Первый том живет здесь: https://author.today/work/495449


В жизни все циклично. Несколько недель назад меня сюда принесло море, чудо или провидение, вернув одинокому старику давно потерянную внучку. А теперь я возвращала в пучину волн того потерянного Руперта, что так отчаянно ждал возвращения семьи. Мысли кружились в голове, не давая мне окончательно осознать происходящее.

Раньше смерть казалась мне чем-то обыденным, как дождь осенью или снег зимой. Как бы сильно мы не боялись ее — она всегда приходит. Раньше, позже, своевременно — это нечто такое, от чего нельзя скрыться или убежать. Да, грустно. Да, больно. Но… это совершенно не то, чего нужно страшиться.

А сейчас мне было страшно. Я в чужом мире, в доме, что не принадлежит мне, среди людей, которым я не могу безоговорочно доверять, и могу в любой момент потерять контроль. Я ничего не могу контролировать. И это страшнее смерти.

Мы шли к морю тихой процессией. Линия горизонта успела окраситься в нежно-розовый, а солнце постепенно поднималось над миром, приветствуя новый день. Чистое небо нависало над бухтой, чайки вокруг громко кричали, будто торопили нас, хотя торопиться было уже незачем. Близнецы Дювали, Кристофер, приказчик Мортон и еще пара мужчин из деревни несли плот, на котором отправлялся в последний путь Руперт Марлоу.

На берегу собралась небольшая процессия, готовая проводить хозяина «Старого Контрабандиста». Я замерла у кромки воды, прокручивая в голове события вчерашнего дня. Руперт упал на землю, люди кричали, но никто не попытался помочь или сделать что-то. Все просто стояли и смотрели, как близнецы пытаются привести его в чувства, но стало слишком поздно. Руперт испустил последний вздох и тихо умер на празднике, так и не узнав, что все наладилось. Я смутно помнила, как Лоренс и Энзо затащили его в дом, а Кристофер, что прибежал за считанные секунды, прикрыл ему глаза и тихо покачал головой.

На улице все еще стоял гул голосов, доносилась музыка, мир продолжал жить. А внутри маленького трактира словно резко погас свет. Я стояла у дверей, пока Кристофер что-то говорил близнецам, а они лишь кивали, запоминая указания. Меня усадили на стул возле стойки, сунув в руку бокал с водой. В голове же билась мысль не о смерти Руперта. Я механически переживала за заполненные столы на улице и думала, что не стоит оставлять их без присмотра. Под возражения Кристофера я просто вышла из дома и продолжила то, что начала.

Возле входа в трактир стояли зеваки, но никто больше не шутил. Я подавала кружки, разносила пироги, забирала плату и… не думала. Когда зеваки разошлись, а столы опустели, на мое плечо опустилась чайка, что тихо плакала.

Я тогда подумала, что же она плачет?.. Мертвых жалеть нельзя. Им уже все равно, а нам как-то нужно продолжать двигаться дальше.

И тогда я все осознала.

Потом были люди, что несли скромные дары, отдавая честь. К моменту, когда я закончила собирать посуду, Кристофер уже переодел Руперта и оставил его лежать на полу трактира, бледного и тихого. За столами сидели люди, что оплакивали потерю, кто-то переговаривался, оглядываясь на меня. А я просто мыла тарелки, стараясь занять руки и не думать.

Появился какой-то мужчина, что прочитал подобие молитвы и тут же ушел. Я так и не узнала про обряды прощания в Эле и все еще ничего не знала про религию. Теперь же мне нужно было понять, как это делать, уже по ходу действий. Но когда утром, после бессонной ночи, к нам постучали люди и погрузили тело Руперта на плот, я поняла, что от меня ничего не требовалось. Просто следовать. И плакать.

Плот опустили на песок, и дерево жалобно скрипнуло. Тело Руперта было укрыто полотном, белым, как утренний туман. Кристофер поправил край ткани — жест, который нельзя было назвать нежным, но от которого защемило сердце. Всё. Теперь только прощаться.

Я смотрела по сторонам, но ничего не видела. Все сливалось в одно пятно, освещенное солнцем. Стоя у плота, я понимала, что мне нужно что-то сказать, последние слова. Люди чего-то ждали, а я не могла произнести ни звука, все еще пребывая в прострации. Но чья-то тяжелая рука опустилась на мое плечо и осторожно, почти нежно, его сжала.

Ощущение прикосновения и тепла чужого тела окончательно сломали меня. Слезы подступили, а комок в горле стал больше. Лорд Арчибальд сделал шаг, оказавшись рядом со мной. В его глазах плескалось море, но привычная жесткость пропала, заменив холод на грустное тепло.

