Хроники Канцлера Пелоси: Как Землянин Спас Республику

Хроники Канцлера Пелоси: Как Землянин Спас Республику

Глава 1: Пробуждение в Сердце Республики

Смерть Нэнси Пелоси была не драматичным уходом, а тихим затуханием, подобно экрану старого терминала, навсегда гаснущего после долгой службы. Одно мгновение – прохлада шелковых простынь под иссохшей кожей, знакомый, далекий гул ночного Сан-Франциско, проникающий сквозь приоткрытое окно ее спальни в Пасифик-Хайтс, и последняя, цепляющаяся мысль о незавершенном законопроекте о климатических изменениях, о лицах детей и внуков, о хрупкости демократии, за которую она боролась всю жизнь. Следующее – не боль, не страх, а оглушительная, всепоглощающая *пустота*, стремительное падение сквозь вихрь немыслимых цветов и звуков, не принадлежащих ни одному известному ей миру. Это был не переход, а резкий, безжалостный *толчок* из одной реальности в другую.

Сознание вернулось внезапно, как вспышка света. Нэнси Пелоси открыла глаза. Вернее, глаза открылись *за нее*, с непривычной легкостью, без тяжести восьмидесятилетних век. Она лежала. Но не в своей знакомой кровати. Над ней высились не потолок спальни и не привычный узор обоев, а высокие, стрельчатые арки из светящегося, почти молочного камня. Арки были переплетены живыми стеблями растений с нежными, фиолетовыми цветами, источавшими тонкий, чистый аромат, напоминающий смесь горных трав и свежего снега. Воздух был прохладным, кристально чистым, лишенным городской пыли и выхлопов. Где-то далеко внизу, за огромным, во всю стену арочным окном, простирался вид, от которого захватило дух даже ее, видавшую виды политика. Бескрайний, многоуровневый мегаполис из сверкающего хрома, стекла и неопознанных полимеров уходил вниз, вверх и вдаль, к самому искривленному горизонту. Мириады огней – от крошечных окон небоскребов до гигантских рекламных голограмм, плывущих в воздушных потоках, – сливались в светящееся море. Бесшумные потоки транспорта – от маленьких летающих капсул до огромных, похожих на китов грузовых кораблей – двигались по невидимым трассам на разных высотах. Гигантские купола зданий сияли, как драгоценные камни. *Корусант*. Имя планеты всплыло в ее сознании с ледяной, неопровержимой ясностью, хотя она никогда его не слышала. Столица. Сердце Галактической Республики. Город-планета, где вершилась история тысяч миров.

Она попыталась сделать глубокий вдох – и ощутила, как легкие наполняются с непривычной, почти болезненной легкостью. Ни хрипа, ни одышки, преследовавших ее последние годы. Молодость. Она резко приподнялась, опираясь на локти. Тело отозвалось мгновенно, гибко, мощно, без знакомого скрипа суставов, без ноющей боли в пояснице, которая была ее постоянным спутником. Она смотрела на свои руки, лежавшие на роскошном покрывале из ткани, которая переливалась всеми оттенками синего и серебра, словно крыло экзотической птицы. Руки. Это были *не ее* руки. Кожа – гладкая, упругая, теплого оттенка слоновой кости, без темных старческих пятен, без синевы выступающих вен. Длинные пальцы, ухоженные, но с явной силой в суставах. На безымянном пальце правой руки – изящное платиновое кольцо с крупным, глубокого голубого цвета камнем, похожим на сапфир, но светившимся изнутри мягким, пульсирующим светом. Она поднесла руку к лицу, ощущая кожу кончиками пальцев. Кожа была натянута, упруга, без глубоких носогубных складок, без сеточки морщин у глаз, которые она так тщательно скрывала тональным кремом. Скулы были высокими, четко очерченными. Она почувствовала непривычный вес волос на голове – темных, густых, собранных в сложную, элегантную прическу, где несколько тонких, туго заплетенных косичек были вплетены в основную массу, уложенную в низкий, но внушительный узел на затылке.

