Хранитель света. Путь спящих (Эймарские хроники. Том 5)

По дорогам пустым, из заката в рассвет

По следам, что давно отгорели,

Ты идешь и зовешь свой потерянный свет

И в удачу свою ты не веришь.

Ты не помнишь своих ни знамен, ни побед,

Ты забыла слова о пощаде,

Но рука твоя знает сражений секрет

И мечтает о власти и славе.

Свет зажжется звездой во мне и в тебе,

И надежда наш мир не покинет.

Все придет, а пока ты плутаешь во сне, –

Вспоминай свое имя.

Песня звенела птичьей трелью. И неважно, о ком она, да и был ли в ней смысл – повинуясь магии чудесного голоса Фионы, отступала осень, а путь в никуда с неясной целью казался простым. Фиона правила лошадью, похрустывала щебнем Проклятая дорога, полукруглые ребра крыши повозки поскрипывали в такт движению. Внутри притаилась уютная полутьма. Трое эри хранили молчание, словно горе потери запрещало им говорить. Никто не решался начать давно созревший разговор.

Сайдерис чуть слышно всхлипнул и вытер мокрую щеку рукавом. Ханлейт в который раз сделал вид, что не заметил. Лиандра не видела слез сына, не слышала песен. Угрюмо глядя перед собой, она теребила сестринское платье на коленях, раздвигая ногтями грубые нити коричневой шерстяной материи. Аверна была все дальше, десятки верст отделяли беглецов от опасности, но поведение Лиандры становилось все более странным.

– Я предлагаю остановиться на привал, – мягко сказал Ханлейт, не перебивая песню. – Лиандра, ты как? Разомнем ноги?

Лиандра сжала пересохшие губы сильнее. Промолчала, в который раз.

– Ты принесешь дичь на ужин? – шепнул Сайдерис.

– Если хочешь, принесу. Хотя, ты прав – нам надо экономить прочие припасы.

– Посох возьмешь?

– Конечно.

– А с тобой можно?

– Нельзя.

– В прошлый раз ты поймал зайца не посохом, а в позапрошлый раз ты посох забыл. Ты ловишь животных голыми руками? Я хочу посмотреть.

На сложный вопрос Хан не успел ответить.

– Во имя Создателя, пусть она замолчит! Ее пронзительный писк сверлит мне голову!

От внезапного выкрика Лиандры вздрогнули оба, а песня Фионы оборвалась. Лиандра смотрела зло и сжимала кулаки.

– Мама, Фиона поет хорошо. Про свет и надежду, ты бы слова послушала... – вступился Сайдерис.

– Неужели скорбящая вдова, дважды потерявшая мужей, не заслужила покой?!

– Я тоже кое-кого потерял...

– Демерий тебе не отец. Ты ребенок, уже завтра его забудешь!

– Мам, ты что такое говоришь?..

– Твоего отца зарезал эрендольский убийца, вроде того, что с нами едет. Возможно, этот же самый, я смутно его помню.

Повозка остановилась. У всех в ушах зазвенело от гнетущей тишины покинутой Проклятой дороги. Сайдерис смотрел на мать расширенными от тревоги глазами. Лиандра нервно расчесывала локоть. Она заговорила о себе в третьем лице, чего Хан не замечал за ней никогда прежде.

– Что у тебя с рукой? – спросил он.

– У меня? С рукой? Твои ноги проткнули насквозь, пригвоздили к полу вместе с обувью, а ты бегаешь по лесам за свежим мясом как ни в чем ни бывало! Сайдерис, он чудовище!

Лиандра ткнула в Ханлейта пальцем. Сайдерис переводил взгляд с матери на Хана и обратно.

– Сайдерис, я – чудовище, – подтвердил Ханлейт. Все равно мальчишка узнает.

– Тоже мне, новость. Ты превращаешься в сильного монстра по своему желанию и исцеляешься в его шкуре, – мне Фиона все про тебя рассказала. И про отца-эри я знаю. Я никогда не забуду папу, настоящего. Он был мне не только отцом, но и другом, – голос Сайдериса дрогнул, – Мама, я не ребенок! – произнес он с вызовом.

– Ты прожил свою маленькую жизнь, наблюдая за окружающим миром из окон безопасного дома. Ты хуже, чем ребенок, ты беспомощен, как младенец!

– Мама, но это же не так! – вскричал оскорбленный Сайдерис, и Ханлейт тоже поразился ее наивности:

– Как ты умудрялась настолько не замечать собственного сына?

– Ты смеешь меня обвинять в невнимании к нему?! Я оградила его от всех возможных бед, я защищала его, как могла!

– Ты заперла его в шкатулке, как драгоценность, не подумав, что твой сын живой, Лиандра. А Демерий дал ему столько свободы, сколько Сайдерис потребовал. И даже лишнего, я считаю.

– Я помощи не просил, но спасибо, – Сайдерис скромно потупил глаза.

– А врать матери тебе все равно не стоило! Вам с Демерием обоим не стоило.

– Может быть. Так нам было спокойнее.

– Что происходит? Создатель, чего я не знаю?!

Лиандра ожила, наконец, и смотрела вменяемо.

– Сайдерис вырос авернцем, знающим город лучше многих семей, проживших в Аверне не одно поколение. Я думаю, он будет как рыба в воде в любом городе. Тебе не стоит за него волноваться.

– Как тень. Я буду неуловимым, как Тень. Где-угодно, – поправил мальчишка.

