Хроники алого рассвета. Кодекс выжившего.

Воздух в комнате был спёртым и тяжёлым. Стоял стойкий запах пыли и отчаяния. Прошло почти три месяца с начала карантина, объявленного из-за заражения городской системы водоснабжения. Запасы еды, которые приносил смотритель первое время, подошли к концу. Последняя посылка — несколько банок тушёнки и пачка сухарей — была опустошена две недели назад.

Артём сидел на краю своей походной кровати, разбирая старые ручные часы. Шестерёнки и пружинки выстраивались в аккуратный ряд. Это монотонное занятие помогало не слышать назойливый голод и не думать о том, что будет завтра.

Дверь в его комнату скрипнула и отворилась. На пороге стояла Таня. Его младшая сестра. Её некогда яркие, полные озорства глаза теперь смотрели вымученно-дерзко, а в уголках губ застыла привычная саркастичная ухмылка. Она вошла, не спрашивая разрешения, и с размаху плюхнулась на его кровать, отчего пружины жалобно заскрипели.

«Мне скучно, — заявила она, глядя на него с вызовом. — Развлеки свою сестрёнку, как подобает хорошему брату».

Артём, не поднимая глаз от часов, спросил: «Что тебе снова надо?»

Таня саркастично ухмыльнулась, подперев подбородок рукой. «О, ну конечно, я тут та, у которой "снова что-то надо". Как будто не ты последние три месяца ноешь, как голодный щенок». Она внезапно вскочила с кровати и подошла вплотную, тыча пальцем ему в грудь. «Может, наконец признаешь, что мы обречены, и перестанешь притворяться, будто у нас есть хоть капля надежды? Или тебе нравится эта жалкая игра в "всё будет хорошо"?»

Она отступила на шаг, скрестила руки на груди и презрительно щурилась. «Хотя знаешь что? Забудь. Ты всё равно слишком труслив, чтобы посмотреть правде в глаза». Она снова плюхнулась на кровать, демонстративно развалившись. «Лучше расскажи, какого это — до сих пор верить в сказки. Это должно быть уморительно».

Артём наконец оторвал взгляд от часов. «Ну, во-первых, я твой старший брат. Потому уважай. А во-вторых, че за пессимизм?»

Таня резко вскочила, её глаза загорелись ядовито-розовым бешенством. «Оооо, "старший брат" заговорил!» — она саркастично поклонилась. — «Позвольте мне, ваше величество, прояснить: ты старше меня ровно настолько, насколько крыса старше мусорного бака. А насчёт "пессимизма"...» — она внезапно вцепилась ему в воротник, и её голос перешёл в шипящий шёпот. — «Это называется "три месяца в заточении, гений". Мы уже вторую неделю голодаем. Или ты уже настолько обожрался собственным самолюбием, что забыл, как пахнет настоящая еда?»

Она резко отпустила его, фыркнув. «Но ладно, раз уж ты такой уважительный...» — её голос стал притворно-сладким. — «Может, братик, ты нам еды достанешь? Или дверь взломаешь? Или хотя бы перестанешь нести этот бред, пока я не решила, что твои почки — это мой ужин?» — она зловеще щёлкнула языком. — «Выбирай быстрее. А то я, знаешь ли, от голода чуть-чуть психую».

«Ну, допустим», — произнёс Артём, положив часы возле себя и чувствуя, как нарастает раздражение.

Таня резко повернулась к нему, прищурившись, и медленно облизнула зубы — жест был явно театральным, но с намёком на реальную угрозу. «"Допустим"... — пародийно-сладко протянула она. — Ой, дорогуша, какая ты снисходительная! Ну ладно, допустим, что ты не полное дерьмо. Допустим, что ты хоть чем-то полезен. Допустим, что я не разорву тебя на части просто чтобы посмотреть, какого цвета твои кишки после двух недель пустоты...»

Она внезапно схватила его за руку, ухмыляясь в сантиметре от его лица. «Но мы-то с тобой знаем правду. Ты ни хрена не допустил. Ты просто боишься, что я наконец решу, что ты — это мой "экстренный запас"». — она рассмеялась. — «Так что давай без этих дурацких игр. Или...» — она нарочито задумчиво постучала пальцем по его груди, — «...ты правда хочешь проверить, на что я готова?» Внезапно она достала нож и приставила его к его горлу.

Терпение Артёма лопнуло. Вспышка ярости, долго копившейся от бессилия, заставила его подняться. Он резко двинулся вперёд, схватил её за горло, выбил из руки нож и, используя инерцию, опустил её на колени. Она ахнула от неожиданности.

«Ты не одна здесь в такой ситуации, — сквозь зубы прошипел он, наклоняясь над ней и глядя прямо в широко раскрытые глаза. — Будь добра, остынь. Мне всё это нравится ещё меньше, чем тебе!»