Повинуясь инстинкту, она соскользнула с кушетки (ложе? роскошное ложе для отдыха в кабинете?) и подошла к огромному, от пола до потолка, окну. В отражении в темном, почти черном стекле, на фоне ослепительного ночного города-планеты, она увидела женщину. Женщину лет сорока пяти, от силы пятидесяти. Высокую, статную, с безупречной осанкой, одетую в элегантное, струящееся одеяние глубокого синего цвета, почти сапфирового, с тончайшей серебристой вышивкой по высокому вороту-стойке и узким манжетам на рукавах. Лицо было умным, властным, аристократичным. Темные, пронзительные глаза смотрели на нее – нет, *сквозь* нее – с оценивающим, аналитическим взглядом. Сильный, решительный подбородок. Это было лицо… *Мон Мотмы*. Имя, титул и лавина связанной информации обрушились на нее, смешиваясь с остатками ее собственной личности: *Сенатор Мон Мотма от Чандрилы. Член влиятельного Совета Лоялистов. Один из самых уважаемых, принципиальных и опытных политиков Галактической Республики. Символ разумного центризма, непримиримый борец с коррупцией и сепаратистскими тенденциями в Внешнем Кольце. Голос разума в хаосе сенатских интриг.*

Слабый призрак воспоминаний Леонны Тарн, как дымка, рассеялся без следа. Вместо него в сознание мощным потоком хлынули воспоминания, чувства, опыт *Мон Мотмы* – яркие, насыщенные, невероятно реальные. Детство, проведенное на изумрудных лугах и в древних лесах Чандрилы, планеты, известной своей высокой культурой, философскими школами и глубокой приверженностью идеалам Республики. Первая робкая, но твердая речь в Галактическом Сенате, произнесенная на идеальном Основном (галактическом языке), перед лицом тысяч сенаторов. Изнурительные переговоры с упрямыми и коррумпированными кланами Хаттов на Нар Шаддаа, где ее хладнокровие и дипломатический талант предотвратили локальный конфликт. Тайные, напряженные встречи в закулисье Сената с единомышленниками – Бейлом Органой с Альдераана, Фанг Заром с Соллуста, – где они делились тревогами о нарастающей волне недовольства в Внешнем Кольце, о растущем влиянии могущественных корпораций, таких как Торговая Федерация, и о тонкой, но неуклонно усиливающейся власти сенатора Шиива Палпатина с Набу. *Палпатин*. Имя снова ударило по сознанию, как электрический разряд. Но теперь оно было окрашено не абстрактным знанием извне, а глубокой, интуитивной, *приобретенной годами наблюдений недоверием* самой Мон Мотмы. Она *чувствовала* его. Чувствовала фальшь за маской мудрого, скромного слуги народа из аграрного мира. Чувствовала холодные, расчетливые амбиции, скрытые за мягкими речами и показной озабоченностью. Она давно считала его опасным, хотя и не могла доказать этого или даже четко сформулировать, *почему*.

И в этот самый момент *знание* Нэнси Пелоси – холодное, ужасающее, детализированное знание будущего этой галактики – слилось с интуицией, опытом и тревогой Мон Мотмы в единый, оглушительный аккорд. Картины пронеслись с кинематографической, мучительной ясностью: алые лезвия световых мечей, рассекающие ничего не подозревающих молодых падаванов в величественных залах Храма джедаев на Корусанте. Белые шлемы солдат-клонов, безэмоционально поворачивающие свои бластеры против генералов-джедаев, которых они только что называли командирами, на бесчисленных полях сражений по всей галактике. Желтые, безумные глаза Дарта Вейдера, горящие в темноте под черным, словно сама смерть, шлемом. Огромный, как гора, звездный разрушитель класса «Палач», парящий над беззащитной планетой Альдераан, и мгновение спустя – ослепительная зеленая вспышка, стирающая миллиарды жизней в пустоте. *Орден 66. Великая Чистка. Войны клонов. Галактическая Империя.* Смерть свободы. Смерть демократии. Смерть самой Республики, которой Мон Мотма посвятила всю свою жизнь.

«Нет!» – вырвалось у нее, голосом Мон Мотмы – низким, мелодичным, обычно полным спокойного авторитета, но теперь искаженным ужасом и первобытной яростью. Она схватилась за холодный, гладкий край оконного проема, судорожно сжимая пальцы, чтобы не рухнуть на колени. Голова раскалывалась от натиска двух мощных, конкурирующих личностей, двух миров, двух невероятных трагедий. Земля. Сан-Франциско. Конгресс США. Бесконечные битвы за власть, за идеалы, за голоса избирателей. Трамп. Тайвань. Obamacare. Покушение в ее собственном доме… И эта галактика. *Ее* Республика, за которую она, Мон Мотма, сражалась с пеной у рта в залах Сената, которую она любила как высшее достижение цивилизации. Республика, которую она интуитивно, с каждым днем все сильнее, чувствовала стоящей на краю пропасти, погружающейся в трясину коррупции и апатии. И которая, как она теперь *знала* с абсолютной, душераздирающей уверенностью, была обречена на гибель от рук того самого человека, которого она подозревала – Шиива Палпатина, тайного Лорда Ситхов Дарта Сидиуса.

