Хранители

Сергей Пепельница, скромный, невыдающийся однофамилец великого украинского изобретателя с хрустом захлопнул дверцу выключенного за ненадобностью холодильника и прислушался к ноющему посасыванию в желудке. Не было уже никаких сомнений: гибла Россия. Гибла безвозвратно. Он понял это ещё вчера — сразу же, как только у него кончились деньги. Точнее, сам прикончил — впустую, по-глупому...

Не хотелось бы, конечно, скатываться до скабрёзности — и, тем не менее, стоял конец апреля. Форточка в кухне была распахнута. Внизу бормотал овощной базарчик да слышалась лениво-разухабистая гармоника. Это музицировал известный всему району анархист Гриша. День деньской сидел он на своём матерчато-проволочном стульчике под чёрным махновским знаменем и торговал отнюдь не зеленью, но партийной прессой, наигрывая между делом подрывные мелодии, сопровождаемые не менее подрывными текстами:

Пароход плывёт,

покрыт орнаментом.

Будем рыбу мы кормить

родным Парламентом...

Эти простые и правильные слова откликнулись в Пепельнице такой страстью, что он тихонько зарычал и медленно скрючил пальцы обеих рук, то ли норовя мысленно придушить кого, то ли взяться за рукоятки воображаемого пулемёта.

С ужасным лицом Сергей покинул кухню и почти уже достиг порога неприбранной своей комнатёнки, когда почувствовал вдруг, что в доме присутствует кто-то посторонний. Испуганно замер. Голод, скорбь и гнев — как рукой сняло. Грабители?.. Между прочим, вполне возможно. Второй этаж, шпингалеты на окнах поломаны и не задвигаются. Однако уже в следующий миг Сергей расслабился, а на устах его возникла и зазмеилась язвительнейшая улыбка. Грабители... Ах как кстати! Сейчас он войдёт и спросит их (этак иронично, устало): «Ну и что вы здесь собираетесь грабить?..»

Затем улыбка сгинула. Грабитель-то нынче пошёл — какой? Обкуренный, отмороженный, видиков обсмотревшийся: обидится чего доброго да шмальнёт! Их ведь сейчас хлебом не корми — дай только курок спустить. Сергей поколебался и — будь что будет! — заглянул в комнату.

По ветхим обоям бродили блики, а возле хромого кресла (единственного предмета роскоши, не вывезенного женой после развода) стоял некто светлый, стройный и с крыльями за спиной. Вполне естественно, что Пепельница остолбенел, ибо ангела он зрил воочию первый и, скорее всего, последний раз в жизни. В земной, разумеется...

«По мою душу!.. — грянула догадка. — Почему так рано?.. Мне же и сорока нет...»

Но тут видение мигнуло и кануло, успев пробормотать что-то вроде: «Надо же как не вовремя...» — лишь светлые блики, тускнея, продолжали бродить по стенам... Померещилось с голодухи?.. Да нет, какая голодуха! До голодухи вроде бы ещё далековато...

Пепельница взялся было за приостановившееся на полутакте сердце, когда, к ужасу его, ангел возник снова.

— Вы... за мной? — выдохнул Сергей, собираясь малодушно лишиться чувств.

Ангел смотрел неприязненно.

— Скорее, к вам, нежели за вами, — помедлив, промолвил он, затем указал хозяину на стул, сам же опустился в кресло. — Я — ваш ангел-хранитель, — сухо представился он.

Вообще-то на кресло это садиться не стоило, о чём Сергей обычно предостерегал любого гостя. Однако ангелу, судя по его исполненной небрежного достоинства позе, кажется, было наплевать на аварийное состояние мебели.

— Хранитель?.. — пролепетал Сергей, оседая на стул. — И вы меня будете... хранить?.. Я что-нибудь вчера хорошее сделал, да?..

Небесный посланник утомлённо вздохнул и покачнул нимбом, как бы дивясь наивности хозяина квартиры.

— Крестились вы вчера... — укоризненно молвил он.

Сергей припомнил — и обмяк. Действительно, вчера...

***

Вчера, болтаясь в тоске по городу, безработный Пепельница забрёл в недавно восстановленную церковку, на дверях которой висела бумажка: «Крещение — с 12». Призадумался, пересчитал наличность и, бесшабашно махнув рукой, стал в очередь к лотку...

Деньги, потраченные им на крестик и свидетельство, были последние, поэтому таинство запомнилось Сергею до мельчайших подробностей.

Моложавый поп разбойничьего вида прожёг тёмным цыганским глазом собравшихся перед купелью, потом велел повернуться к западу и хором отречься от сатаны. С сатаной Пепельница дела никогда не имел и отрекался с лёгким сердцем. Кстати, он и раньше подозревал, что владыка зла обитает где-то на западе.

Гвалт в церкви стоял невообразимый. Детишки при виде попа начинали верещать и извиваться в руках у крёстных, очевидно, принимая батюшку за врача в чёрном халате, а кисточку в его руках — за шприц. Позже, однако, Сергею объяснили, что это из детишек таким вот образом выходили бесы, которых они уже успели где-то нахвататься.

