Полуденное солнце припекало спину, словно подталкивая идти вперёд — туда, где начинался заповедный лес, в который не должна была ступать нога простого смертного.
Лес не впускал ни единое живое существо — лишь дикие звери, что в нём родились, могли свободно уходить и возвращаться. Среди всех прочих право войти в него имели четверо Хранителей и те, кого они пожелают взять с собой. Однако во вчерашнем бою погиб последний из них. Шедший же сейчас к лесу юноша по имени Дарий с раннего детства готовился стать Хранителем, но так и не успел пройти обряд посвящения, а теперь и провести его было некому. Он пошёл в лес на свой страх и риск, в надежде, что колдовская чаща всё-таки признает его.
Никто не мог сказать точно, что произойдёт с тем, кто без спроса пересечёт границу леса — ведь ни одного из осмелившихся это сделать просто больше не видели. Старики рассказывали о бродящих по лесу призраках, которыми становились дерзнувшие нарушить его покой. Но Хранители, у которых учился Дарий, в ответ на такое лишь тихонько посмеивались — однако никогда ничего не отрицали.
Этот лес всегда был священным. Он рос здесь так же долго, как жил на этой земле народ Дария. Они были мирными людьми, никогда не причинявшими никому вреда и жившими в гармонии с природой. Они были ремесленниками, земледельцами и поэтами...
А вот воинами не были, за что и поплатились собственной кровью, когда агрессивно настроенные соседи пожелали силой отобрать единственное, что было у них действительно ценного — землю, которую они вышли защищать с вилами и топорами для рубки дров, ведь раньше у них никогда не было необходимости в оружии.
Дарий почесал начавшую уже заживать рану на плече — на самом деле то была лишь очень глубокая царапина, никогда не представлявшая серьёзной опасности, однако в момент, когда его ранили, юноша был уверен, что вот-вот простится с жизнью.
Да так и случилось бы, успей враг нанести ещё один удар — и Дарий это понимал. Просто его спасли. Эрион, его учитель, последний из Хранителей, к тому моменту уже и так смертельно раненый и безоружный, закрыл парня собой, приказав бежать. Впрочем, он успел сказать и кое-что ещё...
«Лес даст возможность защититься вам всем... если хоть один осмелится попросить...» — эта фраза до сих пор звучала у юноши в голове, придавая решимости идти вперёд.
Так вышло, что единственным осмелившимся оказался сам Дарий — тот, кто лично слышал эти слова, и кто верил, что они не были просто бессвязными речами умирающего, сказанными лишь ради того, чтобы дать пустую надежду другим таким же обречённым.
Почти все их поселения уже были разрушены, сожжены дотла. То, где собрались сейчас все выжившие, было последним. А ведь враги были немногочисленны, и в самом начале этой войны их ещё можно было взять числом, умей хоть кто-нибудь из местных сражаться.
Юноша тяжело вздохнул. Они не воины, и единственное, на что осталось им надеяться — это защита, что мог даровать священный лес. Хранители утверждали, что и впрямь могли беседовать с ним, а он отвечал, так что идея что-то попросить могла оказаться не столь уж безумной.
Вот и граница леса. Дарий уже был там однажды — но тогда он шёл вместе с учителем. Тогда он знал, что ему можно будет войти. Теперь этой уверенности не было.
Лес был густым и тёмным. Мрачным. Но раньше темнота чащобы вызывала ощущение серьёзности, суровости и мудрости, а отсутствие света, который не мог проникнуть через густые кроны, казалось уютным. Сейчас же Дарий видел одну лишь тьму, которая только того и ждёт, чтобы поглотить любого, кто посмеет сунуться на запретную территорию.
Ему было страшно. Что, если лес не примет его? Он ведь так и не стал полноценным Хранителем и не имеет права войти. Как знать, возможно, сделав ещё один шаг вперёд, он уже не вернётся — просто навсегда исчезнет и, как и все другие несчастные, станет одним из призраков этого леса, охраняющим его от посягательств извне... Возможно, в наказание за нарушение запрета, его душа вечно будет страдать, запертая здесь, в этой темноте, в одиночестве, спрятанная под корнями так глубоко, что никто и стона его никогда не услышит... Не хуже ли это, чем смерть от рук врагов, сколь бы мучительной она ни была?.. Может, стоит сдаться, перестать оказывать сопротивление?.. Безоружных не станут убивать...
Нет. Так нельзя. Враги, возможно, и в самом деле пощадят сдавшихся им людей. Но не лес, не землю. А тогда и смысла в их спасённых такой ценой жизнях всё равно не будет.