Она оттолкнулась от окна, заставив свое новое тело – сильное, тренированное тело политика, привыкшего к долгим, изматывающим сессиям и напряженным переговорам, – двигаться вперед. Она прошла через просторный, изысканно обставленный кабинет сенатора Чандрилы на Корусанте. Здесь чувствовался ее характер, ее вкус: безупречное сочетание технологичной элегантности (голографические панели управления, встроенные почти незаметно в стены из светлого дерева) с теплом натуральных материалов (огромный письменный стол из темного, полированного чандриланского дуба, кресла, обитые мягкой тканью глубокого бордового цвета) и умиротворяющим присутствием живых растений в кадках, чьи листья переливали изумрудными и серебристыми оттенками. Она подошла к столу. Ее рука, движимая мышечной памятью Мотмы, уверенно коснулась почти невидимой сенсорной панели в центре стола. Над столом мгновенно вспыхнули, замерцали и выстроились в воздухе голографические проекции: ленты последних новостей с разных планет, сложные диаграммы результатов недавних сенатских голосований, списки непрочитанных сообщений с приоритетными метками, график предстоящих встреч.

«Дата, – прошептала она, голос все еще дрожал, но уже обретал твердость. Ее взгляд – взгляд опытного политика Мотмы, дополненный аналитическим умом Пелоси – лихорадочно сканировал информацию, выхватывая ключевые данные. – Какая сейчас дата?» Голографический дисплей мгновенно отреагировал, выведя крупными символами Основного языка: **32 ДБЯ (До Битвы при Явине)**. Ее разум, объединивший знание двух миров, произвел мгновенный расчет. *Битва при Явине* – ключевое сражение Галактической Гражданской Войны, произошедшее спустя десятилетия, кульминационный момент, когда повстанцы уничтожили первую Звезду Смерти, символ тирании Империи. Тридцать два года до этого события… Это означало *До* блокады Набу Торговой Федерацией. *До* появления юного раба Энакина Скайуокера на Татуине и его обнаружения джедаем Квай-Гон Джинном. *До* начала всего того кошмарного пути, который вел прямо к пропасти.

У нее было время. Почти *десять лет* до начала Войн Клонов – того грандиозного, охватившего всю галактику искусственного конфликта, который Палпатин (Дарт Сидиус!) задумал, чтобы получить чрезвычайные полномочия, создать и возглавить колоссальную Армию Республики из клонов, а затем использовать ее для уничтожения своих врагов – джедаев – и превращения демократической Республики в тоталитарную Галактическую Империю. Десять лет, чтобы попытаться остановить то, что она *знала* как неизбежный, кровавый кошмар из будущего, и что она, Мон Мотма, *чувствовала* в своей кости как надвигающуюся, удушающую тень.

Она опустилась в свое кресло – эргономичное, идеально подстраивающееся под изгибы спины, кресло сенатора Чандрилы. Ощутила его знакомую поддержку, комфорт, который она заслужила годами службы. Старая Нэнси Пелоси, прошедшая невероятный путь от домохозяйки из Балтимора до самой могущественной женщины в истории Конгресса США, пережившая политические бури, покушения и личные трагедии, умерла на Земле. Ее тело упокоилось. Но ее дух, ее железная, несгибаемая воля, ее безжалостный, как скальпель хирурга, политический ум, ее глубокое знание механики власти, манипуляций и борьбы за влияние, ее знание *истории* (которая здесь была еще не случившимся будущим) – все это жило теперь в теле Мон Мотмы. И это было не просто оружие. Это был целый *арсенал*. Арсенал, о существовании которого не подозревал никто в этой галактике: ни джедаи с их мистической Силой и световыми мечами, ни Ситы с их Темной стороной и многовековыми интригами. Никто не мог предвидеть появления *такого* игрока на поле.

Она медленно сжала кулак. Молодые, сильные пальцы сомкнулись без малейшего усилия, без привычной дрожи. Шок, первоначальный ужас начали отступать, как волна от берега. На смену им приходило знакомое, как собственное дыхание, чувство – ледяная, фокусированная, абсолютная целеустремленность. Та самая, что заставляла ее стоять восемь часов подряд без перерыва в Конгрессе, защищая Закон о доступном медицинском обслуживании, пока ее ноги не отекали, а голос не садился. Та самая, что вела ее в самое пекло политических бурь, на рискованные визиты, как на Тайвань, игнорируя гневные угрозы и предостережения. Теперь эта воля была помножена на авторитет, связи, глубокое понимание галактической политической машины и врожденный дипломатический талант, присущие Мон Мотме. Они слились воедино, создав нечто новое, невиданное.

