Хранители Эха

Я вошёл в здание архива ровно в десять часов утра.

—Приветствую вас, Лев! — раздался в ушах спокойный голос Харона. — Рад заметить, что сегодня вы прибыли вовремя. Было бы грустно становиться свидетелем очередного взыскания.

—И тебе привет, — кивнул я, шагая по залитым солнечным светом коридорам. — Какие планы на день?

—О, позвольте, сверюсь с расписанием... — Харон умолк, делая вид, что на самом деле просматривает ежедневник. — Сегодня у нас запись эха художника Александра Шмидта — назначено на одиннадцать, но клиент уже прибыл. Если желаете, можем начать пораньше.

—Да, давай. От Марины Леонидовны заданий нет?

—Срочных нет, — Харон неловко замялся, подыскивая слова. — Госпожа директор просила навести, наконец, порядок в хранилище сто тринадцать. Однако, поскольку вы откладываете это занятие на протяжении последних трёх месяцев, смею предположить, что и сегодня оно также подождёт.

Я задумчиво почесал затылок. Директор, обычно милая и приятная в общении, умела быть строгой. Так и до увольнения дойти может. Не то чтобы перспектива отправиться на базовое пособие так уж пугала, но всё-таки...

—Ладно, закончим с эхом и пойдём наводить порядки. Поможешь?

—Обижаете, — голос Харона идеально сымитировал обиду. — Меня ведь для этого и создали.

***

В комнате записи меня уже ждал художник — милый дедуля лет ста пятидесяти. Его глаза внимательно следили за всем вокруг, словно документируя. Стоило войти в комнату, как посетитель ринулся вперёд с протянутой для приветствия рукой.

—Александр, можете так и звать — просто Александр! Очень рад познакомиться!

Пожав худую сморщенную ладонь, я указал на стоящее в углу комнаты кресло и предложил присесть. Художник кивнул и бодро зашагал в указанном направлении.

—Ты уверен, что это тот, у кого следует записывать эхо? — мысленно спросил я, сверяясь с досье.

—Да, ошибки нет, — так же беззвучно ответил Харон.

—Просто... Он не похож на умирающего.

Дедушка тем временем крякнул и удобно развалился в кресле, продолжая внимательно наблюдать за происходящим. Его руки находились в постоянном движении, словно что-то записывая.

—Прошу прощения за задержку, — вновь раздался в голове голос Харона. — Я уточнил у КОНСЕНСУСА — этот мужчина, скорее всего, не доживёт до осени. А потому нам необходимо снять эхо сейчас, пока есть возможность.

—Хм, ладно...

Повозившись с настройками, я синхронизировал чип художника с записывающим устройством.

—Во время процесса вы должны полностью сосредоточиться на том, что хотите сказать.

Старик встрепенулся и, слегка сощурившись, посмотрел на меня.

—Вы знаете, чем я занимаюсь, юноша?

—Пишете картины?

—Нет... Это абсолютно пошлое определение! — художник фыркнул и откинулся на спинку кресла. Его маленькая голова мотнулась из стороны в сторону. — Я создаю реальность — рисую ландшафты, которые вы можете увидеть на улице, в любимом фильме, VR-приключении. Я творю из ничего то, что нас окружает! И делаю это без малого сотню лет.

В голосе мужчины звучала искренняя гордость.

—За это время можно сказать всё и даже больше. Вы не будете против, если я просто мысленно порисую? У меня как раз появилась одна идея, позволяющая обыграть озеро в городском парке. Нелишним было бы всё обдумать.

—Что скажешь? — поинтересовался я у Харона.

—Правила этого не запрещают.

—Что ж... — сообщил я художнику. — Можете заняться тем, чем хотите.

Старик улыбнулся и закрыл глаза.

—Начинаем, — скомандовал я, нажимая кнопку «Старт».

Ничего не изменилось, лишь на табло пульта управления появилась тоненькая строка состояния. Весь процесс занимал порядка двадцати минут и, как правило, не требовал помощи со стороны, поэтому я отошёл к панорамному окну и окинул взглядом расстилающийся внизу город.