— Семья Марлоу — одна из старейших в Штормфорде, — его голос звучал низко, сдержанно, но буквально обволакивал мою мечущуюся душу. — И сегодня город прощается не просто с Рупертом, владельцем трактира, а с эпохой. Он был человеком слова и моря, хранителем чужих секретов и оплотом для путешественников. Много лет он стоял на страже нашего берега, когда другие отворачивались. Кормил и успокаивал нуждающихся, согревал теплом и давал такие нужные советы. Леди Дафна, моя покойная супруга, говорила мне, что господин Руперт не просто владеет трактиром у моря — он удерживает тепло в сердцах.

Люди слушали его, как завороженные. Я молча ловила каждое слово, терзая себя мыслями, что так и не успела действительно узнать Руперта. Дела, заботы, проблемы — все это мешало сесть рядом и просто поговорить.
Он сделал короткую паузу, будто примерял следующее предложение к ветру.

— Но я уверен: «Старый контрабандист» теперь в надёжных руках. Он вырастил удивительную внучку, дал кров сиротам города, успокоил столько сердец своей добротой, а теперь наша очередь ответить ему тем же. И мы не подведем его. И всегда будем помнить.

Он кивнул мне, и в его взгляде было не сочувствие, а признание. Почти официальное — как у человека, умеющего передавать власть. Его рука соскользнула с моего плеча, оставив лишь фантомное ощущение тепла. Я хотела попросить его не уходить, но он сделал шаг назад, где стояла поникшая, но все такая же холодная леди Роксана, а рядом цеплялся за свой камзол Даниэль.

Кристофер шагнул вперёд. У него дрожали пальцы, а в глазах стояла влага, но голос звучал твердо.

— Руперт не был святым, — мясник неловко развел руками. — Но он был надежным. Руперт держал слово, никогда не отступал от своих принципов. Мы вместе прошли многое. Мы преодолевали штормы, праздновали победы, горевали. Когда мне было страшно, он всегда находил нужные фразы. Он всегда смеялся громко, заразительно, заставляя забыть и спугнуть любые проблемы. И всегда говорил: «Все, что можно сделать, — мы сделаем». Теперь, я думаю, он смеется где-то там, обнимая свою Елену, подшучивая над сыном, и спорит с богами о ценах на соль.

Он вытер глаза тыльной стороной ладони и ласково погладил плот, словно в последний раз прикасался к другу.

— Мы всегда мечтали, что на наших похоронах люди будут смеяться и танцевать, вспоминая лучшие моменты нашей жизни, но… Друг, я пока не готов. Я улыбнусь только тогда, когда вместе с тобой мы поднимем по бокалу эля уже где-то там, за горизонтом.

Кристофер склонил голову и отступил. Я поняла, что настала моя очередь, когда десятки глаз начали сверлить меня. Я не хотела ничего говорить. Любые слова сейчас казались мне лишними. Я не смогла поговорить с ним, когда он был жив, а сейчас уже поздно. Но молчание было бы предательством.

— Я не находилась рядом с ним столько, сколько он заслуживал, — голос предательски дрогнул. — Я не узнала его так, как хотела бы. Я допустила ошибку, оставив его одного, и сильно об этом жалею. Дедушка, Руперт, он олицетворял тепло и доброту, заставив меня осознать, что нет ничего важнее семьи. И я постараюсь сделать все, чтобы заставить его гордиться мною. Легких волн тебе, чистого неба и яркого солнца, дедушка.

Я замолчала, не решаясь поднять глаза. Не понимая, что мне нужно делать дальше, я просто шагнула вперед, но на плот опустилась белая чайка, издав пронзительный крик. Фиона прощалась с членом семьи, отправляя своего потомка в последнее плавание.

Арчибальд подошёл к плоту, вынул из-за пояса факел и зажёг его. Огонь вспыхнул — не жёлтый, не красный, а чисто фиолетовый, как те странные языки пламени, что когда-то впервые узнали меня в этом доме. Свет лёг на воду, и море, казалось, ответило мягким серебристым дыханием. Фиолетовое отражение колыхалось на волнах — словно сама магия прощалась со своим хранителем. Лорд с непроницаемым выражением лица аккуратно толкнул его, позволяя волнам подхватить плот.

Мы стояли молча. Никто не шевелился.

Плот медленно двинулся. Ветер поймал парус и повел его прочь, в сторону горизонта. Сначала слышалось тихое потрескивание, потом только шорох воды. Пламя становилось всё яростнее, охватывая тело на досках. Прибой отступил, и тело Руперта, подгоняемое течением, отдалялось от нас. Казалось, что море само изменило свое направление, унося старого хранителя все дальше и дальше.