Глаза Тани расширились от шока, но почти мгновенно в них вспыхнул дикий, безумный восторг. Он держал её за горло, а она... смеялась. Хрипло, сдавленно, но всё равно — смеялась. «О-о-о, наконец-то! — выдавила она с усмешкой. Голос хрипел, но интонация была торжествующей. — Я так и знала... что тебе нравится играть в жестокость». Её руки вцепились в его запястье, но не чтобы оторвать, а чтобы прижать его ладонь плотнее к своей шее. «Ты прав... не я одна... — её губы растянулись в оскале. — Но ты-то... точно будешь последним». Она внезапно плюнула ему в лицо. «...Ну что, братик? Теперь-то ты доволен? Или надо ещё сильнее?..» — её глаза горели, как у голодного зверя.

«Ну, сама напросилась», — раздражённо произнёс Артём. Он потащил её, всё ещё держа за шею, к батарее. Она пыталась сопротивляться, царапалась, но не могла вырваться. Он взял верёвку, крепко связал ей руки и привязал к массивной чугунной батарее. «Посидишь так, пока я решу, что дальше делать».

Таня сопротивлялась и пыталась освободиться. «О-о-о, наконец-то развлечение! — шипела она, выгибаясь в верёвках. — Ты думаешь, это меня остановит?» — она резко дёрнулась, проверяя прочность узлов, натянув верёвки так, что на запястьях проступила кровь. Потом внезапно замерла, смотря на него с преувеличенной наивностью. «А знаешь, что самое смешное?.. — её голос стал сластливым. — Ты боишься меня даже сейчас. Иначе просто убил бы. Но нет...» — она широко улыбалась. — «Ты хочешь играть».

«Дура! — крикнул на неё Артём. — Как я, по-твоему, могу убить собственную младшую сестру?» Он вышел, оставив её одну в полумраке комнаты.

Спустя несколько часов Артёму удалось найти некоторые инструменты. Понимая всю опасность, он всё-таки взломал замок на двери в соседний отсек. Внутри оказалась столовая с нетронутыми запасами: ящики с питьевой водой, консервы, сухпайки. Еды хватило бы на месяц. Он вернулся в комнату с водой и едой.

«На, поешь, — сказал он, поставив перед Таней хлопья, пару банок тушёнки и хлеб. — Ты ж у нас без еды с ума сходишь». Он развязал её. «Неужто ты добивалась именно моего срыва? Просто ссоры хотела?»

Таня сначала смотрела на еду с недоверием, потом медленно, словно боясь, что это мираж, взяла хлеб и стала жадно откусывать кусок за куском. «Ой, какой ты щедрый... — её голос звучал фальшиво-сладко. — Ты прав, я чуть не сошла с ума... но не от голода», — сказала она, откусывая очередной кусок и не отрывая от него взгляда. Вдруг резко бросила еду на пол и вскочила, подойдя вплотную. «Нет, братик, я добивалась не "ссоры". Ты довёл нас до этого. Ты запер нас здесь. Ты привязал меня к батарее». Она делала шаг вперёд, заставляя его отступать. «А теперь...» — она внезапно улыбнулась, как будто ничего не произошло, и отступила. — «...спасибо за еду». Она села, снова взяла консервы, открыла их и с преувеличенной невинностью произнесла: «Но давай без дурацких вопросов, ладно? Или...» — подняв взгляд, продолжила: «...тебе нравится, когда я злюсь?»

Артём возразил: «Во-первых, запер нас здесь не я. Во время эвакуации нас сюда поселили, но доступа к двери не дали».

Громко хрустнув очередным куском хлеба, Таня посмотрела на Артёма с преувеличенным интересом, как будто слушая сказку.

«Ооо, значит, это не ты, да? — Голос звучал ядовито-сладко. — Какое облегчение! А то я уже думала, что ты намеренно решил устроить нам ад на земле», — сказала она, резко встав и размахивая консервной банкой.

«Но погоди-ка... — прищуриваясь, прошептала Таня. — Если ты такой невинный, почему тогда я тут связанная, а ты — герой, который нас типа спас?» Таня, вскочив, бросила банку в стену.

Подойдя вплотную и тыча пальцем ему в грудь, она продолжила: «Может, потому что ты любишь чувствовать себя нужным? Что, без тебя я бы сдохла?» Голос её сорвался на хрип.

«...Ну что, "спаситель"? Доволен собой?» Таня отступила, широко улыбаясь, и, плюхнувшись обратно на пол, принялась хватать хлопья.

«Ладно, не отвечай. Просто... — набив рот едой, сказала она с намеренно небрежной ухмылкой. — ...не забывай, кто тут на самом деле кого кормит».

Артём, устав слушать истерики сестры и сложив руки на груди, сказал: «Раз такая умная, иди. Дверь я вскрыл. Только кто его знает, что за этой дверью. Может быть, и выживешь. Но еды ты там точно не найдёшь без инструментов».

Таня, мгновенно замерев, с полным ртом хлопьев, посмотрела на Артёма, сузив глаза. Потом, медленно проглатывая, облизала губы и встала, отряхивая крошки с одежды.

Шагая вперёд, она произнесла: «Ох, как благородно...» Внезапно схватив Артёма за подбородок и заставляя смотреть в глаза, Таня усмехнулась: «Ты правда думаешь, что я пойду туда одна?»

