Хроники Камня скверны

На следующее утро Просека проснулась совсем другой. Воздух, еще вчера наполненный горькой гарью и криками, теперь был тяжел от молчания. Люди выходили из уцелевших домов тихо, крадучись, будто боялись разбудить спящего зверя.

И этот зверь был Кай.

Он сидел на крыльце постоялого двора, глядя на черную полосу выжженной земли, разделившую деревню пополам. Его правая рука, спрятанная в перчатке, пульсировала ровной, привычной болью. Он чувствовал на себе взгляды. Десятки глаз, быстрых и украдчивых, скользили по нему, замирали на мгновение и тут же отводились.

Первыми, как всегда, стали дети. Маленькая девочка, держащаяся за подол матери, указала на него пальцем. Мать, побледнев, с силой дернула ее за руку и, бормоча извинения, почти побежала прочь.

Страх был повсюду. Он витал в воздухе, плотный и липкий, как смола.

Кай видел, как двое стариков, сидевших на завалинке, замолкали, едва он поворачивал голову в их сторону. Он слышал обрывки фраз, долетавших из-за угла, полные ужаса и суеверий.

И тогда он увидел, как из-за угла кузницы появилась массивная, знакомая фигура. Горган. Кузнец шел прямо на него, его лицо под слоем сажи и копоти было непроницаемо. В его руке была не кузнечная кувалда, а свежеиспеченная буханка хлеба, пахнущая дымом и теплом.

Он остановился перед Каем, заслонив собой солнце. Несколько секунд он молча изучал его, его взгляд скользнул по скрытой перчаткой руке, по лицу, на котором застыла усталая отчужденность.

— Держи, — Гордан не бросил хлеб к его ногам, а протянул его. Грубо, но прямо в руки. — Не с голодухи помирать, пока работу делать будешь.

Кай, ошеломленный, автоматически принял буханку. Она была тяжелой и горячей.

— Какую работу? — тихо спросил он.

— Какую скажу, — отрезал Горган. — Половина деревни сгорела. Рук не хватает. Твои... — он кивнул в сторону его руки, — ...пригодятся. Таскать бревна, держать. Сила есть — применяй. Но с умом. Без твоих фокусов, если можно без них.

Это был не откуп. Это был договор. Суровый, прагматичный, без капли дружелюбия, но договор. Горган видел в нем не демона и не спасителя, а ресурс. Проблемный, опасный, но полезный. И в этой откровенной, почти бесчувственной расчетливости было больше честности, чем во всех шепотах и украдких взглядах.

— Я... я помогу, — сказал Кай, сжимая теплый хлеб.

— Так и знал, — Гордан хмыкнул. — Завтра на рассвете. Здесь. Не проспи.

Он развернулся и ушел обратно к своей кузнице, не оглядываясь, его широкая спина была ясным сообщением для всей деревни: этот — под моей ответственностью. И под моим присмотром.

День тянулся мучительно медленно, но теперь в страхе, окружавшем Кая, появилась трещина. Люди по-прежнему обходили его стороной, но их взгляды, украдкой бросаемые на буханку хлеба в его руках, стали иными. Не просто боязливыми, а оценивающими. Если Горган, чье слово в Просеке значило много, нашел ему применение, значит, возможно, с ним и впрямь можно иметь дело.

К вечеру он пошел к дому Элрика, чувствуя себя чуть менее чужим.

Старик, как всегда, сидел в своем кресле.

—Ну что, мальчик, — проскрипел он, — нашел, наконец, того, кто говорит с тобой на языке вещей, а не страхов?

— Горган... он дал мне работу.

— Прагматик, — Элрик кивнул, словно это было высшей похвалой. — Он не видит Скверны. Он видит силу. А силу, как и железо, можно ковать. Он первый, кто попытается сделать из тебя инструмент, а не демона. Цени это.

В этот момент дверь скрипнула. На пороге стояла Лера. В ее руках была небольшая корзинка.

— Я принесла мазь, — сказала она, глядя прямо на Кая. — Твоя рука... она дымилась.

Элрик с интересом наблюдал за сценой.

Кай молча кивнул. Лера поставила корзинку на стол.

— Спасибо, — тихо сказал он. — И... спасибо за хлеб. Имею в виду... не за этот, а...

— Я знаю, — она коротко улыбнулась. — Тетя не в восторге. Но Горган сказал ей, что с голодным работником толку мало. — Она посмотрела на него, и в ее глазах читалась не жалость, а уважение к той странной договоренности, что возникла между ним и кузнецом. — Он не станет с тобой церемониться. Но он честен. И если он взял тебя в работу, значит, другие, глядя на него, возможно, со временем...

Она не договорила, но он понял. Горган своим действием не просто дал ему работу. Он начал ломать стену. Медленно, грубо, по камушку. Но ломать.

Выходя от Элрика, Кай увидел на крыльце постоялого двора не просто лепешку, а миску с похлебкой и ложку. И дверь в его каморку была уже не заперта.

Страх никуда не делся. Он все еще витал в воздухе. Но теперь у Кая была работа. Была цель. И был угрюмый, непробиваемый кузнец, который видел в нем не проклятие, а пару рук, которые могли держать молот. И в этом суровом, лишенном сантиментов признании была зацепка, за которую можно было держаться, чтобы не утонуть в море отчуждения.