Мысленно простившись со всем, что было ему дорого, Дарий шагнул вперёд — под кроны деревьев, прочь от яркого солнечного света, отдавая свою судьбу в руки леса, служению которому когда-то собирался посвятить свою жизнь...
Ничего не произошло. Просто... ничего. Совсем. Ни страшной кары, положенной нарушителю, ни какого-то мистического озарения и понимания того, что он и в самом деле вправе войти. Но от этого стало лишь страшнее.
В каждой тени мерещилась угроза — не дикий зверь, так призрак, порождение магии леса. И всё сильнее давило на Дария осознание собственного неумения защититься от того и другого... и вообще от чего бы то ни было. Они были слабыми. Весь его народ. Нежизнеспособными. Такие... просто не выживают. Так заведено даже в природе, что уж и говорить об обществе людей — созданий куда более жестоких.
Юноша брёл дальше, по едва заметной тропинке, протоптанной скорее местным зверьём, нежели кем-то из Хранителей. Он больше не был уверен, что понимает, зачем это делает — просто упрямо шёл вперёд, чтобы делать хоть что-то.
В основном здесь росли ели, оттого и было так темно: густые кроны их смыкались, почти совсем не пропуская свет. Но были и другие деревья, которые сильно выделялись среди прочих — с широкими пятиконечными листьями, что осенью становились огненно-золотыми. Клёны. Хранители относились к ним с особенным почтением и именно к этим деревьям обращались с молитвами и просьбами. Дарий хотел найти одно из них, хоть и понимал уже, что ничем это не поможет.
Лес становился всё гуще и темнее. Ни один даже самый мелкий зверь так и не встретился юноше по пути. Казалось, что он здесь совсем один, а выхода уже не найти — вот и свершилась кара за самовольное вторжение, теперь он обречён бродить здесь в поисках выхода до конца своей жизни... а может, и после...
Страх давно иссяк, сменившись беспросветным отчаянием. В какой-то момент Дарию начал мерещиться звук шелеста листьев — но его окружали лишь хвойные деревья, которые никак не могли быть его источником. Сознание юноши заполнило ощущение незримого присутствия кого-то очень сильного и опасного, не привыкшего проявлять милосердие и не желающего того по отношению к себе...
А шелест невидимых листьев становился всё сильнее, и Дарию в нём слышалась... нет, не угроза, но суровая и мрачная отстранённость от проблем простых смертных. Парень попытался понять, откуда слышит его, но так и не смог. Звук становился громче, и всё отчётливее в нём начали угадываться будто интонации чьего-то голоса... а затем и слова... Слова, что шли с определённым ритмом, тяжёлым, но вполне уловимым. Это была... песня?..
Их корни ломают камни, а ветви стремятся к небу,
А сок, под корой текущий, смешал в себе быль и небыль,
Листва покрывает тенью всю крону, будто одеждой,
Лишь мы, словно ствол древесный, потеряны где-то между.
Их листья меняют краски вослед за временем года,
Пусть век им стоять на месте — не в этом для них свобода.
Им ветер ломает ветви, но тянутся к небу кроны.
Кто слышит здесь листьев шелест, не слышит нашего стона.
Всё то, что от нас осталось, наполнило корни пищей,
Здесь каждый найдёт покой, но... такой ли покой он ищет?
Пусть даже над тьмой чащобы всегда будет властно время,
Пусть скоро мы все исчезнем, но память взойдёт как семя,
Вновь вырастет лес однажды из пепла на поле битвы,
И пусть ты просить не смеешь — мы слышим твои молитвы.
Здесь каждый из нас сражался, был проклят и ненавидел...
Найдёшь у нас — если ищешь — оружие... и погибель.
Голос... нет, голоса, множество голосов... они обращались... к нему, к Дарию?.. Ведь больше здесь никого нет... Но... оружие?!.. Нет, это невозможно! Хранители, уходя в лес, никогда не брали с собой даже ножа, который мог бы повредить древесную кору. Юноша провёл рукой по лицу, пытаясь прогнать странное наваждение, но почему-то от этого лишь сильнее убедился в реальности происходящего...
А сделав ещё несколько шагов, он понял, что вышел к небольшой поляне, на которой росло одно из священных деревьев. В прошлый раз Дарий видел клён золотым, ведь он приходил в лес осенью. Сейчас листья дерева были ярко-зелёными, и оно совсем не казалось наполненным какой-то особенной магией, как подумал юноша, увидев его впервые. Понимание такой «обычности» больно ударило по восприятию, лишая последней, казалось и так давно уже исчезнувшей надежды.
