетки, сказали пить много воды и прописали диету. Я жаловался на кошмары, а врач, высокий мужчина с длинными пальцами, странно покосился на маму и попросил меня выйти. Через пять минут она вылетела из кабинета, вся взъерошенная и злая, будто доктор попытался поставить укол и ей.

Прошел месяц, пришельцы никуда не делись, ночное недержание тоже. Мама таскала меня по врачам, однако отказывалась слушать про инопланетян. Доктора искали проблемы в теле, и никто не думал, что дело в голове. Если раньше меня мучили раз в неделю по ночам, то теперь не отставали и днем. Врачи, как и пришельцы, смотрели на меня как на кусок мяса. Проходи, раздевайся, садись, ложись, дыши–не дыши, поработай кулаком, и чего ты такой бледный, ты же будущий мужчина.

В какой-то момент я перестал понимать, где ночь, а где день, я провалился в бесконечный кошмар из боли. Наверное, это и спровоцировало пришельцев сменить программу. Скальпель под ребра, сломанный палец, выжженные глаза… Маловато для того, кто, казалось бы, привык ко всему. И они решили сделать следующий шаг, повысить ставки. Начали с пяток. Поначалу я даже обрадовался: наконец-то тепло! Это приятно, похоже на баню. Вокруг поднимался пар, я чувствовал, что кожа стала мягкой, распаренной, податливой. Они тоже это заметили, и сделали тонкий разрез на ступне: от пятки к большому пальцу. Сначала одна нога, потом другая. Летом я часто ходил пешком, поэтому кожа там грубая, почти не чувствительная. А дальше два серых синхронно потянули кожу в разные стороны, и сняли с меня, как кожуру с банана. Тогда я понял, что вся та боль, что я испытывал ранее, была просто щекоткой.

Я лежал на столе, как ящерица, сменившая кожу, обнаженные нервные окончания пылали. Больше не чувствовался холод металлической кушетки, боль от выжженных глаз или сломанных пальцев. Я весь превратился в боль, все мое тело стало отбивной, которую вот-вот швырнут на сковородку.

После той ночи я начал заикаться и кричать во сне. Мама говорила, что я постоянно повторял что-то про снятую шкуру и звал ее. Она приходила, пыталась меня разбудить, чтобы успокоить, но я все кричал и кричал, кричал и кричал. Просыпался уже под утро. Мама, которая так и не поверила в рассказы про ночные пытки, почему-то страшно испугалась истории про снятую кожу. Конечно, это намного больнее, чем скальпель, однако только сейчас она сделала то, что ей советовали несколько месяцев назад. Отвела меня к психиатру.

Мне повезло с врачом. Василий Викторович с его круглыми розовыми щеками совсем не походил на образ измученного пациентами доктора на грани безумия, которого нарисовало мое воображение. В меру шумный, в меру эксцентричный, он слушал мои жалобы и задавал уточняющие вопросы так, будто бы действительно верил мне.

Сколько серых там было? Они что-нибудь говорили? Ты видел рядом других похищенных?

Логичные, правильные вопросы, которые я сам не догадался бы задать. А потом он рассказал, что есть специальные таблетки для таких, как я. Они сделают меня невидимым для инопланетных радаров, и я смогу спать спокойно. Честно говоря, я отнесся к словам Василия Викторовича недоверчиво. Он, конечно, хочет мне помочь, но разве могут какие-то там человеческие таблетки обмануть пришельцев? Я ведь уже пытался спрятаться, это не помогло. Но отказаться от таблеток, значит расстроить маму, значит лишить себя даже смутного шанса на спасение. И я согласился.

Сначала меня тошнило и руки дрожали, как у соседа дяди Коли. Я начал спать по десять часов, и никак не мог выспаться. А еще ко мне приходили сны. Яркие, запутанные, тяжелые. После них хотелось лечь и отдохнуть, однако в этих снах не было пришельцев, не было боли. Просто приключения, полеты, путешествия. А в субботу за мной никто не прилетел. Я видел сон, как гуляю ночью по нашему двору и пытаюсь найти потерянный футбольный мяч. Мне кажется, его кто-то украл, но двор был совершенно пуст: ни свидетелей, ни подозреваемых. Таблетки действительно работали, действительно прятали меня от пришельцев.