А потом... Потом батюшка сказал, что теперь у каждого из окрестившихся есть свой ангел-хранитель...

Стало быть, не соврал... Стало быть, не пропали денежки-то, окупились... Сквозь слёзы умиления Сергей Пепельница глядел и не мог наглядеться на смутное сияние в кресле.

— Ну что, так и будем молчать? — не выдержал наконец небесный посланник. — Мне ведь некогда, у меня, кроме вас, ещё сорок три человека...

А вот такой поворот решительно Сергею не понравился.

— Ка-ак?.. — обиженно распуская губы, протянул он. — А я думал, по ангелу на каждого...

— Н-ну, знаете ли... — уклончиво молвил гость. — Так, собственно, когда-то всё оно и было... Но вы же сами видите, какое нынче время... Все бегут креститься... А население-то, сравнительно с 1913-м...

Фраза осталась незавершённой. Светлый большеглазый лик небесного посланника исказился тревогой, став от этого ещё большеглазее.

— Ложись! — тихо и страшно скомандовал ангел. — Резко ложись! Справа!..

От неожиданности Сергей чуть было и впрямь не залёг. Что там справа-то? Справа наблюдалась стена в пожелтевших обоях с расплющенным сухим тараканом.

— Влево откатись!.. — сквозь зубы (или что там у них?) продолжал командовать ангел. — Ну куда, куда?.. — застонал он. — За парапет давай! Голову прячь!..

Тут до Сергея дошло наконец, что ангел говорит не с ним, а с кем-то из прочих своих подопечных, угодившим, надо полагать, в какую-то передрягу.

— Извините!.. — озабоченно бросил гость. — Сейчас вернусь...

И не вставая с кресла, исчез. Некоторое время Сергей сидел неподвижно, затем перевёл дух и, тоже не вставая, принялся трогать давно не метённый пол в поисках курительных принадлежностей. Извлёк последнюю сигарету, смял пачку, чиркнул предпоследней спичкой... Ангел возник в промежутке между второй и третьей затяжками. Вид у него был сильно расстроенный.

— На чём мы остановились? — буркнул он.

Пепельница поспешно задавил чинарик в изобретении своего великого однофамильца. Курить при столь высоком госте было как-то, знаете, неловко. Всё-таки «прима», не ладан...

— На том, что у вас, кроме меня, ещё сорок три человека, — с запинкой напомнил он.

— Сорок два... — угрюмо поправил ангел и, взглянув на оцепеневшего Сергея, вспыхнул. Комнатёнка озарилась. Стайки бликов, мирно бродившие по обоям, метнулись, словно мальки от щуки.

— Ну а что я мог сделать?.. — сдавленно произнёс он. — Что, я вас спрашиваю, если его сразу четверо заказали? Ну я понимаю: двое, трое... А тут — четверо!..

Последовало неловкое молчание. Белёсые творожистые тучи за окном куда-то делись, в проёме приветливо сияла синева. Внизу шумела улица. В распахнутую настежь форточку опять влезла наглая гармоника и отчётливый тенорок анархиста Гриши:

Пароход плывёт,

набит Рувимами.

Будет время — разберёмся

с херувимами!..

Ангел досадливо шевельнул бровью — и форточка неслышно закрылась.

— Имейте в виду, с трудоустройством сейчас сложно, — ворчливо предупредил он (видимо, умел читать в сердцах). — Плохо, что вы машину не водите... Ну ничего!.. Что-нибудь вам подберём. Может быть, даже в течение дня...

***

Оставшись один, Пепельница почувствовал, что, если он сейчас не поделится с кем-нибудь своей радостью, то запросто может рехнуться. Да, но с кем, с кем?.. Жена — развелась, с соседями Сергей отношений не поддерживал — сплетники они и скандалисты... А круг друзей распался ещё пару лет назад: кто в бизнес ушёл, кто в бомжи...

Ветер снаружи поднапрягся и снова распахнул форточку, наполнив комнату уличными шумами. Гармоника внизу по-прежнему наигрывала «Яблочко».

Вот он кому всё расскажет! Грише-анархисту! Скорее всего, этот камлающий безбожник пошлёт его куда подальше с такими откровениями, но хотя бы выслушает сначала...

Торопливо сунул в карман ключи, прихватил укоротившуюся на три затяжки сигарету и, как был — в тапочках, брюках и майке, покинул квартиру. Коробóк брать не стал — экономил на спичках...

Овощной базарчик работал вовсю. Алели заморские помидоры, сверкала взбрызнутая водою отечественная зелень.

— Гриш... — застенчиво позвал Пепельница, приблизившись к махновскому знамени. — А ко мне сегодня ангел прилетал...

Гармоника смолкла.

Несмотря на анархические воззрения, за внешностью Гриша следил: аккуратно подстриженная бородка вымыта и высушена до хруста; когда-то чёрная, а ныне серая от солнца и частых стирок рубашка — старательно отутюжена.

