Глава 1. Холодный старт
Осень 2020 года в Москве выдалась промозглой. Не той золотой и поэтичной, какой её любят изображать на открытках, а настоящей, столичной — серой, пахнущей мокрым асфальтом и дешёвым антисептиком.
Артём проснулся ровно за минуту до будильника. Это была дурная, въевшаяся в подкорку привычка организма — красть у самого себя последние мгновения покоя, будто готовясь к очередному удару. Он лежал неподвижно, уставившись в жёлтое пятно на потолке. За полгода жизни в общежитии это пятно приобрело очертания грустного, расплывчатого лица, которое молчаливо сочувствовало всем обитателям комнаты 412.
В спёртом воздухе висел тяжёлый, осязаемый запах: смесь многолетней пыли, чужих носков и жареного лука, который кто-то готовил на общей кухне ещё вчера вечером.
Артём зябко поёжился под тонким казённым одеялом. Из старой деревянной рамы, кое-как заклеенной малярным скотчем, дуло так, что тяжёлая штора едва заметно колыхалась, впуская в комнату ледяное дыхание улицы.
— М-м-м... — донеслось с нижнего яруса.
Кровать жалобно скрипнула, отозвавшись металлическим стоном. Виталик, сосед Артёма, перевернулся на другой бок, громко чмокнул губами во сне и снова затих. Ему сегодня ко второй паре. Счастливчик.
Артём спустил ноги на линолеум, который холодил кожу даже через носки. Тело ломило от сырости и неудобного матраса, пружины которого, казалось, за ночь изучили анатомию его рёбер наизусть.
Экран телефона, вспыхнувший в полумраке, безжалостно высветил время: 06:55.
Нужно вставать. Сегодня по расписанию лекции в «Зуме» — проклятие и спасение этого года, — но следом стояла очная лабораторная, которую нельзя было прогулять даже под страхом смерти. Семёныч, старый преподаватель сопромата с характером, закалённым в советских НИИ, уже пообещал отчислить половину группы за «отсутствие тяги к знаниям». А вылететь с бюджета для Артёма означало конец. Билет на плацкарт до Каменска-Уральского, заводская проходная и крест на будущем.
Он взял телефон со стола. Экран старенького смартфона покрывала густая сетка трещин — память о давке в метро месяц назад. Ремонт стоил три тысячи. У Артёма не было и десятой части этой суммы.
Палец привычно, с замиранием сердца нажал на иконку банковского приложения. Он знал цифру, которая там появится. Он помнил её наизусть. Но надежда — чувство иррациональное, упрямое. А вдруг мама всё-таки выкроила пару сотен из своего скромного бюджета и перевела подарок?
Кружок загрузки исчез, убивая надежду.
Баланс: 342,50 ₽
— Чудес не бывает, — прошептал Артём, с силой протирая лицо ладонью, чтобы прогнать остатки сна.
До стипендии оставалось четыре дня. В продовольственных запасах числились: полпачки гречки, банка самого дешёвого кетчупа и чайные пакетики, которые он, стыдно признаться, заваривал по второму кругу.
Он встал и, шаркая тапками, поплёлся к умывальнику в углу комнаты. Из крана, фыркнув, потекла ледяная вода — горячую отключили ещё вчера из-за очередной аварии. Для этого общежития аварии были не форс-мажором, а нормой жизни.
Плеснув водой в лицо, Артём посмотрел на своё отражение в мутном, заляпанном зубной пастой зеркале. Худое лицо, заострившиеся скулы, тёмные круги под глазами и отросшие русые волосы, которые давно потеряли форму.
«Надо бы подстричься», — мелькнула привычная мысль.
«Пятьсот рублей», — тут же отозвался внутренний калькулятор, безжалостно перечёркивая желание выглядеть человеком.
Артём вздохнул. Стрижка отменяется. Снова.
Вернувшись к столу, он включил ноутбук. Тот зашумел вентиляторами, как взлетающий бомбардировщик, разгоняя тишину комнаты. Пока грузилась система, Артём насыпал в кружку ложку растворимого кофе. Сахар закончился вчера утром.