Чуть позже Василий Викторович сказал, что никаких пришельцев не бывает. Я просто болен. Некоторые люди хватают грипп, а некоторые — безумие. Правда первым можно заразиться в переполненном магазине, а вот второе обычно передается по наследству. Возможно и у меня есть такой родственник, впрочем, это неважно. Важно то, что за болезнью надо следить, изменить образ жизни, ввести новые привычки, и тогда все будет хорошо. И я поверил, решил, что доктор — мой спаситель. О, я был готов на все, чтобы избежать повторения кошмара. Плевать, что это: пришельцы, шизофрения, другая редкая болезнь… Лекарство помогает! Больше никаких похищений!

Но я ошибался, это все было лишь долгим жестоким экспериментом. На самом деле похищения не закончились, на самом деле Василий Викторович дал мне таблетки, стирающие память. Он свел меня с тобой, Катя, он нашел мне работу, он управлял моей жизнью. На самом деле я принимал обезболивающее при головной боли, избавлялся от симптомов вместо того, чтобы вылечить болезнь. Но прямо сейчас я прозрел. И это ты помогла мне.

***

Не знаю, сколько продлился мой монолог, но Катя как будто немного успокоилась. Теперь она знала все.

— Пойдем со мной, — прошептал я, протягивая руку жене, — все будет хорошо, мы спасемся, сбежим. Нужно просто вскрыть уплотнение за ухом, я нащупал его только что. Это чтобы достать устройство слежения. У тебя тоже должно быть такое же, сейчас покажу!

Катя вскрикивает, сопротивляется — она всегда боялась ходить по врачам, даже уши не проколола. Но я должен ей помочь, должен достать маленький металлический датчик. Смою его в унитаз, и дело с концом. Сжимаю Катину голову в ладонях так, чтобы она не дергалась, легко провожу скальпелем по нежной коже возле уха. Что это? Нет, нет, нет, не может быть! Ее кровь, кровь, кровь… Она такая же зеленая как у того убитого пришельца! Нечеловеческая кровь!

Я должен был догадаться, они ведь везде расставили своих шпионов: Василий Викторович, Володя… И даже Катя. Они вели эксперимент, записывали результаты, отправляли отчеты. Как же я мог быть настолько слеп?

Быстро провожу скальпелем по горлу фейковой жены. Ковер, испачканный зеленой кровью, стал буро-коричневым. Я вытираю скальпель о штанину и медленно иду в ванную. Нужно достать имплант из своего уха, прекратить слежку. Я подношу скальпель к месту надреза, прикладываю к коже острое лезвие, но одна мысль меня останавливает. Что если там пусто? Может я все-таки болен? Тогда…

Медленно открываю шкафчик над раковиной, где лежат таблетки. По моим расчетам, запаса должно было хватить еще примерно на неделю. Я хочу спустить остатки в унитаз, чтобы избежать искушения выпить обезболивающее. Мне нужно вернуться в реальность, мне нужно быть в сознании. На полке лежит невскрытая упаковка нейролептиков, а рядом с ней почти законченная пачка витаминов. Подождите… Я что, перепутал таблетки?

В голове что-то взрывается. Я вспоминаю, как добавил Василия Викторовича в черный список, потому что тот звонил и спрашивал, почему я пропустил три визита подряд. Я вспоминаю, как на работе меня вызвали к директору и сказали, что вместо отчета я прислал какой-то жуткий документ, где повторялось: «Помогите! Помогите! Помогите!» Я вспоминаю Катю, которая умоляла меня, пойти к врачу. Капризничала, плакала, угрожала.

Возможно я не должен убегать, возможно я должен просто смириться со своей судьбой. Возвращаюсь в комнату, ложусь на буро-коричневый ковер и замечаю, что зеленой крови больше нет. Она обычная, красная. Рядом с мертвой Катей лежит незнакомый мертвый мужчина. Смотрю на свою руку. Вместо скальпеля в ней кухонный нож.

Я понимаю, что не пил таблетки почти три месяца. Я понимаю, что похищали меня только в ночь с пятницы на субботу, потому что именно в этот день мама разрешала мне смотреть новую серию «Секретных материалов». Понимание обрушивается на меня, заставляя тихонько поскуливать от ужаса.

Мама, мама, мамочка! Кажется, я все-таки болен.