— Извините Марья Умелова, но вы нам не подходите, — спокойно произнёс Иван, глядя на Марью.
— Как это не подхожу? — опешила та, нервно разглаживая подол сарафана в крупный красный горох. — У меня же вот направление имеется, к вам на работу. — Она кивнула в сторону листка бумаги, который держал в руках сельский староста.
На вид он был старше Марьи — лет на двадцать, а то и больше. В короткой бородке, и длинных волосах, собранных в хвост, поблескивали седые пряди, а строгость, замершая в серых глазах, заставляла поёжиться.
— Имеется, — безропотно согласился он. — Только тут, видимо, какая-то ошибка вышла. Я ждал не вас.
— Вы уж простите, я не знаю, кого вы ожидали увидеть, но мне предложили это место, и я согласилась. Сами видите — бумаги в порядке. — Марья вздёрнула подбородок, не желая сдаваться. Ей и так было нелегко в последнее время, и предложение о переводе она расценила как хороший знак.
И впрямь, почему бы не уехать в тихое село из пустой бабушкиной квартиры, где всё напоминает о прошлом — да так, что сердце щемит и слёзы сами собой льются? И вот теперь, когда она уже тут, ей говорят, что она не подходит. Как это вообще понимать?
— Марья… — староста запнулся и глянул в документы, — Андреевна, мне очень жаль, что вы проделали весь этот путь зря. Отдохните пару дней, пока я улаживаю данное недоразумение. Тут в селе имеется гостиница — номер оплатим. А после сможете вернуться в город. Что вам тут делать-то в нашей заповедной глуши? — Иван робко улыбнулся, как бы извиняясь за ситуацию в частности и за медвежий угол в целом.
Марья спорила редко, а уж со старостами сёл и вовсе никогда. Сама ситуация казалась ей чудной: она устраивалась на работу в крепости. Если быть точным то в пристройке к ней. Толстые стены, намекающие на долгую историю, и сводчатые потолки, играющие эхом, давили, требуя от присутствующих послушания и внимания.
Она молча смотрела на Ивана, пытаясь понять, как же так вышло, что даже тут, в глубинке, ей нет места?
Мысленно она перенеслась в прошлое. Сиротка, воспитанная бабушкой. Без друзей, без подружек. Единственная компания — книги, и те — в библиотеке. Бабушка считала их роскошью и дарила только на день рождения и Новый год. Когда на третьем курсе филфака бабушка заболела, никто не удивился, что Марья устроилась подрабатывать в библиотеку. Честно признаться, некому было удивляться.
А позже за бабушкой потребовался постоянный уход, и Марья взяла академический отпуск — да так и не вернулась в институт. И вот теперь, когда бабушки не стало, она вдруг оказалась совершенно одна. Одна в родительской квартире. Одна в суетном городе. Одна на всём белом свете, где ей словно не находилось места.
Она видела документы, протянутые ей старостой, и уже готова была сдаться, поверив, что и впрямь всё это ошибка. Но жгучая обида не позволила ей этого сделать.
— Я приехала работать и уезжать не собираюсь, — резко ответила она и тут же смутилась.
— Да как вы не понимаете… — снова начал староста, но его прервали.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге кабинета появилась женщина. Серая юбка мела пол, а ворот белой блузы закрывал горло. В тёмных волосах серебрились нити прожитых лет. Чёрные глаза горели угольями, крючковатый нос придавал лицу хищное выражение.
Незнакомка опалила взглядом Марью — да так, что та аж отшатнулась, — затем, издав похожий на карканье звук, очутилась подле Ивана и ловко выхватила у него документы, близоруко уткнувшись в них.
— Ты, значит, без меня с соискателем беседу начал? Молодец. Зачем директора дожидаться, правильно я изъясняюсь?
— Устинья Берендеевна, не могли бы вы… — начал говорить Иван, но женщина едва покосилась на него, и староста замолчал.
— Значит, вы к нам библиотекарем назначены? — уточнила незнакомка, не поднимая глаз на Марью.
— Да, перевели из города, сказали — вам требуются кадры, — Марья старалась говорить твёрдо, но голос предательски дрожал.
— Кадры нам требуются, факт, — почти покаркала женщина. — Так почему вы ещё тут, а не на рабочем месте?
— Я… — начала было Марья, но её прервал староста:
— Устинья Берендеевна, это ошибка. Марья Андреевна нам не подходит. Мне обещали проверенного человека. Так что я сегодня же напишу в центр, и мы решим этот вопрос — я попрошу выслать компетентного в подобных делах сотрудника.
— У меня стаж работы — пять лет, — Марья вспыхнула. — Я проходила курсы, и нареканий ни разу не было от начальства.
— Вот видишь, Ивашка, девочка дисциплинированная. Так чего тебе неугомонному ещё надо? Опять же — кто ей начальником будет: ты или я? — Женщина погрозила пальцем, как бабушка нашкодившему внуку.