— Крестился, что ли?.. — со скукой произнёс сидящий под чёрным стягом.

— Крестился... вчера...

— Ну что ж, с крышей тебя, — уклончиво молвил анархист. — А что за ангел?

Пепельница опешил, заморгал. Не ждал он столь серьёзного отношения к своим словам.

— Н-ну... ангел — и ангел... Светится...

— Да светиться-то они все светятся, — с досадой сказал Гриша. — Ты мне особые приметы давай... Одно крыло короче другого, маховые перья в крапинку — этот?

— Д-да... кажется...

Гриша отставил гармошку на колено и, чуть отстранившись, оценивающе оглядел Сергея.

— А что если по пивку?.. — внезапно предложил он.

Это была неслыханная честь. Выпить пива с Гришей (более крепких напитков анархист не употреблял) удостаивался далеко не каждый.

— Денег нет... — приниженно признался Пепельница.

— Что ж у хранителя не попросил? Ладно. Сейчас придумаем что-нибудь... — И Гриша окинул пристальным оком притихший рыночек, давно уже следивший украдкой за их беседой.

Следует заметить, что среди торгового люда (равно как и среди надзирающих за торговым людом) Гриша слыл не то колдуном, не то провидцем. Поёт-поёт о политике, а потом как вдруг отмочит:

Пароход идёт

до Саратова.

Штрафанут сегодня Толю

Косолапова...

И случая ещё не было, чтобы промахнулся! Собственно, так и так штрафанули бы, а всё равно жутковато. Поэтому с Гришей старались не связываться и откупались кто чем: торгующие — деньгами, стражи порядка — попустительством...

— Сейчас, погоди... — сосредоточенно выговорил Гриша. — Рифму только придумаю... на Легионыча...

Затем лицо его просветлело. Анархист рванул меха:

Эх, яблочко!

Почём ты нонича?..

Далее он приостановился — и выжидательно посмотрел на притулившийся поблизости киоск с недоброй вывеской «Ключики, замочки» (ну, ключики — ещё ладно, Бог с ними, с ключиками, а вот насчёт замочек, пожалуй, призадумаешься...). В киоске немедленно произошла некая суматоха, и наружу, сноровисто отлистывая купюры, выкатился колобком смуглый толстенький южанин.

— Ара, Гриша! — закричал он ещё издали. — Савсэм забыл — сдачу вазми!..

***

Оставив чёрное знамя, гармонику, стульчик и слежавшуюся стопку прошлогодних газет на попечение того же Легионыча, они перебрались под сень огромного красного зонта с надписью «Coca-Cola». Чувствовалось, что анархиста и здесь уважают — кружки обоим подали настоящие, стеклянные (прочие посетители пробавлялись пивком из одноразовых пластиковых посудин).

Хотели и вовсе бесплатно обслужить, но Гриша не позволил.

— Значит, говоришь, в крапинку... — глубокомысленно промолвил он и с хрустом надкусил ребристый лепесток чипсов. — Это выходит, крестили тебя у Уара-мученика... Ну что тебе сказать? Давние у меня с твоей крышей разборки...

— Разборки?.. — беспомощно повторил Пепельница.

— Без пальбы, конечно... на словах... — успокоил Гриша. — Тут, видишь ли, какое дело: сам-то я в восемьдесят первом крестился...

— Как?! — поразился Сергей. — А... а разве тогда можно было?

— Нельзя! — отрубил анархист. — Но если очень хочется, то можно. Ну, батюшка, понятно, дал знать на работу. А куда денешься, положено! И началось... Из партии выгнали — мало показалось. Начали в психушку налаживать. Это уже парторг с начальником первого отдела постарались... Вот и мотался от психиатра к психиатру до самой перестройки. И тут, здрасьте вам, является!..

— Кто?

— Да ангел этот твой! «Где ж ты, — спрашиваю, — раньше был, когда меня за веру гоняли?!» — «Видите ли, — говорит, — нас ведь, хранителей, только сейчас официально разрешили. А раньше, — говорит, — наша деятельность приравнивалась к антисоветской пропаганде. Но вы не беспокойтесь — уже всё в порядке: мы покаялись...» Кинул я в него сковородкой...

— И-и... попал? — ахнул Сергей.

— Да попасть-то — попал... — нехотя отозвался Гриша. — А толку? Пролетела насквозь, омлет по стенке растёкся...

— И что за это было?