Небо над поляной, затянутое к этому моменту плотными тучами, было таким же тёмным и мрачным, как мысли Дария. А может, не так и плохо было бы навсегда остаться здесь?.. Просто стать ещё одним таким же деревом, которому не нужно никуда идти, ничего защищать... не нужно ни с кем сражаться...
«Не спеши раньше времени стать одним из нас, юный Хранитель...»
Голос был похож на тот, что слышался ему раньше. Грубый, но не угрожающий, скорее покровительственный... и всё же слишком спокойный, чтобы быть человеческим. Однако он не казался Дарию враждебным...
Всё ещё не понимая, что происходит, парень подошёл к священному древу. Нужно было что-то сделать... Но все ритуальные слова разом вылетели из головы, все действия казались ненужными, неуместными... почти оскорблением... Вот только он не понимал, почему. Повинуясь какому-то странному порыву, Дарий подошёл к дереву вплотную и коснулся рукой ствола.
Что-то ярко вспыхнуло. Юноша отдёрнул руку, прикрывая ею глаза, но даже это не сильно помогло защититься от яркого света...
Когда ослеплённым глазам вернулась способность видеть, ещё недавно росшего здесь клёна просто больше не было. Лишь яма, из которой торчали гнилые корни.
Испытывая неописуемый ужас от того, что стал свидетелем — а может, и причиной — смерти священного древа, Дарий присмотрелся, в корнях надеясь увидеть росток дерева нового, как знак того, что не всё ещё потеряно, что жизнь продолжится, пусть и через такое страшное «обновление»...
Не было там ничего живого.
Юноша совсем не знал, что теперь делать, и так и застыл, не в силах отвести взгляда от этого скорбного зрелища.
Что-то блеснуло между корней, привлекая внимание.
Сам не зная, чего ждёт и на что надеется, Дарий осторожно потянулся туда, даже теперь старясь относиться к останкам священного дерева с огромным почтением, хоть и понимая, что это уже не имеет никакого смысла...
В корнях был меч. Учитывая, где был найден, он, должно быть, пролежал там много лет, однако выглядел так, будто время совсем его не коснулось... Рукоять всё ещё сжимали чьи-то пальцы — не живого человека, лишь белые кости. Юноша неосторожно коснулся их, и те рассыпались в прах. А меч в тот миг будто сам попросился в руку, удобно ложась в ладонь... На клинок неизвестным кузнецом были нанесены руны: «дерево», «равновесие»... значения третьей Дарий не понял — её можно было толковать по-разному, в зависимости от контекста, здесь не такого уж и очевидного.
Он вновь услышал голоса — но теперь разборчиво, то был уже не шелест, обычная человеческая речь:
«Мальчишка слаб, он всех погубит!..» — тихий женский голос, недовольный, но не обвиняющий.
«Так научи его, невелика плата за то, чтобы снова увидеть свет солнца...» — а это голос старика, многое повидавшего в жизни.
«Он не пришёл бы сюда, если бы знал...» — голос спокойный, но в то же время... заинтересованный?..
«В том-то и дело, они давно забыли», — в этом голосе слышится разочарование.
«Не ты ли больше всех этого хотел?» — насмешливый голос, совсем молодой, его владелец, наверное, был не старше Дария.
«А я вам сразу сказала, что он услышит!» — ещё одна женщина, тоже смеётся.
«В недобрый час ты пришёл, Хранитель... — это тот голос, что заговорил с ним первым, ещё когда священное дерево было живым. — ...но в другие про нас и не вспоминают. Иди обратно, ты нужен своим людям. Можешь вернуться потом, когда пожелаешь. И остаться... так надолго, как пожелаешь. Но не прямо сейчас».
Так и не произнеся ни слова, Дарий отправился обратно. Он понимал, что худшее ещё ждёт его впереди, но решил принять свою судьбу с достоинством. Ведь теперь у этого леса — а значит, и у его народа — снова был живой Хранитель.
А духи тех, на чьих могилах выросли деревья, всё шептали и шептали ему о войне: о тех битвах, в которых они участвовали... и о тех, что стали для них последними. И то, и другое было ценным уроком. С каждым новым шагом, каждым мгновением, проведённым теперь в лесу, Дарий чувствовал, как призраки передают ему часть своих знаний о тех событиях, которым были свидетелями.
К людям он вышел уже совсем другим.