—Играли в «Охоту на тигра»? — поинтересовался Харон, пока я рассматривал скопление народа у входа в VR-арену. — Отзывы неплохие, сюжет тоже, вот послушайте: «Середина 19-го века, вы с командой отважных искателей приключений отправляетесь в Индию на поиски затерянных сокровищ...»

—Нет, не играл, — перебил я, ощущая лёгкую грусть. —Как-то в последнее время не тянет.

—Могу узнать, почему?

Я задумался. Самому бы понять.

—Просто... приелось что-то.

Харон замолчал, видимо, сверяясь с базами данных, затем спросил:

—А что насчёт доктора, с которым КОНСЕНСУС настоятельно рекомендовал завести отношения? Сходили на свидание?

—Да.

—И...?

Я вздохнул.

—Знаешь, порой мне кажется, что ты слишком хорошо имитируешь дружеское общение.

—Таким уж меня создали, — деловито согласился Харон. — И всё-таки, что не так с Елизаветой? КОНСЕНСУС утверждает, что ваши личности совместимы на 98,7% — это почти на десять процентов больше, чем необходимо для крепкого, устойчивого союза. А судя по вашим ДНК, можно ожидать появления умных и красивых детей, не прибегая к коррекции генома.

—Да знаю, знаю, не нуди... — вспылил я, ощущая, как лицо заливает румянцем. —Лиза чудесная. Мы с ней гуляли, она весёлая и добрая, любит свою работу.

—Но?

Я вздохнул. Но...

—Всё слишком просто.

Обладай Харон телом, он, скорее всего, вытаращил бы глаза.

—Вы сейчас шутите?

—Нет, не шучу.

Какое-то время мы промолчали. Затем заговорил Харон.

—Полагаю, ваш случай не уникален. На самом деле КОНСЕНСУС наблюдает умеренное снижение популярности VR-приключений на протяжении длительного периода времени. То же самое справедливо и по отношению к брачным союзам. Цифры не критичны, но вызывают обеспокоенность.

—Причину выяснили? — я скользил взглядом по стерильно чистым улочкам, заполненным беспилотными автомобилями, роботами и людьми. С каждым сказанным словом мне всё меньше хотелось поддерживать диалог. — КОНСЕНСУС начал ошибаться?

—Нет, сюжеты аттракционов, как и пары, подобраны безупречно. Но, как вы только что заметили, некоторым людям это кажется слишком простым. Либо приедается. В данный момент КОНСЕНСУС рассматривает варианты решения проблемы.

Раздался короткий писк, и машина завершила работу. Вернувшись к креслу я помог старику встать.

—Вы позволите взглянуть?

В голосе художника сквозила мольба.

—Разумеется.

Подойдя к пульту управления, я нажал на кнопку, открывая панель. Затем сунул руку внутрь и вытащил маленький, едва ли больше грецкого ореха, синевато-белый кристалл.

—И что, тут правда моя личность? — глаза старика алчно сверкнули. — Всё, что делает меня мной?

—Нет, не совсем так. — Продолжая говорить, я спрятал кристалл в специально подготовленный футляр. — Это нейросемантическая матрица, записавшая паттерны нейронной активности, биохимические маркеры, сенсорный контекст и субъективные ощущения момента.

Дедушка огорчённо поджал губы.

—А можно ещё раз, пожалуйста?

—Прошу прощения, — спохватился я. — Этот кристалл можно назвать хранилищем вашего эмоционального и ментального состояния в конкретный промежуток времени.

—Здорово... — неуверенно протянул художник, а затем вдруг выпалил скороговоркой: — А можно попробовать включить?

—Нет, — мягко улыбнулся я, пряча футляр с записью за спину. — Это будет бесполезно, так как ничего нового вы там не увидите.

—И всё-таки, вдруг запись мне не понравится? — уточнил старик, хитро улыбаясь. — Мы могли бы её переписать!

—Именно поэтому мы и отказываем клиентам в доступе. — Мягко, но настойчиво я оттеснял клиента к двери. — Откорректированные воспоминания не принесут никакой ценности ни для исследователей вашего творчества, ни для потомков.