— Да ничего не было! Ему ж тоже шума поднимать нельзя. Я ж у них там, наверху, как бы пострадальцем за веру числился. Но отношения у нас с хранителем, конечно, не заладились... Нет, не заладились. Этак через недельку иду по улице, гляжу: порнуху и «Закон Божий» с одного лотка продают! Пошёл домой, сплёл бич из верёвок — и давай лотки громить... Нет, ну из ментовки-то он меня, конечно, наутро выручил, зря врать не буду, но разругались опять — вдребезги! «Ты что, — кричит, — своевольничаешь? Думаешь, на выручку от одного «Закона Божьего» храм построишь? Даже Христос вон с мытарями да с блудницами знался!..» Ну и за мной тоже не заржавело — язык-то ещё с тех времен без привязи... — Гриша помрачнел, приостановился и произвёл несколько глотков подряд. — Ладно... Помирились... с грехом пополам... Потом как-то прихожу в храм, а там парторг с начальником первого отдела свечки ставят... Аж глазам не поверил. «Слышь! — говорю. — Ангел!.. Ты кого же в церковь Божию пускаешь?» Ну он, конечно, давай мне про блудного сына плести... «Это они, — говорит, — раньше такие были, а теперь, после путча, тут же уверовали...» Меня чуть кондрашка не хватил. «Ну, если они, — говорю, — уверовали, то, значит, и впрямь Бога нет!..» Срываю с шеи гайтан, свечку — об пол, крест — об пол, сам — к выходу!

— А хранитель?!

— А хранитель давай прихожанам глаза отводить — чтоб никто ничего не заметил... Отвёл, догнал... «Как это, — кричит, — Бога нет?.. А меня, меня к тебе Кто послал?..» — «А хрен его поймёт (это уже я на него ору), кто тебя послал!.. Может, ты вообще голограмма!..» С тех пор вот не знаемся...

В ужасе от услышанного Пепельница схватил свою почти не тронутую кружку и припал к ней пересохшим ртом. На последнем глотке захлебнулся, закашлялся.

— И как же ты теперь?.. — просипел он, потрясённо глядя на страшного анархиста. — Без крыши-то?..

Гриша осклабился.

— Ну это ты брось, — солидно заметил он. — Теперь меня как зеницу ока берегут... Не дай Бог, загнусь — тут же всё наружу и выплывет... Шутка, что ли? Пострадальца за веру до атеизма довести! Я ж там молчать не стану...

— Нет, но... — усомнился Сергей. — Бог-то, наверное, и так всё знать должен!

— Теолог ты хренов!.. — ласково отвечал ему анархист. — Надо же: Бог — должен... Бог никому ничего не должен. Это Ему все должны! Хочет — знает, не хочет — не знает... А иначе — сразу конец света. В Писании как сказано? «Ибо Сам не пойду среди вас, чтобы не погубить Мне вас на пути, потому что вы народ жестоковыйный...»

— Какой?!

— Отмороженный... — пояснил Гриша. — А ты, раз уж под крылышко попал, давай теорию зубри. Писание вообще-то знать надо...

«Ну вы долго там ещё?» — нетерпеливо прозвучал в голове Сергея мелодичный, хотя и несколько раздражённый голос.

— Ой! — испуганно моргнув, сказал Пепельница. — Вроде зовёт...

— А зовёт — так иди... — понимающе кивнул Гриша.

Пепельница вскочил, метнулся, сам ещё не зная куда. Потом опомнился, возвратился, прикончил поспешно остаток пива — и метнулся вновь. Ангел возник перед ним, стоило удалиться от столика шагов на семь.

— Хорошую вы себе компанию подобрали, нечего сказать, — холодно заметил он. — Вообще на будущее: держитесь от этого типа как можно дальше... И бывают же такие люди! — добавил он в сердцах. — Лишь бы наперекор, лишь бы поперёк! Ни с одной идеологией ужиться не может! Коммунизм ему не угодил, православие — тоже. Не дай Бог, победят анархисты — так, попомните мои слова, тотчас самодержавия потребует! Сказано же: несть власти, аще не от Бога... Собственно, я не о том, — нахмурившись, прервал сам себя хранитель. — Подыскали мы вам кое-какую работёнку. Адрес — запомните, или на сетчатке записать?..

***

То и дело сверяясь с записанным во внешнем уголке правого глаза адресом, Сергей добрался до нужного перекрёстка, где обнаружил искомую фирму — обувной магазин «Калигула», после чего долго толкался в стеклянную дверь, пока не заметил наклейку с надписью «НА ТЕБЯ!». Вошёл, представился. Не задавая вопросов, его препроводили на склад, уставленный до потолка фирменными коробками, в одной из которых время от времени что-то принималось неуверенно тикать.

Бросился в глаза укреплённый на двери рекламный плакатик: «В нашем оружейном магазине Вы можете приобрести пистолеты, заряженные народным целителем Валерием Авдеевым. Бьём без промаха!» Склад принадлежал одновременно трем владельцам.

Из людей на складе находились двое, представлявшие собой живую иллюстрацию к философу Декарту. Мордоворот в кожаной куртке и спортивных штанах несомненно олицетворял субстанцию протяжённую, но не мыслящую, а сморчок в светлом костюме и при галстуке — напротив, субстанцию мыслящую, но не протяжённую.

Оба озадаченно разглядывали вновь вошедшего.

— Он там что, совсем уже вообще?.. — наливаясь жёлчью, проскрежетал наконец протяжённый, но не мыслящий. — С кем работать?..