— Устинья Берендеевна, я бы попросил вас… — помрачнел староста.
— Начальство своё проси, а мне работник сейчас требуется. Ну что, Марья-искусница, давай знакомиться. Я — Устинья Берендеевна, директор местного дома культуры и музея. А ты, значит, будешь у нас библиотекой ведать, так сказать, знания хранить. — Директор кривенько хмыкнула, а Иван недовольно покачал головой. — Жить будешь тут же в селе, дом имеется. А не хочешь хозяйничать — так можешь в гостинице остановиться, это уж твоё дело. От меня условие такое: на работу не опаздывать и за книгами следить как за зеницей ока. Понятно тебе?
Марья кивнула, и Устинья Берендеевна снова хмыкнула.
— А раз понятно — так чего мы тут топчемся, мешаем доброму человеку? Идём — покажу тебе твои владения.
Она направилась к дверям, но староста не сдержался:
— Вы не можете в одиночку решать этот вопрос! Так не положено!
— Да чем тебе Марья не угодила? — театрально удивилась Устинья Берендеевна. — Ты погляди: молодая, ладная, скромная… Ну, чего тебе ещё надо-то?
Иван поглядел на директора, затем перевёл взгляд на Марью и, тяжело вздохнув, молвил:
— Не мне с вами спорить. Но попомните моё слово, Устинья Берендеевна. Я предупреждал. Да и договор имеется, что наши с вами интересы не пересекаются.
— Будет тебе, не нагоняй тоску, — отмахнулась та и, зыркнув на Марью, добавила: — Библиотека — это больше наш интерес, чем ваш. А если что не так пойдёт — я с ней сама разберусь.
Марья с опаской посмотрела на новую начальницу, а та уже выскочила из кабинета — и Марье ничего не оставалось, как, подхватив сумку, поспешить следом за ней.
Устинья Берендеевна шла быстро, чуть прихрамывая на левую ногу. Звук её шагов разносился под сводами старинного здания, в котором и в самый жаркий день царила прохлада.
— Библиотека тут же находится, в конце крыла. Книг у нас, может, и меньше, чем ты привыкла видеть, зато имеются редкие фолианты. Сюда из столицы учёные приезжают — рукописи изучают. Поэтому спрос с тебя особый станет, — напутствовала она едва поспевающую за ней Марью.
— Старый фонд, — кивнула Марья. — Я знаю, как работать с такими книгами. Так что в обиду их не дам. — Попыталась пошутить она.
— Они и сами с усами, — отмахнулась директор. — Им палец в рот не клади — по локоть откусят.
— Кому? — не поняла Марья.
— Как это — кому? Книгам, конечно! — Начальница резко остановилась и, повернувшись к Марье, поджала губы, точно усомнившись: а правильно ли сделала, что взяла её на работу?
— А это шутка, да? — Марья улыбнулась, пытаясь угадать настроение директора.
— Шутка? — Устинья Берендеевна недоумённо уставилась на подчинённую, а затем, вроде как передумав, кивнула. — Шутка, да. Но в каждой шутке лишь доля шутки.
— Понимаю, — согласилась Марья, чувствуя себя не в своей тарелке. — Мне сегодня приступать к работе?
— Сегодня оглядишься, а с утра начнёшь. Ещё надо в отдел кадров зайти — к Ефиму Ивановичу. Пусть тебя честь по чести оформит. Он у нас и за секретаря, и за бухгалтера, и за завхоза. — Женщина вздохнула. — Село небольшое, работников особо нет. Молодёжь в город уезжает, старики к нам разве что по праздникам приходят. Так и живём. А вот, кстати, и твои владения.
Они остановились у низкой двери, в которую, чтобы войти, явно требовалось наклониться. Устинья Берендеевна сунула руку в карман и извлекла оттуда кольцо, на котором одиноко болтался длинный ключ с хитрой бородкой. Вставив ключ в замочную скважину, директор не без труда повернула его до щелчка. Затем, толкнув дверь, Устинья Берендеевна первой вошла внутрь и поманила за собой Марью.
Та, немедля, тоже нагнулась — точно поклонилась кому-то — и, скользнув через порог, оказалась в небольшом коридоре. Но уже через пару шагов тот выпустил её в широкий зал.
Дневной свет мягко струился в стрельчатые окна, освещая несколько столов и с десяток шкафов, выстроившихся точно костяшки домино. Воздух привычно пах книжной пылью и стариной. Марья сделала несколько шагов по комнате и почувствовала себя как дома. Ей уже не терпелось открыть каталог, глянуть, что за фолианты тут хранятся, провести рукой по корешкам книг и познакомиться с ними — будто с новыми друзьями.