Палпатин. Он был *здесь*. Сейчас. В этом самом здании Сената, вероятно, в своем собственном кабинете. Он был всего лишь сенатором. Пусть влиятельным, пусть коварным, но *уязвимым*. У него еще не было всей безграничной власти Канцлера, а затем Императора. У него еще не была полностью развернута его сеть паутины, опутавшая Сенат, корпорации, судебную систему. У нее же было неоспоримое, подавляющее преимущество: *знание его грандиозного плана до мельчайших деталей, до последнего хода*. Она знала его цель, его методы, его слабые места (его истинную личность Сита!), его будущих союзников и жертв. И она была не просто посторонним наблюдателем, случайно попавшим в тело политика. Она была *Мон Мотмой*, одной из ключевых, уважаемых фигур Галактического Сената, с безупречной репутацией, огромными ресурсами, доступом к самым закрытым каналам информации разведки Чандрилы и Совета Лоялистов. И теперь в этой опытной, осторожной, принципиальной центристке жила душа Нэнси Пелоси, готовая на решительные, даже безрассудно рискованные действия ради достижения цели. Готовая вести войну.

Она подняла взгляд от своих сжатых кулаков, устремив его сквозь огромное окно на бескрайний, сияющий миллиардами огней город-планету. Корусант. Сердце Республики. Сердце, которое должно было остановиться через десять лет, погребенное под обломками демократии и затоптанное сапогами штурмовиков Империи.

«Нет, – произнесла она тихо, но так, что слово, казалось, зависло в тишине кабинета, наполненной лишь мягким гудением скрытых систем жизнеобеспечения. Голос Мон Мотмы звучал теперь с несгибаемой силой и холодной, обжигающей яростью Нэнси Пелоси. – Не в этот раз. Не в *моей* Республике. Не на *моих* глазах».

Мысли заработали с лихорадочной скоростью, синтезируя опыт двух жизней, двух политических арен. Первая задача: оценить ситуацию не как посторонняя, а *изнутри системы*, используя весь вес, все возможности и все рычаги сенатора Мон Мотмы. Ее личный штаб – верные помощники, аналитики, телохранители. Ее связи в Сенате – прежде всего Бейл Органа с Альдераана, их давняя дружба и политическое родство были ключом. Ее доступ к разведданным – не только открытым сводкам, но и закрытым докладам разведки Чандрилы и Совета Лоялистов. Ее финансовые рычаги влияния, ее контроль над определенными комитетами. Мон Мотма была осторожным стратегом, мастером тонкой дипломатии и поиска компромиссов. *Нэнси Пелоси в ее теле* должна была стать грозой, способной на превентивный удар, на создание мощной фракции, на использование любых, даже сомнительных с точки зрения чандриланской этики, методов ради высшей цели. Вторая задача: немедленно начать перестройку своей сети. Найти не просто союзников по взглядам, а *единомышленников*, готовых к решительным, возможно, даже неконституционным действиям против Палпатина *здесь и сейчас*, пока он не укрепил свои позиции до неуязвимости. Центристы? Некоторые из них, как и она, видели опасность. Либералы? Возможно, если показать им масштаб угрозы. Нужно было создать ядро – «Коалицию Спасения Республики» или что-то подобное – группу сенаторов, объединенных не просто тревогой, а готовностью к активному сопротивлению. Третья, самая неотложная задача: сорвать первый, решающий шаг Палпатина – кризис на Набу. Блокада Набу Торговой Федерацией (тайно управляемой Ситами) должна была дискредитировать слабого канцлера Финиса Валорума, вызвать голосование о недоверии и открыть путь Палпатину в кресло Канцлера. Этот кризис нельзя было допустить. Или, если предотвратить его уже было невозможно (а знание Пелоси подсказывало, что механизм уже запущен), его нужно было дискредитировать, разоблачить как провокацию Ситов так публично и громко, чтобы Валорум не потерял лицо, а Палпатин не смог извлечь из него политическую выгоду. Набу был трамплином для его восхождения. Этот трамплин нужно было сломать.

