Рассвет над руинами Вейнхарта был тихим, но не спокойным. Саймон стоял у герба, что вырезал собственными руками на обломке стены, и чувствовал — не ветер, не холод, а вибрацию. Глубоко за горизонтом, за морями, за границами мира, что он знал, что-то дрожало, не угроза, не битва, а зов.
Он не спал уже третью ночь. С тех пор как вернулся с Элианной из Запретных Гор, сны его были пусты. Ни воспоминаний, ни видений, только тишина, но в эту ночь — голос.
Тонкий, детский, но не испуганный, уверенный.
«Саймон… он вернулся».
Он открыл глаза. Луна висела над горизонтом, полная и холодная. А в ладони — амулет с глазом совы пульсировал, как сердце. Элианна вышла из тени башни, щит за спиной, глаза — настороже.
— Ты тоже слышал?
— Да, — ответил он. — Это Томас.
Они не говорили о нём много, не потому что забыли. Потому что помнить было больно, мальчик, что остался в Стеклянном Городе, чтобы хранить имена. Мальчик, что стал мостом между мирами. Мальчик, что, возможно, уже не мальчик.
— Он зовёт не просто так, — сказала Элианна. — Каэльра тревожится. Она чувствует…пустоту, что растёт.
Саймон кивнул. Он знал нихил не был побеждён. Он был отброшен и теперь, когда граница между мирами ослабла после их возвращения, он нашёл способ вернуться, но не как прежде. На рассвете они собрались, никаких прощаний, никаких сомнений. Они шли туда, где их ждали к Кратеру Белой Тишины.
Дорога была короче, чем в прошлый раз. Земля будто помнила их шаги. Вороны не каркали — они молчали, как будто знали: что-то важное происходит, у края пропасти их ждало чудо.
На камне, где когда-то лежал меч дяди, теперь стоял маленький деревянный меч — тот самый, что Томас держал в Стеклянном Городе, рядом амулет с глазом совы, но не их. Новый, светящийся изнутри.
И на песке — надпись, выведенная детской рукой: «Он не стирает имена, он делает новые, ложные и люди верят в них». Саймон поднял амулет. Он был тёплым. Живым.
— Он учит их забывать себя… и принимать чужие жизни, — прошептал он.
В этот миг земля дрогнула, не землетрясение — Пульс глубоко под ногами.
Из Кратера поднялся туман — не белый, не серый, а прозрачный, как стекло. В нём мелькали лица. Не призраки, люди, но их глаза — пустые. Рты — шепчут одно слово: «Забудь».
— Они уже здесь, — сказала Элианна, поднимая щит.
Первый из «пустых» вышел из тумана. Мужчина в простой одежде крестьянина. Лицо — знакомое. Саймон видел его в Берлоге тот самый, что чинил крыши, Кайл.
— Кайл? — позвал Саймон.
Мужчина остановился, посмотрел, но в глазах — не узнавание пустота.
— Меня зовут Лиам, — сказал он спокойно. — Я пекарь из Берлоги. У меня есть жена Мариcса и собака Искра.
Саймон похолодел, это были имена тех, кого он вернул из Пустоты. Но Кайл — не пекарь, он — плотник. И у него никогда не было жены.
— Ты — Кайл, — сказал Саймон твёрдо. — Ты чинил крыши, говорил: «Дом — это не стены. Это те, кто в нём».
Мужчина нахмурился. Потом — улыбнулся, но улыбка была чужой, как будто заимствованная из чужой памяти.
— Нет, — сказал он. — Я всегда был Лиамом, Я не знаю, кто такой Кайл.
Он повернулся и пошёл прочь, напевая колыбельную, которую пела мать Лиаму, Элианна подошла ближе.
— Он не лжёт он верит в это
— Значит, Нихил не стирает — сказал Саймон — Он заменяет. Он даёт людям новые жизни, чтобы они не страдали от старых и они… благодарны ему
Он посмотрел на амулет в руке, глаз совы мигнул.
— Томас прав. Это хуже, чем стирание. Потому что теперь Пустота — не враг, она — спасение.
Элианна сжала рукоять щита.
— Тогда мы должны вернуться. Пока он не заменил всех.
Саймон кивнул. Он знал: чтобы попасть в Стеклянный Город, нужно не просто волшебство, нужна память и имя. Он поднял голову к небу и произнёс:
— Саймон Вейнхарт.
Воздух всхлипнул, земля под ногами растворилась. И в следующий миг они стояли не у Кратера, а на улице Стеклянного Города.
Всё было так, как прежде: бесконечные здания из прозрачного материала, улицы без следов, небо без солнца. Но теперь — люди, много людей, они ходили, разговаривали, смеялись, но в их голосах — ложь. В их глазах — чужие воспоминания.
И в центре площади, у фонтана из застывшего света, стоял Томас.
Он вырос. Его лицо — серьёзное, глаза — глубокие, как колодец. В руках — не деревянный меч, а зеркало, отражающее тысячи лиц.
— Вы пришли, — сказал он, не удивляясь. — Я ждал.
Нихил почти победил. Потому что теперь… никто не хочет быть собой. Саймон подошёл ближе.
— Что случилось?
— Он предложил им выбор, — ответил Томас. — Боль прошлого… или покой забвения и все выбрали покой.
— Но это не покой, — сказал Элианна. — Это смерть до смерти.
— Они не верят, — прошептал Томас. — Потому что ложь вкуснее правды.
В этот миг в конце улицы появилась тень. Не агрессивная не злая. Просто… присутствующая Нихил он не напал. Он посмотрел на Саймона. И в его пустоте — мелькнуло узнавание. Потому что Нихил знал: Саймон — единственный, кто помнит, что значит быть собой. И теперь — начиналась настоящая битва не за имена, а за право страдать.