— Ну что, подходит тебе наша сокровищница? — поинтересовалась директор, наблюдая за Марьей.
— Подходит, — призналась та, ощущая странный трепет.
— Ну, раз так — вот, держи. — Устинья Берендеевна протянула ей ключ, и тот рыбкой скользнул в девичью ладошку. — Отныне ты — местная хранительница ключей.
— Так ключ-то всего один, — улыбнулась Марья, сжимая его в кулаке.
— А ты опосля ещё от дома повесишь. Вот уже и будет их два, а там — глядишь — ещё какой появится, — предположила директор и вдруг засуетилась. — Времени-то уже как много! Давай идём, пока Ефим не сбежал. А то он ещё тот работник — не доглядишь, и нет его на месте. Ну, идём же! Завтра на свои владения полюбуешься. Тебе с нами теперь жить да жить — опостылеть успеем.
Марья недоумённо посмотрела на директора, но промолчала. Ей не хотелось уходить из библиотеки. Чудилось, что книги перешёптываются, зовут к себе, требуют, чтобы она сейчас же прошла меж рядами, тронула корешки, глянула на страницы. Однако спорить с Устиньей Берендеевной Марья не стала и, лишь вздохнув, покорно вышла из библиотеки.
— Давай-ка сама её запри — чтоб твою руку запомнил, — потребовала женщина, когда они вновь оказались за дверью.
— Кто запомнил? — не поняла Марья.
— Как кто? Замок, — нетерпеливо пояснила начальница и, дождавшись, когда раздастся заветный щелчок, отчего-то облегчённо вздохнула. — Ну вот, принял. А Ивашка ещё выёживался. — Она фыркнула, точно сердитая кошка.
Марья не стала спрашивать, что Устинья Берендеевна имеет в виду и отчего зовёт старосту Ивашкой. Видимо, у них тут свои отношения — ей, чужому человеку, знать о них не к чему.
— А ты себя чужой-то не чувствуй. Все считай — теперича наша ты. Часть семьи, — поделилась с ней директор, будто прочтя потаённые мысли.
— Да я и не чувствую, — слукавила Марья и спрятала ключ в карман.
Следуя за Устиньей Берендеевной, Марья прошла узкими коридорами, пару раз едва не свалилась на потёртых ступенях и наконец остановилась возле двери с табличкой: «Кащенко Ефим Иванович, бухгалтер».
Новая начальница повернула ручку двери, но та не отворилась.
— Ах, чтоб тебя, старый пройдоха! — неожиданно рассердилась Устинья. — Время ещё рабочее, а его уже и след простыл. — Она обернулась к Марье. — Ну, сама видишь, какие у меня подчинённые. Ладно, завтра его поймаешь да все бумаги оформишь. Запомнила, где находится?
Марья только помотала головой. Все коридоры и переходы пока что слились для неё в единый лабиринт, и скажи ей сейчас искать выход, она, пожалуй, заплутала бы ещё больше и осталась ночевать где-то тут, среди толстых стен и узких окон.
— Понятно, — вздохнула Устинья. — Значит, завтра в девять жду тебя на крыльце, провожу сама, чтоб не заблудилась. А сейчас идём, покажу тебе твои хоромы.
Марья, поудобнее перехватив сумку, молча направилась за директрисой.
К её удивлению, выход оказался совсем рядом: пара поворотов да три пролёта ступеней вниз — с высокого крыльца, с которого открывался чудесный вид на Ключи.
— Ух ты, — не сдержалась Марья, замедляя шаг. — Красотища какая.
— Да, недурно, — согласилась Устинья Берендеевна, становясь рядом. — Вот, знаешь, смотри: видишь, река село делит? Так вот, по ту сторону — новая часть, магазин сетевой имеется, цивилизация всякая. Ну да ты знаешь, оттуда пришла. А вот в нашей старой части такого нет. Заповедная зона. Тут и домишек с десяток едва наберётся. Впереди шпиль на холме заметила? Это сёстры Рыбкины гостевой двор держат. Не понравятся хоромы — можешь к ним съехать. А вот чуть левее — так это Алёнкин дом, молоко свежее у неё бери, хоть поправишься чуток, а то уж больно тощая.
— Так оцениваете, словно не на службу, а на ужин выбираете, — улыбнулась Марья.
Устинья коротко зыркнула на неё и отвернулась, как бы не расслышав этих слов:
— Вот, знаешь, если по тропинке от моста идти, там лавка будет. Ею Ефим заведует. У него там всё подряд, конечно, и выбор небогатый, но если поближе — так всё лучше, чем за реку бежать. А ещё дальше, ближе к лесу, — мой дом. Мимо не пройдёшь, поняла?
— Поняла, — кивнула Марья. — А мой где?
— Ну так вот сейчас и покажу. Идём, а то вечереет.