Отпустив, она отворачивается и идёт к двери... но, останавливаясь в последний момент, поворачивается, проявляя кривую ухмылку.

«Нет, "братик"... — в голосе вдруг зазвучали нотки ненависти. — Если я и умру — то только вместе с тобой». Повернувшись полностью, она широко раскинула руки.

«Так что... — демонстративно упав обратно на пол и схватив ещё один кусок хлеба, она продолжила: — ...покажи мне, какой ты герой. Вытащи нас. Или...» — она бросила злобный взгляд. — «...может, тебе нравится быть моим тюремщиком?»

«Тюремщиком? Когда ты стала такой отбитой, а? Раньше же не разлей вода были... Что теперь поменялось? Что тогда произошло три года назад? Почему ты с тех пор ненавидишь вообще всех?»

Таня замерла. Кусок хлеба выпал из её руки. В глазах читалось что-то дикое, почти животное. Она попыталась насильно заставить себя рассмеяться, но звук получился хриплым, надтреснутым.

«"Раньше"... — внезапно поднявшись и сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, начала Таня. — Ты правда хочешь это обсудить? Сейчас? После всего этого?» Послышались её медленные шаги. Её лицо исказилось в гримасе, но без слёз — только злость и ненависть.

«А то ты не помнишь? Три года назад те твари... решили, что ты — их личная боксёрская груша. А я... — голос её сорвался, — ...я должна была смотреть! Но знаешь, что самое смешное?» — внезапно Таня схватила брата за рубашку, притянув так близко, что он почувствовал дрожащий от злости выдох. — «Ты потом просто простил их! Ты ничего не сделал! Просто отступил, и всё! Ну а я... я — нет. Никогда их не прощу!» Резко отдернув руку, Таня отступила. «А теперь... — голос её внезапно стал тихим, слегка дрожащим, — ...ты спрашиваешь, почему я "отбитая"?» — прозвучал короткий, горький смешок. Шёпотом, так, чтобы Артём не услышал, она продолжила: «Может, потому что кто-то должен был стать монстром, чтобы ты остался человеком...» Развернувшись, Таня снова принялась за еду с преувеличенным безразличием, хотя пальцы её заметно дрожали. «Но не переживай. — Притворно-сладким голосом произнесла она. — Я и так отлично справляюсь».

Артём молча смотрел на неё, и вдруг старая рана в его душе, та, что он закопал глубоко, заныла с новой силой. «Ты ведь в курсе, — тихо начал он, — что если бы я тогда не отступил, то тебя здесь, в живых, бы не было?»

Таня замерла и резко, с непониманием, посмотрела на брата.

«Конечно же, ты не знаешь, — продолжил он, его голос стал тверже и грубее. — Не думаешь ли ты, что я бы позволил им тебя обидеть?» Он сделал паузу, глядя, как в её глазах растёт непонимание. «То, что они оставили мне пару синяков, значит ровным счётом ничего».

В недоумении Таня смотрела на брата. «Погоди, что ты сделал?» Артём, взглянув на неё, отвернулся.

Она подошла и положила руку ему на плечо. «И после этого... ты до сих пор думаешь, что я тебя ненавижу?» — сказала Таня, но лишь в мыслях.

Видя, что брат не реагирует, она оттолкнула его и отступила. «Я ненавижу всех, — прошептала она, сжимая кулаки, — потому что никто — даже ты — не понял...» Долгая пауза. Отвернувшись, она тихо произнесла: «...спасибо за еду». Отойдя, Таня скрестила руки на груди. Послышался еле слышный всхлип. Артём, немного остыв, подошёл к ней и попытался приобнять сестру, но она отстранилась. «Прости, что не сказал раньше. И что не могу рассказать большего. Просто стань сама собой, пожалуйста». Постояв несколько секунд, Артём уже было хотел уйти в другую комнату. «Стать собой?..» Артём остановился и посмотрел в сторону сестры. На её лице виднелись натянутая улыбка и едва мокрые от слёз глаза. «А сейчас я... братик, я и есть "сама собой".» Её голос слегка дрожал. То ли от холода, то ли от сдерживаемых слёз. Внезапно Таня, вцепившись в брата, сильно прижалась к нему. И, уткнувшись в плечо, тихо произнесла: «Я... это и есть я. Прости, что так».

Немного удивившись поведению сестры, Артём выдохнул: «Ладно. Если мы и правда хотим выжить, нам нужно уходить отсюда. Завтра с утра собираем все припасы и уходим. Надо только найти что-то по типу рюкзаков». Резко хлопнув в ладоши, Таня воскликнула: «О, наконец-то план! — Сарказм в голосе, произнесла сестра. — Ладно, "герой", давай искать эти твои рюкзаки...»

Подбежав к шкафу, она начала быстро и неаккуратно раскидывать вещи, оставляя за собой хаос. «Нашла!» — наконец закончив, Таня обернулась, держа в руках два потрёпанных рюкзака. «Ну что, братик... — Бросив один рюкзак брату, Таня смотрит ему в глаза. — ...готов к великому побегу? Или тебе ещё поныть?»