— Виталь! — шёпотом позвал он, толкнув соседа в плечо. — Ты сахар не покупал?
— Не-а... — сонно пробормотал тот, не открывая глаз. — Зато я чипсы взял. На полке лежат...
Чипсы на завтрак. Роскошь, доступная только тем, кому родители присылают больше пяти тысяч в месяц. Виталик был хорошим парнем, простым и добрым, но деньги у него утекали сквозь пальцы, как вода. Вчера он спустил всё на свидание с девушкой, а сегодня наверняка будет стрелять мелочь на проезд.
Артём сделал глоток горького, вяжущего кофе, поморщившись от вкуса.
На экране ноутбука всплыло уведомление от старосты: «Белов, ты лабу сдал? Списки на отчисление уже у декана. Не тяни».
Артём закрыл уведомление. Сдаст. Куда он денется. Если не умрёт от голода раньше.
В дверь постучали. Резко, без предупреждения, по-хозяйски.
Дверь распахнулась, и на пороге возник Лёха из 504-й комнаты — в неизменной майке-алкоголичке и трениках с оттянутыми коленями.
— О, Тёмыч, не спишь? — Лёха почесал живот, оглядывая комнату. — Слушай, есть соль? А то мы суп варим, пресный вышел.
— На полке, в банке, — буркнул Артём, не оборачиваясь. — Лёх, ты когда дрель вернёшь? Комендантша уже два раза спрашивала.
Лёха схватил банку с солью, пропустив вопрос мимо ушей.
— Да занесу! Сегодня занесу, зуб даю. Слушай, тема есть. Тебе деньги нужны?
Артём замер. Рука с кружкой зависла в воздухе. Вопрос был риторическим, почти издевательским.
— Кому не нужны. Что делать надо?
— Там у метро «Бауманская» надо листовки пораздавать. С четырёх до шести, самый час пик. Триста рублей платят. Я не могу, у меня дела, а ты вроде искал. Возьмёшься?
Триста рублей.
Артём быстро прикинул в уме. Триста рублей — это пачка нормальных макарон, десяток яиц и пакет молока. Или два полноценных обеда в студенческой столовой. Это шанс дожить до понедельника.
Правда, за окном хлестал дождь со снегом. Стоять два часа на пронизывающем ветру в его осенней куртке — удовольствие сомнительное. Можно слечь с температурой, а болеть сейчас было непозволительно дорого. Самые дешёвые таблетки стоили больше, чем он заработает.
Но желудок предательски заурчал, напоминая, что пустая гречка ему надоела до тошноты.
— Возьмусь, — выдохнул Артём, ставя кружку на стол. — Скинь номер.
— Заметано! — Лёха подмигнул и исчез, хлопнув дверью так, что со стены посыпалась мелкая штукатурка.
Артём остался один.
Он допил остывший кофе одним глотком. Пора собираться.
Джинсы, старый колючий свитер, который связала бабушка ещё в девятом классе, куртка, которая уже плохо грела.
Натягивая левый ботинок, он почувствовал пальцем знакомую, пугающую мягкость подошвы. Трещина. За последнюю неделю она стала больше. Если наступить в глубокую лужу — а сегодня вся Москва была одной большой лужей, — нога промокнет через минуту.
Новых ботинок у него не было. И купить их было не на что.
Он вздохнул, оглядывая комнату в поисках решения. Взгляд упал на коробку из-под пиццы, которую Виталик бросил в углу два дня назад.
Артём подошёл, оторвал от промасленной крышки кусок картона, сложил его вдвое и аккуратно подложил под стельку левого ботинка.
— Нанотехнологии, — мрачно усмехнулся он.
Взял рюкзак, проверил, на месте ли пропуск и маска.
«Главное — не заболеть», — подумал он, закрывая дверь на два оборота. — «Просто пережить этот день».
Он вышел в длинный, тёмный коридор общежития, где мигала единственная лампочка. День только начинался.