Когда плот окончательно исчез, все начали расходиться. Кристофер помахал покойному другу и направился в сторону трактира. Арчибальд остался на берегу, наблюдая за удаляющейся точкой.

Я не могла двинуться с места. Меня словно прибило горе, заставляя осознать, что теперь я окончательно и бесповоротно осталась одна. Руперт был мне чужим, но за время, что я провела с ним, — я к нему привязалась. Да, о нем нужно было заботиться. Да, он болел и терял память. Но он жил. И заботился обо мне, а я о нем. И сейчас, стоя на ветру, я отдавала дань тому, кого так и не смогла узнать.

Я не хотела плакать. Но слёзы всё равно текли — солёные, тяжелые. Они лились безостановочно, и я не могла их остановить.

Даниэль подошёл тихо, будто вырос из воздуха рядом. Я почувствовала, как его ладонь коснулась моей. Маленький мальчик, что как никто знал горечь потери, сейчас по-своему, по-детски, захотел меня приободрить. Я опустилась на колени, позволяя ему обнять меня, а сама обвила его хрупкие плечи и тихо вздохнула.

Даниэль уткнулся в мою шею, играя с кончиками волос. Я прижала его сильнее, гладя по голове. Онтихо напевал что-то, напоминающее колыбельную. Я сжала челюсть, стараясь отогнать комок в горле и желание разрыдаться в голос.

— Не плачь, — тихий-тихий шепот донесся до меня. — Я с тобой.

Я замерла, не зная, как реагировать. Но стоило мне прекратить поглаживания, мальчик напрягся, словно испугавшись того, что он сказал. Я положила голову на его макушку и так же тихо произнесла:

— Спасибо.

Даниэль кивнул, отстраняясь от меня. В его глазах стояли слезы, и мое сердце сжалось. Он не сказал больше ни слова, не издал ни звука, его душевная рана все еще оставалась скрытой от всех, но боль… Она прорвалась. Его страдания — громкие, живые, реальные.

Сейчас, когда она была настолько уязвима, мальчик опять пережил потерю, но не свою. Он чувствовал ее боль. И это потрясло меня до глубины души.

Он смотрел мне в глаза, борясь с эмоциями, сдерживая себя, дыша так оглушительно громко. Сейчас, стоя у кромки бушующего моря, его эмоции буквально оглушали, сбивали с ног.

И он не мог выпустить ее наружу. Вид собранной леди Роксаны за его спиной, прямая спина лорда Арчибальда напоминали ему, что он здесь не один. Мальчик прятал эмоции в себе, закрываясь от всех. Прятался за стеной, строя ее, возводя укрепления вокруг дыры, что оставила в его душе потеря матери.

Он делал все, чтобы не заплакать в голос.

— Даниэль, — я постаралась вложить в улыбку все тепло, что хранила для него. — Все в порядке. Ты молодец, я горжусь тобой.

Его губы отчаянно задрожали, и плотина, которой он пытался оградиться, рухнула. В уголках его глаз скопились слезы, что он попытался стереть, скрыть, прикрывая лицо. Он отшатнулся, склонив голову, и все, что я могла сделать, — это попытаться вернуть его словами.

— Я могу тебе чем-то помочь?

Я так сильно хотела схватить его в охапку, прижать к себе, дать утешение, позволить ему выпустить все, что он так отчаянно прятал, окутать любовью, в которой он так нуждался. Но взгляд, что он вернул мне, говорил за него.

Нет, я не могла ему помочь сейчас.

Он слишком долго молчал.

Даниэль неловко поклонился, сжимая маленькие кулачки, и направился к бабушке, за спиной которой стояла Люси, что буквально прожигала меня взглядом. Но мне было все равно. Эта девочка может меня ненавидеть, но… сейчас я просто не могла дать ей отпор.

Леди Роксана строго оглядела мальчика и, кивнув мне, двинулась в сторону поместья. Даниэль оглянулся на отца, но Люси подгоняла его, что-то нашептывая ему про манеры. Я дернула головой, ощущая злость.

Тихие шаги оповестили меня о приближении лорда. Я быстро вытерла лицо и повернулась к нему. Лорд Арчибальд пристально смотрел на меня с непроницаемым выражением.

— Раньше он обнимал так свою мать.

Я непроизвольно вздрогнула, ощущая, что не могу вздохнуть полной грудью. Я сосредоточилась на том, чтобы сдержать слезы от нахлынувших эмоций. Слова прозвучали спокойно, почти бесстрастно, но в них сквозила та усталость, которой не скрыть никаким тоном.

Арчибальд стоял рядом, не глядя на меня — глаза устремлены куда-то вдаль, туда, где море уже поглотило плот.