Мыслящий, но не протяжённый задумчиво жевал сигарету.

— Кто совсем уже вообще?.. Хранитель?..

Верзила крякнул, побагровел, принялся выпутываться:

— Да я, слышь, не про него, я про попа... Смотреть же надо, кого в купель суёшь!..

Сморчок в костюме (по всем признакам, глава фирмы) слушал и кивал, не сводя с Пепельницы скорбных глаз.

— Ну, мы ж его не долг выбивать посылаем, верно? — промолвил он и выплюнул окурок на бетонный пол. — А на будущее... Пожалуй, ты прав. — С этими словами глава фирмы достал трубку сотового телефона, набрал номер. — Батюшка?.. Ну, что ж это такое, а?.. Что происходит, я не понимаю!.. За приходом закреплено шесть ангелов... Это моё дело, откуда у меня такие сведения!.. Ну почему: как лох — так обязательно к нам?.. То есть как это на храм не жертвуем?! А на прошлой неделе?.. Послушайте, батюшка, это шантаж!..

Пепельница пригорюнился. Такое впечатление, что от него и здесь не чаяли избавиться. Начертанный на сетчатке адрес чесался нестерпимо. Точное ощущение соринки, попавшей под веко.

— И построим! — всё повышая и повышая голос, продолжал босс. — За такие бабки? Да запросто! А Пашу — в семинарию направим. Чего ему там учиться — он бывший лектор-атеист! Готовый поп, можно сказать... Так что подумайте, батюшка. Что нам стоит храм построить! — Дал отбой и сунул трубку в карман пиджака. Затем повеселел и, приблизившись к Сергею, ободряюще потрепал по плечу. — Ну, что, Пепельница? Давай-ка сразу за работу... Задание у тебя сегодня будет такое: ровно в пятнадцать часов выходишь на перекрёсток Халтурина и Трёх Святителей со стороны фирмы «Бастард», останавливаешься перед светофором и ждёшь две минуты... Уразумел? Со стороны центра подкатывает «шестисотый» и пытается проскочить на красный свет. Ты марки автомобилей — как? Различаешь?

— Нет... — виновато сказал Сергей.

— Хм... Плохо... — Босс призадумался. — Ну ладно... Не перепутаешь. Тем более, других машин там и не будет. Значит, он пытается проскочить на красный, а ты в это время делаешь три шага вперёд и оказываешься в аккурат перед бампером... Идёшь спокойно: ты в своём праве, ты ничего не нарушаешь — нарушает он...

— А дальше?.. — Сергей испуганно понизил голос.

— Дальше — не твоя забота. Дальше мы всё берём на себя.

Пепельница неистово моргал правым глазом.

— Так он же меня переедет!..

— А хранитель на что?

Сергей запнулся. Хранитель. Ну да, правильно, хранитель. Однако лезть самому под колёса по-прежнему не хотелось...

— А вдруг не успеет? Утром-то вон... — Он растерялся и не договорил, поскольку при слове «утром» морщинистое личико босса стало вдруг мечтательным, а невыразительные глазёнки дылды-охранника смягчились и потеплели. Про Пепельницу оба как бы забыли разом.

— Пять пуль извлекли... — с тихой загадочной улыбкой промолвил босс. — И все из разных стволов...

— Почему пять? — встрепенулся охранник. — Заказчиков-то — четверо!

— Четверо... — согласился босс. — А ответственность на себя приняли — ты представляешь? — семеро... Это не считая мелких авторитетов! Даже два кандидата в губернаторы... Ну, всем же охота перед выборами голоса-то набрать...

— Да ты чо? — верзила перешёл на восторженный шёпот. — И как же теперь?..

— Да никак теперь... Заключение экспертизы: от сердечной недостаточности. Видно, он и ментов тоже достать успел... — Тут босс вспомнил про Сергея и, повернувшись к нему, добавил назидательно: — Видишь, Пепельница? Вот она, неуживчивость-то до чего доводит... Значит, задание ты понял...

Сергей отчаянно тёр чешущийся уголок глаза и ошалело тряс головой. Возражать было страшновато, соглашаться — ещё страшнее. Наконец собрал волю в кулак — и отважился:

— А пусть он сам скажет...

— Кто? Хранитель? — Похоже, босс даже опешил слегка от такой наглости.

— Слышь! — не выдержав, вмешался верзила. — Может, тебе ещё Господа Бога сюда пригласить?

— Погоди... — мягко прервал его босс. — Ну видишь же — не верит человек... Вроде и крестился уже, а не верит... — Он прикрыл веки и, сложив руки перед грудью, молитвенно зашевелил губами. Затем вновь открыл глаза и в недоумении оглядел склад.

— Ага... — не без злорадства заметил верзила. — Сейчас всё бросит и прилетит!

Босс досадливо крякнул, насупился и вновь окинул Сергея неприязненным взглядом:

— Что с глазом-то? — несколько отрывисто спросил он. — Конъюнктивит?