– Про тень даже не начинай.

– Ты выходил из дома? Сколько раз? Какая еще «тень»?!

Лиандра подалась вперед.

– Тени родились в бело-желтом городе у синего моря и сгинули под жгучим солнцем, но темные времена требуют новых теней, – ответил ей певучий голос.

Фиона откинула полотнища полога, впустив в повозку серый дневной свет. В унылой рамке Проклятой дороги она выглядела неуместно-ярко и дорого: угольно-черное платье из шелкового бархата с золотой вышивкой и белоснежным кружевом по широкому вырезу было достойно королевы.

Ханлейт не поверил своим глазам: еще несколько сроков назад на Фионе был убогий наряд из госпиталя.

– Откуда взялась на тебе эта одежда?!

– Мэтр Лиотар подарил. Я была его невестой, пусть и недолго.

– Ты... Ты убила его, верно? – спросил Хан через силу.

Лиотар сотворил из Фионы монстра, он сам признался. Конечно же, она не оставила слепого мага в живых! Но пока Ханлейт не услышал от Фионы ее безыскусное «да», сердце было не на месте.

– Я его не убивала.

– Ты не... И почему?..

– История теней не закончена, пока живо воспоминание о лучшем из них.

– Что?

– Когда мы теряем все, то сражаемся за память о прошлом.

– Фиона, я снова не понял к чему ты все это сказала.

– Тебе и не нужно. Твоя память короткая – ты мало живешь.

Плохо, когда Фиона что-то задумала, но еще хуже – когда об этом молчит!

– Ладно. Но не морочь мальчишке голову, помни, что он живет еще меньше меня.

– Зато ты не терял ничего для тебя важного. В отличие от него.

– Это я-то не терял?!

– А ты за свои потери сражался?

Ханлейт опустил глаза. Нет, он не сражался. Фиона всегда понимает больше, и от ее мудрости становится жутко.

– Когда у правосудия нет смелости выйти на свет, на помощь приходят тени. Ты станешь первым среди них, – сказала Фиона Сайдерису.

– Сумасшедшая, что ты такое пророчишь моему сыну?! – закричала Лиандра.

– Судьбу незримого убийцы. Лучшего из лучших.

Лиандра схватила и рванула Сайдериса к себе, как хватают вещи, защищая от воров.

– Не подходи к ним, не сиди с ними рядом, не смей с ними разговаривать, с ними обоими! Я запрещаю тебе, понятно?! Тебя никто не защитит, кроме матери!

Он вырывался, выкрикивая беспомощно-бессмысленное:

– Мам! Мам, слушай! Слушай!

Если мальчик и нуждался в материнском участии, то явно не в таком. Хан бросился ему на помощь.

– Что ты творишь?! Лиандра, отпусти его немедленно!

Он и забыл, насколько Лиандра сильная! Вырвать сына из ее грубых объятий не получалось. Послышался треск ткани; оторванный рукав повис у Лиандры на локте, и Ханлейт обомлел от увиденного: ее предплечье было сплошь изуродованным, и ни с какой болезнью было не спутать черноту одержимости.

Сайдерис испуганно вскрикнул. Лиандра натянула рукав обратно, поневоле выпустив сына, и тот забился в глубину повозки. Хану показалось, что он снова попал в горячечный бред времен своей болезни, и лишь Фиона оставалась безмятежно-спокойной.

– Лиандра, это... Это случилось давно? – выдавил Хан.

Она скорчилась на сиденье и молчала. Ответила Фиона:

– Сразу, как только ее нога ступила на дорогу мертвых.

– И ты знала?! Конечно, ты знала, поэтому отвлекала Сайдериса сказками о тенях. Но почему ты не сказала мне?!

– Потому что ты ей не поможешь.

– Но я же могу помочь!

Фиона отрицательно покачала головой.

– Надо выйти на свет. Надо посмотреть, как далеко все зашло. Лиандра, вставай!

Хан поднимал ее, а она расслабленно валилась обратно. Так со всеми одержимыми, а Ханлейт перевидал их немало: периоды агрессии и пассивности сменяют друг друга случайно, как в калейдоскопе. Вместе с Фионой он вытащил Лиандру на пустое полотно Проклятой дороги и осмотрел. Зараза одержимости поразила ее умелые руки, спасшие столько жизней: чернота уже выплескивалась на ключицы и запястья.

– Я вылечу тебя немедленно. Я заберу скверну себе. Лиандра, смотри на меня, мне так будет проще.

И она смотрела, бесконечно-далекая от происходящего, равнодушная к себе, к сыну и к миру.

– Скоро, уже скоро... Еще чуть-чуть.

Хан сжимал ее послушные ладони и отказывался верить – ничего не происходит. Нежели Фиона права? Нет, быть этого не может!

– Но почему?!

В отчаянии Ханлейт посмотрел на Фиону.

– Потому что маг не вылечит мага от магии.

– Скверна – не болезнь, это другое!

– Скверна – суть всех эри. И в тебе, и в ней течет кровь вашего создателя, а ваша магия родилась по его подобию.

– Фиона, ты не в себе сегодня.

– Я давно не была настолько собой, а вы, маги эри, – прямые потомки Императора. Вы его дети сквозь века. Мне Мастер Киндар поведал по секрету давным-давно.

– Киндар, тебе?.. Неправда! Мы злу не служим! Вся жизнь Лиандры – тому доказательство!