— Мне жаль, — только и смогла сказать я. — Он… он замечательный мальчик.

— Да, — лорд кивнул, всё так же не отрывая взгляда от воды. — Замечательный. Только я не знаю, как быть с ним, общаться… Я управляю городом, учу воинов, отчитываюсь перед королем и веду переговоры с пиратами… А с сыном — не могу.

Он слегка улыбнулся — устало, с тенью самоиронии. Ветер шевельнул ворот его плаща, под ним мелькнуло что-то человеческое, живое.

— В Эле воспитанием детей занимаются женщины, — продолжил он. — Так заведено. Мы, мужчины, начинаем вмешиваться только когда мальчик становится старше, когда из него уже можно лепить наследника. Но я… я пропустил всё. Дафна умерла, и между мной и сыном осталась пустота. И чем больше я пытаюсь её заполнить, тем дальше он отходит.

Он говорил тихо, будто боялся, что ветер доносит слова до кого-то ещё. Я слушала и думала, как редко мужчины здесь вообще признаются в бессилии. Как и в моем мире. В голосе Арчибальда не было ни пафоса, ни горечи — только усталость и честность.

— Он не отходит, — мягко ответила я. — Он просто ждёт.

— Чего?

— Вас, — я посмотрела на него. — Не лорда, не учителя, не того, кто будет требовать манер и уроков. А отца. Ему сейчас нужен не порядок — тепло. Простое, человеческое. Он остался без матери, а как я поняла, она была очень светлым человеком…

Арчибальд молчал. На его лице ничего не отражалось, но я чувствовала — каждое слово доходит до него, как капли дождя, которые пропитывают землю не сразу. Он перевёл взгляд на меня, потом снова на море.

— Вы видели, как он держался, — сказал он после паузы. — Как он старается не показывать, что ему страшно. Он всегда был таким. Слишком тихий для мальчика его возраста. Слишком правильный. Я смотрю на него и не понимаю, как к нему подступиться. Как будто между нами не только молчание, а целое море непонимания.

— Он всё чувствует, — сказала я. — Даже то, чего вы не говорите. Вы ему нужны. Просто… побудьте рядом. Не как лорд, не как наставник. Просто как человек, который не боится обнять. Как отец…

Арчибальд коротко выдохнул — ни смех, ни вздох, что-то среднее, как будто воздух застрял в груди.

— Вы говорите так, будто всё это просто.

— Нет, — я покачала головой. — Ничего простого. Но если вы не начнете сейчас, потом может быть поздно.

Он замолчал. Ветер утих, и между нами повисло то редкое, настоящее молчание, когда не нужны лишние слова. Море снова шумело где-то сбоку, и я подумала, что, может, оно слушает нас тоже.

Арчибальд шагнул ближе, опустив голову. Его голос стал ниже, почти интимным.

— Софи… — он впервые произнёс моё имя без титулов, просто. — Вы могли бы помочь мне? Не как наставница, не как нянька. Как человек, который понимает его лучше, чем я.

Я подняла глаза. Он смотрел прямо, без высокомерия и без защиты. Впервые — просто мужчина, растерянный и честный.

— Сможете помочь мне сблизиться с сыном?

— Смогу. Но только если вы тоже попробуете.

Он ничего не ответил. Только коротко кивнул и отвел взгляд, словно боясь, что зрительный контакт между нами продлится слишком долго. Некоторое время мы стояли молча. Потом он произнёс всё тем же ровным голосом:

— Я хотел бы выразить вам соболезнования, Софи. От имени семьи Орниксов — и лично от себя. Руперт был человеком чести. Я уважаю таких. Его уход — потеря не только для вас, но и для Штормфорда.

— Спасибо, милорд. Он был… особенным.

— Да, — Арчибальд тихо вздохнул. — Таких, как он, больше не делают.

Мужчина аккуратно сжал мое запястье, обвивая его пальцами. Не жестко, но твердо. Его прикосновение ощущалось теплым. Я медленно посмотрела вниз, затем снова на его глаза. Буря буквально разрывалась на его радужках, а тепло на коже обжигало. Арчибальд не отпускал.

Одна секунда. Две. Три. Дольше, чем требовали приличия.

Он кивнул, и я впервые заметила, как медленно он моргнул, будто что-то внутри него всё же оттаяло. Потом развернулся и пошёл прочь по влажному песку.

Я смотрела ему вслед, пока туман не поглотил силуэт.

А кожа на месте его прикосновения все еще горела.

От автора

Как выжить кондитеру-неудачнице в мире, где совсем нет сахара? Читайте фэнтезийный роман о “Сладкой девочке”, еще одной попаданке в Эл: https://author.today/wor

Загрузка...