Высокий мужчина стоял на совершенно свободном от народа мирного и гражданского вокзале. Совершенно неестественное состояние для вокзала. Посмотрел бы по обыкновению в одну сторону, увидел б: разносчики багажа народа снуют во все стороны, и ходят они за богатыми иль не совсем богатыми гражданами в осенних кожаных куртках, в шубках или ещё в чём-то; посмотрел бы в другую сторону: тут должны быть мальчишки, которые газеты продают по два медяка за штуку, но нет! Никто не кричит, только стоит гул разговоров солдатиков, погружающихся на паровозы, только слышится шум самих средств передвижения, только ветер облетает бетонные плиты перронов и стоящие в ожидании отправки в путь паровозы. Был отдан, видно, приказ очистить вокзал от народа для удобства военных?
Сам мужчина ростом выдался значительным, да и весом тоже. Глянешь на него из глаз средненького такого солдатика: эдак вершков на восемь, а то и больше выше. Шириною же он как два человека, не меньше. Усы его размером были с чьё-то лицо, и бородка длиною, можно сказать, с крепкую рабочую мужскую ладонь. И бровища-то — что надо! Мужчина курил большую сигару и, прищурив глаза, стоял в окружении шести бойцов с берданками за плечами. На голове же его, устланной короткими волнистыми чёрными волосами, лежит аккуратно чёрная фуражка с надписью "ЗАВЫСОЧЬЕ", а на ногах — чёрные, блестящие кожаные сапоги. В целом, обозришь его: весь в чёрной форме, начиная сапогами и галифе, заканчивая гимнастёркой и фуражкой.
Рядом с мужчиною на перроне, где и расположилась часть бойцов, был большой толстый ящик, сделанный из хорошего бакаута.
«Всё готово, товарищ Нада! — произнёс один из солдат в окружении мужчины, — Бойцы собраны, ящик поставлен».
Нада потушил сигару об стальную опору на перроне, выкинул окурок в мусорку, расслабил взгляд свой, устремив его с дали на публику, и взобрался с грохотом на ящик, что под ним вскоре и проскрипел, едва выдержав вес.
Он осмотрел бойцов, занятых своими делами, но всё же обращающими внимание на товарища Нада, улыбнулся, продемонстрировав верхний ряд зубов, положил руку на пояс; басом проорал: «Братцы! Бойцы! Слушать меня, покуда живы, целы и в здравии! — обратили на него все без исключения внимание на столь великом вокзале и даже те, кто едва заслышал его бас. — Вы все... становитесь вершителями судьбы острова Малый Мир, за свободу которого вы и сражаетесь. Вы, Завысочья дивизия, авангард революции, не иначе! отправитесь на фронт, на штурм императорских позиций в Горном районе Малого Мира. Готовы ли вы бить сих гадов имперских, сих гадов колонизаторских, посмевших трудовой народ угнетать в Малом Мире? Готовы?! — послышался одобрительный вой и выстрелы в воздух, — Тогда погружайтесь на паровозы! Уничтожим же оккупантов Адрийских на землях Малых!». На большее не хватило Нона Нада — как только бойцы отошли к вагонам, он слез же с ящика (что величайшим облегчением расслабился после стояния на нём Нада) и прокашлялся. Он, держась за воротник, протянул руку к одному из солдат. Солдат передал ему бутылочку объёмом в штоф иль два жидкости. Нада на секунду остановил свой взгляд округлёнными глазами на бутылочку, вздохнул поглубже и опустошил содержимое бутылки, в его руках кажущийся совсем маленькой, наполовину, прочистил горло и выплюнул жидкость.
—Что это? — спросил один из охранников с интересом.
—Уксус с виноградным камнем... — ответил второй охранник.
—Да, — говорит Нада, — уксус с виноградным камнем. Ларингит у меня, приходится уж третий год подряд пить это, чтоб я такие речи мог выдавать. Ну, и ладно, пошлимте.
Нон Нада двинулся с бойцами в тёплых серых шинелях и чёрных киверах в сторону прочь от вокзала.
«Я, знаете ли вы, мои охранники, — без какой-либо подоплёки начал разговор Нада, неторопливо идя, переваливаясь, можно даже сказать, с одной ноги на другую ногу, — не просто так не поехал с дивизией своей на осаду Большого Мира, где правительство колониальной Адрии заседает. Чтоб вы плохо обо мне не подумали, мы туда вместе поедем на паровой телеге товарища командарма Дона Лона. Недавно у нас в армии появился, значит, — сказал Нада, на секунду устремив взор свой в небо и широко улыбнувшись, — будет командовать первой повстанческой армией, где и находится моя дивизия».
Шаг его был широким, по сравнению с окружением, и охране его оставалось только поспевать за ним. Делал он один шаг — они делали два или даже три шага. В таком быстром темпе они и вышли к городской застройке. Городишко ничем не примечательный. Двухэтажные плотные кирпичные дома с толстыми стенами, небольшие лавки с вывесками — купеческий район.
—Мы тут, — сказал комдив, — до тех пор, пока дивизия наша не будет в сутках пути от Большого Мира. Им к предместьям Большого Мира двигаться неделю, так что мы выедем отсюда через шесть дней. Городок славный, называется Завысоким.
—Товарищ Нада! — воскликнул один из бойцов, но тут же успокоился, — Мы и так знаем, что за город это — вы нам сами говорили полтора часа назад.
Нон призадумался, почесал бородку...
—Да, и не поспоришь, говорил вроде бы. Ну, и ладно, располагайтесь, город пока что наш.