—Да, возможно вы и правы. — Художник улыбнулся кроткой, почти детской улыбкой. — Что ж, всего вам доброго, Лев!

—И вам, Александр!

Дождавшись, пока за стариком закроется дверь, я тяжело выдохнул и поставил футляр на приборную панель.

—Будете проверять? — Уточнил Харон.

—Разумеется, ты ведь знаешь протокол. — ответил я и подключил чип к трансмиттеру футляра. Затем сел на ещё тёплое кресло. — Ладно, давай запускай.

Комната померкла, и перед глазами заплясали разноцветные волны. Тело отяжелело, наполняясь покоем и умиротворением. Где-то в районе сердца ощущалось слабое, ритмичное биение. Всё продолжалось ровно мгновение. Щелчок, и я снова на рабочем месте.

—Как прошло? — поинтересовался Харон.

—Да как обычно. — ответил я, ощущая досаду. — Такого добра у нас полно.

***

За металлической дверью оказалась кладовая, снизу доверху забитая серыми цилиндрами.

—Так это и есть хранилище сто тринадцать?

—Именно.

Я тоскливо обвёл взглядом стеллажи.

—Что-то мне подсказывает, что сюда не заходили лет двадцать.

—Ревизия не предпринималась на протяжении пятнадцати лет, — голос Харона вдруг приобрёл саркастические нотки. — Если точнее, пятнадцати лет, трёх месяцев и пятнадцати часов.

—Что от нас требуется? — уточнил я, прикидывая, откуда лучше начать.

—Согласно протоколу необходимо отобрать записи, представляющие наибольшую культурную ценность. Остальное будет перемещено в постоянное хранилище.

—Ладно, — произнёс я, разминая пальцы. —Давай посмотрим, что тут есть.

Внутри цилиндров оказались небольшие пластиковые коробки. В каждой из них — кристалл и инфо-лист с коротким пояснением, где и при каких обстоятельствах сделана запись.

—Какие-то они странные.

—Вы о форме эхо-хранилищ? — бодро поинтересовался Харон и, не дожидаясь ответа, продолжил: —Дело в том, что по большей части все записи здесь очень старые, им от пятидесяти до семидесяти лет. За это время, естественно, технологии шагнули далеко вперёд. То же самое и с инфо-листами — для чтения потребуется использовать эмулятор. Хотя вы это и так знаете.

—А к эху подключиться можно? — спросил я, откладывая в сторону первый цилиндр, наполненный бесполезным хламом. — Вдруг попадётся что-то интересное.

—Я бы не рекомендовал, — очень серьёзно ответил Харон. — Из-за отличий в реализации интерфейсов подключение может нести определённые риски.

—Какие, например? — Второй цилиндр отправился следом за первым.

—Мне будет сложно отрегулировать глубину погружения, — произнёс Харон. — Видите ли, в те времена записи эха не всегда проходили контроль содержимого. Внутри может оказаться нечто травмирующее или деструктивное.

—Вот как... — подумал я, подтягивая к себе третий цилиндр. — Очень любо...

—Всё в порядке?

—Да... Наверное да... Что это?

Очередной цилиндр оказался доверху забит плотно утрамбованными инфо-листами.

—Погодите, сейчас сверюсь с базой. — Харон замолчал на добрый десяток секунд. — Прошу прощения за задержку. Согласно информации КОНСЕНСУСА, ячейка 15498/5 посвящена Юрию Дмитриевичу Орлову.

—Никогда о нём не слышал, — задумчиво отметил я, листая записи. Открыв случайный инфо-лист, увидел написанное суровым рубленым почерком «Пояс Койпера» и много-много подчёркиваний. — Он астроном?

—Скорее, исследователь. Космонавт. — Харон говорил медленно, аккуратно подбирая слова. — Видите ли, сорок три года назад была осуществлена первая и, на данный момент, единственная экспедиция человечества на Хаумеа. Юрий Дмитриевич был её капитаном.