— Нет... Адрес...

— Какой адрес?

— Ваш адрес... Вот здесь, в уголке...

Собеседники Сергея обомлели. Теперь субстанции отличались лишь протяжённостью, мыслительные способности отшибло разом и у того, и у другого. Пауза бы ещё тянулась и тянулась, но тут наконец по бетонному полу, по картонным коробкам, по рекламному плакатику на двери порхнули светлые блики — и возник ангел. Хранитель. Одно крыло короче другого, маховые перья — в крапинку...

— Что у вас? — сварливо осведомился он, затем светлый взор его упал на Сергея. — А-а, Пепельница... Ну вы уже в курсе, да?

— У него адрес на сетчатке... — выдохнул верзила, тыча в Пепельницу толстым узловатым пальцем. — Наш адрес!

Ангельский лик болезненно дёрнулся.

— Да, замотался я что-то сегодня... — недовольно молвил хранитель и, подступив к Сергею, стёр единым взмахом крыла начертанную в уголке правого глаза улику. — Значит, всё поняли? Как только включается зелёный — три шага вперёд...

— А вы точно успеете? — жалобно проскулил тот.

— Я всё время буду у вас за правым плечом, — утомлённо заверил ангел — и отбыл.

Верзила сплюнул.

— Замотался, — ворчливо передразнил он. — Меньше по левакам надо шастать... по некрещёным...

— Ну это ты зря! — решительно прервал его босс. — Он же ведь не бесплатно! А без финансовой поддержки мы бы точно за неделю окочурились...

***

«Мерседес» он заметил ещё издали. Иномарка приближалась к перекрёстку, наращивая скорость и явно намереваясь успеть на жёлтый. Стало страшно.

— Ну, с Богом... — мелодично прозвучало над правым ухом.

Пепельница обернулся, но никого не увидел. Поди пойми: то ли в самом деле за плечом, то ли дистанционно ведёт... Стало ещё страшнее.

А «мерседес» был совсем уже рядом. Сергей зажмурился и на деревянных ногах шагнул в сатанинский визг и хохот покрышек.

Незримая рука выхватила его из-под колёс в последний миг, причём, настолько неловко и с такой силой, что Пепельница влепился в стойку светофора. Теряя на миг сознание, он успел подумать: «Лучше бы уж переехали!..»

— Жить надоело? — грянуло над ним.

Сергей открыл глаза и вообще перестал что-либо понимать. Склонившийся к нему ангельский лик пылал гневом. «Что-то я не так сделал...» — мелькнула мысль.

— Но вы же сами... велели... — пролепетал Пепельница.

— Ах, тебе ещё и велели?!

Сергей присмотрелся и обмер. Ангел был не тот. Обликом, правда, похож. Сильно похож. Вот только крылья — совершенно одинаковые и без крапинок.

— Что он тебе обещал? — гремел чужой хранитель. — Рай обещал? Вот тебе рай! — Бросил левую длань на сгиб правого крыла и произвёл отнюдь не ангельский жест, мазнув маховыми перьями по физиономии. — Самоубийц знаешь, куда отправляют?

Разговор шёл в полной тишине, поскольку время чужой ангел остановил. Тормозящий «мерседес» застыл, так и не преодолев «зебру» перехода. Случайные свидетели несостоявшегося наезда (один из них фиксировал происходящее на видеокамеру) тоже замерли без движения. В два длинных шага оказавшись перед кинолюбителем, ангел изъял кассету и, не тратя больше слов, направился с ней к «шестисотому».

Вот это хранитель — так хранитель!

— Погодите... — слабеньким голоском окликнул его Сергей.

Ангел обернулся.

— А можно вы меня хранить будете?.. А не он...

Ангел диковато посмотрел на Пепельницу — и, кажется, вздрогнул.

— Тут своих-то таких — как собак нерезаных... — нервно пробормотал он и, не открывая дверцы, скрылся в салоне. — Гони! — послышался напоследок его голос — и время пошло.

Вновь завизжали покрышки. «Шестисотый» переполз «зебру», оставляя на асфальте жирный тормозной след, потом водила дал по газам — и иномарка сгинула, обдав Сергея ветром.

Свидетели озадаченно протирали глаза. Кинолюбитель с ошалелым видом рассматривал пустую видеокамеру. Наперебой заголосили сирены милиции и «скорой помощи».

«Ну вот... — обречённо подумал Сергей. — Теперь с ними ещё разбираться...»

Отлепился от стойки — и торопливо заковылял прочь.

***

Отворивши стеклянную дверь с наклейкой «НА ТЕБЯ!», Сергей вновь оказался в обувном магазине «Калигула». На сей раз его провели не на склад, а прямиком в большой сумрачный кабинет, где уже находились босс, верзила и ангел-хранитель. Свой. В крапинку.

Лица у всех троих были расстроенные.

Набравшись мужества, Пепельница приблизился к ангелу.