– А я этого и не говорила. Как распорядиться даром – каждый решает сам.

Ханлейт не знал, что ответить Фионе или какой задать вопрос. Все разваливалось вокруг него, распадалось на части, а в голове крутилась всепоглощающая мысль: «Я убил ее! Притащив сюда, я ее убил!»

Сайдерис тронул его за плечо:

– Так ты вылечишь маму?

– Конечно, но позже. А пока нам всем нужно немного отдохнуть и успокоиться. Скоро темнеет, устроим привал. Без дичи. Посмотри, что у нас осталось вкусного: лакомство всем будет кстати.

***

Этот ужин мог быть другим. Лиандра и Сайдерис могли бы вспоминать Демерия, а Ханлейт узнавать от них о Святом Отце нечто доброе или забавное, о чем и сам не подозревал; могли бы обсуждать планы на будущее, и пусть оно кажется безрадостным издалека, обсудив путь сообща, становится легче его пройти. Но все молчали, слушая, как костер трещит.

– Погода хорошая. На осень непохоже, – сказал Хан.

Лишь бы что-то сказать. И как-так у Герванта получалось? Даже в самые темные времена рядом с ним уныло не было.

– Ага... – откликнулся вздохом Сайдерис.

– Я знаю, что еда невкусная. Вот Гервант умел готовить! А я делаю вроде все то же самое, а выходит так себе.

Хан не заметил, когда успел сказать о Герванте вслух и прикусил язык. Лиандра без аппетита ковыряла ложкой в госпитальной кастрюльке. Ест сама – уже хорошо. Имя брата не вывело ее из оцепенения.

– И кто такой Гервант? – вяло поддержал беседу Сайдерис.

– Твой родной дядя.

– У меня нет родных.

– Есть. Были. Был. Он умер. Прости.

– Спасибо, утешил.

Это же шутка! Причем, в духе Герванта, показывающая, какой собеседник идиот. Ханлейт обратился к Фионе:

– Путешествовать в бархатном платье неудобно.

– Нет, одинаково, но намного красивее, чем в серо-коричневых обносках. Тебе не нравится?

Фиона расправила благородную ткань юбки вокруг себя, и блики огня засияли на вышивке драгоценными самоцветами.

– Мне нравится.

Повисла долгая пауза. Осенние ночи тихие. Кузнечики отжили свой век, птицы улетели в теплые края. Только ветер и шепчет.

– Когда же она заткнется, наконец?!

Лиандра выронила ложку и вскричала так же неожиданно, как в прошлый раз, и снова все подскочили на месте, даже Фиона.

– Мама?!

Сайдерис бросился к матери, но увидел ее безумный взгляд и отшатнулся.

– Фиона молчит. Лиандра, ты о ком? – осторожно спросил Хан.

– О демоне Сириона, и ее проклятой песне! Я молю Создателя о покое, но ее властный голос отдается у меня в груди, как колокол собора!

– И о чем она тебе поет? – спросила Фиона.

Не замечая пламени костра, глаза Лиандры оставались черны, а губы беззвучно повторяли загадочные слова за кем-то.

– Она слышит голос дороги. Наверное, мир мертвых приготовил для каждого из нас своих призраков, – жутко объяснила Фиона.

– Тогда я хочу услышать папу. Он обязательно что-нибудь придумает, и маму спасет. Папа, я здесь!

– Сайдерис, не провоцируй это гиблое место! – испугался Ханлейт.

– А я хочу услышать Мастера, он умеет давать советы, – Фиона встала и бесстрашно прокричала в темноту, – Тень, Мурена, Киндар ланн Инья, ты помнишь меня? Я вспомнила свое имя! Я – Фиона ванн Элиот, твой верный рыжий друг!

Сайдерис смотрел на Ханлейта выжидательно:

– Ты сам нас сюда привел. Твоя очередь.

– Я никого не стану звать.

– Боишься?

– Да! За вас!

– Слышите тишину? Мертвые не явятся без разрешения, зови – не зови. Нужно пригласить хозяина дороги. Тень, тебя научить?

– Давай.

– Фиона, не смей!

Она Хана не послушалась.

– Повторяй за мной: отверженные да присягнут тебе!

– Отверженные да присягнут тебе! – повторил Сайдерис за Фионой громким эхом.

Призыв демона прозвучал на Проклятой дороге. Дважды... Ханлейт прикрыл лицо ладонями и перестал дышать.

– Ведешь себя, как ребенок. Думаешь, если сам закрыл глаза, то тебя не увидят? Демон знает, что мы здесь, но для него моя месть всегда была слишком маленькой, да и горя Тени ему тоже недостаточно. Позвать должен ты.

Ханлейт отнял руки от лица. Ночь, ничего не случилось.

– Зачем мне его звать, Фиона?!

– А зачем ты носил серебряный свет в медальоне? Проклятая дорога – его дом. Он исцелит мать Тени, если захочет, а больше ничто и не сможет.

Сайдерис смотрел на Ханлейта с надеждой, Фиона – требовательно.

– Я сделаю это сам.

– Но у тебя не выходит! Почему ты отказываешься? – не получив ответ от Хана, Сайдерис обратился к Фионе. – Почему он отказывается?!

– Потому что боится своего любимого демона.

– Потому что он трус и слабак!