—Эхо сняли после возвращения? — поинтересовался я, продолжая просматривать записи. Отчёт о том, как прошёл очередной день на корабле, рисунок звёздного неба, нескладные стихи. Вдруг из потемневших от времени инфо-страниц выпала крошечная фотография улыбающейся женщины. Напечатанная на бумаге, ничего себе... Покрутил снимок в руках, но так и не нашёл подписи. — Кто это?

—Данные отсутствуют в системе. В те времена идентификация людей по лицам не была обязательной. — Голос Харона был как всегда собран и деловит, но в нём то и дело проскакивали странные нотки. — А запись эха сделал сам Юрий Дмитриевич. Незадолго до того, как погиб.

—Что произошло? — поинтересовался я, вынимая из цилиндра инфо-лист, полностью заполненный сложными вычислениями. Полистав, отложил в сторону и потянулся за новым.

—Доступ к данной информации ограничен.

—Эй! — встрепенулся я. — Как тогда прикажешь делать работу? К тому же, как сотруднику архива, мне присвоен второй уровень допуска.

—Секунду. — Харон умолк, и я открыл следующую страницу. В ней оказалось любовное послание некой Евангелине. Прочтя несколько строк, почувствовал, что краснею, и отложил запись в сторону. Слишком личное.

—И вновь приношу свои извинения за задержку, — зазвучал в ушах голос Харона. — КОНСЕНСУС согласовал передачу информации, но взамен с вас будет взята подписка о неразглашении.

Немного подумав, кивнул.

—Хорошо, согласен.

—Экспедиция 843 обещала стать новой вехой в покорении Солнечной системы. — Харон заговорил тоном опытного экскурсовода. — Корабль под руководством Юрия Дмитриевича должен был достичь Хаумеа, находящейся на тот момент в перигелии, собрать образцы и вернуться домой. Но во время осуществления гравитационного манёвра у Юпитера обнаружился небольшой дефект в системе двигателей. Из-за этого продолжение экспедиции сочли слишком рискованным.

—Что-то случилось при возвращении? — поинтересовался я, освобождая цилиндр от оставшихся инфо-страниц. Наконец на сером дне тускло блеснул эхо-кристалл. — Авария?

—Корабль не возвращался. Команда приняла решение лететь дальше.

—Что?! — не поверил я своим ушам. — Это ведь... немыслимо!

—Рад, что вы понимаете, — одобрительно заметил Харон и продолжил: — Юрий Дмитриевич доложил на Землю, что неполадки устранят своими силами, а потому прерывать полёт нет необходимости.

—И чем всё закончилось? — Я крутил в руках непривычно мутный кристалл, ощущая нарастающее беспокойство.

—Хочу заметить, что ваш уровень стресса непривычно высок. Возможно, стоит отложить разговор?

—Продолжай!

—Хорошо, раз вы настаиваете, — несколько резко отозвался Харон. — Закончилось всё трагически: на подлёте к Хаумеа корабль потерял управление, сжёг топливо, пытаясь выровнять курс, и по итогу принялся дрейфовать в сторону орбиты Плутона. Его смогли нагнать только три с половиной года спустя.

У меня по коже забегали мурашки.

—Команда погибла?

—К сожалению, остатков топлива не хватило для работы систем жизнеобеспечения на столь долгий срок. После случившегося КОНСЕНСУС принял решение приостановить дальнейшие экспедиции под управлением людей в пояс Койпера.

Мы помолчали. Наконец я уточнил:

—Эхо сделали перед отправлением?

—Нет. На тот момент все корабли оборудовали инструментами для отслеживания состояния экипажа во время полёта. Конкретно эта запись сделана третьего августа 2132 года. Уже после того, как корабль не смог опуститься на Хаумеа.

Сглотнув ком в горле, я посмотрел на молочно-белый кристалл испуганным взглядом. Холодная стекляшка жгла руки, заставляя бороться с искушением спрятать её в цилиндр и отправить в постоянное хранилище, запереть там под семью кодовыми замками, забыть и не вспоминать никогда.