— Могу я потребовать себе другого хранителя? — скрипуче осведомился он.

Ангел взглянул на Сергея с нескрываемым раздражением.

— Да вы уже потребовали, — сухо напомнил он. — Минут пятнадцать назад, на перекрёстке... И даже ответ получили.

— Да? — сказал Пепельница. — Да? А кто должен был меня из-под колёс вынуть?

— Я, — хмуро ответил ангел. — Но он меня оттолкнул. Не драться же мне с ним, согласитесь. Вот тогда бы вас точно переехали!

— И куда потом? — Сергей задохнулся. — В рай?

— Ну, сказано же: «Если кто положит душу свою за друзей своих...» Естественно, что не в ад.

— Самоубийцу-то?

Ангельский лик выразил досаду.

— Да ладно вам чепуху плести! — вспылил хранитель. — Этак у вас и Самсон в самоубийцы попадёт! «Умри, душа моя, с филистимлянами!..»

— С кем? — ужаснулся Пепельница.

— С палестинцами, — угрюмо пояснил ангел.

Босс (всё это время он неподвижно сидел в кресле, незряче уставившись в пространство) очнулся и прерывисто вздохнул. Глаза его шевельнулись, ожили.

— О чём мы вообще говорим? — нервно бросил он.

— Обо мне!.. — обиженно взвыл Сергей.

— Нет, — мягко, но решительно прервал его ангел. — О вас мы поговорим позже и не здесь. Вы ж не маленький — сами всё должны понимать! Нейтрализовать конкурента мы не смогли, положение у нас — критическое, можно сказать, все сорок два человека под ударом. Так что идите домой и ждите меня там... Возможно, скоро вы опять понадобитесь.

— Ну хоть деньги-то заплатите! Всё-таки рисковал...

— Заплатите ему, — процедил ангел.

***

— Нет, ну, с одной стороны, понять его, конечно, можно, — задумчиво говорил Гриша-анархист. Они вновь сидели под сенью огромного красного зонта с надписью «Coca-Cola». Гриша по обыкновению пил пиво, разбогатевший Пепельница — водку. — Ну, сам прикинь: сорок два рыла! По отдельности их никак не сбережёшь — это ясно. Будь ты хоть ангел, хоть кто, а в сорока двух местах одновременно не окажешься. Значит что? Значит надо сколотить из них группировку, чтобы каждый друг дружку подстраховывал... Вот в средние века, если читал, схоласты любили спорить, сколько на свете ангелов. Сейчас с этим просто: сколько группировок — столько и ангелов. У солнцевских — свои хранители, у люберецких — свои. Весь преступный мир, почитай, крещёный...

— Да я понимаю... — жалобно начал Пепельница.

— Ты погоди, — остановил его Гриша. — Ты послушай. Тут как в шахматах. Мат ставят — пешки летят... Вот сунули тебя под колёса. Но тебя ж туда не просто так сунули, а чтобы подсечь того, кто сидел в «шестисотом»! То есть — типичная комбинация. Жертвуя тобой, спасали всех остальных...

— Но он ведь хранитель... — беспомощно вымолвил Сергей. — Он же меня хранить обязан...

— Значит, выходило, что так и так тебе пропадать, — утешил Гриша. — Если авторитет накроется, из шестёрок тоже, сам понимаешь, мало кто уцелеет... А вот права ты, конечно, качать начал зря! Другого хранителя тебе подавай! Он ведь обидчивый, нарочно теперь подставлять будет. Как он сказал? Скоро опять понадобишься?.. М-да... Много хоть заплатили-то?

Пепельница всхлипнул, плеснул себе ещё водки и, ахнув её залпом, утёр слезу. Деньги — деньгами, но приносить себя в жертву ради незнакомых сорока двух человек?.. С двумя из них он, правда, уже познакомился... на свою голову...

— А-а... раскреститься теперь... никак?

Анархист нахмурился и в сильном сомнении поджал губы.

— Да пожалуй, что никак, — сказал он наконец. — Это со мной они церемонятся, а с тобой не станут. Да и характер у тебя не тот. Тебе ж обязательно под крылышко к кому-нибудь надо... Разве что крышу сменить?.. В смысле — веру другую принять...

— Какую? — жадно спросил Сергей.

— Хм... — Гриша снова задумался. — А как, кстати, твоя фамилия?

— Пепельница.

Анархист вскинул брови.

— Родственник? — с уважением осведомился он.

— Однофамилец...

Гриша озадаченно почесал хрусткую бородку.

— Пепельница... Украина?.. Униаты, УНА-УНСО... Нет! — решительно сказал он. — Тогда уж лучше прямо в католики... Куришь?

— Курю...

— Значит, и в старообрядцы не примут... А в синагогу — пятым пунктом не вышел. Хотя... Капица, Маца, Пепельница... Может, и проканаешь под иудея...

— А разве Капица?..

— Ну, раз академик... — Анархист хмыкнул, оживился. — А знаешь, синагога — это выход. В крайнем случае переправят в Израиль...