Резкий до жестокости и несправедливый, – мальчишка сразу показался Ханлейту таким. Возможно, с возрастом это пройдет, или характер Сайдериса станет только хуже, а пока с ним можно или во всем соглашаться, или не обращать внимания на его слова. Ханлейт в который раз выбрал второе.

Ночь казалась бесконечной. Душа Лиандры уходила по Проклятой дороге все дальше, а у Ханлейта не хватало воли вернуть ее обратно в искалеченное скверной тело. Она перестала говорить, от чудесных солнечно-зеленых глаз осталось лишь воспоминание. Хан слишком хорошо понимал, что это значит, – времени у него не осталось. Забыв о магии, он пытался достучаться до нее словами:

– Помнишь мой самый первый день в вашем доме? Ты осматривала мои раны, а Сайдерис подглядывал; я не подозревал о его существовании, но слышал краем уха его беззвучные шаги и замечал легкий сквозняк, колыхающий свечу. Он всегда был с тобой рядом, даже когда ты не замечала; провожая в госпиталь, он тайно следовал за тобой по улицам Аверны, знал по именам старших сестер и приносил домой забытые тобой на ограде лечебницы вещи, когда ты уставала. Он заботился о тебе и охранял; твой сын очень любит тебя, ты не имеешь права его оставить. Тебе есть зачем жить! Вернись ради него, слышишь?

Ханлейт встряхнул тело Лиандры и отчетливо осознал свое бессилие против скверны в ней. Встав, он отошел в ночь на несколько шагов. Фиона и Сайдерис сидели у костра маленькими черными комочками. Возможно, они дремали, или также потеряли надежду, как и он сам, и не хотели шевелиться.

– Я не понимаю твою связь с этим местом, я просто знаю, что она существует. Моран, я позову, я готов. Я буду ждать не демона, а тебя. Приходи. Отверженные да присягнут тебе, – прошептал Хан.

Ночь замерла, костер заснул нарисованным на темени цветком и светил ровно, как причудливая лампа. Ханлейт вернулся и потянулся рукой к застывшему языку пламени, и его ладонь прошла сквозь него, не почувствовав жара или боли.

– Не делай так. Позже пожалеешь, – откликнулась Фиона.

– Что случилось с огнем?

Ханлейту ответила не Фиона.

– Мертвый огонь не согреет и не погаснет. Безвременье вечно.

– Кто здесь?

Хан напрасно оглядывался во все стороны: бесполый голос, прозвучавший в его голове, не имел материального тела.

– Ты ослеп? Вот он стоит.

Сайдерис смотрел в пустоту, рассматривая кого-то или что-то, а его серьезное и бесстрашное поведение смахивало на дурную шутку.

– Он? Почему «он», а не «она»?!

– Потому что мужику в короне «она» не подходит, а его конь тоже не кобыла.

Демон продолжил:

– Ты предлагаешь женщине неравноценный обмен: служение ее душе дороже, чем любовь создания, чуждого ее природе.

– Ты это слышишь, Сайдерис?

Хан спросил, внутренне холодея. Пусть мальчишка ответит «нет»!

– Он говорит обо мне? И почему я вдруг стал для мамы «чужим»? Эй, ты, черноликий, я к тебе обращаюсь!

Над Проклятой дорогой раскатился короткий хохот.

– Безвременье – часть тебя с момента твоего появления на свет. Ты и родился, и умер одновременно, ты и ребенок, и старик, ты разорван магией надвое, а каждый твой вдох – попытка соединиться воедино.

– Иногда я умею предсказывать. Я немножко демон?

– Нет, создание. Ты тот, кто вспоминает свое будущее.

– Если я был стариком, значит, мне предначертано прожить долгую жизнь. Исцели мою маму, затем тебя и позвали. Вот этот «недолекарь» умеет только ныть.

Хану снова досталось. Наверное, Сайдерис так мстит за его вину – нельзя было тащить Лиандру на Проклятую дорогу.

– А что взамен?

В голосе демона как будто прозвучала усмешка.

– Все, что попросишь. Ах, это?

Сайдерис поднялся и пошел прочь от круга замершего огня. Ханлейт схватил его, и на этот раз он сдаваться не собирался.

– Куда направился?!

– Демон предложил мне покататься на его черном коне, ты бы и сам увидел, но увы и ах – ты теперь слепой.

– Ты никуда не уйдешь. Я не позволю.

– А ты попробуй меня остановить, калека!

Мальчишка крутанулся у Ханлейта в руках и извивался ужом, доказывая, что по Аверне он не только гулял, но и принимал участие в уличных драках. Иного выхода не осталось – Хан начал превращение. Он стал одержимым чудовищем полностью и увидел свое отражение в глазах Сайдериса.

– Ты ужасен и бесполезен! Почему, обладая такой невиданной силой, ты не спас моего отца?!

– Я спас тебя и твою мать. Тебе мало?

Глухой и мощный рык Ханлейта-чудовища был под стать Проклятой дороге и всем демонам на ней, но Сайдериса не испугал.

– Только меня, взгляни на маму. А я тебя даже не просил! Перестань сопротивляться, ты все равно отпустишь меня добровольно.

– Никогда! Я поклялся Святому отцу быть Хранителем для тебя!

– Отпусти его со мной, Ханлейт.

Этот негромкий и ясный голос он узнал бы из тысячи! Моран стояла поодаль, держа вороного Севера под уздцы. Она казалась точно такой, какой он ее запомнил в их коротком и счастливом путешествии по Проклятой дороге. Ханлейт выпустил Сайдериса, и тот подбежал к Моран, а она помогла ему забраться на коня и сама села позади. Север прянул в темень и исчез. Стук копыт ударил по тишине и замер.