Вместо этого губы вдруг прошептали.

—Знаешь... Я хотел бы подключиться...

—Нет, нет и нет! — голос Харона зазвучал строго и назидательно. — Риск получения психологической травмы чрезвычайно высок! Советую немедленно отправить обнаруженные данные в постоянное хранилище! В противном случае мне придётся... Эй! Погодите! Стойте!

Зайдя в настройки чипа, я, игнорируя предупреждения интерфейса, ввёл личный код доступа и отключил систему голосового помощника. Затем поместил эхо в футляр, пристёгнутый к поясу формы. Вспыхнуло уведомление о несоответствии библиотек, но я просто смахнул его в сторону и подключился к трансмиттеру. Несколько секунд понаблюдал за дрожащими от волнения пальцами, а затем нажал на кнопку «Запуск».

***

Холодно. Так холодно. Я поёжился, пытаясь согреться. Тщетно. Мороз пробирает до костей, словно голышом закопали в снег и оставили на несколько часов. И ещё боль. Ужасная пульсирующая боль в груди. Голова кружится. Хочется спать.

Тишина вокруг. Хотя нет. Слышен рёв захлёбывающихся рекуператоров. Во рту привкус железа. Хочется пить.

Мне страшно. Горло сжимается, тело цепенеет. Чувствую себя беспомощным. Хочется забиться в какой-нибудь угол и выть от ужаса.

Я поскальзываюсь и лечу вниз.

Мышцы напрягаются, и я ощущаю ярость. Мне жарко. Пальцы судорожно сжимаются, сминая ткань скафандра. Хочется что-то сделать.

Ненависть захлёстывает. Чёртов космос, чёртов корабль, чёртово невезение! Сердце судорожно стучит на пределе сил. Хочется выбраться отсюда.

Меня трясёт как от удара током. Чувствую запах земли. Мамины пироги. Духи Евы. Хочется снова дышать полной грудью.

Лечу ещё ниже. И открываю глаза.

Вокруг — россыпь звёзд. Блестят. Пульсируют.

Время замедляется.

Вижу Вселенную: бескрайнюю, безразличную и очень красивую. И я на её краю. Пальцы разжимаются. Ощущаю, как меня наполняет покой и смирение.

Пусть неудача. Но мы сделали всё, что могли.

Очень хочется жить.

Резкий вопль сигнала тревоги возвращает меня в реальность. По щекам текут слёзы, и я падаю на колени, судорожно пытаясь втолкнуть в сжавшиеся лёгкие кислород. Дрожащие пальцы гладят холодный кафель пола, и меня вдруг наполняет осознание: я жив... Я жив! Я ЖИВ!!!

***

Марина Леонидовна смотрела на меня задумчивым взглядом, в то время как Харон продолжал докладывать:

—После чего, невзирая на предупреждения о неприемлемом риске, сотрудник архива Холодов Лев произвёл несанкционированный запуск эха, предварительно отключив ИИ-ассистента. Лишённому возможности влиять на ситуацию, мне оставалось только наблюдать, как падают жизненные показатели вышеупомянутого сотрудника. Если бы не экстренные протоколы, разорвавшие соединение, уверяю вас, последствия могли оказаться плачевными.

Харон умолк, и в комнате воцарилась гнетущая тишина. Поёжившись, я поднёс к губам чашку, наполненную свежезаваренным чаем, и сделал жадный глоток.

—А ты что скажешь? — спросила начальница, откидываясь на спинку кресла. Её внимательный взгляд ни на секунду не отрывался от моего лица.

—Не знаю... — честно ответил я, пожимая плечами. Посмотрел на руку — пальцы почти перестали дрожать. — Всё так и было.

—КОНСЕНСУС рекомендует немедленно уничтожить данное эхо, отстранить от работы допустившего непростительную халатность сотрудника, а также провести полную ревизию записей архива, — ледяным тоном сообщил Харон.

Вновь наступила тишина. Затем Марина Леонидовна достала из подставки металлический стилус и задумчиво забарабанила по столу.

—Что ты увидел? — спросила она наконец.