Она снова коснулась сенсорной панели стола. Пальцы Мотмы, уверенные и быстрые, летали над невидимыми контурами управления. Запросы, которые она формировала теперь, были уже не запросами растерянной женщины, а приказами опытного стратега, использующего весь свой авторитет и доступ:

«Полное досье на сенатора Шиива Палпатина (Набу): все публичные выступления и голосования за последние пять лет, расшифровки закрытых заседаний комитетов, где он присутствовал, финансовые потоки его избирательного фонда и связанных с ним «благотворительных организаций», все известные связи с лоббистами Торговой Федерации, Банковского клана Муна и Клантекской промышленной группы. Приоритет: поиск аномалий, нестыковок, скрытых транзакций. Расшифровки всех закрытых заседаний Комиссии Сената по Внешним Связям и Межзвездной Торговле за последние восемнадцать стандартных месяцев. Текущая дислокация, состав и состояние боеготовности флотов Торговой Федерации в секторах, прилегающих к системе Набу. Личные досье и психологические профили ключевых сенаторов-центристов и членов Совета Лоялистов: Бейл Органа (Альдераан), Падме Амидала (Набу – *красная метка: в настоящее время находится под сильным влиянием Палпатина, рассматривать как объект потенциального воздействия, но с крайней осторожностью*), Фанг Зар (Соллуст), Кин Робб (Кореллия), Тер Танэль (Родия)... Мое расписание встреч, слушаний и приемов на следующие 72 стандартных часа. Отменить все несущественные мероприятия. Заблокировать время для конфиденциальных консультаций».

Над столом мгновенно замерцал плотный, почти непроницаемый лес голографических окон: диаграммы связей, текстовые сводки разведки, финансовые отчеты, лица сенаторов с краткими досье, карты секторов с движущимися значками кораблей, расписания. Информационная буря, способная сломить неподготовленного человека. Но Нэнси Пелоси, чей разум теперь обитал в теле и опыте Мон Мотмы, смотрела на этот хаос не с растерянностью, а с холодной, хищной концентрацией опытного полководца или матерого политического бойца, изучающего карту местности перед генеральным сражением. Это был ее новый фронт. Ее главная и единственная кампания. Кампания за спасение галактики.

Машинально, движимая привычкой Мотмы, она потянулась к изящному, антикварного вида сервизу из тончайшего чандирланского фарфора с голубой глазурью, стоявшему на краю стола. Налила в небольшую чашку ароматный, золотистый травяной чай – местный аналог успокаивающего напитка, который Мотма предпочитала в моменты концентрации. Сделала глоток. Теплый, терпкий, с нотками горных трав и чего-то неуловимо цветочного. Не крепкий калифорнийский эспрессо, к которому она привыкла за долгие ночи работы над законопроектами, но сойдет. Он помогал сосредоточиться.

«Ладно, сенатор Палпатин, – прошептала она, ее взгляд, острый и неотрывный, прикован к его голопортрету, всплывшему в одном из окон – портрету мудрого, доброжелательного, слегка усталого слуги народа с аграрного мира. – Вы годами плели свою паутину в тени, двигая марионетками. Теперь на доске появилась новая фигура. И она знает всю вашу партию наперед, до последнего хода. Давайте посмотрим, как вы играете, когда правила знает только один из нас. И когда этот один готов играть не по-джентльменски».

Она отставила чашку. Десять лет. Это был срок. Не срок отсрочки, а срок, данный для сражения. Срок, который она должна была выиграть любой ценой. Не ради себя. Ради этой галактики, которую любила Мон Мотма всем сердцем. Ради идеалов свободы, демократии и верховенства закона, за которые боролась Нэнси Пелоси всю свою земную жизнь. Ради памяти о двух мирах, которые она потеряла и которые теперь, парадоксальным образом, должна была спасти одним ударом, остановив одного человека. Она выделила голозапись последней речи Палпатина на пленарном заседании Сената, посвященной «необходимости диалога и умеренности перед лицом нарастающих напряжений». Увеличила громкость. Его голос, спокойный, убедительный, полный показной заботы, заполнил кабинет. Она откинулась в кресло, сцепила пальцы и погрузилась в работу, отсекая последние остатки шока и неуверенности. Начиналась война. Не война армий и звездолетов – она придет позже, если она проиграет. Начиналась война тихих шагов по мраморным коридорам власти, война шепота в кулуарах, война скрытых союзов, война компромата и мастерски проведенных голосований. Война за саму душу Республики. И Мон Мотма, вооруженная знанием и волей Нэнси Пелоси, была готова дать первый бой.

Дорогие читатели Будьте судьи Скажите нужно продолжать писать этот произведение