– Что еще ты готов ей подарить? – спросила Фиона в спину.

– Что-угодно.

– А как же я? Отдашь меня?

– Ее душа никому не причинит вреда.

– Посмотри на огонь.

Ханлейт обернулся – пламя оставалось застывшим. Сайдерис и Моран возвращались с другой стороны Проклятой дороги, словно за несколько ударов сердца успели объехать весь Мир.

– Где вы были?!

– Ты до сих пор думаешь, что из «нигде» можно куда-то уехать на коне? – риторически спросила Фиона и встала, встречая прибывших из ниоткуда.

Сайдерис и Моран спешились, и Ханлейт увидел ее вблизи. В боевой одежде из чепрачной кожи и черненного металла, в чернильно-синем плаще до пят, – как воин из забытых легенд, Моран мертвенно белела лицом и останавливала время взглядом. Она вынула из ножен на боку длинный меч и положила его полотно Лиандре на плечо. Так принимают клятвы или готовятся срубить голову, но Хан не двинулся с места, доверяя Моран полностью, а Сайдерис наблюдал спокойно, словно уже обладал тайным знанием.

Меч вспыхнул серебром, отражаясь в одержимом взгляде Лиандры, прошил ее тело светом насквозь, опаляя скверну изнутри огнем архонта, который плоть не сжигает. Тишину Проклятой дороги разорвал долгий крик боли.

– Мама, мама, скоро все пройдет!

Сайдерис упал на колени и подхватил обмякшую, внезапно заснувшую сном выздоровления мать. Так и уходит одержимость, но Ханлейт лечил милосерднее. Он вернул себе привычный облик и протянул к Моран руки.

– Подойди ко мне. Я хочу коснуться тебя, я хочу найти для тебя слова, которые не нашлись при прощании. Я люблю тебя одержимой и архонтом, я принял твое настоящее и прошлое, а сегодня я обрел то, о чем не смел мечтать – надежду на будущее с тобой. Где-угодно, пусть в безвременье, я хочу быть рядом. Я люблю тебя больше жизни, и если я по-прежнему дорог тебе даже в смерти, то забери мою жизнь, без тебя она мне не нужна.

Ханлейт искал ответ в ее серо-сизом взгляде, а он остужал любые чувства равнодушной мудростью, незнакомой и чуждой для знакомой ему Моран.

– Согласен ли ты служить вечно?

Это ее голос, ее родные губы в форме сердца произносят слова без намека на любовь.

– Служить? Если ты хочешь от меня лишь службу, то я готов и на это.

– Повторяй за мной: клянусь служить Дороге душ сутью своей и силой духа своего, пока встает и заходит солнце, светят звезды и несет воды к морю Амарантин; до и после конца времен, когда весь иной свет погаснет.

– Однажды я уже произнес клятву эймарским королям как Хранитель. Твоя клятва другая.

Моран направила на Ханлейта слабо тлеющий меч.

– Не рассуждай. Встань на колено передо мной и говори. Дорога твоих попранных клятв не слышала.

– И не услышит.

Забытая Фиона подкралась сзади и вонзила нож в спину Моран. Клинок проткнул ее тело насквозь и вышел слева, где бьется сердце. Взглянув вниз, на сталь и смертельную рану, Моран улыбнулась иронично и почти знакомо; а ее силуэт подернулся туманной дымкой и исчез прежде, чем Ханлейт успел поймать его в объятия.

– Ты убила ее! Что ты натворила?!

– Имей она плоть, я бы ее убила.

Ханлейт заметил бы, если бы подумал: нож в руке Фионы остался чистым, без следов крови; да и не хватило бы ей физической силы проткнуть доспехи архонта! Но думать он не мог.

– Ты ранила ее душу!

– Здесь нет ее души.

– Но я видел ее свет!

– Свет можно обрести, а можно и потерять. Безвременье – удел мертвых демонов, а твой демон жив.

– Я был так близко... К счастью...

– ... к смерти. Произнеси ты клятву, твоя душа сгинула бы на дороге навеки.

Ханлейт схватился за голову и в отчаянии опустился на землю.

– Мне уже все равно.

– Слабак, – подытожил Сайдерис, и Хан с ним внутренне согласился.

Костер проснулся и затрещал, облизывая валежник с жадным голодом. Ханлейт вскрикнул от неожиданной боли и посмотрел на обожженные пальцы.

– А я предупреждала, что огонь нельзя трогать, – буднично откликнулась Фиона, – дай мне руку, я боль сниму.

– Пусть в монстра превращается и лечится сам. Сколько времени прошло с тех пор, как он в костер сунулся?

– Нисколько.

– Потрясающе.

И это все, что он нашел сказать? Жизнь шла своим чередом, а ночь готовилась встретить утро.

***

Ханлейт проснулся вялым, как с похмелья. Произошедшее казалось ему далеким сном, и было тяжело взглянуть в глаза своим спутникам, словно отныне они знали нечто постыдное друг о друге. Одно обнадеживало – рутина однообразного путешествия совсем скоро заставит забыть и демона, и неосторожные слова: свои, чужие. Все слова.

Лиандра не пришла в себя, но отметины скверны на ее теле поблекли и обещали исчезнуть совсем; Фиона деловито собиралась в дорогу, а Сайдерис молча сверлил Хана взглядом.