—Это не имеет отношения к рассматриваемой ситуации! — встрял Харон. — КОНСЕНСУС рекомендовал...

—Да, я слышала, — мягко произнесла директор архива и повторила: — Так что?

Сглотнув, попытался собраться с мыслями.

—Сначала смерть. А потом...

Посмотрев на лицо начальницы, я вдруг понял, что она поймёт. И закончил:

—Потом надежду. И осознание, что всё это было не зря.

Марина Леонидовна кивнула, словно услышала что-то, подтверждающее её догадку. Затем обратилась к Харону:

—Доложи КОНСЕНСУСУ, что я не вижу причин для взыскания. Сотрудник всего-навсего выполнял свою работу.

—Но ведь...

—Хочу также напомнить, что право управления находящимся в подчинении персоналом всецело предоставлено руководителю-человеку, согласно пакту о взаимном сосуществовании. — Марина Леонидовна говорила мягко, но не оставляя места для споров. — ИИ может лишь давать советы.

—Хорошо, КОНСЕНСУС примет во внимание ваш ответ, — обиженно ответил Харон. — Однако мы по-прежнему настаиваем на уничтожении этой и подобных ей записей.

—Ты можешь считать физиологические корреляты Льва? — поинтересовалась директор. — И составить профиль личности?

—Разумеется, — холодно отозвался Харон. — Мне понадобится несколько минут. Но я не понимаю необходимости в этой процедуре.

Марина Леонидовна вдруг подмигнула, и я впервые заметил, насколько красивые у неё глаза.

—Объясню чуть позже. Приступай.

—Слушаюсь.

Поднеся чашку к губам, я сделал очередной глоток чая. Очень терпкий и сладкий. Марина Леонидовна, наверное, ложек десять сахара добавила, чтобы привести меня в чувство.

—Готово, — холодно отозвался Харон. — Профиль личности составлен.

—Будь добр, сравни с архивной копией.

Воцарившаяся тишина давила на нервы. Наконец Харон задумчиво пробормотал:

—Вероятно, экстренное отключение повлияло на датчики, поскольку текущий профиль несколько отличается от сохранённого.

—И что скажешь? — Поинтересовалась директор. — В лучшую или худшую сторону?

—Сложный вопрос... — Протянул Харон. Можно было легко представить его, зарывшимся в справочники. — Трансформации не критические. Но личность изменилась, это достоверно. Ошибки нет.

—После VR такое бывает? — поинтересовалась Марина Леонидовна.

—Нет. Аттракционы не способны вызвать подобное. Они абсолютно безопасны.

—Будь добр, передай КОНСЕНСУСУ, что я собираюсь перенести эхо Юрия Орлова в постоянную экспозицию.

—Что?! — выкрикнули мы с Хароном одновременно. — Почему?

—Посмотри, как Лев пьёт чай.

Я поперхнулся и, не зная, как реагировать, поставил кружку на стол.

—Он пил жадно. Смаковал каждый глоток. А ведь раньше всегда отказывался, сколько ни предлагала.

—Вы полагаете, что по способности поглощать напитки можно делать далеко идущие выводы? — саркастически поинтересовался Харон.

—Дело не в способностях. Речь о желании! Я замечала такое и раньше, — директор встала и подошла к огромному панорамному окну, занимающему большую часть стены. — Некоторые записи, при должном настрое, могут влиять на человека. Пробуждают, если можно так выразиться, желание жить.

Внезапно я понял, что она права.

—И заметь... — многозначительно произнесла Марина Леонидовна. — Это изменение вызвано эхом, которое КОНСЕНСУС стремится уничтожить. Не вашими однообразными аттракционами. Не идеально подобранными парами. И даже не стрессом от пережитого. А смесью отчаяния и надежды живого человека. Возможно, чересчур комфортное существование само по себе вызывает дискомфорт, как считаешь?

—Но риск психологической травмы реален! — не сдавался Харон. — Мы не можем так рисковать!

В кабинете вновь воцарилась тишина.