Вместе они спустились с крыльца и зашагали по дороге. После городской суеты и воздуха, наполненного автомобильными выхлопами и людской сумятицей, местный дух так и придавал сил. Скользили в нём нотки хвойного леса, темнеющего неподалёку, и свежего хлеба, испечённого в чьей-то избе. Луговые травы да речная прохлада, переплетаясь между собой точно в венке, кружили голову. Жужжание пчёл над цветами и гусиные крики удивляли и умиляли одновременно. Одним словом — лепота.
— Места у нас, как я уже говорила, заповедные, древние, — рассказывала Устинья. — В целом спокойные, но всё ж по темноте не ходи, особенно в одиночку.
— Почему? — удивилась Марья, разглядывая сонное село без намёков на неурядицы.
— Да мало ли что, — пожала плечами директрисса. — Заблудишься, например. А оно тебе надо?
— Да как у вас заблудиться, если через село одна дорога, да и та прямая.
— Прямая-кривая, — передразнила её Устинья. — А ты всё ж послушай старших да не броди по ночам, поняла?
Марья кивнула, не желая спорить. Хочется женщине тревожиться — чего бы нет? Пусть себе говорит, согласиться не сложно.
Навстречу им попалась женщина. Улыбчивая, статная, в лёгком домашнем платье. Однако что привлекло внимание Марьи, так это коромысло, перекинутое через плечо, и два ведра, что качались на его концах, чуть расплёскивая воду.
— Добрый вечер, Устинья Берендеевна! — крикнула женщина.
— И тебе, Василиса, здравствовать, — согласилась начальница, затем повернулась к Марье. — Вода у нас студёная, из глубинных ключей, но вкусная до одури. А колодец вот как раз на пути — мимо не проскочишь.
— Колодец? — чуть опешила Марья.
— Ну да, колодец. Водопровода тут не имеется, как и газа. Ну и, если ты не догадалась, то и удобства на улице, — Устинья прищурилась. — Не передумала тут оставаться? Может, лучше за реку — там коттеджи для туристов имеются. Со всеми удобствами.
— Пожалуй, попробую по-вашему пожить, — откликнулась Марья, недоверчиво разглядывая деревянный сруб колодца и помятое ведро на цепи, что сейчас стояло на самом краю. — А уж если не справлюсь… — она замолчала.
— А и верно, попробуй. Чем чёрт не шутит? Может, и приспособишься, — легко согласилась начальница. — А вот и твои хоромы. Поворачивай!
То, что Устинья всю дорогу величала хоромами, на самом деле оказалось избой. Потемневшие брёвна, резные ставни на окнах, покосившееся крыльцо. Всё это добро отделялось от дороги забором, таким же старым и неухоженным, как и сам дом. Штакетники повело от времени, некоторые и вовсе отсутствовали, обнажая дыры в некогда стройном ряду, будто промежутки меж зубами. Калитка отворилась нехотя, со скрипом и тут же, точно из вредности, повисла на одной петле.
— Ах ты, погляди, оказия какая, — всплеснула руками Устинья. — Ну да ничего, починим. Завтра к тебе помощника пришлю к обеду. А покамест вот, держи ключ и ступай, принимай владения. — Из сумочки директрисса выудила кованый ключик с хитрой бородкой и, передав его в руки Марье, тут же подула на ладонь, будто обожглась.
Войдя в калитку на поросший травой двор, Марья осторожно пробралась к крыльцу и стала подниматься. Ступени под её весом запели, заныли, зажалобились, намекая, что ей тут не рады. И всё же она добралась до двери и, вставив ключ в замочную скважину, попыталась повернуть его. Точнее, попробовала повернуть, да куда там — он даже на миллиметр не сдвинулся.
— Ты его крепче держи да подтолкни, он упрямый, — напутствовала Устинья, стоя всё там же за забором и разглядывая, как Марья пытается открыть дверь.
— Врёшь, не возьмёшь, — прошептала Марья. С минуту покрутив ключ так и эдак, она вспомнила, как бабушка открывала кладовку, где хранила разное барахло: подпирала плечом да пинала по низу — и дверь, хоть и была вредная, мигом открывалась. Вот и сейчас, следуя бабушкиному рецепту, Марья упёрлась плечом и что было сил подпнула дверное полотно.
Кажется, не ожидавший такого подхода замок удивлённо щёлкнул, и ключ резко повернулся, да так что Марья едва не упала через порог в тёмную духоту сеней.
— Молодец! — крикнула ей Устинья Берендеевна. — Ну всё, обживайся. Да поздороваться не забудь!
— С кем? — Марья удивлённо повернулась к новой начальнице, но та уже исчезла, точно её и не было. Даже калитка оказалась закрытой. И ведь не скрипнула.
Пожав плечами, Марья подхватила сумку и, вздохнув, шагнула через порог в новый дом.