– Я... Я вчера сказал много такого, о чем жалею. Не знаю, что на меня нашло. Я вовсе не собирался вас бросать и уходить по Проклятой дороге с Моран... с той, которой нет среди нас. В мире мертвых не существует любви, а в мире живых у меня есть долг перед Святым отцом и перед вами.

– Да неужто? – усмехнулся Сайдерис.

– Ты лжешь себе, но демону лгать труднее, – откликнулась Фиона.

– Это было наваждением.

– Это было откровением.

– Фиона, мы просто забудем эту ночь.

– Ха-ха, – невесело хмыкнул Сайдерис. – Вот дурак.

– Обзывай меня, как угодно.

– «Тебе все равно», ты живешь во сне. Проснись.

– Тень, перестань. Среди кошмаров есть и прекрасные сны.

Фиона сложила припасы на тряпку, связала ее в узелок и прилаживала его к длинной палке.

– Зачем ты это делаешь? – удивился Хан.

– Чтобы нести.

– Но в повозке полно места.

– Я ухожу, Ханлейт.

– Что? Куда? В каком смысле уходишь?

Ничего не понимая, Хан вскочил.

– Сначала – туда, – Фиона указала на путь по Проклятой дороге обратно, – а потом в Аверну, где у меня остались дела.

– Ты ведь не серьезно?

– Не только вы говорили с демоном, и у меня была к нему просьба – я хотела увидеть своих любимых призраков: друга и сестру. Но Киндара и Малены нет на Проклятой дороге: они недостойны служения, и даже покой безвременья им неведом. Их души принадлежат Императору и обречены на вечные страдания. За душу Киндара отомстит мэтр Лиотар, а за Малену заступиться некому, кроме меня. Я вернусь. Моя месть маленькая, но очень злая.

– Ты разыгрываешь меня? Ты ненавидишь сестру! И Лиотара должна ненавидеть не меньше!

– Я именно так и считала, но я тоже лгала себе: Малена мне дорога так же сильно, как и ненавистна, а мэтр Лиотар выпил свою чашу искупления до дна, и мне нечего ему добавить.

Ханлейт Фиону не узнавал. Как же спокойно и разумно она говорила! Но от каждой ее фразы на него накатывала дрожь волнения и дурного предчувствия.

– Это глупость, это бред, это испытание для меня, которое я заслужил. Вернуться ты не можешь. Мой черед править лошадью. Фиона, садись в повозку, я обещаю быть внимательнее к тебе.

– Ты был. Ты старался. Больше не нужно.

Она подошла близко, встала на цыпочки и положила руки Ханлейту на плечи. Посмотрела долгим и светлым взглядом прощания, а потом поцеловала в губы. Остановилось время, но не волей демона. Оно уже останавливалось для Ханлейта во дворе эрендольской тюрьмы, когда над его шеей повис топор палача. Тогда топор передумал; он упал сейчас, когда Фиона опустила руки, сделав шаг назад. И Ханлейт продолжал торг, не осознавая, что казнь свершилась:

– Мы вернемся вместе, если иначе нельзя.

К демону Лиандру и ее упрямого сына! Пусть увозит мать на север сам, раз он такой самостоятельный!

Словно услышав его мысли, Фиона посмотрела в сторону неподвижного тела на земле.

– Я вернусь без тебя.

Она решила и решилась, а уговоры не имели ни малейшего смысла.

– Фиона, я не отпущу тебя одну!

– Одна она не будет. Я тоже ухожу. С мамой я попрощался, пока ты дрых.

Наслушавшись вдоволь, Сайдерис поднял ее узелок на палке и закинул себе за спину.

– Никуда ты не уходишь, гайлу смердящий! Не до тебя! Сядь в повозку, ...! – рявкнул Ханлейт, приправив эймарскую речь харматанской бранью.

– Уж обозвал, так обозвал. Я до конца не разобрал, но чувствую, что мощно. У меня тоже в Аверне дела – я дал демону клятву, – да, ту самую, на которую у тебя духа не хватило.

– Врешь. Ты был бы мертв, если бы ее произнес. Не мешайся!

– А я как раз-таки уже умер, но явно не сегодня. И помру не завтра, в чем есть хорошая определенность. Что ты умеешь хуже: слушать или соображать?

– Тень не врет. Он поклялся служить Проклятой дороге вечно, – подтвердила Фиона и вздохнула.

– Когда он успел?!

– Ночью, когда ты отвернулся.

– Сайдерис, ты пожертвовал собой ради матери?!

– А ты бы не стал? Не, точно не стал бы. Я вернусь и отомщу Императору за отца – оказывается, у нас с демоном мести есть общие цели. Давай, превратись в чудовище, помешай мне, схвати Фиону и свяжи, а потом мы сбегать от тебя будем. Нет, ты превращаться не станешь. Создатель тебя разбери, ты всегда был странный. На этом и расстанемся.

– Ты уже совершил непоправимую ошибку и тут же совершаешь еще одну! Я не могу притащить твою мать обратно в Аверну, и не могу оставить посреди дороги! Что я скажу Лиандре, когда она очнется?!