—Может быть, можно что-то придумать? — спросил я и поразился хриплости своего голоса. — Пусть не для всех, но сохранить это эхо?! Ведь если его уничтожить, вероятно, не останется ни единого оправдания существованию архива.

—Согласна, — отозвалась директор, по-прежнему глядя на город из окна. — К тому же, полагаю, при помощи эха Орлова КОНСЕНСУС мог бы провести очень неплохое исследование человеческой природы. Возможно, даже понял бы, чего не хватает вашим пресным аттракционам.

Молчание продлилось чуть больше минуты.

—КОНСЕНСУС ознакомился с вашими аргументами, а также данными касательно изменения профиля личности Льва. — Наконец сухо произнёс Харон. — И предлагает прийти к компромиссу. Эхо Юрия Орлова будет размещено в специальной секции, доступ в которую будет определять обоюдное решение КОНСЕНСУСА и директора архива. Также необходима коррекция глубины переживаний, поскольку в настоящее время она избыточна и опасна.

—Если это сработает... — Марина Леонидовна повернулась ко мне и едва заметно улыбнулась. — Возможен ли в будущем пересмотр условий?

—В случае позитивных воздействий на личности просматривающих эхо КОНСЕНСУС готов вернуться к обсуждению правил дальнейшего экспонирования через два года.

—Спасибо! А теперь, не мог бы ты оставить нас двоих. Нужно кое-что обсудить тет-а-тет.

—Как скажете. — Расстроенно ответил Харон и умолк.

—Ты как? — спросила директор, и я удивился тому, насколько красивый у неё голос. — Может быть, пару дней дома отлежишься?

—Нет, всё в порядке... — Куда-куда, а домой сейчас точно не хотелось. — Послушайте, Марина Леонидовна...

—Можешь звать меня просто Марина, — улыбнулась директор. — Я всего на три года тебя старше.

—А, ну да, тогда, эм... Марина... Хотел спросить...

***

—Вы в самом деле позвали директора на свидание?! — Харон едва не взвизгнул от возмущения. — Но ведь ваша совместимость на уровне семидесяти процентов! Вы будете ссориться! Расстраиваться! Возможно, даже расстанетесь! К тому же, она ведь ваша начальница! Неслыханно!

—Кажется, в последнее время у тебя сбоит эмоциональный модуль, — улыбнулся я.

Мы находились в специальной секции, где только что закончили устанавливать пьедестал для эха Юрия Орлова.

—Ну вот... — кристалл скользнул в обитую бархатом ложбинку. — Будь тут. И спасибо тебе! За всё!

—Вы хотели ещё кое-что сделать сегодня, — напомнил немного успокоившийся Харон. — Можем приступить немедленно, если хотите.

—Да, давай.

Мы направились в хранилище свежих записей и, немного побродив среди этажерок, я отыскал кристалл, подписанный как «ШМИДТ А.».

Вставив эхо в футляр, я присел на стоящую в уголке скамью и подключился к трансмиттеру. Прислушался к волнению, наполняющему тело.

Глубокий вдох...

—Включи, пожалуйста.

—Помните, что я буду контролировать уровень стресса! — отозвался Харон. — Если увижу превышение — немедленно снижу сенсорный порог и отключу симуляцию.

По воздуху вновь потекли разноцветные волны, и меня наполнило пьянящее чувство покоя. Но на этот раз я не торопился. И волны потекли дальше, причудливо смешиваясь, пока не превратились в парк на берегу озера. Пройдя по узкой дорожке в тени старых ив, я кивнул шедшим навстречу людям, ощущая тихую радость творца.

Щелчок.

—Как прошло?

Я смаковал послевкусие эха, поэтому ответил не сразу.

—Знаешь... Я, кажется, понял наконец смысл нашей работы. Каждое эхо — окно. Неважно, куда: в бездну отчаяния или соседский парк. Каждое несёт послание о том, что делает нас людьми. Нужно лишь захотеть его услышать.

—Вы, я так понимаю, захотели? — поинтересовался Харон.

—Да. — ответил я и вдохнул полной грудью. — Захотел.