— Ну да, в Израиль!.. — Сергей пригорюнился. — Там же сейчас пальба... эти... филистимляне! И потом — что толку? Если хранитель обидится, он меня и в Израиле достанет...

— Вот там-то он тебя как раз и не достанет! В Израиле, чтоб ты знал, пропаганда христианства преследуется законом. Но тут, видишь, другие заморочки... Обрезание, то-сё...

— Ой! — испуганно сказал Сергей.

— Вот и я о том же... — мрачно молвил Гриша.

***

Пароход... плывёт...

набит... Рувимами... —

пресекающимся, фальшивым от горя голосом напевал Пепельница, нетвёрдо ставя ноги на попрыгивающий вправо-влево тротуар. Брёл, куда глаза глядят. Милиционеры при виде его рассеянно отворачивались. Даже их проницательный ум с негодованием отвергал мысль, что у этого пьянчужки может найтись при себе сумма, способная заинтересовать правоохранительные органы.

Пароход... плывёт...

Что же делать-то? Делать-то что? И как это его угораздило взять да и брякнуть в глаза: хочу, мол, другого хранителя! Откуда только отвага взялась? Всегда ведь был кроток, робок, ни начальству не перечил, ни супруге. Один только раз, на самой заре перестройки, нашёл в себе силы проспать в знак протеста субботник — и то неудачно! До самого пробуждения таскал с Лениным бревно по Красной площади, проснулся — в холодном поту, весь разбитый...

С херувимами...

Сергей вспомнил крестившего его моложавого попа (тёмный цыганский взгляд, разбойничья борода) — и помянул батюшку тихим матерным словом. Нашёл кому подсунуть! Тоже мне хранитель — наезд не мог как следует организовать! Теперь вот по его милости вся группировка под ударом, все сорок два человека...

Капица, Маца, Пепельница...

А что если, в самом деле, принять иудаизм — и в Израиль? Евреи своих в обиду не дадут. И денег у них навалом — как-никак Россию продали...

Да, но обрезание... Боли Сергей боялся сызмальства.

Пароход... плывёт...

Так, горестно перевирая крамольный мотивчик, он добрёл до площади Согласия и Примирения (бывшая площадь Октябрьской Революции). Место уникальное, его даже туристам показывали. Справа сияли купола православного храма, слева торчал шпиль костёла, сзади и спереди располагались синагога и мечеть (в прошлом — кожвендиспансер и спортивное общество «Трудовые резервы»). Оба здания были в строительных лесах, и Сергей вечно забывал, которое из них синагога. Кажется, вон то, без каланчи...

Обрезание... Может, его сейчас как-нибудь обезболивают?.. Пепельница представил себе шприц с новокаином — и чуть не лишился чувств...

А вот у кого бы всё-таки спросить, которая из этих двух строек — синагога?

Внимание Сергея привлекла группа смуглых, носатых мужчин. Пепельница призадумался, потом бесшабашно махнул рукой и, стараясь не пошатываться, двинулся прямиком к незнакомцам.

— Бр-ратаны! — решительно обратился он. — А не знаете, где тут обрезания делают?

— Иди, да? — укоризненно сказал ему один из них. — Ти савсэм пьаный!..

— Нет, ну... я ж не бесплатно... — обиделся Пепельница и с гонором поволок из кармана шуршащую горсть купюр.

Глаза незнакомца вспыхнули.

— Дарагой! — вскричал он, вновь обретя дар речи. — Так бы и гаварил! За такие дэнги я тибя сам обрэжу!

***

Обрезание Пепельнице сделали на дому. Самого обряда он на сей раз не запомнил вообще — не столько от боли, сколько от страха. Подпрыгнула температура, всю ночь прометался в бреду. Мерещились ему раскинутые веером пальмовые кроны и филистимлянин огромного роста, целящийся из рогатки. Очнулся лишь утром. По ветхим обоям порхали изумрудные блики. В перекосившемся кресле почему-то лежали два туго набитых мешка с чёрной трафаретной надписью: «Сахар», а посреди комнатёнки стоял смуглый крылатый красавец кавказского типа.

— Мусульман? — грозно и весело спросил он Пепельницу.

— Я?.. — Сергей обмер и в ужасе натянул простыню до глаз.

Свят-свят-свят!.. Неужели всё-таки перепутал? Обрезался — да не в ту веру...

— Мусульман! — приподняв простыню, удовлетворённо изрёк крылатый красавец. — А я — твой хранитэл! — Он повернулся и ткнул лучезарным перстом в мешки с траурной надписью «Сахар». — А эта — гэксагэн...

Стоило смыслу грозных слов проникнуть в сознание, как оно немедленно стало меркнуть. Последнее, что удалось услышать Пепельнице, уплывая в небытие, — разухабисто-ленивую гармонику да циничный тенорок анархиста Гриши из распахнутой форточки:

Пароход гребёт

винтами битыми.

Будем рыбу мы кормить

вахабитами...

2000