– Поэтому я и ухожу – пока она не очнулась. Она выздоровеет, я видел. Ты объясни ей все. И поплачь с ней, я думаю, ты умеешь. Я не... – Сайдерис запнулся, сглотнул слезы сам и продолжил медленно, подбирая безжалостные слова. – Смысл ее жизни – не я, и папа не был. Она жила ради госпиталя и помощи... Всем, кто нуждался. Она помогала тебе. Пусть в ее жизни будет еще один госпиталь, помоги ей в этом, как ты папе обещал. Будь маме Хранителем. Я буду надеяться на тебя.

– Сайдерис, но ты же неправ! Во всем! Ты наслушался демона!

– Я не знаю, прав ли я. Если когда-то я так решил, то, возможно, я не ошибался. Я не могу изменить свою судьбу – она заранее мной написана.

– Нам суждено встретиться? Мне, Фионе, тебе и матери? Ты же теперь «пророк»?! Так скажи «да»!

Хан хотел уцепиться хоть за что-нибудь, даже за призрак надежды, но Сайдерис остался верен себе:

– Так далеко я будущее не вижу.

Фиона потянула его за собой:

– Тень, пора.

– Подождите!

Ханлейт сорвал с пояса кошель с золотом Демерия и протянул им. Взяла Фиона и отсчитала пять золотых.

– Остальное оставь. До Аверны нам хватит, а там у мэтра Лиотара золотых монет целые горы.

Она развернулась и пошла прочь, уводя Сайдериса, вновь ставшего сиротой, мальчишкой, потерявшим родителей. Сколько раз она повторяла: «Я с тобой!» и Хан принимал ее выбор, как должное: что бы ни случилось, Фиона будет рядом! И вот, он смотрит, как она уходит. Ханлейт не удержался от последней, отчаянной мольбы:

– Фиона, не бросай меня!

– Я люблю тебя.

Она сказала, не оборачиваясь, и ее мелодичный голос прозвенел над Проклятой дорогой колокольчиком издалека. Он повернулся к повозке лицом и оперся о ее борт, – смотреть ей вслед – слишком мучительная пытка.

Когда Ханлейт обернулся, уже не смог разглядеть на Проклятой дороге путников. Тишина. Она теперь с ним надолго. Как и одиночество. Он начал собираться, оставив Лиандру напоследок, как самый неприятный груз.

– Все случилось из-за тебя.

И только взяв Лиандру на руки, он как вживую увидел солнечный монастырский двор в ярких точках цветов и башенку над ним, где ради него были готовы отложить любые срочные дела. Харматанский клан был ему домом и орден Хранителей; когда-то Гервант выхаживал его, раненного, и подарил дружбу по широте душевной; Эверон в Железной башне проявлял о нем жестокую заботу вынужденно, Моргват взял на себя обязательство доставить умирающего эри в Аверну из чувства долга, а Фиона любила всему вопреки.

Бережно уложив Лиандру на одеяло на дно повозки, Ханлейт занял место возничего и тронул вожжами лошадь. Он желал себе свободы? Так вот она – он больше никому не нужен.

***

– Сайдерис? Ханлейт? Фиона? Сайдерис?

Ханлейт правил лошадью и отказывался слышать зов из повозки. Лиандра пробыла без сознания несколько суток, и чем дольше она не приходила в себя, тем грядущий разговор казался ему невозможнее.

– Демон Сириона?

Нет, дальше так нельзя! Ханлейт остановился и подошел к пологу, не решаясь его откинуть.

– Кто здесь?!

– Лиандра, это я.

В небольшом перелеске дряхлели древние дубы, готовясь уступить место сторожей Проклятой дороги молодым кленам. Поднялся ветер, и тотчас их красные и желтые пятнистые пятипалые листья облапали повозку. Словно подбадривая, рыжий лист упал Ханлейту на плечо. Хан поймал его и взял с собой. Сев внутри повозки на скамью, он молча вертел в руках кленовый лист за жесткий черешок.

– Я очень устала вчера и на всех несправедливо накричала. Ханлейт, я ни в чем тебя не виню: ты появился в нашей с Сайдерисом жизни совсем недавно, но успел стать нам очень близким, а родным всегда достается больше остальных.

Приняв его молчание за осуждение, Лиандра продолжала:

– Знаешь, мне снился сон, и он был невероятным: про золотые пески жаркой страны, морские шторма и большие корабли, каких я никогда не видела. Мне стало так легко дышать! Во сне мне казалось, я научилась летать, а когда я проснулась, скверна меня покинула. Ты смог меня вылечить, Ханлейт. Вот, смотри.

Лиандра показала чистое запястье.

– Тебя вылечил не я.

– Не приуменьшай свой дар. Сайдерис обижается? Я виновата. Я словно упала в горе с головой, как в черное болото, и забыла обо всех, кроме себя. Но я буду просить у вас прощения снова и снова. Сайдерис!

– Его нет рядом.

– Напрасно ты позволяешь гулять ему по Проклятой дороге одному!

– Он с Фионой.

Лиандра напряженно приподнялась на локте было, но прилегла обратно.

– Она ему не защита! Ну вот, я опять на тебя чуть не набросилась...

– Лиандра, послушай...

– Я слушаю.

Хан закрыл глаза. Единственное, что его связывало с миром в этот момент – гладкая кожистая поверхность кленового листа. Нет, ему не отмолчаться.

– Ты жила в Аверне и, конечно, до тебя доходили слухи о ее легендарных катакомбах: старый город похож на источенное червями яблоко, половина которого закопана в землю. Главный собор и ваш с Демерием дом соединяет подземный переход; тоннели ведут во все концы города и даже прямиком в Госпиталь, под лестницу в твоей башне.

– Зачем ты мне рассказываешь это теперь?

– Демерий доверил Сайдерису подземные ключи. Кто владеет ключами от катакомб, тот владеет оборотной стороной Аверны. Но это не все. Сайдерис перенял у Демерия двоемыслие и мастерство перевоплощения, а еще твой сын от природы благоразумен и скрытен, каким и полагается быть Тени по призванию.

– И ты, и Фиона как будто хотите внушить мне мысль, что мой сын нечто большее, чем ребенок. Никаких теней, Ханлейт! Почему он так долго? Тут и ходить-то некуда!

– Не каждый захочет добровольно вести двойную жизнь и найдет в притворстве достоинства. Никто не догадывается, что неприметный подросток в одежде служки храма – сын Святого отца и леди Лиандры; никому в целом городе не известна тайна Сайдериса. Кроме Бритты. Но ей я бы и сам доверил любой секрет, даже не задумываясь.

Ханлейт открыл глаза, услышав, как часто она дышит. Бледная после болезни Лиандра смотрела на Хана с ужасом.

– Что-то случилось... Сайдерис! – закричала она, срывая слабый после молчания одержимости голос.

Лиандра выбралась из повозки и обежала ее по кругу, цепляясь за борта и озираясь по сторонам. Ее зов раздавался на Проклятой дороге снова и снова и становился все отчаяннее. Ханлейт спрыгнул в мягкую пудру белесой пыли, запорошенную кленовыми листьями. Стояла вторая половина времени золотых пашен, но ни капли дождя еще не упало.

– Где мой сын?!

– Сайдерис вернулся в Аверну.

– Что?! – тихо прокричала она и бросилась бежать по дороге.

Хан поймал Лиандру и встал у нее на пути.

– Как ты мог его отпустить... Допустить... Я догоню... Создатель, как же ты мог!..

Задыхаясь от бега, она высматривала сына у Ханлейта за спиной.

– Они ушли вместе с Фионой четыре дня назад.

– Четыре... Чего ты стоишь?! Распрягай лошадь, поедем верхом вместе!

– Мы не станем их догонять, Лиандра.

– Ханлейт, быстрее!

– Мы продолжим путь на север вдвоем.

До нее дошел смысл слов, и на Хана обрушился град ударов. Он не закрывался от них и не хватал ее за руки; Лиандра била как-попало и куда-придется, пока не выдохлась.

– Чудовище. Я найду сына сама.

Толкнув Ханлейта, она хотела продолжить путь пешком и босиком, и он снова ее удерживал.

– Если желаешь сыну добра, ты не станешь его преследовать. Тебя ищут арии и не бросят искать; в Аверне с тобой Сайдериса ждет быстрое разоблачение. Вы погибнете вместе.

– А без меня он погибнет один!

– Сайдерис не умрет. Я не поручусь за свою или за твою, но его ждет жизнь долгая; он не сгинет в Аверне, ему не суждено погибнуть молодым.

– Откуда ты знаешь...

Она подняла на Ханлейта зелено-желтые, полные слез глаза.

– Не я, Лиандра. Знает сам Сайдерис. Твой сын, рожденный в безвременье Сириона, не предсказывает будущее, он вспоминает его.

– Как?..

– Мне это неизвестно. Но мы с тобой будем верить его словам и ждать новой встречи.

Впервые со смерти Демерия Лиандра разрыдалась.

– Я будто знала, что потеряю его... С момента его рождения я не верила, что он выживет, что будет всегда со мной, моим любимым сыном... Каждое утро я открывала глаза и вспоминала о невероятном подарке судьбы – Сайдерис рядом, еще рядом, пока рядом... Я считала себя сумасшедшей и одергивала себя, а надо было смотреть за ним лучше, беречь его сильнее... Почему, зачем он ушел?!

– Когда-нибудь он сам расскажет тебе, Лиандра.

– И ты в это веришь?!

– Я – да.

Сколько еще раз придется ее уговаривать, настаивать, не разрешать повернуть назад! Каждый шаг, каждая верста прочь от Аверны превратится в путь, сплошь состоящий из препятствий. Но пока Лиандра заливала горе слезами, Ханлейт ей не мешал. Он проводил ее, до поры покорную, в повозку. В ткань верха начало дробно постукивать – наконец-то в Эймар заглянули осенние дожди.

– Он промокнет... Он замерзнет...

– У Сайдериса достаточно денег, а путешествовать по Проклятой дороге им с Фионой не обязательно.

– Фиона опасна!

– Именно поэтому она его и защитит.

– Но где же мы встретимся?!

Действительно, где?

– Эдельс – второй по величине город севера; там мы узнаем все новости: и о восстании, и о ситуации в Аверне, – сказал Ханлейт, вложив в голос всю несуществующую уверенность.

– Но до Эдельса ведь далеко ехать?

– По суше очень далеко, Лиандра. Но добираясь на север по Амарантину и реке Гайт, Сайдерис может оказаться в Эдельсе раньше нас.

– Тогда чего мы ждем? Поехали?

– Поможешь мне с лошадью? Мне тяжело одной рукой.

– Я же говорила тебе: ты все равно должен ее использовать...

Ханлейту не требовалась ее помощь. Лишь бы Лиандра сидела на передке рядом и не порывалась бежать, а небольшой дождь сквозь плащи их не промочит.